|
Этот текст содержит ненормативную лексику.
Содержание этой страницы или секции некоторым читателям может показаться непристойным или оскорбительным.
|
РОДНЯ
У немца русская жена
Связалась с подмастерьем,
Раз целовалась с ним она,
А немец с недоверьем
Увидел то и говорит:
– Проклятая то штука!
Вы, значит, мать вашу ебит,
Вы, значит, жонка – сука! –
Она ж, смеясь, на то ему:
– Ведь это брат мой, дурень!
Дивиться нечего тому,
Тебе, выходит, шурин! –
И немец удовлетворён
Был жениным ответом,
Теперь спокойней мыслит он
Об случае, об этом.
Однажды немец уезжал
А утром возвратился,
Он на кровати их застал,
На них смотря – дивился.
Ночной работой утомясь,
Любовники лежали:
Она – по горло заголяясь,
Он – без порток, и спали.
Недавно вынутый, лежал
Елдак у ней на ляжке,
И на заре поколыхал
Уже подол рубашки.
Казалось, тут была ебня,
Как не перепихнуться?
Но немец думает: «Родня;
И близко – не ебутся».
~ 1850-е годы,
С-Петербург, Нижний
|
|
Примечания
Особенно симптоматичной в стихотворении «Родня» выглядит жёсткая самоирония (циническая издёвка), столь характерная для творчества и характера Петра Шумахера. Сам родом из обрусевших немцев (полунемец-полуполяк), он хлёстко и остроумно издевается над трафаретными чертами немецкого национального характера. При этом он сам был словно иллюстрацией (или, точнее говоря, опровержением) расхожей поговорки: «Что русскому хорошо, то немцу — смерть». Одна женщина, достаточно близко знавшая Шумахера ещё со времён жизни в Иркутске, оставила о нём (полунемце-полуполяке!) крайне выразительные воспоминания:
«...Водку он пил не иначе, как большими чайными стаканами. Со своими друзьями, фотографом Брюэн-де-Сент-Ипполитом и доктором Персиным, за один присест обыкновенно выпивали четверть ведра. Несмотря на невероятное количество выпиваемых им спиртных напитков, я пьяным его не видела никогда. Это была сильная и закалённая натура. Выходя на улицу, он никогда не надевал ни шубы, ни пальто и в самые сильные морозы щеголял в одном сюртуке. Домашний костюм его был – длинная женская рубашка, и больше ничего. <…> Несмотря на то, что он воспитывался у ксёндзов, он был полнейший атеист. Литературу и иностранные языки он знал великолепно. Для общества это был незаменимый человек. Он очень любил рассказывать. Когда он начинал говорить, пересыпая речь остротами и шутками, все тут же умолкали. <…> К сожалению, он был большой циник и, не стесняясь присутствием женщин, говорил непозволительные вещи. Утверждая, что необходимо серьёзное мешать с весёлым, он постоянно выкидывал разные дурачества. <…> Вообще он всегда говорил так, что трудно было уловить, правду ли он говорит или врёт.
А врать он любил вообще».
[1]
Сборник «Между друзьями» почти четверть века ходил в списках, постоянно меняя (и добавляя) свой состав в зависимости от переписчика. Затем в 1883 году был фиксирован и опубликован лейпцигским издателем Л.В.Каспаровичем в веймарской типографии Г.Ушмана.[2] Некоторые исследователи приписывают авторство всех 80 стихотворений этого сборника – только Петру Шумахеру.[3] Однако текстологический анализ позволяет достаточно чётко разделить эти стихотворения на несколько стилистических групп, одна из которых и в самом деле близка (или даже тождественна) творчеству Шумахера. В частности, к этой группе можно отнести стихотворения «Элегия», «Патриот», «Четыре времени года», «Домик в уездном городе Н.», «Родня», «В гостиной» и ещё как минимум с полтора десятка им подобных, шумахерское авторство которых можно утверждать вполне достоверно.[4] Кроме того, как практически прямое указание на шумахерское авторство практически всех «пердёжных стихов», находящихся внутри сборника «Между друзей» можно расценить отдельную строку из стихотворения «Пердёж», в которой напрямую упомянут «сборник мой «Кислобздей», (а рукописная тетрадь именно с таким названием была именно у Шумахера, который читал по ней свои стихи вслух при всяком удобном и неудобном случае). Известный московский актёр Н.С.Стромилов в своём письме так сообщал о приезде Шумахера в Москву в середине 1860-х годов: «...Шумахер всё тот же, выпил в Сокольниках два штофа водки и снова читал нам свои кислобздёшные оды».[4]
- ↑ под ред. А.Ранчина и Н.Сапова. «Стихи не для дам». Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века. — М.: «Ладомир», 1994. — С. 144—148.
- ↑ Леонид Бессмертных. Нецензурные сюжеты (об изданиях «Русских заветных сказок» Афанасьева). — М.-Л.: Эрос №1, 1991. — С. 23—24.
- ↑ А.Н.Афанасьев (с предисловием Леонида Бессмертных). Об изданиях «Русских заветных сказок» Афанасьева (история, гипотезы, открытия). — М.-Париж: МИРТ. «Русь», 1992. — С. XXXIX.
- ↑ а б под ред. А.Ранчина и Н.Сапова. Русская нецензурная поэзия второй половины XIX века. — М.: «Ладомир», 1994. — С. 148—153.
Ссылки
