Юридическія книжки, Францъ, оставь ты, ради Бога,
Пусть онѣ подъ слоемъ пыли отдохнутъ хотя немного;
Не разсматривай картину человѣческихъ страданій,
Заблужденій и пороковъ и безумныхъ злодѣяній, —
Это зрѣлище печально: сердцемъ вынесемъ немного
Изъ него мы, хоть разсудкомъ будемъ взвѣшивать все строго.
Осуждать легко, хоть каждый не избѣгнетъ укоризны;
Часто самъ законодатель оскорблялъ законъ отчизны.
Локридянинъ, нарушая всѣ свои постановленья,
За вину дѣтей отцовъ ихъ ослѣплялъ безъ сожалѣнья:
Даже тотъ, кто далъ законы, всѣмъ извѣстные на свѣтѣ
На двѣнадцати каменьяхъ, — нарушалъ законы эти.
Но зачѣмъ искать примѣровъ въ прошломъ каждаго народа?
Правду словъ моихъ, конечно, подтвердитъ сама природа.
Въ городахъ законы пишутъ, а въ деревнѣ чище нравы
И законности охотнѣй соблюдаются уставы,
Такъ не лучше-ли въ деревню намъ скорѣе удалиться?
Тотъ далекъ отъ преступленья, кто умѣетъ веселиться.
Если-жь вешнее ненастье удовольствіе отравитъ,
Если-жь сырость или холодъ дома насъ сидѣть заставитъ,
Что мѣшаетъ намъ развлечься мирно дома той порою
И заняться на досугѣ занимательной игрою?
Не такой игрой, конечно, за которой мы скучаемъ,
И, не давъ разсудку пищи, только тѣло утомляемъ.
Лишь одни пустые люди съ нескрываемымъ азартомъ
За столомъ играютъ въ кости или страсть имѣютъ къ картамъ;
Цѣль игры подобной — деньги, жажда выигрыша; — смѣло
Игроки къ добычѣ рвутся и судьба рѣшаетъ дѣло.
Для людей серьезныхъ, умныхъ, для людей съ соображеньемъ,
Только шашки служатъ нынче благодарнымъ развлеченьемъ.
Та игра — игра востока; полюбивъ ее, садился
И военному искусству молодой султанъ учился,
Костяныя шашки, словно войско, битвой упражняя,
То ихъ двигая въ атаку, то лукаво отступая,
И испытывая силы непріятельскаго стана,
И наукой — жить на свѣтѣ — были шашки для султана…
Не султаны, не герои, — ужь пора теперь другая: —
Люди кроткіе играютъ нынче въ шашки, избѣгая
Всякихъ шумныхъ развлеченій, игръ, которыхъ имъ не нужно,
И не вѣдая корысти, день кончаютъ мирно, дружно.
Въ ту игру непосвященный — прочь! Онъ долженъ удалиться.
Для такого ратоборства первый встрѣчный не годится.
Чтобъ играть въ игру такую, нужно близко знать другъ-друга,
Совершенно быть подъ пару, какъ любовникъ и подруга.
Францъ! Съ душею очень нѣжной, хоть сухимъ всегда казался,
Ты надъ шашками смѣешься и ни разу не влюблялся,
Такъ позволь-же познакомить мнѣ тебя съ игрою этой,
А влюбиться ты успѣешь, взглядомъ пламеннымъ согрѣтый.
Въ платье польское такъ ловко переряженный, о Видо,
Для чего съ твоею кистью я не справлюсь? Вотъ обида!
Сдѣлай такъ, чтобъ я, твой блѣдный копіистъ по подражанью,
Красоту и блескъ придать могъ своему живописанью.
Пусть такъ шашки воспою я и талантливо прославлю,
Что ихъ чтить на бѣломъ свѣтѣ повсемѣстно я заставлю,
А меня пусть тотъ читаетъ терпѣливо и безъ скуки,
Для кого рѣшился храбро я теперь перо взять въ руки.
Знай-же, Францъ, игра такая цѣлый бой изображаетъ,
А для битвы нужно мѣсто, что конечно каждый знаетъ;
Почему для боя площадь отведемъ, на ней устроивъ
Семь дорогъ пересѣченныхъ, какъ арену для героевъ,
Раздѣливши на квадраты двухъ цвѣтовъ всю площадь, чтобы
Войско заняло ту площадь и вступить въ борьбу могло бы.
А когда все поле битвы мы очертимъ безупречно,
Намъ о рыцаряхъ придется позаботиться конечно;
По двѣнадцати на каждой сторонѣ, они дерутся.
Такъ какъ рыцари всѣ пѣши, то пусть пѣшками зовутся,
И чтобъ намъ не ошибаться при движеньи ихъ проворномъ,
У однихъ мундиры бѣлы, а другіе въ платьѣ черномъ.
Но хотя они враждуютъ и на нихъ различно платье,
Но стоятъ на черномъ фонѣ тѣ и эти, безъ изъятья.
Хочетъ полкъ съ полкомъ сразиться, храбрость, силу обнаружить,
Рвется взять побольше плѣнныхъ иль враговъ обезоружить,
Шагъ за шагомъ подвигаясь, каждый зорко наблюдаетъ
За противникомъ, движенья всѣ его соображаетъ
И едва замѣтитъ только, что шагнулъ неосторожно
Изъ шеренги рыцарь смѣлый, словно коршунъ, если можно
И порожнее есть мѣсто, онъ шагаетъ дерзновенно
И противника-безумца поразить спѣшитъ мгновенно. —
Ждетъ погромъ или побѣда — невозможно отступленье,
Отступать на полѣ битвы — нѣтъ ужаснѣй преступленья!
Каждый долженъ безпощадно биться такъ или иначе
И въ чужой ворваться лагерь: вотъ игры такой задача. —
Кто въ сраженьи отличился и позицію взялъ силой,
На того вѣнокъ лавровый возлагаютъ руки милой.
И какъ странствующій рыцарь, приготавливаясь къ бою,
На коня сѣвъ, даже даму можетъ онъ везти съ собою;
И пѣшкомъ ходивши прежде, онъ теперь имѣетъ право
Гарцовать верхомъ повсюду и налѣво, и направо.
Если-жь всаднику дорогой попадется врагъ, — понятно
Онъ, убивъ его, ускачетъ на конѣ своемъ обратно;
Такъ трусливый Карлъ поспѣшно удиралъ, поднявшись съ трона
Предъ нашествіемъ возставшихъ и предъ войскомъ Альбіона;
Но когда узналъ, что Жанна д’Аркъ его охраной стала,
То разбилъ онъ и Британцевъ, и бунтующаго Галла.
Защищайся, ставь преграды, въ битвѣ стойкій и упрямый,
Чтобъ противникъ не былъ въ силахъ овладѣть твоею дамой.
Если самъ не пожелаешь дамы брать въ враждебномъ станѣ
И враговъ своихъ осилишь, то скажу тебѣ заранѣ.
Что противниковъ разбитыхъ срамъ великій ожидаетъ,
И по правиламъ игры той, пасть кота имъ угрожаетъ.
На свои надѣясь силы, часто вождь въ пылу сраженья
Не заботится о дамѣ и не чуетъ пораженья;
Между тѣмъ его противникъ при пособьи дамы часто
Съ нимъ справляется, наноситъ роковой ударъ — и баста!
Врагъ шатается, роняетъ мечъ изъ рукъ и только стонетъ,
И о немъ его подруга ни слезинки не уронитъ,
Такъ, мечтая о побѣдѣ, умираетъ онъ, плохую
Выбравъ долю, потому что погибаетъ на-сухую.
Потому, ты добивайся дамы хитростью иль силой:
Веселѣй вдвоемъ побѣда, да и смерть пріятнѣй съ милой;
Даже въ битвѣ пораженье такъ тебя не озадачитъ,
Если милая подруга горько смерть твою оплачетъ.
Таковы войны законы, здѣсь изложенные кратко.
У народовъ разныхъ, впрочемъ, свой законъ, своя повадка.
Такъ сарматъ неустрашимый, въ храбрость собственную вѣря:
«Разобью, но не измѣной!» — говоритъ «не лицемѣря».
Потому грудь-съ-грудью бьется, но не бьетъ бѣгущихъ въ спину,
Хоть-бы врагъ былъ подъ рукою, пораженный въ половину. —
Дама тоже, какъ и рыцарь, безъ скачковъ, но шагъ за шагомъ
Подвигается, сражаясь, но, какъ бы особымъ благомъ
Женскимъ, пользуется правомъ съ поля битвы удалиться
Безъ стыда — такого шага дамѣ нечего стыдиться. —
На мечи и пушки смѣло всѣ испанцы налетаютъ,
Атакуютъ прямо съ фронта и вкругъ зорко наблюдаютъ,
Иногда они подкрасться любятъ, спрятавшись въ засадѣ,
И измѣннически могутъ поразить нежданно сзади.
Въ этихъ случаяхъ единымъ взмахомъ остраго булата
Пятерыхъ враговъ лишаютъ разомъ жизни — и тогда-то,
У противниковъ убитыхъ отобравши ихъ доспѣхи,
Отправляются въ свой лагерь безъ боязни и помѣхи. —
Для кастильскихъ дамъ законовъ нѣтъ особыхъ и обычно
Дозволяется въ часъ битвы всѣмъ имъ дѣйствовать различно.
Тѣ, которыя добычи всюду ищутъ и къ ней рвутся,
Иногда, чтобъ грабить мертвыхъ, возлѣ труповъ остаются;
Но когда онѣ такъ грабятъ, въ мародерствѣ этомъ ловки,
Пѣшка выскочитъ и разомъ срѣжетъ голову воровкѣ.
Если-жь дамы мертвыхъ бросивъ, удаляются отъ строя
Непріятелей, ловушку для довѣрчивыхъ устроя,
То сражаясь въ одиночку, мертвецами устилаютъ
Роковой свой путь и въ битвѣ просто удержу не знаютъ.
Галлъ, сражаясь очень храбро, подвигается какъ лава,
Бьетъ и спереди, и сзади, бьетъ налѣво и направо,
Пѣшкамъ, дамамъ никакого не даетъ почти значенья;
Но его любая пуля достигаетъ назначенья,
Даже и при разстояньи для другихъ стрѣлковъ далекомъ,
И врывается онъ въ лагерь непріятельскій наскокомъ.
Вотъ всѣ игры, — можешь войско выбирать себѣ любое,
Если твой партнеръ согласенъ на извѣстный выборъ боя.
Польскій бой обыкновенно по душѣ солиднымъ людямъ;
По игрѣ объ ихъ искусствѣ и терпѣніи мы судимъ.
При концѣ игры выходятъ дамки въ поле скопомъ цѣлымъ,
И преслѣдованіе дамокъ признаютъ не легкимъ дѣломъ.
Потому игра испанцевъ игрокамъ нетерпѣливымъ
Больше нравится: окончить можно партію всю живо.
Кто къ увертливости склоненъ — держитъ ушки на макушкѣ,
Тотъ партнеру подставляетъ остроумныя ловушки.
Галлъ игру кончаетъ скоро, далеко при томъ шагаетъ
И игрокъ горячій способъ этотъ всѣмъ предпочитаетъ.
Ты знакомъ теперь съ ходами шашекъ, милый Францъ, но дѣло
Тутъ не въ войскѣ только: нужно — имъ командовать умѣло.
Развѣ гетманомъ зовется тотъ, кто колетъ лишь да рубитъ?
Нѣтъ, умѣй построить войско, иль оно тебя погубитъ,
Ознакомься съ полемъ битвы, — выборъ мѣста очень важенъ, —
И мои совѣты помня, будь — гдѣ ловокъ, гдѣ отваженъ.
Замѣчай: въ углу направо у тебя двойная клѣтка.
Это — мельница: спасенье можешь въ ней найти не рѣдко
Въ ней вполнѣ ты безопасенъ; несмотря на нападенья,
Перебьешь враговъ ты много, даже сдѣлавъ отступленье.
Въ польской партіи, владѣя этой мельницей, въ засадѣ
Вмѣстѣ съ дамками спокойно защищайся при осадѣ;
Если-жь въ полѣ есть испанка, — ставши въ мельницу поспѣшно
Ты сражаться съ этой дамкой можешь смѣло и успѣшно.
Слѣва тоже есть двойная клѣтка, — бочкою зовется;
Этой бочки бойся; — плохо отъ нея тебѣ придется,
Если тамъ засѣла дамка, наблюдая за тобою,
Ты тогда не жди пощады, и не рвись напрасно къ бою.
Съ двухъ позицій этихъ, сзади или спереди лежащихъ,
Можно бить враговъ, по крайней мѣрѣ, близко къ нимъ стоящихъ.
Такъ какъ съ ними пограничны уголки, то постоянно
Начинается въ нихъ битва, разгораясь неустанно.
Тутъ игрокъ безсильный, или осторожный виденъ сразу,
И тутъ есть о чемъ подумать храбрецу или пролазу.
Потому позицій этихъ ты держись для обороны,
Какъ предписываютъ строго игрокамъ игры законы.
Въ середину поля лѣзетъ лишь плохой игрокъ: онъ можетъ
Побѣдить, но еще чаще въ битвѣ голову положитъ.
Если-жь врагъ неосторожный зазѣвается, то вѣрно
Пѣшекъ многихъ онъ лишается и ему придется скверно,
А когда онъ укрѣпится въ уголкахъ — пиши пропало,
И оставшись на срединѣ жди погрома и скандала.
Но о правилахъ подробно для чего распространяться?
Не они ведутъ къ побѣдѣ, а вожди. Сбираясь драться,
Лишь они даютъ характеръ всей игрѣ и безъ умѣнья
Та игра не представляетъ никакого развлеченья.
Тотъ игрокъ насъ не заманитъ, не собьетъ съ пути-дороги,
Что плетется еле-еле, словно Фабій въ длинной тогѣ.
Онъ боится дать сраженье и назадъ не отступаетъ,
Отдавая приказанья ихъ тотчасъ же отмѣняетъ,
Шагъ впередъ рѣшится сдѣлать и опять шагнетъ обратно,
Что-то все соображаетъ, что-то шепчетъ все невнятно
И, въ концѣ концовъ, разбитый, рать свою всю уничтожа,
Самъ скучаетъ, на партнера нагоняя скуку тоже;
Какъ дитя смѣшонъ не меньше тотъ, кто безъ соображенья,
Безъ оглядки, и безъ цѣли лѣзетъ въ самый жаръ сраженья;
Бьютъ его при нападеньи, бьютъ когда онъ удираетъ
И, противника не тѣша, наконецъ онъ погибаетъ. —
Нѣтъ, игрокъ тотъ настоящій — и, повѣрь мнѣ, это вѣрно,
У кого, съ рассудкомъ вмѣстѣ, въ дѣлѣ храбрость равномѣрна.
Кто, привычный къ ратоборству, въ бой вступаетъ безъ смущенья
Кто, обдумавъ шагъ, приводитъ планъ свой быстро въ исполненье.
Игроки такія гдѣ же? Но я слышу голосъ словно:
(Мнѣ друзья мои повѣрятъ, — говорю не голословно)
Если дружескимъ совѣтамъ Францъ послѣдуетъ, то будетъ
Игрокомъ такимъ навѣрно, и страсть къ шашкамъ не осудитъ.
Отчего-жь не приглашаю я его къ столу? скорѣе
И нагляднѣй пріучилъ-бы Франца милаго къ игрѣ я.
Оказать ему такую невеликую услугу
Можетъ каждый, почему-же услужить нельзя мнѣ другу?
Для меня когда-то шашки были лучшимъ развлеченьемъ,
Почему-жь въ нихъ не играю нынче съ прежнимъ наслажденьемъ?
Ты, которой не извѣстно, что въ душѣ моей творится,
Ты, чье имя я не въ силахъ прошептать, чтобъ не смутиться,
Съ той поры какъ миръ душевный проигралъ тебѣ я въ шашки,
Охладѣлъ я къ нимъ. Играя, не дала ты мнѣ поблажки,
И никто тому, конечно, при игрѣ не удивлялся:
Ты за шашками слѣдила, я-жь тобою любовался.
Отъ лица мнѣ дорогаго отвести не могъ я взора,
Словно чуя, что я долженъ буду съ нимъ проститься скоро,
Раздражаемый наплывомъ разныхъ чувствъ, въ молчаньи строгомъ
И съ пылавшими глазами, говорящими о многомъ.
Но своей безумной страсти, при страданіи глубокомъ,
Затаивши вздохъ, не выдалъ я ни словомъ, ни намекомъ:
Знатный родъ твой сталъ межъ мною и тобой, и, полный муки
Безнадежно могъ я только изнывать, ломая руки.
Покоряюсь волѣ рока, вслухъ не жалуюсь напрасно.
Но забыть — людская память не покорна, самовластна —
Я забыть не въ состояньи той игры, когда въ ловушку
Ты моихъ поймала пѣшекъ, поваливъ ихъ другъ на дружку.
Съ этихъ поръ стоятъ всѣ шашки на моемъ столѣ безъ дѣла;
Ихъ рука моя коснуться только разъ одинъ посмѣла,
Только разъ одинъ нарушилъ долгій трауръ, но такого
Преступленія отнынѣ не рѣшусь я сдѣлать снова,
Потому что предо мною ты явилась, какъ видѣнье,
И до шашекъ не касаться отдала мнѣ повелѣнье.
Я не знаю, Францъ, на сколько ты мнѣ вѣрить пожелаешь,
Божество ли это было или чувствъ обманъ, — какъ знаешь
Такъ и думай, я пускаться въ разъясненія не буду,
Но то чудное видѣнье никогда не позабуду.
Помнишь, какъ страдалъ я сильно въ мукахъ страсти безнадежной
И, лишенный утѣшенья дружбы искренней и нѣжной,
Въ-заперти, въ пустынной кельѣ проводилъ и дни, и ночи;
И безъ сна, вплоть до денницы, у меня горѣли очи.
Разъ, когда ночная лампа, чуть мерцая гаснуть стала,
Вдругъ разсѣялась тьма ночи и ея какъ не бывало!
Я глазамъ своимъ не вѣрилъ, голова моя кружилась
И чудесное видѣнье предо мной тогда явилось:
То была она, съ большими, неподвижными очами,
Кудри падали на плечи серебристыми лучами,
Платьемъ облако служило ей, когда она слетѣла
И букетомъ розъ румяныхъ на ея груди алѣло,
Какъ теперь тебя я вижу, такъ ее я видѣлъ ясно.
И она была, какъ прежде, несравненна и прекрасна!
Только вкругъ чела имѣла еще большее сіянье
И божественнѣе было это чудное созданье.
А потомъ тотъ призракъ милый тихо къ столику спустился.
Мы смотрѣли другъ на друга; я — весь въ зрѣнье обратился.
Утра ранняго блѣднѣе близь меня она стояла,
Лишь одна доска для шашекъ насъ въ то время раздѣляла.
Съ этихъ поръ довольно часто это милое видѣнье
Я встрѣчаю, какъ отраду моего уединенья,
Призракъ къ шашкамъ подлетаетъ, ихъ какъ-будто охраняя,
Но не хочетъ, чтобъ игралъ я, ихъ порядокъ измѣняя.
Понялъ я ея желанье: шашки я не безпокою,
И считаю святотатствомъ тронуть ихъ моей рукою.
Потому-то охладѣлъ я къ той игрѣ. Ее полюбишь
Ты, быть можетъ, Францъ, коль строго исполнять совѣтъ мой будешь:
Побѣждая ближнихъ, лавровъ тріумфальныхъ добивайся,
Только жительницы неба побѣдить ты не старайся.
Тотъ, кто Пиѳіи, припомни, нанести ударъ рѣшится,
Какъ Ѳиванецъ, среди войска права дѣйствовать лишится.
Такъ и я умѣлъ утѣшить друга грустнаго когда-то,
А теперь надоѣдаю всѣмъ… Нѣтъ прошлому возврата.
