[431]
Что же сказала вся семья? А вотъ, послушайте сначала, что сказала Маня!
Былъ день рожденія Мани, чудеснѣйшій день въ году, по ея мнѣнію. Къ ней собрались поиграть всѣ ея маленькіе друзья и подруги; одѣта она была въ лучшее свое платьице, которое подарила ей бабушка. Теперь бабушка была уже у Боженьки, но она сама скроила и сшила это платьице, прежде, чѣмъ улетѣла на ясное небо. Столъ въ Маниной комнаткѣ былъ весь заваленъ подарками. Тутъ была и чудеснѣйшая маленькая кухня со всѣми кухонными принадлежностями, и кукла, которая умѣла закрывать глаза и кричать „ай“, если ей давили животикъ, и книжка съ чудными картинками и сказками для чтенія—
[432]разумѣется, для тѣхъ, кто уже умѣлъ читать! Но лучше всѣхъ сказокъ была возможность пережить еще много-много такихъ дней рожденія.
— То-то хорошо жить на свѣтѣ!—сказала Маня, и крестный подтвердилъ, что жизнь—чудеснѣйшая изъ сказокъ.
Въ сосѣдней комнатѣ расхаживали двое братишекъ Мани, славные мальчики, одинъ девяти, другой одиннадцати лѣтъ. Они тоже были довольны жизнью, находили, что жить на свѣтѣ чудесно, но жить на ихъ ладъ, быть не такими малютками, какъ Маня, а заправскими школьниками, получать хорошія отмѣтки, всласть драться съ товарищами, кататься на конькахъ зимою и на велосипедѣ лѣтомъ, читать рыцарскіе романы съ описаніями замковъ, рыцарей, темницъ, да слушать объ открытіяхъ во внутренней Африкѣ. Одного изъ мальчиковъ, впрочемъ, сокрушала забота, что къ тому времени, какъ онъ успѣетъ вырости, все уже будетъ открыто; но въ такомъ случаѣ онъ рѣшилъ просто-напросто пуститься по свѣту искать самыхъ что ни на есть сказочныхъ приключеній. Недаромъ же крестный говорилъ, что жизнь—чудеснѣйшая изъ сказокъ!
Такъ вотъ какой разговоръ шелъ въ дѣтской. Въ слѣдующемъ же этажѣ, повыше, проживала другая вѣтвь той же семьи. Здѣсь тоже были дѣти, но эти-то давно стоптали свои дѣтскіе башмаки: одному сыну было семнадцать, другому двадцать, а третій такъ и вовсе былъ старикомъ, по словамъ Мани; ему исполнилось цѣлыхъ двадцать пять, и онъ уже былъ женихомъ. Всѣмъ сыновьямъ удалось хорошо пристроиться, родители у нихъ были добрые, одѣвались они хорошо, были одарены прекрасными способностями и знали, чего хотѣли: „Впередъ! Долой всѣ старые заборы, чтобы видно было на всѣ стороны, чтобы можно было осмотрѣться на бѣломъ свѣтѣ, чудеснѣйшемъ, какой только намъ извѣстенъ! Крестный правъ: „жизнь—чудеснѣйшая изъ сказокъ!“
Отецъ съ матерью, оба люди пожилые,—разумѣется, они должны были быть постарше своихъ дѣтей—говорили съ улыбкой на устахъ, въ глазахъ и въ сердцѣ:
— Какъ они еще юны! Не все-то на свѣтѣ таково, какъ они себѣ воображаютъ, но ничего, жить все-таки можно! Жизнь—въ самомъ дѣлѣ, удивительная, чудесная сказка!
Надъ ними, поближе къ небу, какъ говорится о жилыхъ помѣщеніяхъ подъ самою крышей, проживалъ крестный. Старъ
[433]онъ уже былъ, но въ то же время такъ еще молодъ душою, такъ веселъ! Онъ всегда готовъ былъ разсказывать исторіи—длинныя, интересныя, и не мудрено, что у него ихъ былъ большой запасъ,—онъ-таки погулялъ по бѣлу-свѣту! Въ его комнаткѣ были собраны рѣдкости изо всѣхъ странъ міра, стѣны были увѣшаны картинами, въ окнахъ вставлены разноцвѣтныя желтыя и красныя стекла. Поглядишь черезъ нихъ, и кажется, будто все залито солнцемъ, какая бы ни стояла на дворѣ сырая, пасмурная погода. Въ большомъ стекляномъ ящикѣ росли зеленыя растенія, а внутри его помѣщался сосудъ, въ которомъ плавали золотыя рыбки. Онѣ глядѣли на васъ, точно знали много-много такого, чего не хотѣли сообщать. Въ комнаткѣ разливалось благоуханіе цвѣтовъ даже зимою, когда въ каминѣ ярко пылалъ огонь. Славно было сидѣть тутъ, глядѣть на огонь, да прислушиваться къ трескотнѣ и шипѣнью въ каминѣ!
— Огонь разсказываетъ мнѣ о быломъ!—говорилъ крестный, а Манѣ казалось даже, что огонь рисуетъ ей картинки!
Въ большомъ шкафу, рядомъ съ каминомъ, хранились книги. Одну изъ нихъ крестный читалъ и перечитывалъ особенно часто, называя ее „книгой книгъ“; это была Библія. Въ ней отражался въ яркихъ образахъ весь міръ земной, исторія всего человѣчества, разсказывалось о сотвореніи міра, о грѣхопаденіи людей, о царяхъ, и о „царѣ царей“.
— Въ этой книгѣ говорится обо всемъ, что было и что будетъ!—говорилъ крестный.—Вотъ какъ много содержитъ въ себѣ она одна! Подумай! А все, о чемъ только можетъ просить человѣкъ, вложено въ одну краткую молитву „Отче Нашъ!“ Она—капля Божественнаго милосердія, жемчужина утѣшенія, ниспосланная намъ Богомъ. Она кладется, какъ лучшій даръ, въ колыбельку ребенка, къ его сердцу. Дитя, храни ее, какъ зеницу ока! Не теряй ея никогда, даже когда выростешь, и ты не заблудишься на спутанныхъ тропинкахъ жизни! Она будетъ свѣтить извнутри тебя, и ты не погибнешь!
И при этихъ словахъ глаза крестнаго сіяли радостью. Они плакали всего разъ, въ молодые годы, но „и это было хорошо!“—говорилъ онъ.—То было время испытанія, весь міръ Божій казался мнѣ пасмурнымъ! Теперь же опять вокругъ меня и во мнѣ самомъ ярко свѣтитъ солнышко. Да, чѣмъ старше становишься, тѣмъ яснѣе видишь, что всюду и по теченію, и противъ
[434]теченія ведетъ насъ самъ Господь, и что жизнь—чудеснѣйшая изъ сказокъ! Такою могъ сдѣлать ее для насъ лишь Онъ одинъ! Онъ же продолжитъ ее для насъ и въ вѣчности!
— То-то хорошо жить на свѣтѣ!—сказала Маня. То же сказали и маленькіе мальчики, и молодые люди, и мать, и отецъ—вся семья. Но прежде всѣхъ сказалъ это крестный, а онъ-то больше всѣхъ былъ умудренъ и опытомъ, и годами! Онъ зналъ всевозможныя исторіи и сказки и все-таки сказалъ, и сказалъ отъ глубины сердца, что „жизнь—чудеснѣйшая изъ сказокъ!“
