Цимбелин (Шекспир; Соколовский)/ДО

Цимбелин
авторъ Вильям Шекспир, пер. А. Л.Соколовский

Оригинал: англійскій, опубл.: 1609. — Перевод опубл.: 1894. Источникъ: az.lib.ru

СОЧИНЕНІЯ ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ А. Л. СОКОЛОВСКАГО. Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей «Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ» и съ приложеніемъ историко-критическихъ этюдовъ о каждой пьесѣ и около 3.000 объяснительныхъ примѣчаній. ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ. ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ, пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ. ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ. Томъ VI. С.-ПЕТЕРБУРГЪ ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ.

ЦИМБЕЛИНЪ.

Драма «Цимбелинъ» ни разу не была издана при жизни Шекспира и напечатана лишь въ первомъ полномъ собраніи его сочиненій въ 1623 году подъ краткимъ заглавіемъ: — «The tragedie of Cymbeline». Время, когда пьеса написана, осталось въ точности неизвѣстно; но общій духъ всего произведенія, необыкновенная широта замысла и зрѣлая законченность въ изображеніи характеровъ невольно приводили критиковъ къ мнѣнію, что Цимбелинъ былъ однимъ изъ послѣднихъ Шекспировыхъ созданій и написанъ, можетъ-быть, даже въ 1614 или 1615 годахъ, т.-е. незадолго до смерти поэта. Мнѣніе это оказалось несовсѣмъ справедливымъ. Въ найденномъ Пэнъ Колльеромъ дневникѣ Фермана, относящемся къ 1610 году, помѣщенъ полный разборъ Цимбелина, и, слѣдовательно, пьеса не могла быть написана позднѣе этого времени. Тѣмъ не менѣе открытіе это не опровергаетъ мнѣнія, что Цимбелинъ если и не былъ послѣднимъ произведеніемъ Шекспира, то все-таки написанъ въ зрѣлые годы поэта и уже послѣ его другихъ величайшихъ произведеній. Были попытки отнести созданіе драмы къ еще болѣе раннему времени, но онѣ совершенно бездоказательны. Такъ, Мэлоне, отличающійся вообще слишкомъ смѣлыми заключеніями для опредѣленія хронологіи Шекспировыхъ произведеній, утверждалъ, что Цимбелинъ написанъ въ 1605 г.; но на чемъ же основывалъ онъ это предположеніе? На томъ, что въ хроникѣ Голлиншеда, изъ которой Шекспиръ заимствовалъ историческую канву драмы, сказаніе о Цимбелинѣ помѣщено между исторіями Лира и Макбета; а такъ какъ обѣ эти трагедіи написаны въ періодъ времени отъ 1603 до 1607 года, то Мэлоне полагалъ, что Шекспиръ написалъ Цимбелина между этими двумя произведеніями, а именно въ 1605 году. Нечего говорить, до чего такое мнѣніе бездоказательно и фантастично. Другихъ, болѣе точныхъ указаній, когда была написана драма, мы не имѣемъ никакихъ.

Содержаніе драмы необыкновенно широко и заимствовано Шекспиромъ изъ нѣсколькихъ источниковъ. Основаніемъ для собственно исторической канвы пьесы послужила лѣтопись Голлиншеда. Голлиншедъ относитъ царствованіе Цимбелина къ эпохѣ Августа и говоритъ, что онъ вступилъ на престолъ послѣ отца своего Тенанція, бывшаго данникомъ римлянъ. Дань эта сначала выплачивалась исправно, но затѣмъ мало-по-малу была прекращена, на что Августъ, занятый въ то время другими, болѣе важными, дѣлами, не обратилъ серьезнаго вниманія; когда же эти затрудненія миновали, римское войско приготовь лось высадиться въ Британіи съ цѣлью смирить неисправныхъ плательщиковъ. Похода этотъ замедлился возстаніемъ паннонцевъ и далматовъ, вслѣдствіе чего назначенныя для дѣйствія противъ британцевъ римскія войска были задержаны въ Галліи. Между тѣмъ британцы вступили съ Августомъ въ переговоры, которые однако не привели дѣла къ желанному разрѣшенію, и потому въ слѣдующемъ году римское войско вновь приготовилось къ британскому походу. Эта вторая попытка не удалась точно такъ же по причинѣ новыхъ, вспыхнувшихъ въ срединѣ имперіи, безпорядковъ, и дѣло заглохло само собой. Относительно роли, какую игралъ въ этомъ дѣлѣ Цимбелинъ, Голлиншедъ говоритъ, что ему въ точности не извѣстно, кто былъ виновникомъ этой распри съ римлянами: Цимбелинъ или другой король, и при этомъ прибавляетъ, что, по свидѣтельству лѣтописей, Цимбелинъ былъ воспитанъ въ Римѣ, гдѣ пользовался особеннымъ расположеніемъ Августа, возведшаго его въ санъ рыцаря (!), почему онъ старался всегда жить въ дружбѣ съ Римомъ, зная, что только въ столицѣ имперіи молодые британцы могли получать хорошее образованіе и учиться, какъ должно, военному искусству. Въ заключеніе, лѣтописецъ говоритъ, что всемогущій Богъ вообще такъ расположилъ въ то время умы людей что не только британцы, но и другіе народы нимало не тяготились зависимостью отъ Рима.

Вторая, наиболѣе выдающаяся въ драмѣ, фабула — объ испытаніи мужемъ вѣрности жены была нѣсколько разъ разрабатываема почти во всѣхъ средневѣковыхъ литературахъ, при чемъ основной фактъ оставался одинъ и тотъ же, а измѣнялись только подробности. Я привожу краткое содержаніе нѣкоторыхъ изъ этихъ новеллъ

Древнѣйшая версія относится къ французской литературѣ XIII вѣка и извѣстна подъ именемъ: «Roman de la violette». По внѣшней формѣэто длинная поэма, сочиненная менестрелемъ Жильбертомъ де-Монтрель. Блестящій кружокъ рыцарей, собравшись во дворцѣ нормандскаго короля, потѣшаетъ его пѣніемъ. Молодой рыцарь Жераръ превозноситъ въ пѣснѣ красоту и вѣрность своей возлюбленной — Евріанты. Ему грубо возражаетъ Лизіаръ, графъ Форецъ, и дѣлаетъ предложеніе на пари обольстить въ теченіе восьми дней его красавицу. Закладомъ ставятся поземельныя владѣнія обоихъ. Жераръ принимаетъ вызовъ, и Лизіаръ отправляется въ замокъ Евріанты. Когда же его попытка совратить добродѣтельную женщину остается безъ, успѣха, то онъ подкупаетъ старую прислужницу Евріанты, которая даетъ ему возможность увидѣть черезъ замочную скважину красавицу въ ваннѣ, при чемъ онъ успѣваетъ замѣтить у нея на груди родимое пятно, имѣвшее форму фіалки. Возвратясь ко двору, клеветникъ объявляетъ, что пари имъ выиграно, и приводитъ въ доказательство открытую имъ тайну родимаго пятна. Раздраженный Жераръ велитъ Евріантѣ ѣхать за собой и, завезя ее въ темный лѣсъ, приказываетъ готовиться къ смерти. Въ эту минуту Евріанта вдругъ видитъ, что къ Жерару ползетъ огромная огнедышащая змѣя. Крикъ жены останавливаетъ руку. Жерара и заставляетъ защищаться противъ чудовища, которое и гибнетъ подъ его мечомъ. Рыцарское чувство не позволило Жерару поднять послѣ этого руку на женщину, спасшую ему жизнь, и онъ осудилъ, ее лишь на вѣчную съ собой разлуку. Затѣмъ въ поэмѣ слѣдуетъ разсказъ, какъ оба пережили множество диковинныхъ приключеній, пока, наконецъ Жераръ не убѣдился въ невинности своей жены, подслушавъ случайно разговоръ Лизіара съ той самой старухой, которая доставила ему возможность видѣть Евріанту въ ваннѣ. Съ этой минуты онъ отправился разыскивать ее вездѣ и наконецъ нашелъ на площади одного города, въ одеждѣ приговоренной къ сожженію преступницы, обвиненной въ убійствѣ. Обвиненіе, конечно, оказалось клеветой, что Жераръ и доказалъ, по обычаю того времени, судомъ Божіимъ, т.-е. поединкомъ съ доносчикомъ, по чьему навѣту Евріанта была обвинена. Сойдясь затѣмъ съ женой вновь, Жераръ отправился ко двору короля, гдѣ окончательно возстановилъ честь Евріанты, сразясь на этотъ разъ съ Лизіаромъ. Поверженный на землю клеветникъ былъ приговоренъ къ висѣлицѣ, главная же виновница всего, старуха-прислужница Евріанты, брошена въ котелъ съ кипящимъ масломъ. Въ подлинникѣ новелла гораздо обширнѣе по содержанію подобно всѣмъ средневѣковымъ литературнымъ произведеніямъ этого рода; здѣсь же приведены только факты, имѣющіе какое-нибудь соотношеніе съ Шекспировой драмой.

Вторая, имѣющая аналогическое содержаніе, легенда принадлежитъ также къ литературѣ XIII вѣка и извѣстна подъ названіемъ: «Roman de la belle Jeanne». Одинъ богатый фландрскій рыцарь, не находя достойнаго жениха для своей красавицы дочери, Жанны, рѣшилъ выдать ее за конюшаго Роберта, человѣка хотя и не знатнаго рода, но испытанной храбрости и честности. Робертъ принялъ предложеніе и передъ свадьбой былъ возведенъ своимъ тестемъ въ санъ рыцаря. Едва брачный обрядъ совершился, Робертъ вспомнилъ, что онъ уже давно былъ связанъ священнымъ обѣтомъ отправиться на дальнее богомолье въ тотъ самый день, когда будетъ посвященъ въ рыцари, вслѣдствіе чего ему пришлось разстаться съ молодой женой, едва выйдя изъ церкви. Одинъ изъ присутствовавшихъ на свадьбѣ рыцарей, по имени Рауль, сталъ издѣваться надъ Робертомъ и язвительно шепнулъ ему на ухо, что если Робертъ такъ покидаетъ молодую жену въ самый день свадьбы, то онъ, Рауль, берется сдѣлать его рогатымъ въ теченіе восьми дней, на что и предложилъ пари. Робертъ принялъ предложеніе и отправился въ путь. Затѣмъ произошла такая же исторія тщетныхъ попытокъ обольстителя и подкупъ прислужницы, съ тою только разницей, что Рауль не удовольствовался разсматриваньемъ Жанны въ замочную скважину, но ворвался въ ванну съ намѣреніемъ овладѣть красавицей силой. Благородная дама оказалась однако не только добродѣтельной, но еще и очень храброй. Она удачно отразила насиліе злодѣя, при чемъ разбила ему лобъ полѣномъ. Пристыженный Рауль долженъ былъ удалиться, но успѣлъ замѣтить на тѣлѣ Жанны нѣсколько значковъ (новелла описываетъ ихъ даже слишкомъ подробно). Робертъ, возвратясь, провелъ съ женой первую счастливую ночь, но на другой день его посѣтилъ Рауль и съ торжествомъ объявилъ, что пари Робертомъ проиграно, въ доказательство чего описалъ замѣченные имъ значки. Робертъ наивно отвѣтилъ (подлинныя слова новеллы) «что онъ еще не успѣлъ разсмотрѣть свою жену такъ подробно», и потому отложилъ рѣшеніе вопроса до завтрашняго дня. Убѣдясь ночью въ правдѣ сказаннаго, онъ съ горемъ призналъ себя побѣжденнымъ и, не думая о какой-либо мести Жаннѣ, добровольно удалился изъ замка, отдавъ Раулю, согласно договору, всѣ свои земли. Жанна, узнавъ о происшедшемъ, переодѣлась въ платье пажа и поѣхала вслѣдъ за мужемъ, который при встрѣчѣ ее не узналъ и, принявъ дѣйствительно за мальчика, взялъ къ себѣ въ пажи. Оба прибыли въ Марсель; но такъ какъ Робертъ потерялъ при закладѣ съ Раулемъ все свое имущество, то въ большомъ городѣ они остались безъ гроша денегъ. Къ счастью, Жанна выказала замѣчательную житейскую практичность. Лошади, на которыхъ они пріѣхали, были проданы, а на вырученныя деньги Жанна завела лавку, въ которой стала продавать пироги своего собственнаго печенья. Дѣло пошло такъ хорошо, что пироги булочника Жана скоро прославились на всю окрестность. Разъ, сидя у давки, Жанна вступила въ разговоръ со странствующимъ пилигримомъ, который сказалъ, что идетъ въ Іерусалимъ замаливать тяжелый грѣхъ, состоявшій въ томъ, что онъ оклеветалъ одну честную женщину и разорилъ ея мужа. Жанна тотчасъ узнала въ пилигримѣ своего врага Рауля, но не сказала объ этомъ Роберту ни слова; когда же Рауль вернулся изъ Іерусалима, то она предложила Роберту сдѣлать путешествіе на ихъ родину. Отецъ Жанны крайне обрадовался прибытію Роберта, но точно также не узналъ своей дочери подъ платьемъ пажа. На данномъ въ замкѣ пирѣ Робертъ узналъ Рауля и вызвалъ его на поединокъ для доказательства правоты своей жены. День былъ назначенъ, но наканунѣ Роберта постигло новое горе: любимый его пажъ, Жанъ, внезапно исчезъ неизвѣстно куда. Отправясь на поединокъ, Робертъ побѣдилъ Рауля и заставилъ его сознаться во всемъ. Возстановленіе чести жены не могло однако принести Роберту большого счастья, потому что онъ все-таки остался одинокимъ, а сверхъ того, потерялъ и любимаго своего пажа Жана. Но велла, конечно, заключается соединеніемъ любящихъ и раскрытіемъ всѣхъ тайнъ.

Читатели, безъ сомнѣнія, могли замѣтить, что эта вторая легенда несравненно выше первой, какъ по поэтической обработкѣ сюжета, проникнутаго гораздо большею искренностью и простотой, такъ равно и по тону всего произведенія. Въ новеллѣ мы не видимъ ни ужасныхъ казней, ни страшныхъ несчастій, какимъ подвергаются лица «Roman de la violette». Все оканчивается, напротивъ, мягко и человѣколюбиво. Основной сюжетъ легенды не остался достояніемъ одной французской литературы, но перекочевалъ затѣмъ въ Италію и наконецъ въ Англію, при чемъ, сохранивъ главныя черты, понесъ измѣненіе въ деталяхъ сообразно съ нравами страны и характеромъ поэтовъ. Въ Италіи легенда разработана Боккаччіо и составляетъ содержаніе девятой новеллы второго дня Декамерона. Рыцари французскихъ разсказовъ превращены у Боккаччіо въ купцовъ. Исторія заклада, въ которомъ предметомъ спора поставлена честь женщины, сохранена та же самая, но второстепенныя событія выведены уже совершенно иныя. Коварный соблазнитель оказывается у Боккаччіо болѣе хитрымъ, чѣмъ его французскіе собратья. Онъ не дѣлаетъ даже попытокъ соблазнить молодую женщину, но успѣваетъ пробраться ночью въ ея спальню, спрятавшись въ сундукъ, который подкупленная сосѣдка выдаетъ за свой и уговариваетъ красавицу поставить въ свою комнату будто бы для сбереженія. Ночью обманщикъ выходитъ изъ сундука и также, какъ въ разсказанныхъ уже легендахъ, успѣваетъ замѣтить на тѣлѣ спящей хозяйки знакъ, служащій уликой, помощью которой мужъ вводится въ такое же заблужденіе, какъ и герои прочихъ легендъ. Дальнѣйшія событія также расходятся съ выведенными во французскихъ разсказахъ. Оскорбленный мужъ не думаетъ, какъ рыцарь «Roman de la violette», мстить преступницѣ собственной рукой или простить ей оскорбленіе, удалясь изъ дома, какъ это дѣлаетъ буржуазный герой «Roman de la belle Jeanne». Напротивъ, онъ поступаетъ, какъ мстительный итальянецъ, поручая наказаніе виновной своему слугѣ, который однако, сжалившись надъ несчастной^ клявшейся въ своей невинности, оставляетъ кровавый приказъ безъ исполненія. Несчастная женщина, переодѣвшись въ мужское платье, переселяется въ Африку и тамъ поступаетъ на службу египетскаго Судана. Невинность ея узнается по неосторожности самого клеветника, который, пріѣхавъ въ Египетъ, обличаетъ себя тѣмъ, что у него отыскиваются вещи, похищенныя имъ изъ спальни молодой женщины во время ея сна. Дѣло кончается тѣмъ, что клеветника, по восточному обычаю сажаютъ на колъ.

Въ англійской литературѣ разсказъ съ тѣмъ же основнымъ содержаніемъ напечатанъ въ книгѣ, озаглавленной: «Westward for Smells» и содержащей собраніе повѣстей Китта. Книга вышла въ 1603 году. Время разсказа отнесено къ царствованію Генриха VI. Канва разсказа осталась та же самая, но общій тонъ детальныхъ событій окрашенъ иначе, сообразно съ нравами и обычаями болѣе хладнокровной и цѣломудренной Англіи. Такъ, разсказчикъ, говоря о слабости женщинъ, объясняетъ причину этой слабости не столько страстностью ихъ натуры, какъ это мы видимъ во французскихъ и итальянскихъ разсказахъ, но кознями вѣчнаго врага человѣчества — дьявола. Клеветникъ, забравшись въ спальню, гдѣ прячется подъ кровать, оказывается настолько нравственнымъ, что не позволяетъ себѣ разсматривать голое тѣло красавицы, но довольствуется для поддержанія своей клеветы похищеніемъ лежавшаго у изголовья ея постели распятія, которое она сняла съ шеи, ложась спать. Далѣе повторяется исторія, какъ оскорбленный мужъ приказываетъ своему слугѣ умертвить мнимую преступницу, какъ она избѣгаетъ смерти благодаря добросердечности этого слуги, а затѣмъ, переодѣвшись въ мужское платье, претерпѣваетъ множество бѣдствій во время своего одинокаго странствія. Ее наконецъ встрѣчаетъ король Эдвардъ, возвращавшійся изъ Франціи, и беретъ къ себѣ въ пажи. Послѣ одной кровопролитной битвы она находитъ на полѣ сраженія раненаго воина, на груди котораго оказывается украденный у нея крестъ. Вылѣченный отъ ранъ виновникъ ея несчастій вызывается къ королевскому суду и до того путается въ показаніяхъ о похищенномъ распятіи, что истина всплываетъ наружу. Новелла заключается примиреніемъ мужа съ женой и наказаніемъ виновника, при чемъ тоже можно замѣтить вліяніе обычаевъ и нравовъ той страны, въ которой происходитъ дѣйствіе. Мы не видимъ ни инквизиціонныхъ котловъ съ кипящимъ масломъ ни восточнаго кола. Виновникъ практически приговаривается къ уплатѣ денежнаго штрафа и къ тюремному заключенію.

Я съ намѣреніемъ распространился изложеніемъ содержанія легендъ, съ тѣмъ, чтобы показать, до какой степени изображеніе общечеловѣческихъ сердечныхъ движеній находило себѣ привѣтъ въ сказаніяхъ всѣхъ народовъ. Оклеветанная невинная женщина и пылкій мужъ, оказывающійся легковѣрнымъ въ силу именно своей глубокой любви, — это такое заурядное явленіе, какое можно встрѣтить даже у дикарей; потому не мудрено, что мотивъ этотъ нашелъ отголосокъ въ поэзіи всѣхъ народовъ. Вся разница въ томъ, въ какую форму облекался этотъ мотивъ сообразно средѣ и индивидуальному характеру писателей. Если разсмотрѣнныя легенды обнаруживаютъ эту разницу только внѣшней формой и большей или меньшей степенью богатства деталей, то само собой разумѣется, что Шекспиръ, какъ психологъ по преимуществу, изобразилъ въ своемъ, написанномъ на эту тему, произведеніи, исторію души дѣйствующихъ лицъ и тѣмъ далеко оставилъ за собою всѣхъ предшествовавшихъ авторовъ.

Что касается до фактическаго содержанія легенды, какое Шекспиръ выбралъ для своей драмы, то нѣтъ сомнѣнья, что онъ пользовался разсказомъ Боккаччіо, такъ какъ большинство выведенныхъ имъ фактовъ заимствовано прямо оттуда. Разсказъ Китта, какъ современное Шекспиру англійское беллетристическое произведеніе, можетъ-быть, былъ ему извѣстенъ также, но едва ли можно предположить то же относительно двухъ французскихъ новеллъ. Фактическое ихъ содержаніе, во-первыхъ, слишкомъ сильно расходится съ сюжетомъ Цимбелина, а во-вторыхъ, едва ли второстепенныя произведенія французской литературы XIII вѣка были въ Шекспирово время распространены въ Англіи.

Возвращаясь къ общей фабулѣ Шекспировой драмы, мы замѣчаемъ, что содержаніе ея не исчерпывается фактами, изложенными въ разсмотрѣнныхъ источникахъ. Кромѣ исторической канвы пьесы, заимствованной изъ Голлиншедовой лѣтописи, и романтической исторіи, взятой изъ Боккаччіо, Шекспиръ осложнилъ сюжетъ, включивъ въ него еще два совершенно самостоятельныхъ эпизода: первый — о коварной женѣ мягкосердечнаго короля и ея глупомъ сынѣ, преслѣдующихъ королевскую дочь своими кознями и интригами, и второй — еще болѣе вводный разсказъ — о молодыхъ принцахъ, похищенныхъ старымъ придворнымъ и воспитанныхъ на лонѣ сельской природы, вдали отъ нравовъ фальшиваго, испорченнаго двора. Самыя тщательныя изысканія критиковъ для открытія источниковъ, изъ которыхъ Шекспиръ могъ заимствовать эти эпизоды, не имѣли успѣха, и потому можно съ большой вѣроятностью предположить, что Шекспиръ придумалъ эти исторіи самъ. При этомъ невольно является вопросъ: для чего Шекспиру понадобились такіе совершенно посторонніе эпизоды, включивъ которые въ свою драму, онъ осложнилъ ея содержаніе, сложное и безъ того до такой степени, что все произведеніе похоже болѣе на эпическую поэму, чѣмъ на драму. Разгадка этого вопроса заключается въ общемъ характерѣ всей пьесы и въ томъ значеніи, какое она имѣетъ относительно прочихъ произведеній поэта, написанныхъ ранѣе.

Изучая Лира, Макбета, Отелло и другія Шекспировы глубочайшія произведенія, мы видимъ, что хотя каждое изъ нихъ представляетъ совершенно законченный, выхваченный прямо изъ жизни и въ нее же возвращающійся эпизодъ, но во всякомъ случаѣ это все-таки только отдѣльные эпизоды. Лиръ пробуждаетъ въ насъ однѣ чувства, Макбетъ — другія. Задача каждой пьесы ясна, глубока, превосходно выполнена, но вмѣстѣ съ тѣмъ своебразна. Жизненная правда бьетъ во всякой ключомъ, но мысль каждой пьесы ограничена спеціальными рамками. Изучая каждую изъ нихъ, мы чувствуемъ, что, кромѣ явленій жизни, въ ней изображенныхъ, существуетъ еще много другихъ, въ настоящемъ случаѣ нетронутыхъ. Сравнить впечатлѣніе этихъ пьесъ можно съ тѣмъ, когда, стоя на берегу великой, бурно несущейся рѣки, мы замѣчаемъ, что рѣка эта, встрѣчаясь съ препятствіями въ своемъ теченіи, внезапно образуетъ бурные водовороты, изъ которыхъ каждый, несмотря на свою существенную связь съ водами общей рѣки, обособляется для нашихъ глазъ въ отдѣльное цѣлое. Движеніе этихъ водоворотовъ можетъ быть даже сильнѣе и яростнѣе, чѣмъ общее движеніе всей рѣки, но всякій пойметъ, что сила ихъ и энергія все-таки заимствованы изъ рѣки и ни откуда болѣе. Наблюдая такіе водовороты, мы можемъ хорошо выслѣдить въ нихъ движеніе и напоръ воды благодаря тому, что они сравнительно ограничены; но гораздо труднѣе объяснить себѣ натискъ и движеніе каждой изъ тѣхъ разнообразныхъ волнъ, какія несутся предъ нашими глазами въ самой рѣкѣ. Если упомянутыя выше Шекспировы пьесы можно сравнить съ бурными водоворотами, то Цимбелинъ уподобляется той великой рѣкѣ, отъ которой они произошли. Если въ тѣхъ пьесахъ изображены отдѣльные житейскіе эпизоды, то въ Цимбелинѣ Шекспиръ изобразилъ самую жизнь, въ ея общемъ, могучемъ теченіи, конечно, насколько разнообразные факты этой жизни могли быть вмѣщены въ одномъ произведеніи.

Что въ Цимбелинѣ выражено нѣчто большее, чѣмъ единичный эпизодъ жизни, обнаруживается уже изъ одного богатства содержанія пьесы, въ которомъ слиты событія, взятыя изъ самыхъ разнообразныхъ эпохъ жизни человѣчества и представляющія всевозможныя стадіи цивилизаціи и развитія, чрезъ какія родъ людской проходилъ. На первомъ планѣ мы видимъ героическій вѣкъ древности. Государство, молодое и нецивилизованное, покоренное болѣе сильнымъ, но и болѣе образованнымъ народомъ, ищетъ свергнуть наложенное на него иго, въ чемъ и успѣваетъ. Рядомъ съ этимъ развивается иной, частный, но самостоятельный эпизодъ: предъ нами вѣчная исторія недоразумѣній, какія рождаются между мужчиной и женщиной по поводу любви и ревности. Такой сюжетъ требовалъ уже иной среды и иной обстановки для своего изображенія, и потому поэтъ представилъ въ этой части своего произведенія картины и нравы уже другой эпохи. Сцены попытки обольщенія Иможены и послѣдующихъ сценъ ревности Постума такъ и дышатъ характеромъ того вѣка, когда Шекспиръ жилъ самъ, и когда, подъ натискомъ идей эпохи Возрожденія, страстныя чувства какъ въ жизни, такъ и въ поэзіи выражались особенно сильнымъ, порывистымъ образомъ. Поставивъ такъ дѣло, поэтъ, конечно, впалъ въ анахронизмъ сравнительно съ временемъ, когда происходитъ общее дѣйствіе драмы; но что за дѣло было Шекспиру до такого рода анахронизмовъ, когда ему нужны были образы, которые рисовали бы задуманныя имъ картины болѣе характерно и рельефно? Далѣе предъ нами выдвигается несчастная семейная жизнь въ домѣ, гдѣ мужъ добръ и довѣрчивъ, а жена зла, коварна и ведетъ, подъ личиной добра и любви, подпольныя интриги, чтобъ доставить блескъ и счастье своему родному, недостойному, сыну насчетъ нелюбимой падчерицы. Эта исторія такъ проста и общечеловѣчна, что могла случиться во всѣ времена и у всѣхъ народовъ. Такое одностороннее изображеніе ложно понятыхъ отношеній, коварства и лжи не удовлетворили однако поэта на этотъ разъ. Увлекаемый фантазіей захватить и нарисовать какъ можно болѣе разнообразныхъ отношеній и тѣмъ сдѣлать все произведеніе копіей съ жизни въ общемъ ея теченіи, онъ пошелъ дальше. Если до сихъ поръ были изображены сцены отношеній и борьбы цѣлыхъ націй, какъ это выведено въ исторической части драмы, или примѣры интригъ, лжи и коварства, что мы видимъ въ прочихъ нарисованныхъ поэтомъ картинахъ, то рядомъ съ этими картинами онъ изобразилъ и имъ противоположныя, создавъ прелестную, достойную Гомера, идиллію въ лицѣ старика Беларія и двухъ молодыхъ принцевъ, этихъ идеальныхъ дѣтей природы, воспитанныхъ вдали отъ свѣта, интригъ и коварства и взрастившихъ въ себѣ самыя лучшія, самыя здоровыя нравственныя качества.

Разъ были собраны для поэтическаго произведенія такіе разнообразные матеріалы, представлялся вопросъ: какъ же слѣдовало ихъ соединить въ одно стройное цѣлое? Отвѣтъ подсказывала самая основная мысль драмы. Если она должна была изображать общее теченіе жизни, безъ пріуроченія изображенныхъ событій къ какому-нибудь частному вопросу, то все произведеніе слѣдовало скомпоновать такъ, чтобы изображенные эпизоды никакъ не стояли въ зависимости отъ воли одного лица или отъ вліянія какого-нибудь единичнаго событія, но развивались свободно и самостоятельно, повинуясь лишь только той единственной, направляющей общее теченіе житейскихъ событій, силѣ, которую мы называемъ судьбой. Эта программа Шекспиромъ исполнена. Разбирая другія его произведенія, напримѣръ, Макбета, Лира, Отелло, мы видимъ, что въ нихъ главное лицо не только остается всегда центромъ, около котораго группируются изображенныя событія, но даже ихъ болѣе или менѣе направляетъ. Въ настоящей драмѣ этого нѣтъ. Имя Цимбелина, правда, стоитъ въ ея заглавіи, но самъ онъ, несмотря на свое положеніе короля и повелителя, остается второстепеннымъ лицомъ, около котораго всѣ прочія группируются только по виду, на дѣлѣ же каждое лицо живетъ и дѣйствуетъ по своему усмотрѣнію, за свой счетъ и страхъ. Такой характеръ имѣютъ и событія настоящей жизни, когда мы будемъ наблюдать ее не въ отдѣльныхъ эпизодахъ, а съ общей, болѣе широкой, точки зрѣнія. Кромѣ этихъ внѣшнихъ фактическихъ признаковъ, доказывающихъ, что въ драмѣ дѣйствительно проведенъ не единичный — частный, а общій — широкій взглядъ на жизнь, можно убѣдиться въ томъ еще болѣе, если мы взглянемъ на духъ всего произведенія и отдадимъ себѣ отчетъ въ томъ общемъ впечатлѣніи, какое онъ на насъ производитъ. Впечатлѣніе это проникнуто характеромъ какого-то величаваго спокойствія и мягкости, съ какими разрѣшаются всѣ отдѣльные эпизоды драмы, приходя къ одному общему спокойному концу. Дѣйствительная жизнь, разсматриваемая съ общей точки зрѣнія, производитъ такое же впечатлѣніе. Если отдѣльные ея эпизоды нерѣдко оканчиваются катастрофами, въ которыхъ правые гибнутъ вмѣстѣ съ виноватыми, то это не мѣшаетъ тому, что общая величавая ея рѣка движется постоянно впередъ, поглощая и заглаживая своими волнами всякіе отдѣльныя, носящія рѣзкій характеръ, событія. Именно такой характеръ имѣетъ разсматриваемая драма. Въ ней выведено много положеній, грозившихъ кровавыми катастрофами, а между тѣмъ всѣ они естественно приходятъ къ спокойному и мирному разрѣшенію. Такъ, историческій, представленный въ драмѣ, эпизодъ могъ кончиться самымъ печальнымъ образомъ. Молодое, нецивилизованное государство счастливо стряхиваетъ оружіемъ ярмо побѣдителей, развитыхъ и просвѣщенныхъ болѣе его. Какихъ сценъ насилія и грубой мести можно было ожидать въ подобномъ случаѣ! Исторія представляетъ тому не мало примѣровъ. Но Шекспиръ, создавая Цимбелина, взглянулъ на дѣло иначе. Король-побѣдитель, сознавая, что онъ многимъ обязанъ побѣжденнымъ, внесшимъ въ его государство блага цивилизаціи, и помня, что въ ихъ странѣ онъ былъ воспитанъ самъ, протягиваетъ бывшимъ врагамъ руку, милуя при этомъ и плѣнныхъ, которымъ, по тогдашнему варварскому обычаю, грозила смерть. Общій ходъ исторіи имѣетъ такой же характеръ: менѣе образованное государство рано или поздно всегда подчиняется нравственному вліянію болѣе развитого, и потому въ представленномъ Шекспиромъ фактѣ мы несомнѣнно должны видѣть изображеніе того, какъ общее теченіе жизни сглаживаетъ и приводитъ къ спокойному, мягкому исходу возникающіе рѣзкіе конфликты. Еще болѣе проникнутъ тѣмъ же умиротворяющимъ духомъ выведенный въ драмѣ эпизодъ похищенія молодыхъ принцевъ. Глубоко оскорбленный вельможа рѣшается отомстить своему оскорбителю, похитивъ его дѣтей. Какой страшный самъ по себѣ фактъ, и какихъ ужасныхъ можно было ждать отъ него послѣдствій! Обращаясь къ поэзіи классической древности, мы видимъ, что подобнаго рода случаи изображались и въ ней, при чемъ мститель въ одномъ изъ этихъ случаевъ доводитъ свое мщеніе до того, что угощаетъ отца похищенныхъ кушаньемъ, приготовленнымъ изъ ихъ тѣлъ^[1]. Но какъ же разрѣшаетъ этотъ вопросъ Шекспиръ въ своей драмѣ? У него мститель не только не дѣлаетъ украденнымъ малюткамъ какого-либо зла, но, напротивъ, воспитываетъ ихъ, какъ собственныхъ дѣтей, среди самой чистой, здоровой обстановки и затѣмъ возвращаетъ отцу лучшими, чѣмъ бы они могли выйти, если бъ воспитались при немъ. Не видно ли и здѣсь выраженія того же великаго закона жизни, въ силу котораго она одной ей извѣстными путями нерѣдко творитъ добрыя послѣдствія изъ самаго зла, не обращая вниманія на близорукія мнѣнія поверхностныхъ мудрецовъ, судящихъ о событіяхъ а priori. Анализируя прочіе эпизоды, мы увидимъ, что тѣмъ же духомъ проникнуты и они. При этомъ въ настоящей драмѣ можно замѣтить чрезвычайно интересный фактъ, что нѣкоторые изъ этихъ эпизодовъ оказываются разработанными Шекспиромъ уже въ прежнихъ его произведеніяхъ. Сравненіе покажетъ, что и здѣсь Шекспиръ отрѣшился отъ индивидуальныхъ и, можно сказать, страстныхъ порывовъ, сквозившихъ въ этихъ произведеніяхъ, и точно также привелъ развязку возникавшихъ аналогическихъ вопросовъ къ болѣе спокойному, мирному исходу. Такъ, гнѣвъ Цимбелина на непокорную дочь многимъ напоминаетъ гнѣвъ Лира на Корделію. Но какая огромная разница какъ въ постановкѣ вопроса, такъ и въ его разрѣшеніи! Гнѣвъ Лира — страстное, безумное увлеченіе, возникшее изъ ничего. И къ какой ужасной катастрофѣ онъ приводитъ! Цимбелинъ имѣлъ болѣе данныхъ быть недовольнымъ Иможеной: она дѣйствительно огорчила отца, самовольно выйдя за Постума; но однако Цимбелинъ не проклинаетъ и не отвергаетъ ее, какъ Корделію Лиръ; а изъ болѣе мягкаго отношенія къ дѣлу вышли и лучшія послѣдствія. Постумъ и Иможена сами собой просятся на сравненіе съ Отелло и Дездемоной, но какая опять разница въ исходѣ вопроса! Горячій мавръ, ничего не признававшій кромѣ узкихъ заключеній своего ограниченнаго ума, довелъ дѣло до кровавой катастрофы, въ которой погибъ и самъ. Постумъ, положимъ, былъ увлеченъ страстнымъ порывомъ почти до такого же преступленія, но, по счастливому стеченію обстоятельствъ (такіе случаи играютъ въ драмѣ главную роль), не свершилъ этого преступленія самъ, но поручилъ третьему лицу, — иными словами, ввелъ въ вопросъ посторонній элементъ, а этотъ элементъ, пришедшій изъ болѣе индифферентной среды, оказалъ иное вліяніе и на разрѣшеніе вопроса, сведя его съ почвы индивидуальнаго страстнаго порыва и перенеся на почву общихъ житейскихъ событій, гдѣ сталкиваются самые разнообразные интересы и поступки. Честный Пизаній разсудилъ, что хорошій слуга долженъ выполнять только честныя приказанія, я вслѣдствіе этого Иможена осталась жива. Дальнѣйшая судьба дѣйствующихъ лицъ также рѣзко отличается отъ того, что мы видимъ въ Отелло. Терзаемый совѣстью мавръ караетъ себя самъ. Страдающій не менѣе его Постумъ ищетъ кары за свой грѣхъ на полѣ битвы, т.-е. передаетъ себя въ руки судьбы, предоставляя ей изречь свой приговоръ. Судьба же приводитъ дѣло къ счастливому концу. Равно и Иможена не отчаивается, какъ, напримѣръ, Джульетта, и не ищетъ, какъ она, исхода своимъ страданіямъ въ самоубійствѣ, но точно также подчиняется общему теченію жизни, уповая, что рано или поздно правда возьметъ верхъ. Королева, жена Цимбелина, ближе всего можетъ бытъ сравнена съ лэди Макбетъ. Она даже гибнетъ подобно ей отъ страшнаго недуга, но и ея поступки оказываются не столь ужасными, какъ поступки лэди Макбетъ. Она дѣйствуетъ не прямо и энергично кинжаломъ, но интригами и подпольными путями. У нея недостаетъ довольно силы и рѣшимости, чтобъ «устроить полновластно все дѣло», какъ гордо заявляетъ о себѣ лэди Макбетъ; но она ищетъ себѣ помощниковъ, вводя этимъ также, какъ это было и съ Постумомъ, въ свою дѣятельность чуждый элементъ, почерпнутый изъ общей рѣки жизни, и элементъ этотъ точно также, вмѣсто того, чтобы быть ей пособникомъ, разрушаетъ ея козни. Врачъ Корнелій отказывается снабдить королеву ядомъ и тѣмъ уничтожаетъ ея замыслы. Значитъ, и здѣсь мы видимъ проходящую чрезъ всю драму идею, что* если единичные эпизоды жизни приводятъ къ бурнымъ катастрофамъ, то общій ея ходъ, въ. которомъ замѣшано множество людей и интересовъ, напротивъ, уравновѣшиваетъ событія, разрѣшая ихъ правильно и мягко. Эта общность выраженной въ драмѣ идеи обнаруживается и въ сценической ея компановкѣ. Выше уже было замѣчено, что въ драмѣ этой нѣтъ центральнаго лица, около котораго группировались бы поступки прочихъ. Если самъ Цимбелинъ, представленный, какъ король, выражаетъ собою извѣстную политическую формулу: le roi régne, mais ne gouverne pas, то не болѣе выдающуюся роль онъ играетъ въ ходѣ событій самой драмы. За всѣхъ ея лицъ дѣйствуетъ судьба или, лучше сказать, великій ходъ жизни, которую поэтому надо признать и главнымъ дѣйствующимъ лицомъ всей драмы. Если мы однако захотимъ во что бы то ни стало найти въ драмѣ не фиктивное, но реальное, главное дѣйствующее лицо, то можемъ сдѣлать и это. Такимъ лицомъ, по всѣмъ правамъ, долженъ назваться самъ, создавшій драму, Шекспиръ. Создавая Цимбелина, онъ остался, правда, тѣмъ же объективнымъ протеемъ, какимъ мы знаемъ его въ прочихъ произведеніяхъ, и ничѣмъ не выдалъ своихъ индивидуальныхъ взглядовъ на что-либо; но если вспомнить сказанное выше, что прочія его произведенія представляютъ единичные эпизоды жизни, выдѣлившіеся изъ нея, какъ бурные водовороты изъ спокойно текущей рѣки, — то, при взглядѣ на Цимбелина, гдѣ изображенъ характеръ всей рѣки въ полномъ ея теченіи, предъ нами какъ-то невольно возникаетъ величавый обликъ самого поэта. Онъ возникаетъ, какъ колосъ, въ которомъ мы изумляемся тому всеобъемлющему генію, который далъ ему возможность изучить жизнь не только въ ея деталяхъ и единичныхъ случаяхъ, но и въ полномъ ея составѣ. Достигнуть такого міровоззрѣнія можно было, конечно, пройдя много различныхъ стадій того пути, по которому поэтъ шелъ въ жизни, и вотъ причина, почему изучавшіе драму инстинктивно приходятъ къ мнѣнію, что Цимбелинъ могъ быть написанъ Шекспиромъ лишь въ зрѣломъ возрастѣ, т.-е. послѣ другихъ великихъ его произведеній, когда, изобразивъ все, что наблюдаемая имъ жизнь представила ему яркаго и страстнаго, онъ удалился въ свой родной Стрэтфордъ и тамъ среди спокойной жизни сталъ вызывать своимъ волшебнымъ жезломъ болѣе общіе и болѣе величаво-спокойные образы. Взглянувъ на Цимбелина съ такой точки зрѣнія, мы придемъ къ выводу, что въ драмѣ этой изображены не частные взгляды Шекспира на жизнь, какъ это мы видимъ въ прочихъ его произведеніяхъ, но взглядъ общій, а потому и понять эту драму, какъ слѣдуетъ, можно только изучивъ ее, уже будучи знакомымъ съ другими произведеніями создавшаго ее творца.

Такое разнообразное, многообъемлющее содержаніе требовало особеннаго искусства для его сведенія въ одно стройное цѣлое, тѣмъ болѣе, что Цимбелинъ — драма, т.-е. такое поэтическое произведеніе, въ которомъ авторъ былъ стѣсненъ болѣе, чѣмъ въ какомъ-нибудь другомъ, внѣшними условіями, препятствующими употребить въ дѣло многіе изъ литературныхъ пріемовъ, допускаемыхъ въ другихъ родахъ поэзіи. Потому интересно взглянуть, какъ исполнилъ это Шекспиръ. Сдѣлавъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ членами одной семьи, онъ заложилъ этимъ первое связующее звено для общаго плана пьесы. Далѣе мы видимъ, что глаза этой семьи въ то же время король. Этимъ явилась возможность слить въ помянутомъ лицѣ обѣ канвы пьесы, какъ историческую, такъ и частную. Изобразивъ характеръ короля слабымъ и нерѣшительнымъ, авторъ мотивировалъ введеніе окружающихъ его лицъ въ сферу историческаго дѣйствія пьесы, при чемъ они могли совершенно естественно сохранить тѣ черты своего индивидуальнаго характера, какой выказывали какъ частныя лица. Мы дѣйствительно видимъ, что королева, жена короля, будучи въ частной жизни женщиной злой и надменной, является такой же и въ исторической части пьесы. Она главнѣйше подстрекаетъ мужа разорвать союзъ съ римлянами, — союзъ, который, видимо, его не стѣснялъ. Равно ея сынъ, Клотенъ, грубый, необразованный и привыкшій уважать только кулачное право, является такимъ же и во время офиціальныхъ переговоровъ, при чемъ его дурныя качества кажутся, пожалуй, даже умѣстными. Храбрость, даже грубая, не бываетъ излишней, если дѣло уже дошло до необходимости рѣшать вопросъ силой. Такая индивидуальная обрисовка главныхъ окружающихъ Цимбелина лицъ открывала легкій путь къ переходу дѣйствія съ государственной арены на частную. Король, слабый характеромъ и, сверхъ того, окруженный такими дурными близкими, естественно не могъ быть счастливъ и спокоенъ въ семейной жизни. Интриги и козни должны были явиться неизбѣжно, и они явились дѣйствительно въ видѣ страстнаго желанія властолюбивой королевы упрочить положеніе какъ свое, такъ и своего любимца-сына. Бракъ этого сына съ дочерью короля, ставшей, за исчезновеніемъ своихъ братьевъ, наслѣдницей престола, представлялся для того самымъ простымъ и лучшимъ средствомъ, и такимъ образомъ объяснялось и оправдывалось введеніе въ пьесу личности Иможены. Чувство вкуса и гармоніи подсказывало однако автору, что одиноко поставленная въ драмѣ Иможена осталась бы слишкомъ бѣдной личностью. Потому рядомъ съ нею создано лицо Постума, совершенно удовлетворяющее цѣли усилить интересъ, какой возбуждала Иможена. Воспитанные вмѣстѣ, Иможена и Постумъ естественно должны были соединиться сердцами, такъ какъ только другъ въ другѣ могли они находить утѣху и отдыхъ отъ той цѣпи интригъ и козней, какими была отравлена окружавшая ихъ придворная атмосфера. Потому ихъ тайный бракъ не имѣлъ характера случайности и былъ совершенно естественнымъ послѣдствіемъ такого положенія дѣла. Послѣдовавшіе затѣмъ гнѣвъ короля и изгнаніе Постума, чѣмъ завязывается узелъ всего дальнѣйшаго развитія драмы, нарисованы также во всемъ цѣлесообразно съ общимъ духомъ пьесы. Если бъ Цимбелинъ былъ деспотъ и самодуръ по природѣ, то онъ навѣрно прибѣгъ бы къ болѣе строгимъ и жестокимъ мѣрамъ, какъ, напримѣръ, отвергъ бы непокорную дочь, какъ это сдѣлалъ за гораздо меньшую вину Лиръ; но у Цимбелина не хватило характера на такой поступокъ, хотя, повинуясь вліянію королевы, онъ все-таки разлучилъ Иможену съ мужемъ. Эта разлука и присутствіе Иможены при дворѣ нужны были для дальнѣйшаго хода дѣйствія тѣмъ, что королева и ея сынъ сохранили при такомъ положеніи дѣла возможность преслѣдовать Иможену своими кознями и искательствами, а сверхъ того, разлука супруговъ естественно открывала путь для перехода дѣйствія въ третью фабулу пьесы, а именно къ сценамъ ревности Постума и бѣгства Иможены. Хотя фабула эта, представляя эпизодъ, совершенно законченный самъ по себѣ, кажется на первый взглядъ соединенной съ предыдущими чисто внѣшней связью, но нельзя сказать, чтобы связь эта была натянута и ненатуральна. Эпизодъ Беларія и двухъ похищенныхъ сыновей Цимбелина, несмотря на свою идиллическую прелесть, можетъ показаться еще болѣе вводнымъ и случайнымъ, чѣмъ эпизодъ ревности Постума, но и онъ совершенно мотивируется общей идеей пьесы и точно также соединенъ съ прочимъ дѣйствіемъ логично и цѣлесообразно тѣмъ, что играетъ важную роль въ окончательной развязкѣ. Развязка же безспорно принадлежитъ среди прочихъ шекспировыхъ пьесъ къ одной изъ лучшихъ по своей ясности и простотѣ. Казалось, очень трудно было соединить столько разнообразныхъ фактовъ и привести ихъ къ стройному исходу, но Шекспиръ просто разрѣшилъ этотъ вопросъ, руководясь единственно своимъ знаніемъ жизни и не прибѣгая къ какимъ-либо искусственнымъ комбинаціямъ. Жизнь представляется сѣтью, сотканной изъ множества частныхъ взглядовъ и интересовъ, часто другъ другу совершенно противоположныхъ; но есть въ ней такіе моменты, когда частные интересы умолкаютъ и стушевываются предъ общимъ благомъ, при чемъ на мѣсто частныхъ эпизодовъ выдвигается грандіозная картина государственной жизни. Когда же частные интересы сближаются на этой общей, объединяющей ихъ почвѣ, то это самое сближеніе даетъ возможность имъ лучше разобраться въ своихъ спорахъ и недоразумѣніяхъ, разрѣшивъ ихъ легче и проще, чѣмъ можно было достичь этого при прежней разъединенности. Шекспиръ разрѣшилъ свою драму именно на этой почвѣ. Возникшая война съ римлянами сблизила всѣхъ дѣйствующихъ лицъ, раздѣленныхъ до того своими личными интересами. Цимбелинъ принялъ въ ней участіе, какъ повелитель государства. Веларій и юные принцы примкнули къ ней, какъ люди, уже давно томившіеся жаждой выйти изъ своего хотя свѣтлаго и чистаго, но все-таки скучнаго и бездѣятельнаго существованія. Томимый раскаяніемъ Постумъ искалъ въ битвѣ смерть, какъ кару за свои преступленія. Иможена попала въ тотъ же, охватившій всѣхъ, круговоротъ въ качествѣ пажа Луція. И наконецъ на той же почвѣ выведенъ въ примиренномъ видѣ и мрачный элементъ пьесы въ лицѣ клеветника Якимо, также искавшаго загладить въ битвѣ свои преступленія. Только злодѣйка-королева и ея грубый, глупый сынъ остались въ сторонѣ и вслѣдствіе того погибли: она, не вынеся отъ злости горя, когда рушились ея надежды, а онъ — по собственной глупости. Всѣ же прочія лица нашли привѣтъ судьбы и счастья, и къ этому привело ихъ именно то счастливое обстоятельство, что имъ удалось встрѣтиться благодаря общему дѣлу, которому они благородно жертвовали собой. Всѣ, грозившіе горемъ и бѣдой, спутанные, какъ клубокъ, частные эпизоды драмы нашли при этой встрѣчѣ стройное и логическое разрѣшеніе. Слабый и безхарактерный, но добрый сердцемъ король нашелъ не только дочь, но и потерянныхъ дѣтей. Честный Веларій получилъ достойную награду за старанья, какія онъ положилъ въ дѣлѣ воспитанія горячо-любимыхъ принцевъ; Постумъ и Иможена соединились вновь для такого счастья, что даже потеря Иможеной правъ на престолъ казалась имъ не имѣющей никакого значенія. Общая примирительная струя, согрѣвшая и осчастливившая сердца отдѣльныхъ лицъ драмы, распространилась на всѣхъ: Якимо былъ благородно прощенъ Постумомъ; римскіе плѣнные, чьей казни требовали кровожадные нравы эпохи, спасены благодаря добротѣ Цимбелина, и наконецъ самая распря съ Римомъ умиротворилась его же разумнымъ сознаніемъ, что союзъ съ образованнымъ государствомъ принесетъ пользу его молодой странѣ.

---

Переходя къ анализу отдѣльныхъ характеровъ, необходимо замѣтить, что если въ драмѣ, какъ сказано выше, нѣтъ главнаго дѣйствующаго лица, которое направляло бы и сосредоточивало въ себѣ все дѣйствіе, то по широтѣ замысла и внутренняго изображенія души въ ней есть, напротивъ, лицо, подавляющее этой широтой и глубиной всѣ остальныя. Лицо это — Иможена. Она проходитъ красной нитью чрезъ всю пьесу, придавая колоритъ и тонъ всему. Если въ содержаніи пьесы мы находимъ много положеній, знакомыхъ намъ уже по прежнимъ шекспировымъ произведеніямъ, то въ личности Иможены сосредоточены и воплощены самыя лучшія, самыя идеальныя черты множества индивидуальныхъ женскихъ характеровъ, созданныхъ Шекспиромъ прежде. Джульетта, Дездемона, Корделія, Герміона, Віола, Виргилія, кажется, воскресаютъ въ ея чертахъ, сливаясь въ одинъ чудный: образъ, нимало однако не утрачивающій своей индивидуальности, несмотря на такое разнообразіе, повидимому, совершенно противоположныхъ началъ. Но и здѣсь необходимо прибавить, что характерныя черты всѣхъ этихъ героинь, легшія въ основу характера Иможены, подверглись подъ рукой Шекспира такому же аналогическому измѣненію, какое, согласно общему духу пьесы, сдѣлано имъ и въ повторенныхъ фактическихъ эпизодахъ прежнихъ пьесъ. Черты эти смягчены тамъ, гдѣ надо было избѣжать слишкомъ страстныхъ порывовъ, и, напротивъ, имъ приданы твердость и стойкость тамъ, гдѣ изображаемому лицу представлялась необходимость бодро и здравомысляще взглянуть въ лицо ударамъ судьбы, вступивъ съ нею въ борьбу. Словомъ, тотъ характеръ величавой простоты и спокойствія, какимъ проникнута вся пьеса, увѣнчиваетъ своимъ ореоломъ и личность Иможены. Ея горячая любовь къ Постуму напоминаетъ по своей силѣ любовь Джульетты, но любовь эта мотивирована гораздо проще и спокойнѣе. Любовь Джульетты была бурный и внезапно налетѣвшій страстный порывъ; любовь Иможены, напротивъ, горячая привязанность, подготовлявшаяся долго и тихо. Она и Постумъ были вмѣстѣ воспитаны; оттого и любовь ихъ была прочнѣе и спокойнѣе. Подвергшись гнѣву отца, Иможена напоминаетъ Корделію; но и тутъ манера ея себя держать совершенно иная. Корделія съ гордымъ самолюбіемъ молчаливо переноситъ сдѣланную ей несправедливость и возвращается съ любовью къ отцу, когда лишь онъ дѣлается несчастливъ. Иможена не оставляетъ слабаго отца въ рукахъ коварной мачехи и кротко выноситъ его горькіе, незаслуженные упреки. Ради него она даже рѣшается безропотно перенесть разлуку съ Постумомъ. Сравненная съ Десдемоной, Иможена выказываетъ еще болѣе подобной же разницы въ чувствахъ и поступкахъ, хотя обѣ онѣ поставлены въ аналогическое положеніе и обѣ похожи одна на другую по своей душевной чистотѣ. Десдемона при видѣ смерти отчаянно молитъ о пощадѣ; Иможена, оклеветанная точно также, нисколько не пугается смерти и, напротивъ, проситъ о ней сама. Въ этомъ она напоминаетъ Герміону, съ которой схожа гордымъ сознаніемъ своей невинности и покорностью судьбѣ. Съ Виргиніей, женой Коріолана, Иможена схожа своей чистѣйшей, благородной любовью къ мужу, котораго любитъ именно какъ мужа, т.-е., человѣка, соединеннаго съ нею навѣкъ, а не какъ любовника. Всѣ эти нѣжныя качества проникнуты въ Иможенѣ еще однимъ свойствомъ, какого нѣтъ въ названныхъ героиняхъ, а именно: необыкновенно зравымъ природнымъ умомъ, благодаря которому она умѣетъ найтись во всякомъ положеніи. Самообладаніе — главное свойство ея характера, а извѣстно, что качество это встрѣчается въ женщинахъ гораздо рѣже, чѣмъ въ мужчинахъ, почему и цѣнится въ нихъ больше. Обладая этимъ качествомъ, она умѣетъ обойтись со всякимъ, какъ должно, и всякому указать его мѣсто. Почтительная съ Цимбелиномъ и покорная ему, какъ отцу, она совершенно иначе относится къ своей коварной мачехѣ, строго и умѣло обрывая ея козни; хотя при этомъ также не выходитъ изъ себя. Глупаго Клотена она, правда, уничтожаетъ своими отвѣтами совершенно; но кто же иначе сталъ бы относиться къ подобному глупцу? Владѣя замѣчательной твердостью и умѣньемъ видѣть и понимать людей, Иможена въ то же время необыкновенно добра и сердечна. Чувства злопамятства въ ней нѣтъ и слѣда. Глубоко оскорбленная выходкой Якимо, она тотчасъ же протягиваетъ ему руку примиренія, добродушно повѣря его коварной лжи. Попавъ въ прелестный идиллическій кругъ Беларія и своихъ молодыхъ братьевъ, она болѣе всего восхищается ихъ сердечной добротой и чистой, окружающей ихъ, нравственной атмосферой, которую невольно сравниваетъ съ тѣмъ испорченнымъ вѣяніемъ, среди котораго жила до того. Словомъ, съ какой бы стороны мы ни взглянули на эту свѣтлую личность — всегда увидимъ въ ней здоровую, уравновѣшенную натуру, которую судьба какъ бы нарочно одарила въ должной мѣрѣ тѣми качествами и силами, какія нужны для борьбы съ жизнью, — борьбы, правда, медленной, но зато и несомнѣнно успѣшной, что рѣдко выпадаетъ на долю болѣе обособленныхъ, страстныхъ натуръ, бросающихся въ эту борьбу съ порывистымъ увлеченіемъ, приводящимъ чаще къ гибели, чѣмъ къ удачѣ. Сдѣланное сравненіе Иможены съ лучшими созданными Шекспиромъ женскими образами можно распространить и далѣе. Въ произведеніяхъ другихъ поэтовъ, какъ древнихъ, такъ и новыхъ, можно найти немало личностей, также напоминающихъ Иможену. Такое сравненіе могло бы повести слишкомъ далеко, и потому я не буду его дѣлать въ настоящей краткой статьѣ, предоставляя взглянуть на Иможену съ такой точки зрѣнія самимъ читателямъ. Не могу однако не прибавить, что лично мнѣ отчаянное горе Иможены, выраженное ею въ горькихъ словахъ послѣ отъѣзда Постума, удивительно напоминаетъ плачъ Ярославны, этой замѣчательной личности, чья поэтическая прелесть оцѣнена всѣми.

Такое разнообразіе душевныхъ свойствъ, вмѣщенныхъ въ одной и той же личности, представляло, повидимому, много затрудненій, чтобъ правильно мотивировать психологическіе переходы этихъ свойствъ, не превративъ всего характера въ шаблонный манекенъ. Шекспиръ разрѣшилъ эту задачу, какъ всегда, просто и легко. Чтобъ убѣдиться, стоитъ прослѣдить всѣ сцены и положенія, въ какихъ Иможена является. Положенія эти всегда мотивируются тѣмъ душевнымъ состояніемъ, въ какомъ она находится вслѣдствіе ощущеній, пережитыхъ въ предыдущей сценѣ. Такъ, прощаясь съ Постумомъ во входной сценѣ перваго дѣйствія, Иможена, насколько можетъ, сдерживаетъ себя и утѣшаетъ дорогого друга надеждой на лучшее будущее. Едва онъ уѣзжаетъ, горе ея, хлынувъ, какъ ручей, неудержимо вырывается въ трогательныхъ жалобахъ въ сценѣ съ Пизаніемъ. Твердыя души однако умѣютъ быстро подавлять горе, овладѣвая собой. Это происходитъ и съ Иможеной. Она, повидимому, дѣлается спокойнѣй и старается занять себя чѣмъ-нибудь внѣшнимъ: ласково разговариваетъ съ приближенными, читаетъ повѣсти, словомъ, — старается скоротать время, какъ можетъ. Но подавленное горе обыкновенно оставляетъ по себѣ слѣды горечи, которая иногда дѣлаетъ людей нетерпѣливыми и склонными рѣзко и сурово отвѣтить, можетъ-быть, даже вопреки обыкновенной сдержанности. Эта черта проглядываетъ въ Иможенѣ въ сценѣ съ Клотеномъ, когда этотъ идіотъ начинаетъ преслѣдовать ее своими искательствами. Въ другое время, можетъ-быть, она не обратила бы и вниманія на подобныя выходки, но тутъ вспылила именно вслѣдствіе гнетущаго ея горя и наговорила Клотену дерзостей, которыхъ тотъ по глупости даже не стоилъ. Не меньше характерна сцена ея объясненія съ Якимо. Три совершенно различныхъ душевныхъ ощущенія быстро чередуются въ этой короткой сценѣ: глубочайшее горе при мысли, что Постумъ могъ ей измѣнить; вспышка гнѣва противъ дерзости Якима и наконецъ благодушное съ нимъ примиреніе. И несмотря на такое разнообразіе, всѣ эти чувства совершенно логично и просто вытекаютъ одно изъ другого, обличая внутреннюю между собою связь, подобно цвѣткамъ, выросшимъ на одномъ стеблѣ. Дальнѣйшія положенія, въ какихъ является Иможена, опять совершенно отличны отъ прежнихъ. На томящее ее горе по поводу разлуки съ Постумомъ внезапно налетаетъ новое горе, предъ которымъ даже прежнее кажется ничтожнымъ. Любимый Постумъ заподозрѣлъ ее въ невѣрности и рѣшилъ зато умертвить. Какъ же отозвалась Иможена на это новое горе? Сильныя натуры, пораженныя несчастьемъ, до того жестокимъ, что противъ него нельзя даже бороться, никогда не впадаютъ въ апатію. Онѣ, правда, иногда доходятъ до порыва отчаянія, приводящаго къ самоубійству, но чаще съ твердостью подчиняются судьбѣ. Чистая, уравновѣшенная натура Иможены не могла довести ее до самоубійства, и она избрала второй путь, лелѣя надежду на лучшее будущее. И судьба не замедлила послать ей тотчасъ же противъ ея горя цѣлебное утѣшеніе: Иможена попала въ идиллическій кругъ Беларія и двухъ ея молодыхъ братьевъ. Лучшаго (хотя, правда, палліативнаго средства) противъ ея горя нельзя было придумать. Чистая и здоровая по натурѣ сама, она примкнула къ этому столь же чистому кружку, и результатомъ вышла нѣжнѣйшая, инстинктивная привязанность ея къ новымъ друзьямъ, а ихъ къ ней. Сдержанность и твердая покорность судьбѣ успѣли до того овладѣть ея душой, что она нашла въ себѣ силы перенести даже ложную мысль о смерти Постума, послѣ чего поступила на службу Луція, гдѣ ждало ее новое утѣшеніе: онъ съ перваго взгляда привязался къ ней, какъ къ собственному сыну. Развязка драмы достойно завершаетъ ея судьбу. Зло испытанья, которое ей было послано, оканчивается, и она, найдя своего Постума, вступаетъ въ мирную, давно желанную пристань, нимало, не сожалѣя, что бурно пронесшіяся событія, отдавъ ей Постума, въ то же время лишили ея ожидавшагося царскаго вѣнца, мыслью о которомъ она, впрочемъ, никогда и не увлекалась.

Въ личности Постума нѣкоторые комментаторы видѣли противорѣчіе въ томъ, что онъ является въ первой части драмы совсѣмъ инымъ, чѣмъ во второй. Если вся драма, какъ объяснено выше, запечатлѣна характеромъ величаваго спокойствія, при чемъ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ является судьба, силѣ которой всѣ лица подчиняются безпрекословно, то рѣзкіе поступки Постума, когда онъ сначала легкомысленно ставитъ въ закладъ свое счастье, принимая вызовъ Янимо, а затѣмъ, повѣривъ клеветѣ, чуть не доходитъ до преступленья, какъ Отелло, могутъ дѣйствительно показаться противорѣчивыми съ тѣмъ глубокимъ раскаяніемъ и смиреннымъ подчиненіемъ судьбѣ, какія Постумѣ, подобно всѣмъ прочимъ лицамъ, выказываетъ во второй части драмы, примыкая такимъ образомъ къ общему ея характеру. Но Шекспира нельзя судить такъ поверхностно. Наружныя уклоненія отъ основныхъ чертъ характера можно найти, на первый взглядъ, во многихъ созданныхъ имъ лицахъ; но во всѣхъ такихъ случаяхъ эти уклоненія вѣрно и точно объясняются при ближайшемъ разборѣ тѣхъ положеній, въ какія эти лица поставлены. Такъ и Постумъ принимаетъ вызовъ Якимо вовсе не вслѣдствіе сомнѣнія въ честности своей жены, а единственно съ цѣлью уличить и пристыдить наглаго хвастуна и тѣмъ уничтожить возможность, чтобъ на Иможену упала хотя бы малѣйшая тѣнь подозрѣнія. Во второй сценѣ (когда онъ дѣйствительно выходитъ изъ себя, рѣшаясь умертвить Иможену) мы должны также принять во вниманіе то состояніе духа, въ какомъ онъ находился. Повѣривъ клеветѣ (съ достаточнымъ основаніемъ или нѣтъ — это вопросъ иной), онъ невольно представилъ себѣ свое положеніе. Женщина, которой онъ отдалъ себя всего и въ чью любовь вѣрилъ, какъ въ Бога, оказалась въ его глазахъ пустой, фальшивой авантюристкой, искавшей въ жизни только минутныя забавы и растоптавшей безъ сожалѣнія его нѣжнѣйшую къ ней любовь. Кто бы, особенно въ молодые года, могъ перенести подобный ударъ, не перейдя въ своихъ дальнѣйшихъ поступкахъ даже границъ благоразумія? Отчаянный, неистовый монологъ, въ которомъ Постумъ изливаетъ свою скорбь и злобу противъ женщинъ, прекрасно выражаетъ то, что онъ чувствовалъ, и Шекспиръ, поставивъ этотъ монологъ предъ рѣшеніемъ Постума умертвить Иможену, какъ нельзя лучше объяснилъ и мотивировалъ это рѣшеніе. Постумъ явно дѣйствовалъ подъ сильнѣйшимъ аффектомъ страсти, а всякая страсть всегда выводитъ людей изъ себя, толкая ихъ на рѣшенія, отъ которыхъ они навѣрно бы удержались въ болѣе спокойномъ состояніи. Этотъ аффектъ и страстность Постума совершенно исчезаютъ въ дальнѣйшемъ его поведеніи. Въ противоположность Отелло, онъ начинаетъ горько раскаиваться въ своемъ увлеченіи ранѣе, чѣмъ даже узнаетъ о невинности Иможены (онъ убѣждается въ этомъ только въ послѣднемъ дѣйствіи). Равно не слѣдуетъ онъ примѣру горячаго мавра и въ карѣ, какую на себя налагаетъ. Болѣе спокойная и ровная натура удержала его отъ мысли о самоубійствѣ, но привела къ болѣе высокому, благородному рѣшенію: предать себя волѣ боговъ, съ мольбой, чтобъ они, а не кто иной, рѣшили, чего онъ достоинъ за свершенное имъ преступленіе, и сразили карой, какую признаютъ справедливой. Этимъ рѣшеніемъ Постумъ доказалъ, что по натурѣ онъ вовсе не былъ тѣмъ, за что можно было его принять на основаніи прежнихъ, необдуманныхъ поступковъ, и тѣмъ пріобщилъ себя къ общему спокойному теченію событій, изображеніе котораго составляетъ основную мысль драмы.

Характеръ Якимо часто сравнивали съ характеромъ Яго, хотя между этими лицами можно найти общаго только то, что оба были клеветниками. Если однако взглянуть на причины, по которымъ они ими сдѣлались, то между ними не окажется ни малѣйшаго сходства. Яго — клеветникъ изъ желанія сдѣлать зло, съ прямой цѣлью погубить тѣхъ лицъ, на кого клевещетъ; Якимо, напротивъ, дѣлается клеветникомъ изъ-за оскорбленнаго самолюбія и хвастовства, задѣтый за живое по поводу самой пустой, хотя, къ сожалѣнію, очень часто встрѣчающейся въ обыденной жизни, причины: ему не удалось попытка овладѣть женщиной, а затѣмъ (что было еще больнѣе) предстояло покаяться въ этой неудачѣ публично. Примѣры, что подобнаго рода уязвленное самолюбіе (особенно въ молодые года) приводитъ къ очень предосудительнымъ поступкамъ, слишкомъ многочисленны, чтобъ нужно было объяснять ихъ психологическую причину, но во всякомъ случаѣ поступки эти, при всей ихъ непохвальности, нельзя клеймить именемъ злодѣйства. Изъ того, что сдѣлалъ Якимо, конечно, могло произойти очень много зла, но судьба, распоряжавшаяся всѣми событіями драмы, протянула и здѣсь руку помощи, чтобы распутать грозившій затянуться узелъ. Въ концѣ драмы Шекспиръ разрѣшилъ характеръ Якимо въ такомъ же примирительномъ тонѣ, какъ и всѣ остальные. Раскаявшись въ своемъ поступкѣ, Якимо такъ глубоко сознаетъ его предосудительность, что, не выдержавъ укоровъ совѣсти, даже лишается чувствъ. Значитъ, онъ не былъ дурнымъ человѣкомъ въ душѣ и не заслуживалъ названія закоснѣлаго злодѣя.

Беларій и два юныхъ принца не представляютъ какихъ-либо особенно выдающихся оригинальныхъ чертъ. Въ нихъ представлены двѣ крайности: въ Беларіѣ — старческая опытность, въ принцахъ — юношескій пылъ. Но на эти противоположныя свойства наброшенъ у нихъ одинъ общій покровъ, столь свѣтлый и чистый, что подъ его блескомъ исчезаетъ самая разность ихъ характеровъ. Покровъ этотъ — идеальная душевная чистота, до такой степени проникающая характеръ всѣхъ трехъ, что даже старикъ Беларій кажется такимъ же невиннымъ ребенкомъ, какъ и его воспитанники. Относительно общаго хода дѣйствія исторія Беларія и принцевъ представляетъ совершенно вводный эпизодъ, но едва ли можно найти поэтическое произведеніе, въ которомъ подобный эпизодъ вязался бы такъ хорошо со всѣми остальными и былъ болѣе умѣстенъ Эпизодъ этотъ — идиллія, но идиллія, достойная Гомера.

Королева и ея сынъ изображаютъ въ драмѣ ея мрачный, дурной элементъ, неспособный ни на какое исправленіе. Сдѣлать что-нибудь доброе не могла для нихъ даже сама судьба, вслѣдствіе чего оба и погибли, какъ засохшія, ни на что не годныя вѣтви. Характеръ королевы едва намѣченъ общими, поверхностными штрихами, но въ личности ійотена есть яркія, живыя черты. Шекспиръ не разъ изображалъ людей, глупыхъ до идіотизма. Таковы, напримѣръ, полицейскіе стражи въ «Много шуму изъ пустяковъ», а равно нѣкоторыя лица въ «Виндзорскихъ проказницахъ» и другихъ комедіяхъ. Но въ Клотенѣ, кромѣ грубаго идіотизма, изображены еще дерзость и нахальство, развившіяся въ немъ вслѣдствіе того, что онъ, будучи знатнымъ лицомъ, не умѣла, додуматься по своей глупости до извѣстнаго правила: noblesse oblige. Воображаемое свое превосходство выражалъ онъ только грубымъ обращеніемъ съ низшими и нахальнымъ убѣжденіемъ, что всѣ должны предъ нимъ преклоняться. Въ его характерѣ проскользаетъ, между прочимъ, черта, обнаруживающая, до чего тонко понималъ Шекспиръ житейскія отношенія и какъ хорошо зналъ правило, что пригодность людей къ пользѣ или ко вреду обнаруживается иногда, смотря по времени и мѣсту, когда они дѣйствуютъ. Дерзкій и глупый Клотенъ оказывается вовсе не глупымъ, когда надо пустить въ дѣло кулачное право. Въ переговорахъ съ римлянами рѣчи его, правда, заносчивыя и дерзкія, звучатъ храбростью и отвагой даже умѣстными, такъ что, если бъ ему не пришлось погибнуть отъ меча Гвидерія, очень можетъ быть, что въ происшедшей битвѣ съ врагами отечества онъ оказался бы не изъ послѣднихъ удальцовъ и заслужилъ бы даже почетную награду.

Пизаній — типъ преданнаго и честнаго слуги. По характеру онъ напоминаетъ Кента въ «Королѣ Лирѣ».

Наконецъ, что касается самого Цимбелина, то о немъ уже сказано, что значеніе его въ драмѣ совершенно ничтожно. Человѣкъ слабый по натурѣ, онъ не имѣетъ никакого вліянія на совершающіяся вокругъ событія. Зато относительно общей идеи драмы такая постановка характера Цимбелина вполнѣ умѣстна и цѣлесообразна. Изъ него можемъ мы видѣть, какимъ пигмеемъ оказывается человѣкъ, поставленный даже во главѣ важныхъ событій, если вмѣсто него захочетъ распоряжаться этими событіями всемогущая судьба.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА.

Цимбелинъ, король Британіи.

Плотенъ, сынъ королевы, жены Цимбелина отъ перваго брака.

Леонатъ Постумъ, мужъ Иможены, дочери Цимбелина.

Беларій, изгнанный вельможа, скрывающійся подъ именемъ Моргана.

Гвидерій, Арвирагъ, дѣти Цимбелина, скрывающіяся подъ именемъ дѣтей Беларія — Кадвала и Полидора.

Филарій, римлянинъ, другъ Постума.

Якимо, римлянинъ, другъ Постума.

Французъ, другъ Филарія.

Кай Луцій, римскій полководецъ.

Римскій военачальникъ.

Пизаній, приближенный Постума.

Корнелій, врачъ.

Двое дворянъ изъ свиты Цимбелина.

Два тюремщика.

Королева, жена Цимбелина.

Иможена, дочь Цимбелина отъ перваго брака.

Елена, прислужница Иможены.

Вельможи, придворныя дамы, римскіе сенаторы, трибуны, видѣнія, предвѣщатель, музыканты, военачальники, гонцы и свита.
Мѣсто дѣйствія въ Британіи и частью въ Римѣ.

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ ¹).

СЦЕНА 1-я. Садъ при дворцѣ Цимбелина. (Входятъ двое придворныхъ).

1-й придворный. Какъ видите, унылый видъ успѣли

Принять здѣсь всѣ. Вѣдь кровь людей не такъ

Покорна небесамъ ²), какъ духъ придворныхъ

Подладиться готовъ къ тому, что хочетъ

Ихъ государь.

2-й придворный. Но что же здѣсь случилось?

1-й придворный. Случилось что? — единственная дочь

И вмѣстѣ съ тѣмъ наслѣдница монарха,

Которую сбирался выдать замужъ

За сына онъ второй своей жены,

Тихонько обвѣнчалась съ бѣднякомъ,

Вполнѣ достойнымъ, впрочемъ, дворяниномъ. —

И вотъ теперь отправленъ въ ссылку мужъ,

Сама принцесса лишена свободы,

А всѣ кругомъ безмолвствуютъ, надѣвъ

Личину горькой скорби. — Мнѣ однако

Все жъ кажется, что искренно груститъ

Одинъ король.

2-й придворный. Одинъ король?

1-й придворный. Имѣетъ

Причину быть, конечно, недовольнымъ

Просватанный, обманутый женихъ

И мать его, желавшая всѣмъ сердцемъ

Устроить этотъ бракъ; но изъ придворныхъ —

Хоть всѣ они въ угодность королю

Грустны на видъ — не сыщется навѣрно

Ни одного, кто не былъ бы доволенъ

Сердечно тѣмъ, чѣмъ съ виду огорченъ.

2-й придворный. Но почему жъ?

1-й придворный. Ужъ слишкомъ глупъ и плохъ ³)

Тотъ, за кого просватали принцессу;

Напротивъ, тотъ, кому она досталась,

И кто теперь разстаться долженъ съ ней,

Такъ полонъ рѣдкихъ и прекрасныхъ качествъ,

Что если бъ днемъ съ огнемъ искать мы стали

Кого-нибудь, подобнаго ему,

То все жъ не могъ бы найденный сравниться

Съ нимъ никогда. Мнѣ не случалось въ жизни

Встрѣчать людей, украшенныхъ такъ щедро

И внѣшностью и свойствами души.

2-й придворный. Не хвалите ль чрезъ мѣру вы?

1-й придворный. Ни мало.

Въ моихъ словахъ представленъ мною онъ

Такимъ, какъ есть ⁴). Достоинства его

Умалилъ я скорѣе, чѣмъ возвысилъ.

2-й придворный. Кто жъ родомъ онъ, и какъ его зовутъ?

1-й придворный. Я восходить не буду въ объясненьяхъ

Глубоко вдаль. Отецъ его звался

Сициліемъ. Онъ дрался противъ римлянъ,

Когда на нихъ возсталъ Кассибеланъ,

Но родовитымъ былъ почтенъ прозваньемъ

Лишь при Тенанціѣ ⁵), подъ чьимъ начальствомъ

Онъ совершилъ не мало славныхъ дѣлъ

И получилъ названье Леоната.

Старикъ имѣлъ двухъ храбрыхъ сыновей,

Но оба пали съ честью въ славной битвѣ,

Съ мечомъ въ рукахъ, и эта смерть сразила

Такъ ихъ отца, что вслѣдъ за ними умеръ

Съ тоски и онъ. Жена его была

Беременна въ то время третьимъ сыномъ

И умерла, родивъ его на свѣтъ.

Тогда король взялъ мальчика къ себѣ,

Назвалъ его Постумомъ Леонатомъ ⁶)

И, воспитавъ, оставилъ при дворѣ.

Онъ приказалъ учить его наукамъ,

Насколько могъ вмѣстить ихъ юный умъ;

Но мальчикъ сталъ учиться съ большей жаждой,.

Чѣмъ дышимъ мы. Созрѣлъ для жатвы онъ

Вслѣдъ за весной. Живя среди придворныхъ,

Онъ заслужилъ любовь и похвалу

Со всѣхъ сторонъ (что, согласитесь, рѣдкость). —

Для мальчиковъ онъ добрымъ сталъ примѣромъ,

Для взрослыхъ — вѣрнымъ зеркаломъ, съ которымъ*

Они свѣряли качества свои.

И даже тѣ, которые достигли

Ужъ старыхъ лѣтъ, охотно сознавались,

Что этотъ юный баловень во многомъ

Вылъ выше ихъ. Что жъ до его жены,

Съ которой долженъ онъ теперь разстаться,

То качества самой принцессы могутъ

Ручаться вамъ, какъ высоко стоялъ онъ

Въ ея глазахъ, когда она свой выборъ

Остановила именно на немъ.

2-й придворный. Я по тому, что вы мнѣ разсказали.

Ужъ сталъ его глубоко уважать. —

А вашъ король, скажите мнѣ, имѣетъ

Еще дѣтей ⁷)?

1-й придворный. Нѣтъ, эта дочь осталась

Ему одна. Но, впрочемъ, если вы

Хотите знать, я вамъ скажу, что прежде

Онъ былъ отцомъ двухъ юныхъ сыновей;

Но оба эти мальчика исчезли

Безвѣстно, какъ: одинъ — трехъ лѣтъ, другой же —

Еще груднымъ, и съ той поры о нихъ

Къ намъ не дошло ни отклика ни вѣсти.

2-й придворный. А какъ давно вы потеряли ихъ?

1-й придворный. Тому прошло, я думаю, лѣтъ двадцать.

2-й придворный. Какимъ же страннымъ случаемъ, скажите

Могли пропасть такъ дѣти короля?

Иль дурно сторожили ихъ? иль худо

Направили вы поиски потомъ?

1-й придворный. Признать должны подобный недосмотръ

Конечно, мы нелѣпымъ до смѣшного;

Но на бѣду случилось это дѣло

Такъ именно, какъ я вамъ разсказалъ.

2-й придворный. Я вѣрю вамъ.

1-й придворный. Однако намъ приличнѣй

Теперь уйти. Сюда идетъ Постумъ,

А вслѣдъ за нимъ принцесса съ королевой. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я. Тамъ же. (Входятъ королева, Постумъ и Иможена).

Королева. Надѣюсь, дочь, что ты во мнѣ не видишь

Слѣпой вражды, приписанной давно

Всѣмъ мачехамъ. Ты — плѣнница моя,

Но сторожъ отдаетъ тебѣ охотно

Ключи тюрьмы. А что до васъ, Постумъ,

Я буду вамъ заступницей, лишь только

Смягчится гнѣвъ жестокій короля.

Но боги! какъ онъ сердится! Вамъ было бъ

Полезнѣе поэтому покамѣстъ

Смирить себя и перенесть съ терпѣньемъ

Постигшій васъ суровый приговоръ.

Постумъ. Скажите слово мнѣ, и я уѣду

Хоть тотчасъ же.

Королева (оглядываясь). Опасность велика,

Но все жъ смотрѣть мнѣ больно на страданье

Двухъ нѣжныхъ душъ. Я здѣсь пройдусь по саду,

Оставя васъ, хоть велѣно мнѣ строго

Смотрѣть, чтобъ тайно не шептались вы.

(Уходитъ королева).

Иможена. О, низкая притворщица! какъ мягко

Она нанесть умѣетъ злой ударъ! —

Другъ милый мой! отцовскій гнѣвъ, конечно,

Какъ дочери, мнѣ страшенъ и тяжелъ,

Но онъ меня пугаетъ вдвое больше

Изъ-за тебя. — Иди жъ скорѣй! Пускай

Я выдержу одну грозу упрековъ

И гнѣвный взоръ ⁸). Поддержитъ душу мнѣ

Святая мысль, что въ мірѣ есть безцѣнный

И дивный перлъ, съ которымъ рано ль, поздно ль

Увижусь я!

Постумъ. Краса моя и радость!

О, лишь не плачь: иначе самъ, пожалуй,

Я поводъ дамъ сказать, что сердцемъ сталъ

Слабѣе я, чѣмъ долженъ быть мужчина.

Конечно, клясться въ вѣрности тебѣ

Не буду я: и безъ того останусь

Вѣрнѣе я, чѣмъ давшій сотни клятвъ! —

Я ѣду въ Римъ; — у моего отца

Былъ, помню, другъ по имени Филарій.

Онъ тамъ живетъ и хоть извѣстенъ мнѣ

По слухамъ лишь, но, вѣрно, не откажетъ

Мнѣ дать пріютъ. Пиши туда мнѣ письма.

И пусть хоть желчью ⁹) будешь ты писать,

Мнѣ сладко все же будетъ цѣловать ихъ.

(Возвращается королева).

Королева. Ахъ, поскорѣй! — пожалуйста, кончайте.

Подумать страшно, чѣмъ рискую я,

Когда придетъ негаданно-нежданно,

Сюда король. (Въ сторону) Устрою я нарочно,

Чтобъ онъ пришелъ. — Въ рукахъ держу его вѣдь

Такъ крѣпко я, что радъ почесть за счастье

Онъ даже зло, когда его получитъ

Изъ рукъ моихъ ¹⁰). — За оскорбленье даже

Онъ дорогой заплатитъ мнѣ цѣной. (Уходитъ королева).

Постумъ. Когда бы весь остатокъ дней, какіе

Даны намъ жить, прощались мы съ тобой,

То этимъ мы вѣдь только бъ ухудшили

Разлуки мигъ, а потому простимся

Въ послѣдній разъ.

Иможена. Нѣтъ, погоди, молю!

Проститься такъ вѣдь было бъ слишкомъ мало,

Когда бъ сбирался даже на простую

Прогулку ты! (Даетъ ему кольцо). Другъ милый! — вотъ брильянтъ,

Который получила я въ наслѣдство

Отъ матери. Возьми его съ собой;

Носи, храни и береги, покуда

Ты съ кѣмъ-нибудь не обручишься вновь,

Узнавъ, что нѣтъ на свѣтѣ Иможены!

Постумъ. Съ другою я?.. О, пусть бы только боги

Мнѣ согласились возвратить тебя

И смерти цѣпь поставили преградой

Отъ мысли даже мужемъ стать другой!

(Надѣваетъ кольцо).

Вѣрь, не покинетъ нѣжный твой подарокъ

Меня, пока я чувствую и живъ;

Что жъ до тебя, краса моя и радость, —

То если рокъ судилъ, чтобъ потеряла

Такъ много ты, отдавши мнѣ себя,

Такъ пусть въ долгу я предъ тобой не буду

Хоть въ мелочахъ. Хочу любви я цѣпью

Сковать тебя. (Надѣваетъ ей на руку браслетъ).

Носи бездѣлку эту!

Увѣренъ я, что плѣнница прелестнѣй

Не надѣвала золотыхъ оковъ.

Иможена. О, боги, боги! — гдѣ же и когда

Мы свидимся? (Входитъ Цимбелинъ со свитой).

Постумъ. Тсс… вотъ король.

Цимбелинъ (Постуму). Голякъ!

Ничтожество! Вонъ съ глазъ!.. Когда посмѣешь

Ты впредь еще присутствіемъ своимъ

Сквернить мой домъ — ждетъ смерть тебя!.. вонъ тотчасъ!

Зловредный ядъ для крови ты моей!

Постумъ. Пусть благодать прострутъ надъ вами боги

И сохранятъ всѣхъ вашихъ вѣрныхъ слугъ!

Я ухожу. (Уходитъ Постумъ).

Иможена. И смерти часъ не могъ бы

Быть для меня ужаснѣй и больнѣй.

Цимбелинъ (Иможенѣ). Дрянная тварь! — ты, чьей любовью думалъ

Возстановить я молодость мою…

И что жъ! — меня наоборотъ успѣла

Состарить ты!

Иможена. Прошу васъ, государь,

Умѣрьте гнѣвъ: вы имъ себѣ вредите.

Что жъ до меня — я столько настрадалась

За эти дни, что мнѣ не страшенъ даже

И вашъ укоръ: я потерять успѣла

Чувствительность давно ужъ ко всему.

Цимбелинъ. И въ томъ числѣ къ стыду и къ чувству долга.

Иможена. Чего же ждать, когда въ душѣ убитъ

Надежды лучъ?

Цимбелинъ. Манилъ тебя, напротивъ,

Онъ счастьемъ быть супругой принца — сына

Моей жены.

Иможена. Считаю счастьемъ я,

Что вышло иначе. Грозилъ мнѣ ястребъ,

Но я его смѣнила на орла.

Цимбелинъ. На нищаго! — Ты осквернить хотѣла

Мой славный тронъ.

Иможена. Напротивъ, новымъ блескомъ

Зажечь его.

Цимбелинъ. Дрянная тварь!

Иможена. Вы сами

Виновны въ томъ, что такъ сердечно дорогъ

Мнѣ сталъ Постумъ. Зачѣмъ вы воспитали

Насъ вмѣстѣ съ нимъ? Достоинъ мужемъ быть

Онъ всякой женщинѣ, и я, отдавши

Себя ему, дала далеко меньше

Въ сравненьи съ тѣмъ, что получила въ немъ.

Цимбелинъ. Я вижу то, что нѣтъ въ тебѣ разсудка.

Иможена. Коль скоро такъ — пусть мнѣ помогутъ боги!

Ахъ, почему не родилась простою

Пастушкой я, а милый Леонатъ

Не сынъ бѣдняги-пахаря? (Возвращается королева)*

Цимбелинъ. Родилась

Безъ смысла ты! (Королевѣ). А ты!.. вѣдь приказалъ

Я, кажется, чтобъ оставлять не смѣла

Ты ихъ вдвоемъ… Запри ее сейчасъ же.

Королева. О, государь, не будьте такъ жестоки!

А ты утѣшься, милое дитя.

(Королю). Я васъ прошу меня оставить съ нею.

Мой вамъ совѣтъ призвать на помощь разумъ

И въ немъ искать прибѣжища въ бѣдѣ.

Цимбелинъ. Пусть кровь ея испортится по каплѣ

И въ старости отъ глупости своей

Умретъ она! (Уходитъ Цимбелинъ).

Королева. О, фуй! (Иможенѣ). Такъ иль иначе,

Предъ нимъ смирить все жъ надо намъ себя.

(Входитъ Пизаній).

Вотъ твой слуга. — Ну что? Какія вѣсти?

Пизаній. Тамъ вышелъ шумъ: вашъ сынъ затѣялъ драку

Съ супругомъ госпожи моей.

Королева. О, боги!..

Надѣюсь я, что не было бѣды?

Пизаній. Могла бы быть, но господинъ мой, къ счастью,

Себя сдержалъ. Онъ вынутымъ мечомъ

Скорѣй игралъ, чѣмъ наносилъ удары,

А тутъ бойцовъ успѣли развести

Кто былъ вокругъ.

Королева. Всѣмъ сердцемъ рада я.

Иможена. Пособникомъ достойнымъ оказался

Вашъ сынъ отцу! Затѣять споръ — и съ кѣмъ же?

Съ изгнанникомъ! — О, честный, храбрый витязь!

Желаю я, чтобы они сошлись

Когда-нибудь въ пустынѣ африканской ¹¹),

И я иглой могла бъ остановить

Того изъ двухъ, кто отступилъ бы первымъ.

(Пизанію) А, ты, скажи, зачѣмъ тобой оставленъ

Твой господинъ?

Пизаній. Онъ такъ велѣлъ, прибавивъ,

Чтобъ я его никакъ не провожалъ

До гавани. Онъ тоже далъ приказъ,

Что дѣлать мнѣ, когда угодно будетъ

Вамъ отъ меня потребовать услугъ.

Королева. Онъ былъ тебѣ всегда слугой усерднымъ

И, вѣрю, имъ останется навѣкъ.

Пизаній. За лестный отзывъ васъ благодарю я.

Королева. Уйди теперь.

Иможена. Чрезъ полчаса съ тобой

Поговорю я обо всемъ подробнѣй;

А до того пойти взглянуть ты долженъ,

Какъ господинъ твой сядетъ на корабль.

Теперь ступай: — увидимся мы послѣ. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я. Площадь. (Входятъ Клотенъ и двое придворныхъ).

1-й придворный. Я совѣтовалъ бы вамъ, принцъ, перемѣнить рубашку. Вы такъ разгорячились, что отъ васъ валитъ паръ точно отъ принесенной жертвы. А вѣдь если воздухъ выходитъ изъ тѣла и замѣняется новымъ, то входящій можетъ быть очень вреденъ для здоровья.

Клотенъ. Ну, вотъ еще! Развѣ рубашка моя въ крови? — А сознайтесь, вѣдь ему порядкомъ отъ меня досталось.

2-й придворный (въ сторону). Досталось только его терпѣнью.

1-й придворный. Еще бы! Если онъ не раненъ, то, значитъ, тѣло его дырявое рѣшето! Проѣзжая дорога для клинка.

2-й придворный (въ сторону). Твой клинокъ боится проѣзжихъ дорогъ, какъ неисправный должникъ.

Клотенъ. Бездѣльникъ не могъ предо мной устоять.

2-й придворный (въ сторону). Потому что онъ не стоялъ, а лѣзъ прямо на тебя.

1-й придворный. Гдѣ жъ ему было устоять! Онъ прибавилъ къ вашимъ владѣніямъ и ту землю, на которой стоялъ.

2-й придворный (въ сторону). Этой земли было столько же, сколько ты считаешь въ своемъ владѣньи океановъ, — шутъ ты гороховый.

Клотенъ. Досадно, что насъ розняли.

2-й придворный (въ сторону). Это досадно и мнѣ; — мы лишились удовольствія видѣть, сколько займетъ мѣста растянутый на землѣ дуракъ.

Клотенъ. И такого болвана она рѣшилась предпочесть мнѣ!

2-й придворный (въ сторону). Если сдѣлать лучшій выборъ грѣхъ, то она дѣйствительно погибла.

1-й придворный. Я всегда говорилъ вашему высочеству, что ея красота не въ ладу съ умомъ. Его свѣтъ нисколько не отражается на ея лицѣ.

2-й придворный (въ сторону). Потому что онъ не свѣтитъ для дураковъ, которые не могли бы этого выдержать.

Клотенъ. Пойдемте въ мою комнату. Очень мнѣ жаль, что дѣло не кончилось чѣмъ-нибудь серьезнѣй.

2-й придворный (въ сторону). Ну, я объ этомъ не жалѣю; — да и что могло быть серьезнаго въ отдутомъ ослѣ?

Клотенъ. Идемте, что ли?

1-й придворный. Я буду сопровождать ваше высочество.

Клотенъ. Что за проводы! Идемте вмѣстѣ. (Уходятъ).

СЦЕНА 4-я. Комната во дворцѣ Цимбелина. (Входятъ Иможена и Пизаній).

Иможена. О, если бъ могъ ты прирасти, какъ камень,

На берегу и тамъ слѣдить за каждымъ

Изъ-за моря бѣгущимъ кораблемъ!

Вѣдь ежели изъ дальнихъ странъ пришлетъ

Постумъ мнѣ вѣсть, и я ее случайно

Не получу, то это будетъ мнѣ

Ужаснѣе, чѣмъ узнику потеря

Того письма, которымъ онъ прощенъ! —

Скажи, какимъ съ тобой послѣднимъ словомъ

Простился онъ?

Пизаній. Звалъ васъ своей царицей,

Иможена. И издали махалъ моимъ платкомъ?

Пизаній. О, да, и цѣловалъ его.

Иможена. Какъ счастливъ

Былъ мертвый ленъ! — счастливѣй многимъ, многимъ,

Увы, чѣмъ я! — И это все?

Пизаній. О, нѣтъ.

Онъ все стоялъ на палубѣ, докуда

Я отличить отъ прочихъ могъ его,

И, стоя такъ, махалъ ежеминутно

Онъ шляпой мнѣ, перчаткой и платкомъ;

И мнѣ казалось, будто порывался

Онъ выразить, что такъ же тяжело

Въ немъ билось горемъ сердце, какъ, напротивъ,

Скользилъ легко но глади водъ корабль.

Иможена. Ты долженъ былъ слѣдить за нимъ глазами.

Пока не сталъ онъ менѣе, чѣмъ воронъ,

Летящій вдаль.

Пизаній. Такъ точно сдѣлалъ я.

Иможена. Я всѣ глаза себѣ бы проглядѣла,

Слѣдя за нимъ. Смотрѣла бъ на него,

Пока не сталъ онъ менѣе иголки!

Пока вдали не скрылся бъ, какъ комаръ!

А тамъ, а тамъ… отворотясь печально,

Растаяла бъ я моремъ горькихъ слезъ! —

Скажи, когда, ты думаешь, получимъ

Мы вѣсть о немъ?

Пизаній. Повѣрьте, что пришлетъ

Онъ намъ ее, чуть будетъ первый случай.

Иможена. Вѣдь не успѣла я проститься даже,

Какъ должно, съ нимъ! Не высказала всѣхъ

Словъ ласки и любви! Чуть я хотѣла

Ему сказать, какъ буду неизмѣшвго

О немъ мечтать я въ тотъ иль въ этотъ часъ:.

Чуть взять съ него я собиралась клятву,

Что не отдастъ онъ правъ моихъ, и чести

Въ Италіи какой-нибудь пустой

Прелестницѣ; чуть обязать его

Хотѣла я, чтобъ утромъ, днемъ и ночью

Онъ въ тѣ часы, когда молиться буду

Я за него — молился бъ точно такъ же

И за меня; чуть наконецъ собралась

Проститься съ нимъ горячимъ поцѣлуемъ

Я между двухъ горячихъ, страстныхъ словъ —

Вошелъ въ тотъ мигъ внезапно, какъ холодный.

Вихрь сѣвера, жестокій мой отецъ

И въ мигъ одинъ сгубилъ цвѣты привѣта

И нашихъ ласкъ! (Входитъ придворная дама).

Дама. Васъ королева проситъ

Прійти къ себѣ.

Иможена (Пизанію). Исполни тотчасъ все,

Что сказано. — (Дамѣ) Я съ вами къ королевѣ

Иду сейчасъ.

Пизаній. Исполню все, принцесса. (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я. Римъ. Комната въ домѣ Филарія. (Входятъ Филарій, Якимо и Французъ).

Якимо. Э, полноте, вѣдь я зналъ его въ Британіи. Онъ уже тогда начиналъ приходить въ извѣстность, и окружавшіе громко предсказывали ему теперешнюю славу. Я одинъ не видѣлъ въ немъ ничего особеннаго и не увидѣлъ бы даже въ томъ случаѣ, если бъ списокъ его качествъ былъ приколотъ къ нему, какъ афишка.

Филарій. Вы говорите такъ, потому что знали его, когда онъ еще не былъ тѣмъ, чѣмъ сдѣлался позже, и когда ни наружныя ни душевныя его качества еще не развились вполнѣ.

Французъ. Я также зналъ его во Франціи и скажу прямо, что такихъ, какъ онъ, не было надобности искать днемъ съ огнемъ ¹²).

Якимо. Я увѣренъ, что всей своей извѣстностью онъ обязанъ исключительно браку съ королевской дочерью. Но вѣдь тутъ главную роль играла ея блажь, а никакъ не его достоинства.

Французъ. А затѣмъ его изгнаніе.

Якимо. Оно также многимъ ему помогло. Доброжелатели принцессы горько оплакиваютъ ея печальный разводъ и превозносятъ изгнанника для того, чтобъ оправдать ея выборъ, остановившійся на голякѣ безъ роду и племени. Согласитесь, что оправдать ея поступокъ иначе было бы трудно. — Но скажите, зачѣмъ пріѣхалъ онъ сюда, и съ чего началось ваше знакомство?

Филарій. Я не разъ былъ обязанъ жизнью его отцу, съ которымъ мы были товарищами по оружію. (Входитъ Постумъ). Но вотъ и нашъ британецъ. Я убѣдительно прошу васъ обращаться съ нимъ, какъ прилично порядочнымъ людямъ съ человѣкомъ его достоинства, и вообще совѣтую познакомиться съ нимъ поближе, помня, что онъ мой добрый другъ. Я желаю, чтобъ вы убѣдились въ его качествахъ по собственному опыту, а не по моимъ разсказамъ.

Французъ (Постуму). Сколько помню, синьоръ, мы видѣлись съ вами въ Орлеанѣ?

Постумъ. Да, и я состою съ тѣхъ поръ должникомъ за вашу услугу, безъ всякой надежды когда-нибудь расплатиться.

Французъ. Вы ее слишкомъ преувеличиваете. Я очень былъ радъ, что случай далъ мнѣ возможность помирить васъ съ моимъ соотечественникомъ. Очень было бы жаль, если бы вы сошлись съ кровавыми намѣреніями изъ-за такой ничтожной причины.

Постумъ. Что дѣлать, — я былъ молодъ и потому слушался голоса первыхъ впечатлѣній болѣе, чѣмъ совѣтовъ опытныхъ людей. Но все-таки даже и теперь, когда мои разсудительныя способности возмужали (что я могу сказать, не оскорбляя никого), я держусь мнѣнія, что причина тогдашней ссоры была вовсе не такъ пуста, какъ вамъ кажется.

Французъ. Нѣтъ, именно была настолько, что ея не стоило разрѣшать мечами, и тѣмъ болѣе между двумя такими противниками, изъ которыхъ одинъ навѣрно бы палъ, а можетъ-быть, и оба вмѣстѣ.

Якимо. Вы позволите учтиво спросить въ чемъ было дѣло?

Французъ. О, конечно! Ссора была публична, а потому и разговоръ о ней не можетъ никого оскорбить. Дѣло шло о томъ же самомъ вопросѣ, который занималъ насъ вчера вечеромъ, когда каждый изъ насъ превозносилъ достоинства женщинъ своей родины. Синьоръ увѣрялъ и предлагалъ поддержать свое мнѣніе кровавымъ доказательствомъ, что дама его сердца лучше, умнѣй, добродѣтельнѣй и постояннѣй любой французской женщины.

Якимо. Вѣроятно, эта дама давно умерла; иначе синьоръ навѣрно измѣнилъ бы съ тѣхъ поръ свой на нее взглядъ.

Постумъ. Она жива и такъ же сохранила до сей поры свои качества, какъ я мое о ней мнѣніе.

Якимо. Вы однако не будете превозносить ее такъ высоко надъ итальянками?

Постумъ. Я не откажусь отъ того, что сказалъ, даже въ томъ случаѣ, если получу вызовъ, какъ это было во Франціи. Я болѣе, чѣмъ люблю эту женщину: — я передъ ней преклоняюсь.

Якимо. Сказать о любой британской женщинѣ, что она такъ же хороша и достойна, какъ итальянка — будетъ уже слишкомъ достаточной для нея похвалой. Впрочемъ, если ваша возлюбленная дѣйствительно превосходитъ многихъ женщинъ такъ же, какъ, напримѣръ, этотъ, блестящій на вашей рукѣ, брильянтъ превосходитъ всѣ, какіе мнѣ случалось видѣть, то и это еще не будетъ въ моихъ глазахъ доказательствомъ ея совершенства. Я просто скажу, что, значитъ, я не видѣлъ лучшихъ брильянтовъ, а вы — лучшихъ женщинъ.

Постумъ. Я цѣню ее по достоинствамъ, точно такъ же, какъ и этотъ брильянтъ.

Якимо. А какъ высоко вы его цѣните?

Постумъ. Дороже всѣхъ мірскихъ благъ.

Якимо. Ну, вотъ и значитъ, что если ваша красавица не умерла, то вы сами цѣните ее дешевле этой бездѣлки.

Постумъ. Вы ошибаетесь. Бездѣлку эту можно подарить или продать, если у кого-нибудь окажется довольно денегъ для ея покупки или достоинствъ для полученія въ подарокъ. Что жъ до моей красавицы, то она не предметъ торговли, потому что сама подарокъ боговъ.

Якимо. Боги ее вамъ не дарили, но только дали на подержаніе.

Постумъ. Да; — и я, съ ихъ помощью, надѣюсь ее сберечь.

Якимо. Вы можете сколько угодно утѣшать себя этой мыслью, но не забывайте, что чужіе соколы часто спускаются на прудъ сосѣда. Ваша несравненная красавица можетъ быть украдена такъ же, какъ вашъ брильянтъ. Дорогія вещи ломки, а женщины — непостоянны. Хитрый воръ и ловкій соблазнитель могутъ похитить какъ то, такъ и другое.

Постумъ. Если вы разсчитываете на непостоянство моей красавицы, то скажу, что соблазнителя, способнаго похитить ея честь, у васъ въ Италіи не найдется. Равно я спокоенъ и за мой брильянтъ, несмотря на то, что ворами Италія, какъ извѣстно, славится.

Филарій. Синьоры! прекратимте этотъ разговоръ.

Постумъ. Охотно. — Замѣчу однако, что синьоръ, какъ кажется, не считаетъ меня чужимъ. Мы дошли въ нашемъ первомъ короткомъ съ нимъ разговорѣ до очень большихъ откровенностей.

Якимо. Поговоривъ разъ въ пять подолѣе съ вашей красавицей, я берусь ее покорить. Дайте мнѣ средство съ ней сойтись, и вы увидите, что она будетъ вынуждена сдаться.

Постумъ. Никогда.

Якимо. Прозакладую половину моего состоянія противъ вашего перстня, который, по моему мнѣнію, болѣе не стоитъ. Впрочемъ, я держу пари не столько противъ ея чести, сколько противъ вашей излишней довѣрчивости, и потому, чтобъ смягчить оскорбительность вызова, я предлагаю пари не противъ вашей красавицы собственно, а противъ любой женщины въ мірѣ.

Постумъ. Много же вы о себѣ воображаете, рѣшаясь на такое пари, и я не сомнѣваюсь, что получите заслуженное.

Якимо. Что же именно?

Постумъ. Щелчокъ; — хотя, по моему мнѣнію, такое самохвальство заслуживало бъ болѣе строгаго наказанія.

Филарій. Синьоры, довольно! Споръ вашъ грозитъ принять слишкомъ рѣзкій оборотъ, а потому кончите его, какъ онъ начался, и постарайтесь сойтись другъ съ другомъ лучше.

Якимо. Я готовъ поддерживать сказанное не только всѣмъ, что имѣю самъ, но даже имуществомъ моихъ сосѣдей.

Постумъ. Какую же красавицу выбираете вы для вашего опыта?

Якимо. Вашу! Ту самую, въ постоянствѣ которой вы такъ убѣждены. Я ставлю десять тысячъ червонцевъ противъ вашего перстня, что если вы дадите мнѣ возможность съ нею увидѣться, то я не потребую больше двухъ свиданій для того, чтобъ покончить съ ея честью, которую вы воображаете до того недоступной.

Постумъ. Я готовъ держать пари золотомъ противъ золота, но мой перстень составляетъ часть меня самого и такъ же мнѣ дорогъ, какъ я самъ.

Якимо. Вижу, что вы дѣйствуете осторожно, какъ замѣшанный въ дѣлѣ ¹³), и чувствуете сами невозможность ручаться за честь женскаго тѣла даже въ томъ случаѣ, если заплатить по милліону за каждый его золотникъ. Страхъ и сомнѣніе сквозятъ въ вашемъ отвѣтѣ.

Постумъ. Хотя вы, повидимому, большой охотникъ болтать, но, какъ мнѣ начинаетъ казаться, предложеніе ваше серьезно.

Якимо. Я попусту не болтаю и готовъ всегда поддержать слова дѣломъ.

Постумъ. Вотъ какъ! — такъ берите же мой перстень въ залогъ до вашего возвращенья. Условіе заключено! Я подтверждаю, что та, которую я люблю, стоитъ далеко выше вашихъ недостойныхъ предположеній, а потому на пари согласенъ и отдаю вамъ кольцо.

Филарій. Я не допущу такого пари.

Якимо. Чего тутъ не допускать, когда дѣло кончено! — Если я не представлю вамъ несомнѣнныхъ доказательствъ, что пользовался сладчайшими прелестями вашей возлюбленной, то мои десять тысячъ червонцевъ и вашъ брильянтъ принадлежатъ вамъ. Вы слышите? Да, да! — повторяю, что если ея честь, въ которую вы такъ вѣрите, останется при ней, то обѣ ваши драгоцѣнности — и кольцо и она — останутся при васъ вмѣстѣ съ моими деньгами. — Но вы должны дать мнѣ рекомендацію, чтобъ я могъ свободно съ ней познакомиться.

Постумъ. Я принимаю эти условія и заключаю съ вами договоръ. Если вы, вернувшись, доставите мнѣ несомнѣнное доказательство вашего надъ нею торжества, то я перестану считать себя вашимъ врагомъ, потому что подобное существо не стоитъ, чтобъ изъ-за него ссорились. Но если она останется чистой (то-есть, если вы не докажете противнаго), то за вашу клевету и попытку оскорбить ея честь вы мнѣ отвѣтите мечомъ.

Якимо. По рукамъ! — договоръ заключенъ. Мы немедленно облечемъ его въ законную форму, и затѣмъ я тотчасъ отправлюсь въ Британію, чтобъ лишняя проволочка не остудила дѣла, и оно не лопнуло. Я сейчасъ внесу слѣдующую съ меня сумму и напишу все какъ слѣдуетъ.

Постумъ. Я согласенъ. (Уходятъ Постумъ и Якимо).

Французъ. Какъ думаете, состоится это пари или нѣтъ?

Филарій. Якимо не отступитъ ни на шагъ. — Но пойдемте за ними. (Уходятъ).

СЦЕНА 6-я. Британія. Комната во дворцѣ* (Входятъ Королева, придворныя дамы и Корнелій).

Королева. Отправьтесь всѣ, покуда не засохла

Роса въ травѣ, нарвать моихъ цвѣтовъ.

Кто знаетъ ихъ?

Дама. Я знаю.

Королева. Торопитесь (Дамы уходятъ).

(Корнелію) Принесъ ли ты заказанный составъ?

Корнелій (подаетъ ящичекъ). Вотъ онъ, милэди. — Я спросить обязанъ

Однако васъ (и пусть не будетъ вамъ

Вопросъ во гнѣвъ), — къ чему вамъ нуженъ этотъ

Ужасный ядъ? Онъ причиняетъ смерть

Хотя не вдругъ, но вѣрно!

Королева. Я дивлюсь

Такимъ словамъ; — твоей я ученицей

Слыву давно. Не ты ль училъ меня,

Какъ составлять духи и ароматы?

Успѣла я дойти въ искусствѣ этомъ

Такъ далеко, что славный нашъ король

Нерѣдко самъ мнѣ воздавалъ любезно

Дань похвалы. Чему жъ дивишься ты,

Что я хочу итти въ наукѣ дальше?

Вѣдь не черна жъ душою я, какъ дьяволъ,

Чтобъ ты меня подозрѣвалъ въ дурномъ!

Я твой составъ сбираюсь испытать

Не на людяхъ, а на ничтожныхъ тваряхъ,

Не стоящихъ веревки палача ¹⁴).

Узнавъ на нихъ вліянье злой отравы,

Испробую иныя средства я,

Чтобъ имъ помочь, и тѣмъ путемъ узнаю

Достоинство другихъ цѣлебныхъ травъ

Корнелій. Вы лишь себѣ ожесточите сердце,

Страданья видъ ужасенъ и тяжелъ;

Онъ принесетъ вамъ тяжкій вредъ. (Входитъ Пизаній).

Королева (смотря на Пизанія, тихо). Не бойся.

Вотъ льстивый рабъ, надъ кѣмъ испытанъ будетъ

Ядъ прежде всѣхъ. Постуму преданъ онъ,

А сыну врагъ. (Громко) Что скажешь ты, Пизаній?

(Корнелію) Ты можешь, врачъ, отправиться домой;

Твоихъ услугъ покамѣстъ мнѣ не надо.

Корнелій (тихо). Не вѣрю я ни на волосъ тебѣ,

Но сдѣлать зла тебѣ я не позволю.

Королева (Пизанію). Поди сюда. (Отходитъ съ нимъ).

Корнелій (тихо, смотря на королеву). Не нравишься ты мнѣ!

Ты думаешь, что далъ тебѣ я точно

Опасный ядъ; — нѣтъ, нѣтъ! такихъ, какъ ты,

Я не снабжу подобнымъ адскимъ зельемъ.

Ты слишкомъ зла! Напитокъ мои безвреденъ.

Онъ усыпить способенъ лишь на мигъ

Сознанье въ насъ. — Попробуетъ сначала

Она его на кошкахъ или псахъ,

А тамъ подняться вздумаетъ и выше…

Но, къ счастью, зла не выйдетъ изъ того.

Минутный сонъ подобенъ будетъ смерти

На первый взглядъ, но, разъ пройдя, вдохнетъ,

Напротивъ, онъ въ проснувшееся тѣло

Приливъ тепла и свѣжихъ, новыхъ силъ.

Надеждой зла ее я обморочу

И, чѣмъ вѣрнѣй — тѣмъ чище буду самъ

Королева (подходя). Сказала я, что болѣе ты мнѣ

Не нуженъ, врачъ; — я прикажу позвать

Тебя потомъ.

Корнелій. Я ухожу, милэди. (Уходитъ Корнелій).

Королева (Пизанію). Итакъ, она, ты говоришь, все плачетъ?

Что мнѣ сказать на это можешь ты?

Придетъ ли часъ, когда она смирится

И побѣдитъ разсудкомъ эту дурь?

Не забывай: въ тотъ день, когда успѣешь

Достигнуть ты, что будетъ ею точно

Любимъ мой сынъ — тебя сумѣю я

Возвысить такъ, какъ высоко стоитъ

Твой господинъ; — нѣтъ, нѣтъ! гораздо выше!

Что онъ теперь? Языкъ его фортуны

Безгласно-нѣмъ, а слава чуть жива;

Приговоренъ скитальцемъ быть бездомнымъ

На свѣтѣ онъ; вся жизнь его теперь

Лишь смѣна золъ одно другого хуже.

Онъ съ каждымъ днемъ теряетъ, что имѣлъ

Въ день передъ тѣмъ. Чего же ждать тебѣ

Отъ существа, стоящаго такъ низко,

Что нѣтъ друзей, которые могли бы

Его поднять и поддержать въ бѣдѣ?

(Роняетъ ящичекъ, Пизаній его поднимаетъ).

Не знаешь ты, что поднялъ для меня.

Возьми себѣ за трудъ вещицу эту;

Въ ней влитъ составъ, которымъ короля

Успѣла я спасти пять разъ отъ смерти,

Лѣкарства нѣтъ цѣлебнѣй и сильнѣй.

Возьми его, возьми въ залогъ фортуны,

Какую я готовлю для тебя.

Умѣй вселить въ принцессу убѣжденье,

Что этотъ шагъ ей выгоденъ самой;

Но пусть она и думаетъ и видитъ,

Что говоришь ты съ нею отъ себя.

Подумай лишь, какую можешь пользу

Извлечь ты самъ, когда поступишь такъ!

Ты сохранишь привязанность принцессы,

И, сверхъ того, твоей судьбой займется

Впередъ мой сынъ! — Я короля заставлю

Исполнить все, чего бъ ни пожелалъ

Ты для себя; а наконецъ подумай,

Что я сама, чьей волей ты подвигнутъ

Исполнить то, о чемъ я говорю, —

Себя считать обязанною буду

Тебя за все достойно наградить! —

Ступай теперь позвать изъ сада женщинъ

И пораздумай о моихъ словахъ. (Уходитъ Пизаній).

Нѣтъ, кажется, что съ нимъ не будетъ толку!

Хитеръ и твердъ онъ: — преданъ господамъ,

Какъ вѣрный рабъ. Предъ Иможеной вѣчно

Твердитъ одно, чтобъ сохранила свято

Она обѣтъ, который ею данъ. —

Но, впрочемъ, пусть употребитъ онъ только

Съ довѣрьемъ даръ, который получилъ.

Придется ей тогда лишиться скоро

Посланника любовныхъ, сладкихъ словъ.

А если нравъ упрямый свой не сломитъ

Она сама, то можетъ ждать, что то же

Ей испытать придется и самой. (Возвращаются Пизаній и придворныя дамы съ цвѣтами).

Вотъ такъ, вотъ такъ: — подснѣжники, фіалки,

Какъ хороши! Велите ихъ сейчасъ же

Снести ко мнѣ. — А ты ступай, Пизаній,

И пораздумай о моихъ словахъ. (Королева и дамы уходятъ).

Пизаній. Успѣлъ о нихъ подумать я довольно.

Когда бъ рѣшился подло и коварно

Я измѣнить тому, кто дорогъ мнѣ,

То самъ себя бы я убилъ за это!

Вотъ все, что ждать ты можешь отъ меня! (Уходитъ).

СЦЕНА 7-я. Комната Иможены. (Входитъ Иможена).

Иможена. Отецъ жестокъ, коварна мать, и возлѣ

Торчитъ дуракъ съ наборомъ сладкихъ словъ

Предъ женщиной, чей мужъ позорно изгнанъ.

О, этотъ мужъ! — вѣнецъ моей печали!

Мнѣ мысль о немъ ужаснѣе всѣхъ бѣдъ!

Зачѣмъ, зачѣмъ я не была, какъ братья,

Украдена съ младенческихъ пеленъ?

Какъ я тогда могла бы быть счастлива:

Всего вреднѣй желать величья въ жизни!

Во сколько разъ счастливѣй на землѣ

Тотъ, кто въ тиши стремленій мирно-скромныхъ

Найдетъ себѣ довольство и покой! —

Сюда идутъ!.. Ахъ, скучно какъ! (Входятъ Пизаній и Якимо).

Пизаній. Принцесса, —

Вотъ господинъ, пріѣхавшій изъ Рима,

Привезъ съ собой отъ вашего супруга

Онъ вамъ письмо.

Якимо. Принцесса, не пугайтесь:

Онъ живъ, здоровъ и съ полнымъ лаской сердцемъ

Вамъ шлетъ привѣтъ. (Подаетъ письмо).

Иможена. Благодарю душевно

Я васъ, синьоръ.

Якимо (тихо). Прекрасна, выше всякихъ

Похвалъ и словъ! Когда дала природа

И душу ей такой же чистоты,

То въ ней признать должны мы дивный фениксъ ¹⁵)!

Проигранъ мой, какъ кажется, закладъ!..

Не все жъ впередъ! — будь смѣлость другомъ мнѣ!

Въ оружьи весь отъ головы до пятокъ

Я ринусь въ бой и, какъ парѳянскій воинъ,

Скорѣй и въ бѣгствѣ буду биться я,

Чѣмъ отступлю позорно безъ сраженья.

Иможена (читаетъ письмо). Онъ одинъ изъ тѣхъ благородныхъ людей, чьей доброжелательности я обязанъ многимъ. Потому прими его настолько хорошо, насколько цѣнишь своего вѣрнаго Леоната.

(Продолжаетъ читать про себя и затѣмъ говоритъ):

Немного словъ прочла я, правда, здѣсь

Но все письмо невольно зажигаетъ

Огонь въ моей признательной душѣ.

Прошу принять мой искренно сердечный

Привѣтъ, синьоръ! — Терять не стану съ вами

Я лишнихъ словъ, а лучше докажу

На дѣлѣ то, что доказать способна.

Якимо. Благодарю, прекрасная принцесса!

Какъ поглядѣть — ужель въ мужчинахъ умъ

Настолько простъ? Не для того ль природой

Даны глаза, чтобъ видѣть мы могли

Небесный сводъ, поля, лѣса и рѣки?

Не для того ль, чтобъ отличать сіянье

Свѣтилъ небесъ отъ блеска яркихъ камней,

На берегу разсыпанныхъ морскомъ?..

И что жъ! — ужель подобный дивный органъ

Настолько слабъ, что трудно отличить

Намъ красоту отъ жалкаго уродства?..

Иможена. Синьоръ, что съ вами? чѣмъ вы смущены?

Якимо. Нѣтъ, тутъ глаза, конечно, ни причемъ.

Вѣдь и мартышка, увидавъ двухъ самокъ,

Умѣетъ все жъ осклабить на одну

Кривой свой ротъ и пренебречь другою.

Ума равно не нужно, чтобъ рѣшить

То, что понять способна даже глупость.

Когда же встать на точку зрѣнья страсти,

То кто, взглянувъ на чудо красоты,

Поставить въ рядъ захочетъ съ ней уродство?

Вѣдь голодъ самъ не можетъ силой насъ

Заставить ѣсть то, что противно вкусу…

Иможена. Вы смущены; — что значитъ эта рѣчь?

Якимо. Нѣтъ, нѣтъ, тутъ страсть! дурная, злая страсть!

Пресыщенность развратнаго желанья!

Сосудъ безъ дна, который не нальешь!..

О, эта страсть! Сожрать сначала надо

Ягненка ей, а тамъ она безстыдно

Набросится на кучу грязной тли.

Иможена. Въ волненьи вы; — синьоръ, что за причина?

Здоровы ль вы?

Якимо. Благодарю. (Пизанію) Скажите,

Прошу, синьоръ, чтобъ мой слуга дождался

Меня внизу. Онъ нравомъ нелюдимъ

И здѣсь чужой.

Пизаній. Я самъ хотѣлъ, синьоръ,

Принять и угостить его. (Уходитъ Пизаній).

Иможена. Что жъ дальше

Вы скажете? Здоровъ ли мужъ?

Якимо. О, да.

Иможена. А какъ его расположенье духа?

Надѣюсь я, онъ смотритъ веселѣй.

Якимо. Кто? Онъ? И какъ еще! Мнѣ не случалось

Встрѣчать людей, чей былъ бы нравъ разгульнѣй

И веселѣй. Его зовемъ мы всѣ

Повѣса-бритъ.

Иможена. Здѣсь склоненъ былъ къ печали

Скорѣе онъ и часто безъ причинъ.

Якимо. Такимъ его не видѣлъ я ни разу.

Хорошій есть пріятель у него,

Одинъ французъ ¹⁶). На родинѣ оставилъ

Онъ дѣвушку, въ которую влюбленъ

Безъ памяти. Вздыхаетъ по красоткѣ

И день и ночь; — и что жъ! Повѣса-бритъ —

(Я разумѣю вашего супруга) —

Надъ простякомъ смѣется безъ конца!

«Ну, да, — кричитъ, — такъ я и стану вѣрить,

Чтобъ кто-нибудь, узнавши на себѣ

Изъ опыта иль по чужимъ разсказамъ,

Чѣмъ женщины бываютъ весь свой вѣкъ

И быть должны — такъ сталъ бы убиваться

И въ рабство лѣзъ по доброй волѣ самъ!»

Иможена. Такъ мужъ сказалъ?..

Якимо. Онъ именно, и если бъ

Вы видѣли, какъ хохоталъ до слезъ

При этомъ онъ. Забавнѣй нѣтъ потѣхи,

Какъ поглядѣть на всѣ его насмѣшки

Надъ бѣднякомъ. — Но, впрочемъ, что объ этомъ

Мнѣ говорить! — мужчины грѣшны всѣ!

Иможена. Но лишь не онъ.

Якимо. Ну, да — не онъ, конечно;

Но не мѣшало, чтобъ цѣнилъ онъ больше

Дары небесъ. Ужъ если взысканъ ими

Довольно онъ въ себѣ самомъ, то такъ же

Цѣнить ему бы слѣдовало счастье,

Какимъ судьба его взыскала въ васъ!

Дивлюсь, дивлюсь и вмѣстѣ сожалѣю.

Иможена. Кого?

Якимо. Двоихъ.

Иможена. И въ томъ числѣ меня?

Зачѣмъ въ глаза мнѣ пристально глядите

Вы такъ, синьоръ? Чѣмъ въ вашемъ мнѣньи я

Достойна жалости?

Якимо. Ужасно! горько!..

Такъ промѣнять свѣтъ животворный солнца

На смрадъ тюрьмы съ коптящимъ ночникомъ!

Иможена. Прошу, синьоръ, отвѣтьте мнѣ яснѣе

На мой вопросъ: — за что меня жалѣть

Хотите вы?

Якимо. За то, что грабятъ дерзко

Другія то, что выше по правамъ!

Карать должны виновныхъ, впрочемъ, боги,

А мнѣ о томъ не слѣдуетъ болтать.

Иможена. Мнѣ кажется — вы знаете о чемъ-то,

Что очень близко сердцу моему.

Скажите все: — подозрѣвать несчастье

Для насъ страшнѣй несчастья самого.

Узнавъ, какимъ судьба грозитъ намъ горемъ,

Мы ищемъ средствъ ему противостать,

Когда же зло обрушится внезапно,

То тѣмъ труднѣй его намъ перенесть;

А потому откройте мнѣ безъ страха

Вашъ въ половину выданный секретъ ¹⁷).

Якимо. Что, если бъ мнѣ для поцѣлуевъ страсти

Дала судьба подобныя уста!..

Что, если бъ мнѣ досталась эта ручка,

Чей видъ одинъ влечетъ ужъ въ сладкій плѣнъ,

И чьимъ рабомъ покорнымъ бы навѣки

Сталъ тотъ, кто разъ коснулся до нея!..

Ужель тогда, не заслуживъ проклятья,

Касаться бъ могъ устами я чужихъ,

Безстыдныхъ губъ ¹⁸), публичныхъ, какъ ступени,

Иль грязный прахъ капитолійскихъ плитъ?

Ужель бы сталъ сжимать я страстно руку,

Покрытую такимъ клеймомъ стыда,

Что даже трудъ тяжелый, непосильный

Ее не такъ бы грубо замаралъ!

Ужель бы могъ я любоваться взглядомъ

Такихъ очей, въ которыхъ свѣтъ горитъ

Тусклѣй свѣчи, чадящей смраднымъ дымомъ?

Будь это такъ — самъ адъ бы не нашелъ

Достойныхъ каръ подобному коварству…

Иможена. Ужель мой мужъ… — мнѣ страшно молвить это —

Забылъ свой долгъ?..

Якимо. Забылъ онъ самъ себя!

Не сталъ бы вамъ я открывать позора,

Какимъ себя онъ низко запятналъ.

Но вы, но вы!.. видъ вашихъ совершенствъ,

Вотъ что могло изъ устъ моихъ молчавшихъ

Исторгнуть то, что вамъ я разсказалъ.

Иможена. Дальнѣйшихъ словъ я слушать не желаю…

Якимо. Несчастная! меня до боли сердца

Терзаетъ мысль о вашей злой судьбѣ!

Подумать лишь: красавица-принцесса,

Чьи прелести могли бъ удвоить блескъ

Вѣнца царей!.. и вамъ предпочтены

Развратницы, чьи купленныя ласки

Заплачены вѣдь вашимъ же добромъ! —

Прелестницы, чью жадность предъ корыстью

Остановить не въ силахъ даже страхъ

Тѣхъ недуговъ, какими гниль природы

Караетъ насъ ¹⁹), — та гниль, чей ядъ сильнѣй

Всѣхъ злыхъ отравъ!.. и вы!.. О, мщенье, мщенье!

Вы мстить должны — скажу иначе я,

Что жизнь и кровь дала вамъ не царица,

Что славный свой позорите вы родъ!

Иможена. Чѣмъ мстить и какъ? Пусть даже правду мнѣ

Сказали вы (хоть сердца голосъ громко

Противится свидѣтельству ушей) —

Я все же средствъ, чтобъ отомстить, не вижу.

Якимо. Иль суждена, какъ дѣвственной весталкѣ,

Навѣки вамъ холодная постель ²⁰),

Тогда какъ онъ въ кругу развратницъ будетъ

На вашъ же счетъ свой страстный тѣшить пылъ?

Вы мстить должны! Я вамъ во власть готовъ

Отдать себя! — цѣнить, повѣрьте, лучше

Сумѣю я блаженство вашихъ ласкъ.

Я не презрю, какъ вашъ измѣнникъ низкій,

Такой любви и, вѣрьте мнѣ, ея

Не выдамъ тайнъ!..

Иможена. Сюда, Пизаній!..

Якимо. Смѣю ль

Коснуться я прелестныхъ вашихъ устъ

Въ знакъ правды словъ?..

Иможена. Ни съ мѣста!.. Прочь, наглецъ!,

Стыдъ вѣчный мнѣ, что слушала такъ долго

Я рѣчь твою ²¹)! Будь честь и стыдъ въ тебѣ —

Ты высказалъ изъ одного бъ участья

Мнѣ твой навѣтъ… не смѣлъ бы кончить словъ

Тѣмъ, что таилъ въ своемъ коварномъ сердцѣ!

Оклеветалъ безстыдной ложью ты

Того, чья честь чужда порока такъ же.

Какъ чуждъ добра и честности ты самъ!..

Смѣлъ оскорбить подобнымъ предложеньемъ

Ты женщину, въ глазахъ которой дьяволъ

Честнѣй, чѣмъ ты! Прочь съ глазъ!.. Сюда, Пизаній!

Король-отецъ узнаетъ непремѣнно

Объ этомъ всемъ!.. Увидимъ, какъ позволитъ

Онъ, чтобъ прошлецъ презрѣнный велъ себя

Въ его дворцѣ, какъ въ грязной римской банѣ.

Чтобъ здѣсь искалъ исхода онъ безстыднымъ

Своимъ страстямъ!.. Иль славный домъ его

Не царскій домъ? Иль онъ забылъ, что значитъ

Честь дочери?.. Сюда, сюда, Пизаній!..

Якимо. Счастливъ Постумъ! Достойно заслужилъ

За вѣрность онъ высокое довѣрье,

Какимъ почтенъ такъ горячо отъ васъ.

Надолго будь благословенна ваша

Любовь къ нему! — Его безпрекословно

Должны признать мы лучшимъ изъ людей,

И быть ему женой достойной въ правѣ

Одна лишь вы! — Простите мнѣ: вѣдь я

Хотѣлъ узнать моей притворной рѣчью,

Насколько въ васъ глубока и сильна

Къ нему любовь! — Зато теперь представлю

Я вамъ его дѣйствительный портретъ.

Изъ насъ никто не знаетъ человѣка

Прямѣй душой; плѣнилъ своихъ всѣхъ близкихъ

Онъ, какъ святой, безгрѣшный чародѣй.

Мужчины всѣ ему но доброй волѣ

Приносятъ въ даръ часть сердца своего.

Иможена. Вы честь его возстановить хотите?..

Якимо. Онъ средь людей похожъ на божество.

Есть что-то въ немъ, чего не встрѣтишь въ смертныхъ.

Простите мнѣ, прекрасная принцесса,

Поступокъ мой! Простите, что хотѣлъ

Васъ испытать фальшивымъ я доносомъ.

Вѣдь онъ помогъ лишь выставить яснѣй

Вашъ свѣтлый умъ, съ которымъ вы умѣли

Избрать въ мужья подобный рѣдкій перлъ,

Въ чьемъ сердцѣ нѣтъ ошибокъ иль обмана.

Любовь къ нему одна меня подвигла

Васъ испытать; но вижу я, что боги

Васъ создали иначе, чѣмъ другихъ ²²).

Простите жъ мнѣ.

Иможена. Забыто все! — Я рада

Вамъ услужить, чѣмъ въ силахъ, при дворѣ.

Якимо. Благодарю. Я именно хотѣлъ

Васъ попросить о небольшой услугѣ.

Скажу вамъ кстати, что замѣшанъ здѣсь

И вашъ супругъ со мной и съ кругомъ близкихъ

Своихъ друзей.

Иможена. Скажите мнѣ, въ чемъ дѣло.

Якимо. Кружокъ блестящей римской молодежи

И въ ихъ числѣ, какъ лучшее перо

Во всемъ крылѣ — вашъ несравненный мужъ,

Купить рѣшили въ складчину подарокъ

Для императора. Исполнить это

Былъ долженъ я, зачѣмъ и посланъ былъ

Во Францію. Тамъ я купилъ прекрасный

Сервизъ изъ золота, а также много

Другихъ вещей чудеснѣйшей рѣзьбы.

Подарокъ стоитъ баснословной суммы,

И я, признаться, очень затрудненъ,

Какъ быть съ нимъ здѣсь, въ странѣ, гдѣ неизвѣстенъ

Я никому. — Не будете ль настолько

Любезны вы, чтобъ взять на сохраненье

Мой цѣнный кладъ?

Иможена. Отъ всей души. Я честью

Ручаюсь вамъ, что будетъ сохраненъ

Онъ въ цѣлости; а такъ какъ здѣсь замѣшанъ

Мой милый мужъ, то вещи ваши я

Къ себѣ поставлю въ комнату.

Якимо. Подарокъ

Нашъ въ сундукѣ; — его пришлю я вамъ

Съ людьми моими къ вечеру, у васъ же

Пробудетъ онъ всего одну лишь ночь.

Я завтра въ путь.

Иможена. О, почему жъ такъ скоро?

Якимо. Такъ надобно. Оставшись здѣсь, могу

Я опоздать и не исполню слова,

Какое далъ. Изъ Галліи ²³) пріѣхалъ

Вѣдь я лишь съ тѣмъ, чтобъ здѣсь увидѣть васъ,

Какъ обѣщалъ.

Иможена. Благодарю васъ очень

За этотъ трудъ, но все жъ отъѣздъ могли бы

Вы отложить.

Якимо. О, нѣтъ, принцесса, ѣхать

Обязанъ я, а потому, коль скоро

Желаете послать со мной письмо

Вы мужу вашему, то напишите

Его сейчасъ. Я пропустилъ мой срокъ

Ужъ безъ того и долженъ торопиться,

Чтобъ во время успѣли мы поднесть

Подарокъ нашъ.

Иможена. Я напишу письмо;

А вашъ сундукъ вы можете доставить

Мнѣ тотчасъ же. Онъ будетъ сбереженъ

И отданъ вамъ въ сохранности. — Прощайте! (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я. Садъ при дворцѣ Цимбелина. (Входятъ Плотенъ и двое придворныхъ).

Клотенъ. Каково несчастье! Негодяй подбилъ мой шаръ, когда онъ катился прямехонько въ цѣль. Я потерялъ сто фунтовъ, а бездѣльникъ еще вздумалъ обижаться, когда я его выругалъ. Я ругался своимъ языкомъ и у него бранныхъ словъ не занималъ.

1-й придворный. Вѣдь и досталось ему за то. Вы чуть не проломили шаромъ ему голову.

2-й придворный (тихо). Будь въ его головѣ столько же ума, сколько въ твоей, ты бы вышибъ его весь.

Клотенъ. Если дворянину пришла охота ругаться, такъ я думаю тѣмъ, кто стоитъ кругомъ, нечего вмѣшиваться! — Ха!

2-й придворный. Само собой! (тихо). Но дворянину слѣдовало бы пожалѣть ихъ уши ²⁴).

Клотенъ. Бездѣльникъ! — требовать удовлетворенья! Развѣ онъ мнѣ ровня?

2-й придворный (тихо). О, нѣтъ, — иначе онъ былъ бы круглымъ дуракомъ.

Клотенъ. Это меня бѣситъ больше всего. Чортъ бы побралъ ихъ всѣхъ! Къ чему мнѣ мой знатный родъ, если изъ-за него я не могу ни съ кѣмъ подраться? Королева-мать стоить у меня поперекъ горла. Послѣдняя каналья можетъ вызвать кого угодно, а я, точно задорный пѣтухъ, никакъ не сыщу себѣ пары.

2-й придворный (тихо). Не пѣтухъ, а каплунъ. Въ тебѣ и пѣтушьяго-то только спѣсь да глотка. Недостаетъ только хохла на головѣ ²⁵).

Клотенъ. Что ты сказалъ?

1-й придворный. Вашему высочеству нѣтъ никакой надобности драться съ тѣми, кого вы оскорбляете.

Клотенъ. Само собой; — а оскорблять я воленъ всякую сволочь, которая ниже меня.

2-й придворный. Это вамъ однимъ только и прилично.

Клотенъ. Ну то-то же!

1-й придворный. Слыхали вы что-нибудь объ иностранцѣ, который прибылъ сегодня вечеромъ ко двору?

Клотенъ. Иностранецъ? Нѣтъ, не слыхалъ.

2-й придворный (тихо). Еще бы тебѣ слышать: — вѣдь все путное звучитъ для тебя иными странами ²⁶).

1-й придворный. Онъ итальянецъ и другъ Леоната.

Клотенъ. Леоната? Этого выгнаннаго проходимца? Значитъ, такой же бездѣльникъ. Кто тебѣ о немъ говорилъ?

1-й придворный. Одинъ изъ пажей вашего высочества.

Клотенъ. Какъ думаешь, прилично мнѣ будетъ съ нимъ знакомиться?

1-й придворный. Почему же нѣтъ? Вѣдь законы приличья писаны не для васъ.

Клотенъ. Надѣюсь.

2-й придворный (тихо). Ты самъ дуракъ писаный, а потому какого ждать отъ тебя приличья.

Клотенъ. Я хочу видѣть этого итальянца. Надо будетъ наквитать-на его счетъ, что я проигралъ сегодня въ шары. Идемте. (Уходятъ Клотенъ и 1-й придворный).

2-й придворный. Я иду вслѣдъ за вашимъ высочествомъ.

Какъ объяснить, что мать, лукавѣй чорта,

Могла родить такого дурака?

Она заставитъ замолчать любого.

А глупый сынъ не въ силахъ вычесть двухъ

Изъ двадцати… Ахъ, бѣдная принцесса!

Что терпишь ты, могу представить я,

Въ такой средѣ!.. Отецъ попался въ руки

Своей жены; мать строитъ только козни,

А сынъ-дуракъ тебѣ противнѣй ссылки,

Куда попалъ твой несравненный мужъ.

Пусть небеса тебѣ даруютъ силу

Снести бѣду разлуки роковой!

Пусть сохранятъ они ненарушимо

И честь твою и свѣтлый храмъ души!

Пусть рокъ тебѣ вернуть даруетъ средство

И мужа вновь и тронъ — твое наслѣдство! (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я. Спальня Иможены. Въ сторонѣ большой сундукъ. (Иможена въ постели читаетъ. Входитъ придворная дама).

Иможена. Кто здѣсь? Елена?

Дама. Точно такъ, принцесса.

Иможена. Который часъ?

Дама. Почти что полночь.

Иможена. Значитъ,

Я зачиталась цѣлыхъ три часа.

Нѣтъ силъ смотрѣть; загни страницу книги;

Я спать хочу. Оставь горѣть ночникъ.

Когда проснуться можешь ты поутру

Близъ четырехъ — такъ разбудили меня.

Меня совсѣмъ разобрала дремота. (Дама уходитъ).

Да ниспошлютъ безсмертные мнѣ боги

Покой и миръ! Да охранятъ отъ злобныхъ

Духовъ и фей, мутящихъ ночью сонъ.

(Засыпаетъ. Изъ сундука выходитъ Якимо).

Якимо. Поютъ сверчки. Трудовъ тяжелыхъ бремя

Забылъ во снѣ усталый родъ людской.

Такъ шелъ тайкомъ но тростнику Тарквиній,

Чтобъ пробудить невинности цвѣтокъ,

Измятый имъ ²⁷). (Приближается къ постели).

Краса Цитеры! Прелесть!

Какъ хороша на ложѣ ты своемъ!

Чиста, какъ ткань, свѣжа, какъ цвѣтъ лилеи!

Когда бъ я могъ на этихъ нѣжныхъ губкахъ

Напечатлѣть одинъ лишь поцѣлуй!

Одинъ всего… Рубиновъ ярче рдѣютъ

Твои уста; манятъ они къ себѣ!

Проникнутъ ихъ дыханьемъ ароматнымъ

Здѣсь воздухъ весь! Огонь свѣчи, дрожа —

И тотъ къ тебѣ склоняется съ любовью,

Чтобъ заглянуть подъ створки дивныхъ глазъ!

Прикрыла ихъ лилейная завѣса

Прозрачныхъ вѣкъ съ оттѣнкомъ голубымъ.

Но надо мнѣ замѣтить все, что вижу,

И записать!.. Картины по стѣнамъ;

Окно, постель, рѣзныя украшенья,

Затканныя обои на стѣнахъ,

И дальше все: — сюжетъ картинъ и статуй. —

Когда бъ значокъ какой-нибудь природный

Подмѣтить могъ у ней на тѣлѣ я —

Вотъ чѣмъ бы въ десять тысячъ разъ усилилъ

Я свой доносъ… О, сонъ, подобье смерти ²⁸)!

Замкни ее въ объятіяхъ своихъ!

Пускай лежитъ, какъ монументъ въ часовнѣ,

Она безъ чувствъ, сраженная тобой. —

Браслетъ! — сниму! (Снимаетъ съ нея браслетъ).

Не такъ легко и просто

Мнѣ Гордій далъ бы узелъ развязать.

Улика есть. Наружнымъ этимъ знакомъ

Могу смутить Постума я покой,

Какъ совѣстью… На лѣвой, вижу, груди

У ней значокъ: пять родинокъ; — алѣютъ

Онѣ, какъ пятна въ чашечкѣ цвѣтка

Законъ бы самъ представить доказательствъ

Не могъ сильнѣй… Дошло бъ до мужа только,

Что этотъ сладкій знаю я секретъ —

Само собой придетъ онъ къ убѣжденью,

Что отперъ чести я его тайникъ.

Ну, что еще?.. Писать не стоитъ больше:

Запечатлѣлось въ памяти моей

Прекрасно все… У книги загнутъ листъ.

Она разсказомъ увлеклась Терея;

Какъ разъ дошла до строкъ, гдѣ Филомела

Сдалась любви ²⁹)… Скорѣй, скорѣй въ сундукъ!

Готово все; запру, какъ должно, крышку.

Гони быстрѣй своихъ драконовъ, ночь ³⁰)!

Займись заря, проснись зловѣщій воронъ!

Невольно страхъ готовъ меня смутить.

Здѣсь ангелъ спитъ, но адъ стоитъ на стражѣ.

(Бьютъ часы).

Я слышу звонъ… Чу! — разъ, дна, три… Пора!

(Скрывается въ сундукъ). СЦЕНА 3-я. Садъ подъ окномъ комнаты Иможены. (Входятъ Клотенъ и двое придворныхъ).

1-й придворный. По чести, ваше высочество, я не знаю игрока, бросавшаго кости, который былъ бы такъ хладнокровенъ въ проигрышѣ.

Клотенъ. Проигрышъ расхолодитъ хоть кого.

1-й придворный. Но все-таки нѣтъ человѣка, который бы съ такой благородной сдержанностью переносилъ потери. Вы горячитесь и выходите изъ себя только когда выигрываете.

Клотенъ. Ха! Выигрышъ раззадоритъ всякаго. Мнѣ бы вотъ только добраться до этой дряни Иможены, такъ золота у меня будетъ вволю… А что, настало утро или нѣтъ?

1-й придворный. Настало, принцъ.

Клотенъ. Такъ что же нейдутъ музыканты? Мнѣ совѣтовали дать ей утреннюю серенаду. Говорятъ, это средство хорошо пробираетъ. (Входятъ музыканты). Эй, вы! Начинайте! Если можете пробрать ее царапаньемъ струнъ — тѣмъ лучше; мы жъ пустимъ въ дѣло слова. Удастся — хорошо, а нѣтъ — пусть будетъ и такъ. Я вѣдь все-таки не уступлю. Начинайте съ чего-нибудь веселенькаго, а потомъ закатите чувствительную мелодію съ богатыми словами. Пусть слушаетъ и таетъ.

ПѢСНЯ ³¹)

Чу! льется жаворонка голосъ!

Впрягаетъ Ѳебъ своихъ коней; у

Кудрявыхъ гривъ кропитъ онъ волосъ

Росой изъ чашечекъ лилей.

Открылись почки розъ душистыхъ,

Проснулись, сонъ стряхнувъ, цвѣты,

Въ кругу красотъ природы чистыхъ

Проснись, краса моя, и ты!

Клотенъ. Ну, довольно; — убирайтесь по домамъ. Если струны ваши ее проняли, то я скажу, что лучшей музыки не найти на свѣтѣ; а если нѣтъ — то, значитъ, конскіе волосы, бараньи кишки и горла кастратовъ созданы не для ея ушей.

(Музыканты уходятъ. Входятъ Цимбелинъ и королева).

2-й придворный. Идетъ король.

Клотенъ. Я радъ, что до сихъ поръ не ложился. Пусть думаютъ, будто рано всталъ. Король-батюшка погладитъ меня за это по головкѣ… Батюшкѣ съ матушкой добраго здоровья.

Цимбелинъ. Суровой дочкѣ нашей задалъ ты,

Какъ, кажется, напрасно серенаду; —

Успѣха нѣтъ.

Клотенъ. Играли мы и пѣли,

Но показать она своихъ очей

Не удостоила.

Цимбелинъ. Забыть не можетъ

Она никакъ безцѣннаго дружка.

Свѣжа еще его изгнанья память;

Но дай лишь срокъ — все смелется въ муку ³²).

Твоей она не нынче — завтра будетъ.

Королева. Умѣй цѣнить, какъ государь хлопочетъ,

Чтобъ дорогъ сталъ ты дочери его.

На средства всѣ готовъ онъ, лишь бы дѣлу

Дать должный ходъ, — такъ не плошай и самъ.

Услуживай, будь веселъ и любезенъ,

Старайся ей гдѣ можно угодить..

Откажетъ въ чемъ — удвой свое вниманье;

Дай ей понять, что ты считаешь долгомъ

Послушнымъ быть всегда ей и во всемъ.

Конечно, будь такимъ, за исключеньемъ

Лишь случаевъ, когда она бы стала

Тебя гнать прочь. Къ такимъ приказамъ точно

Безчувственъ будь.

Клотенъ. Ну, вотъ еще, — безчувственъ!

(Входитъ гонецъ).

Гонецъ. Сейчасъ явились римскіе послы;

Въ главѣ ихъ Каюсъ Люцій.

Цимбелинъ. Честный мужъ;

Онъ, правда, къ намъ является съ угрозой,

Но, какъ посолъ, онъ въ томъ не виноватъ.

Его принять съ почетнымъ мы вниманьемъ

Должны вдвойнѣ: — во-первыхъ, какъ посла,

А во-вторыхъ, какъ преданнаго друга,

Какимъ- онъ былъ для насъ въ былые дни ³³). (Клотену).

Когда, мой сынъ, поздравишь съ добрымъ утромъ

Невѣсту ты, то поспѣши прійти

За нами вслѣдъ. Ты долженъ вмѣстѣ съ нами

Принять пословъ… Идемте, королева.

(Уходятъ Цимбелинъ, королева и придворные).

Клотенъ (передъ окномъ). Когда не спитъ — я съ ней поговорю

А если спитъ — валяйся сколько хочетъ. (Стучитъ).

Эй, кто-нибудь!.. Бабья при ней довольно;

Поймать одну не трудно на корысть ³⁴).

Вѣдь деньги дверь отворятъ намъ любую.

Діаны нимфъ собьютъ онѣ съ пути;

Заставятъ ихъ оленей заповѣдныхъ

Пригнать къ ворамъ! За деньги сдѣланъ будетъ

Мошенникъ чистъ, а честный обвиненъ,

Иль оба въ петлю попадутъ за нихъ же.

Чего, чего не сдѣлаютъ онѣ!

Такъ рѣшено: возьму одну изъ женщинъ

Въ ходатаи. Самъ хлопотать въ дѣлахъ

Я не гораздъ. (Стучитъ). Эй, кто-нибудь! Скорѣй!

(Входитъ дама Иможены).

Дама. Кто тутъ стучитъ?

Клотенъ. Кто? Дворянинъ.

Дама. Не больше?

Клотенъ. Ну, если мало, такъ скажу, что сынъ

Я знатной госпожи.

Дама. Не всякій въ правѣ

Похвастать тѣмъ, хоть будь онъ разодѣтъ

Не хуже васъ… Чего же вамъ угодно?

Клотенъ. Давай сюда твою мнѣ госпожу.

Чай, встала?

Дама. Да, но съ тѣмъ, чтобъ просидѣть

День въ комнатѣ.

Клотенъ. Вотъ деньги — получай;

Купить на нихъ мнѣ хочется твоей

Любезности.

Дама. Ужъ не себя ль должна я

За нихъ продать? Иль, можетъ-быть хотите

Вы лишь того, чтобъ васъ я похвалила

Какъ стоите? Тсс… вотъ идетъ принцесса.

(Входитъ Иможена).

Клотенъ. Сестрицѣ мой пріятельскій поклонъ.

Сладчайшую позвольте вашу ручку.

Иможена. Благодарю; — не знаю лишь, зачѣмъ

Вы такъ хлопочете: — вѣдь въ благодарность

Могу сказать я только, что ея

Въ моей душѣ къ вамъ нѣтъ и не бывало;

Такъ, значитъ, васъ мнѣ нечѣмъ наградить.

Клотенъ. Ей-Богу, въ васъ влюбленъ я до зарѣзу.

Иможена. Вы это мнѣ могли бы объявить

И безъ божбы, — затѣмъ, что вѣдь., клянетесь

Вы въ томъ иль нѣтъ, отвѣтъ мой будетъ прежній,

Что дѣла нѣтъ до вашей мнѣ любви.

Клотенъ. Гдѣ жъ тутъ отвѣтъ?

Иможена. Отвѣтъ иль нѣтъ — я все же

Его скажу; — иначе вы, пожалуй,

Вѣдь примете молчанье за согласье

На вашу рѣчь… Прошу, уймите ваши

Восторгъ и страсть. Ужель охота вамъ

Такъ получать въ отвѣтъ на ваши вздохи

Одни щелчки?.. А отъ меня иного

Вамъ не видать. Такой великій умникъ

Понять бы могъ, что нечего соваться

Туда, гдѣ разъ ужъ былъ онъ проученъ.

Клотенъ. Оставить васъ почелъ бы я за грѣхъ, —

Вѣдь вы въ сѣтяхъ какого-то безумья.

Иможена. Безумнымъ быть все жъ лучше, чѣмъ глупцомъ.

Клотенъ. А кто глупецъ? По-вашему, не я ли?

Иможена. Пускай хоть такъ: — вѣдь если я безумна,

То говорить позволено мнѣ все.

Мой вамъ совѣтъ: старайтесь повоздержнѣй

Себя вести, такъ и мое безумье

Тогда пройдетъ; — лѣкарство намъ одно.

Мнѣ очень жаль, что ваше поведенье

Меня забыть заставило языкъ,

Какой приличенъ женщинѣ. Скажу вамъ

Разъ навсегда отъ всей моей души,

Что мнѣ не только вы невыносимы,

Но даже (въ чемъ покаюсь откровенно)-

Вы просто ненавистны! Очень жаль,

Что вы про то, чего не раскусили,

Себѣ сказать заставили въ лицо.

Клотенъ. Вамъ не мѣшало бъ вашему отцу

Послушнѣй быть. Замужество ваше съ этимъ

Нахлѣбникомъ придворнаго стола

Вѣдь вздоръ одинъ! Конечно, всякой дряни

(А кто дряннѣе его?) — запрету нѣтъ

Амуриться, влюбляться и жениться,

Чтобъ разводить бездомныхъ голяковъ;

Но вамъ-то вѣдь ужъ очень некрасиво

Такъ поступать! Подумать вамъ бы должно,

Что ждетъ васъ тронъ! Его ли блескъ и славу

.Хотите вы позорно такъ связать

Съ какимъ-то жалкимъ прихвостнемъ! Съ холопомъ,

Съ оборванцемъ въ лакейской эпанчѣ!

Вѣдь хуже онъ…

Иможена. Наглецъ!.. Будь сыномъ ты

Юпитера — съ твоей дрянной душонкой

Не заслужилъ бы чести и тогда

Ты быть Постума конюхомъ! Счастливымъ

До зависти тебѣ бы должно было

Себя считать, когда бы по заслугамъ

Твоимъ сочли, что въ царствѣ ты Постума

Помощникомъ быть стоишь палача!

Враговъ себѣ бы нажилъ ты, нашедшихъ,

Что награжденъ сверхъ всякой мѣры ты

И этой низкой должностью!

Клотенъ. Чумѣ бы

Его сглодать!

Иможена. Ему чумы вреднѣе

Ужъ то одно, что ты его назвалъ

По имени!.. Когда бъ твой каждый волосъ

Тобою сталъ — за всѣ не отдала бы

Я старый плащъ дырявый и дрянной,

Какимъ себя когда-нибудь Постуму

Случалось грѣть! (Взглянувъ на свою руку).

Но что это!.. Пизаній!

Клотенъ. Дырявый плащъ!.. Нѣтъ, это ужъ обидно!

(Входитъ Пизаній).

Иможена (Пизанію). Ступай позвать сейчасъ же Доротею.

Клотенъ. Дырявый плащъ!..

Иможена. Я съ этимъ дуракомъ

Сойду съ ума: — меня онъ злитъ и бѣситъ

И день и ночь. (Пизанію) Скажи, что потеряла

Я мой браслетъ; вели искать сейчасъ же

Его вездѣ; вѣдь это былъ подарокъ

Отъ мужа мнѣ. Проклясть себя дала бы

Скорѣе я, чѣмъ уступить рѣшилась

Его за тронъ любого изъ царей.

Сегодня утромъ, кажется, еще

Онъ былъ при мнѣ, — вчера жъ предъ сномъ навѣрно.

Я цѣловала, помнится, его.

Не лгать же онъ отправился Постуму,

Что безъ него я стану цѣловать

Браслетъ другой.

Пизаній. Онъ сыщется.

Иможена. Надѣюсь;

Бѣги жъ скорѣй. (Пизаній уходитъ).

Клотенъ. Обидѣли меня

Ужъ очень вы! — дырявый плащъ!..

Иможена. Такъ точно;

Я повторю слова хоть предъ судомъ.

Клотенъ. Я батюшкѣ пойду сказать объ этомъ.

Иможена. Хоть матушкѣ! Она меня вѣдь любитъ

Такъ горячо, что безъ сомнѣнья мнѣ

Отъ всей души напакоститъ, гдѣ можетъ.

Затѣмъ, милордъ, предоставляю вамъ

Бранить меня и злиться, какъ угодно. (Уходитъ Иможена).

Клотенъ. Отмщу же я! — дырявый плащъ!.. добро! (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я. Римъ. Комната въ домѣ Филарія. (Входятъ Постумъ и Филарій).

Постумъ. Бояться вамъ, повѣрьте, нѣтъ причинъ.

Желалъ бы я, чтобъ милостью монарха

Я взысканъ былъ настолько жъ высоко,

Насколько твердъ я вѣрой въ Иможену

И въ честь ея.

Филарій. А чѣмъ хотите вы

Вернуть себѣ довѣріе монарха?

Постумъ. Пока ничѣмъ; помочь должно мнѣ время,

И я, дрожа подъ вѣтромъ злымъ зимы,

Живу мечтой, что вновь вернется лѣто. —

Когда мечта исполнится моя,

Я разочтусь за ваши мнѣ услуги,

А если нѣтъ — то, значитъ, приведется

До гроба быть мнѣ вашимъ должникомъ.

Филарій. За все, что могъ устроить я для васъ,

Я награжденъ съ лихвою вашей дружбой. —

Вашъ государь, я думаю, успѣлъ

Уже узнать, чего желаетъ Августъ.

Ему о всемъ, конечно, Каюсъ Луцій

Ужъ сообщилъ. Заплатитъ, безъ сомнѣнья,

Онъ римлянамъ обѣщанную дань,

Когда лишь вновь увидѣть ихъ не хочетъ

Въ своей странѣ, гдѣ намять ихъ вторженья

Еще свѣжа въ воспоминаньи всѣхъ.

Постумъ. Что до меня, то я хоть не политикъ

И не былъ имъ. но все же склоненъ думать,

Что грозной намъ не миновать войны. —

Повѣрьте мнѣ, — скорѣе, чѣмъ придется

Услышать вамъ, что мы вручили дань,

Примчится вѣсть, что гальскимъ легіонамъ

Ужъ данъ приказъ плыть къ нашимъ берегамъ.

Въ насъ страха нѣтъ: народъ британскій нынче

Совсѣмъ не тотъ, какимъ онъ прежде былъ

При Цезарѣ, смѣявшемся, бывало,

Что нѣтъ у насъ порядка на войнѣ.

Считалъ и онъ однако храбрость бритовъ

Достойной складки на своемъ челѣ.

А потому теперь, когда успѣли

Порядокъ внеоть мы доблести въ придачу

Въ свои дѣла — сумѣемъ доказать

Предъ всѣми мы, что и народъ британскій

Идетъ во всемъ за прочимъ міромъ вслѣдъ.

(Входитъ Якимо).

Филарій. Якимо, вы?

Постумъ. Иль быстрые олени

Примчали васъ? А на морѣ, конечно,

Всѣ вѣтры сговорились надувать

Вамъ паруса, чтобъ вы могли вернуться

Такъ быстро къ намъ.

Якимо. Съ пріятнымъ днемъ, синьоры!

Постумъ. Конечно, вразумительный отвѣтъ,

Какой полученъ вами, былъ причиной,

Что скоро такъ вернулись вы назадъ.

Якимо. Прелестнѣе супруги вашей въ свѣтѣ

Я женщины не видѣлъ никогда.

Постумъ. И нравственнѣй! — годилась бы иначе

Ей красота на то лишь, чтобы манить

Развратниковъ безстыдныхъ чрезъ окошко.

Якимо. Вотъ вамъ письмо.

Постумъ. Надѣюсь, съ доброй вѣстью?

Якимо. Быть-можетъ — да.

Филарій. Скажите, Каюсъ Луцій

Былъ при дворѣ, когда вы посѣтили

Британію ³⁵)?

Якимо. Его съ дня на день ждали,

Но вмѣстѣ съ нимъ сойтись мнѣ не пришлось.

Постумъ. До сей поры все, значитъ, хорошо.

(Показывая на перстень),

Что жъ скажете? Блеститъ ли камень мой

Попрежнему? Иль, можетъ-быть, найдете,

Что сталъ для васъ негоденъ онъ и тусклъ?

Якимо. Мнѣ золотомъ придется заплатить

За перстень вашъ, коль скоро онъ проигранъ:

Но я скажу, что радъ бы былъ всѣмъ сердцемъ

Я вновь свершить мой трудный, долгій путь

Въ Британію, лишь провести бъ такую жг

Тамъ краткую, но сладостную ночь,

Какую мнѣ мое послало счастье. —

Вашъ камень мой!

Постумъ. Онъ слишкомъ твердъ, чтобъ такъ

Отдаться вамъ.

Якимо. Зато супруга ваша

Чрезчуръ мягка.

Постумъ. Замять хотите шуткой

Вы проигрышъ. Надѣюсь, ясно вамъ,

Что быть впередъ не можемъ мы друзьями.

Якимо. Должны, синьоръ, когда лишь честны вы

Въ своихъ словахъ. Могли бъ мы спорить съ вами

Лишь въ случаѣ, когда бы не привезъ

Съ собою я точнѣйшихъ доказательствъ,

Что нѣженъ былъ я съ вашею женой.

Но объявить я долженъ вамъ на горе,

Что честь ея и перстень вашъ — мои!

И это все, прибавлю, безъ малѣйшихъ

Какихъ-либо обмановъ иль трудовъ;

Напротивъ, все свершилось по условьямъ,

Предъявленнымъ отъ васъ и отъ нея.

Постумъ. Когда вы мнѣ докажете, что точно

Знакома вамъ постель моей жены,

То вамъ подамъ немедленно я руку

И перстень мой; но если нѣтъ — то знайте,

Что клевета, какою запятнали

Вы честь ея — меня и васъ заставитъ

Сломать мечи иль бросить ихъ на землю,

Гдѣ всякій встрѣчный можетъ ихъ поднять.

Якимо. Подробности, какія я открою,

Такъ близки къ истинѣ, что ужъ по нимъ

Вы мнѣ повѣрите. Я, сверхъ того,

Готовъ скрѣпить ихъ клятвой, хоть увѣренъ,

Что отъ меня вы требовать ее

Не станете, а сами убѣдитесь

Во всемъ и такъ.

Постумъ. Я слушаю.

Якимо. Во-первыхъ,

Вамъ опишу подробно я ея

Всю комнату. Я въ ней не спалъ, но прямо

Сознаюсь вамъ, что не скучалъ, проведши

Безъ сна всю ночь. — На росписныхъ обояхъ,

Сплошь затканныхъ шелками съ серебромъ,

Плѣняетъ взоръ картина, какъ Антоніи

Сошелся съ Клеопатрою своей

Тамъ, гдѣ, гордясь подъ бременемъ восторга

Иль корабля, вздымалъ подъ ними волны

Прозрачный Циднъ ³⁶). Работа такъ искусна

И такъ тонка, что я не зналъ, дивиться ль

Мнѣ больше въ ней цѣнѣ, иль мастерству:

Я никогда не могъ представить даже,

Чтобъ трудъ руки достигнуть могъ подобной

Законченной правдивости во всемъ.

Постумъ. Положимъ, такъ, но это разузнать

Могли легко вы чрезъ меня иль просто

Со словъ другихъ.

Якимо. Я сообщить могу

Подробности гораздо интереснѣй.

Постумъ. И вы должны, иль заподозрѣть въ правѣ

Я вашу честь.

Якимо. Въ углу опочивальни

Стоитъ каминъ съ изваянной Діаной

Въ волнахъ ручья. Прелестнѣй бюста я

Не видывалъ; художникъ превзошелъ

Природу въ немъ; для полнаго обмана

Недостаетъ лишь жизни и рѣчей.

Постумъ. Вотъ также вещь, которую равно

Вамъ описать легко могъ первый встрѣчный.

Объ этомъ бюстѣ говорили всѣ.

Якимо. На потолкѣ изваянъ барельефомъ

Крылатый рой малютокъ золотыхъ.

Забылъ еще упомянуть о двухъ

Амурахъ я. Они подставкой служатъ

Для факеловъ и вылиты искусно

Изъ серебра. Легко склонясь впередъ,

Они стоятъ, касаясь постаментовъ

Одной ногой ³⁷).

Постумъ. Но гдѣ жъ тутъ честь жены?

Согласенъ я, что удалось увидѣть

Вамъ это все; могу дивиться вашей

Я памяти, но разсказать подробно

О всемъ, что вамъ случилось увидать,

Еще не значитъ одержать побѣду

И взять закладъ.

Якимо (вынимая браслетъ). Ну, если такъ — блѣднѣйте жъ?

Вамъ покажу одну вещицу я

И спрячу вновь. Вашъ перстень я намѣренъ

На ней женить: моими быть должны

Она и онъ.

Постумъ. О, боги!.. покажите!..

Иль вѣрить мнѣ, что этотъ ей браслетъ

Оставилъ я?

Якимо. Его, его, дражайшій!

И какъ же я ее благодарилъ,

Когда она съ прелестнѣйшей улыбкой

Его сняла съ божественной руки

Въ подарокъ мнѣ, шепнувъ, что былъ когда-то

Онъ дорогъ ей.

Постумъ. Быть-можетъ, ею присланъ

Онъ съ вами мнѣ…

Якимо. Она, конечно, пишетъ

О томъ въ письмѣ?

Постумъ. О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! вы правы!

Мой перстень — вашъ! Берите — онъ блеститъ

Для глазъ моихъ смертельнѣй василиска!..

Нѣтъ, значитъ, узъ для чести съ красотой!

Обманъ вездѣ! Не жди любви, гдѣ двое

Сошлись мужчинъ! Нѣтъ правды въ клятвахъ женщинъ;

Для ихъ божбы мы значимъ такъ же мало,

Какъ честь и долгъ, а честность ихъ ничто!

О, злая ложь безъ мѣры и предѣла!..

Филарій. Я вамъ сдержать совѣтую себя

И перстень вашъ попридержите, тоже.

Его назвать проиграннымъ покамѣстъ

Еще нельзя. Браслетъ могъ быть потерянъ

Иль просто взятъ обманомъ и тайкомъ

Какой-нибудь подкупленной служанкой.

Постумъ. Да, это такъ, и я на то надѣюсь!

Давайте мнѣ обратно перстень мой.

Иныхъ отъ васъ мнѣ надо доказательствъ,

Какими вы воочью бы могли

Скрѣпить слова. — Браслетъ украденъ вами.

Якимо. Поклясться я Юпитеромъ готовъ,

Что онъ мнѣ данъ.

Постумъ. Вы слышите? Клянется

Онъ громко намъ, Юпитера назвавъ!

Онъ, значитъ, правъ ³⁸)! — Такъ пусть беретъ мой перстень?

Увѣренъ я, что потерять ей было

Браслетъ нельзя; — всѣхъ слугъ ея я знаю

Наперечетъ; они ей присягали ³⁹).

Украсть браслетъ! украсть для проходимца!..

О, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!.. Позорно отдалась

Она ему, и вотъ свидѣтель ясный

Ея стыда! Вотъ сколько стоятъ честность

И стыдъ ея! (бросаетъ перстень). Бери свое добро!

И пусть въ аду всѣ бѣсы подерутся

Изъ-за того, кто долженъ имъ владѣть!

Филарій. Я вамъ еще совѣтую — сдержитесь.

Уликъ прямыхъ не вижу я, чтобъ могъ

Имъ вѣрить тотъ, кто убѣжденъ былъ прежде,

Напротивъ, въ томъ…

Постумъ. Ни слова мнѣ о ней!.

Она себя съ нимъ запятнала явно.

Якимо. Когда еще хотите доказательствъ

Вы посильнѣй — то вотъ они: извѣстенъ,

Конечно, вамъ близъ лѣваго плеча

У ней значокъ. Чуть видно притаясь,

Онъ на груди, достойной поцѣлуевъ,

Какъ будто бы гордится дивнымъ мѣстомъ,

Гдѣ удалось найти ему пріютъ.

Я цѣловалъ его съ безумнымъ жаромъ

И сытый былъ имъ призванъ къ страсти вновь.

Сомнѣнья нѣтъ, что нѣжное пятно

Извѣстно вамъ?

Постумъ. О, да!.. пятно другое

Онъ рисуетъ въ головѣ моей:

Пятно, какимъ позорно замарала

Она себя! пятно, которымъ сталъ бы

Гнушаться адъ и не нашелъ бы мѣста

Въ своихъ стѣнахъ, чтобъ помѣстить его!..

Якимо. Угодно вамъ, чтобъ продолжалъ я дальше?

Постумъ. О, нѣтъ, прошу!.. другихъ перечисленій

Не надо мнѣ ⁴⁰)… Когда подобный фактъ

Доказанъ разъ — то стоитъ разъ мильоновъ.

Якимо. Я поклянусь.

Постумъ. Не надо мнѣ и клятвъ…

Вѣдь если бъ съ клятвою ты отрекся даже

Отъ словъ своихъ — я все равно убилъ бы

Тебя за то, что сдѣлать ты хотѣлъ

Меня посмѣшищемъ.

Якимо. Во мнѣ отречься

И мысли нѣтъ.

Постумъ. О, будь она теперь

Въ моихъ рукахъ — я разорвалъ въ клочки бы

Ее при всѣхъ!.. Да, да! исполнить это

Сумѣю я, тамъ при дворѣ, въ глазахъ

Ея отца!.. О, надо что-нибудь

Мнѣ предпринять! (уходимъ Постумъ).

Филарій. Онъ внѣ себя. — Успѣли

Вы взять закладъ. Пойдемте же за нимъ.

Стеречь его намъ надо, чтобъ въ припадкѣ

Онъ самъ себѣ не причинилъ вреда.

Якимо. Отъ всей души готовъ итти я съ вами. (Уходятъ).

СЦЕНА 5-я. Другая комната въ домѣ Филарія. (Входитъ Постумъ).

Постумъ. Ужели средствъ придумать намъ нельзя,

Чтобъ родъ людской рождался въ міръ безъ женщинъ?

Побочны всѣ!.. И даже тотъ почтенный,

Мнѣ дорогой по крови человѣкъ,

Кого я звалъ отцомъ моимъ, навѣрно

Отсутствовалъ, когда для жизни я

Чеканенъ было монетчикомъ фальшивымъ

Тишкомъ, тайкомъ и выпущенъ на свѣтъ!

А мать мою Діаной непорочной

Считали всѣ, такъ точно, какъ теперь

Сокровищемъ, ничѣмъ незамѣнимымъ,

Зовутъ жену. — О, мщенье, мщенье!.. Помню,

Какъ много разъ, зардѣвшись вся румянцемъ

Стыдливаго волненья на щекахъ,

Столь искреннимъ, что страстною мечтой

Разжегъ бы кровь онъ въ старикѣ Сатурнѣ,

Она меня молила умѣрять

Мой страстный пылъ!.. И я тогда считалъ

Ее бѣлѣй чуть выпавшаго снѣга,

Не тронутаго солнечнымъ лучомъ!

И вотъ теперь!.. О, дьяволъ! Въ часъ, въ минуту

Иль даже въ срокъ, ничтожнѣйшій того,

Чуть увидавъ презрѣннаго Якимо… ⁴¹)

Быть-можетъ, съ ней онъ не потратилъ даже

Двухъ краткихъ словъ… быть-можетъ, какъ кабанъ,

Откормленный досыта желудями,

Онъ съ пѣной у рта ⁴²) ревомъ лишь сказалъ,

Чего хотѣлъ… Въ ней не нашелъ, быть-можетъ,

Препятствія иного, кромѣ встрѣчи,

Какую ждать могли они, когда

Ее онъ смялъ!.. О, если бъ вырвать могъ

Я изъ себя все то, что получилъ

Отъ женщины!.. Я вѣрю, вѣрю твердо,

Что ихъ однѣхъ должны мы обвинять

За все, что въ насъ есть сквернаго и злого!

Ложь — дѣло ихъ! притворство лести тоже!

Обманъ, корысть, коварство, хитрость, злость —

Все свойства ихъ!.. Пороковъ нѣтъ, какіе

Придумалъ адъ, чтобъ не было бы ихъ

И въ женщинахъ! Онѣ въ себѣ успѣли

Вмѣстить ихъ всѣ; но вѣрны быть не могутъ

Онѣ и имъ! Готовы поминутно

Онѣ мѣнять пороки безъ стыда:

Сталъ старъ одинъ — давай другой новѣе!

Писать о нихъ я буду! Ненавидѣть,

Клясть ихъ вездѣ… А если ужъ желать

Имъ худшихъ бѣдъ, то пусть онѣ не знаютъ

Себѣ узды въ наклонностяхъ своихъ!

Свободу давъ порочнымъ ихъ стремленьямъ,

Ихъ адъ погубитъ самымъ страшнымъ мщеньемъ!

(Уходитъ).

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я. Комната во дворцѣ Цимбелина. (Входятъ въ одну дверь Цимбелинъ, королева, Клотенъ и придворные; въ другую — Каюсь Луцій со свитой).

Цимбелинъ. Теперь скажи намъ, что желаетъ Августъ.

Каюсь Луцій. Когда, смиривъ британцевъ, Юлій Цезарь

Навѣкъ молву оставилъ по себѣ

У васъ въ странѣ — Кассибеланъ, твой дядя,

Успѣвши такъ прославиться у васъ,

Что дань хвалы воздалъ ему самъ Цезарь,

Далъ клятву намъ, что онъ и всѣ его

Наслѣдники платить погодно будутъ

Впредь Риму дань, при чемъ ея размѣръ

Опредѣленъ въ три тысячи былъ фунтовъ.

Ты этотъ долгъ, лежащій на тебѣ,

Не заплатилъ.

Королева. И, чтобъ покончить съ этимъ

Вопросомъ впредь, узнайте, что платить

Не будемъ мы и въ будущемъ.

Клотенъ. Найдется

Другихъ не мало Цезарей у васъ,

Да только жаль — никто изъ нихъ не Юлій!

А что до насъ, то край нашъ будетъ жить

По-своему, и мы платить не станемъ

За право въ немъ носить свои носы ⁴³).

Королева. Вамъ разъ помогъ благопріятный случаи

Ограбить насъ; теперь же посылаетъ

Онъ средство намъ вернуть свое добро.

(Королю). Не забывай своихъ великихъ предковъ,

Властитель нашъ! Всегда была охраной

Намъ доблесть ихъ и то, что островъ нашъ,

Стоя средь волнъ, обставленъ неприступно,

Какъ садъ Нептуна изгородью скалъ «).

Кругомъ кипятъ, бурливо пѣнясь, волны

И цѣпъ лежитъ предательскихъ мелей,

Ужасныхъ тѣмъ, что не поддержкой будутъ

Онѣ служить для вражескихъ судовъ,

Но втянутъ ихъ въ бездонную пучину

До верха мачтъ ⁴⁵). Пусть одержалъ здѣсь Цезарь

Побѣды тѣнь, но къ намъ непримѣнимы

Слова: „пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ“.

Онъ со стыдомъ, испытаннымъ впервые

У насъ въ странѣ, два раза прогнанъ былъ

Отсюда прочь! Его суда, игрушки

Бурливыхъ волнъ, два раза разбивались,

Какъ скорлупа, въ моряхъ ужасныхъ нашихъ

О ребра скалъ. Всѣ помнятъ славный день,

Когда рукой измѣнчивой фортуны

Кассибеланъ изъ Цезаревыхъ рукъ

Исторгъ и мечъ; а мы въ великомъ Людѣ ⁴⁶)

Съ восторгомъ жгли потѣшные огни

Въ знакъ торжества, которымъ такъ былъ поднятъ

Надолго впредь британцевъ храбрый духъ.

Клотенъ. Однимъ словомъ, дани нашей вы не увидите. Земля наша сильнѣй, чѣмъ была когда-нибудь, а у васъ другого Цезаря нѣтъ. Горбатыхъ носовъ въ вашей странѣ довольно ⁴⁷), а такой руки, какая была у Цезаря, не найдется.

Цимбелинъ. Не прерывай же, сынъ, свою мать.

Клотенъ. Между нами не мало такихъ, чей кулакъ не хуже Кассибеланова. Я, конечно, говорю не о себѣ, но руки найдутся и у меня. Платить дань! А съ чего мы будемъ ее платить? Если бъ Цезарь закрылъ отъ насъ одѣяломъ солнце или спряталъ въ свой карманъ мѣсяцъ, то, понятно, мы должны были бы выкупить у него свѣтъ; — а платить иначе — слуги покорные!

Цимбелинъ. Вы знать должны, что прежде, чѣмъ изъ насъ

Исторгнулъ Римъ признанье этой дани,

Мы жили здѣсь свободными людьми.

Задумалъ насъ ярмомъ опутать Цезарь

Лишь потому, всей правдѣ вопреки,

Что цѣлый міръ ему для властолюбья

Казался малъ! Но если онъ успѣлъ

Насъ покорить, то долгъ и честь велятъ,

Конечно, намъ, какъ храброму народу,

Стряхнуть ярмо. Пусть знаетъ Цезарь вашъ,

Что предкомъ намъ великій былъ Мульмуцій ⁴⁸);

Что имъ была водворена законность

У насъ въ странѣ, — законность, чьи плоды

Чуть не попралъ отважный Цезарь дерзко

Своимъ мечомъ. Мы почитаемъ долгомъ

Завоевать свободу нашу вновь.

Въ насъ сила есть, и мы достигнемъ цѣли,

Какъ намъ за то ни сталъ грозить бы Римъ.

Да, да! Призвалъ къ порядку насъ Мульмуцій

И первый онъ вѣнцомъ себя украсилъ,

Британіи назвавшись королемъ.

Каюсъ Луцій. Жалѣю я, державный Цимбелинъ,

Что Августа — въ чьей свитѣ служитъ больше

Царей, чѣмъ ты считаешь приближенныхъ

Въ своемъ дворцѣ — я объявить обязанъ

Твоимъ врагомъ. Войну и разоренье

Я объявляю именемъ его

Твоей странѣ! Страшись вражды и гнѣва,

До сей поры не вѣдавшихъ преградъ!..

Мой долгъ свершёнъ, и я себя считаю

Обязаннымъ принесть затѣмъ привѣтъ

За тотъ пріемъ, какимъ почтенъ тобою

Былъ лично я.

Цимбелинъ. Тебя здѣсь видѣть, Каюсъ,

Я радъ всегда. Твоимъ царемъ вѣдь сдѣланъ

Я рыцаремъ ⁴⁹) и въ юные года

Служилъ не разъ я подъ его начальствомъ.

Преподалъ мнѣ уроки чести Цезарь,

И потому, когда теперь онъ вздумалъ

Ее отнять, то этимъ самымъ насъ

Подвигнулъ онъ употребить всѣ силы

Въ защиту ей. За честь свою на Римъ

Возстали ужъ паннонцы и далматы ⁵⁰),

И если насъ не побудитъ къ тому же

Такой примѣръ, то вы сочтете сами

Замерзшею британцевъ храбрыхъ кровь.

Но Цезарь вашъ, ручаюсь въ этомъ, думать

Не будетъ такъ.

Каюсъ Луцій. Грядущее рѣшитъ.

Клотенъ. Его величество сказалъ, что радъ васъ видѣть, а потому оставайтесь дня два-три нашими гостями. Если затѣмъ вы явитесь сюда съ иными намѣреніями, то найдете насъ окруженными нашей оградой соленой воды. Побьете вы насъ — все будетъ вашимъ; въ противномъ же случаѣ вы накормите собой нашихъ воронъ. Затѣмъ намъ больше толковать не о чемъ.

Каюсъ Луцій. Что будетъ — будетъ.

Цимбелинъ. Вашъ царь узналъ намѣренья мои,

А я его. Затѣмъ прощаюсь съ вами. (Уходятъ).

СЦЕНА 2-я. Другая комната во дворцѣ. Входитъ Пизаній.

Пизаній. Какъ? Невѣрна? Обвинена въ измѣнѣ?

Кто жъ клеветникъ чудовищный ея?

О Леонатъ! какой нелѣпой сплетней

Ты отравить себѣ позволилъ слухъ?

Кто, кто былъ тотъ презрѣнный итальянецъ

(У нихъ вѣдь ядъ и въ словѣ и въ дѣлахъ)⁵¹),

Чья клевета опутала твою

Довѣрчивость?.. Она! Она безчестна!

Нѣтъ, нѣтъ! Страдать приходится, напротивъ,

За правду ей!.. Не женщиной — богиней

Назвать ее по праву мы должны

За то, что вынесть столько искушеній

Пришлось ей здѣсь!.. О, Леонатъ, унизилъ

Себя предъ ней настолько жъ ты душой,

Насколько былъ ты низокъ прежде саномъ!

И хочешь ты, чтобъ я по долгу чести.

Какимъ связалъ себя передъ тобой,

Убилъ ее!.. Нѣтъ, нѣтъ!.. Когда услугой

Такой поступокъ хочешь ты назвать,

То лучше пусть не знаю я, что значитъ

Услужливость!.. Ужель безчеловѣчнымъ

Кажусь настолько я, что вздумалъ ты

Избрать меня для этакого дѣла?

„Убей ее“, — такъ пишешь ты, — „послалъ

Я ей письмо, которое прочтя,

Она сама тебѣ доставитъ случай,

Какъ выполнить удобнѣй мой приказъ“.

О, лживое, проклятое письмо!

Чернѣй оно позорнымъ содержаньемъ

Самихъ чернилъ, которыми его

Ты написалъ! Возможно ль, чтобъ бумага,

Служа такимъ неслыханнымъ дѣламъ,

Могла сберечь невинно бѣлый обликъ? —

Но вотъ она!.. Ни говорить ни знать

Я не хочу о данномъ приказаньи. (Входитъ Иможена).

Иможена. Пизаній, ты? Что новаго?

Пизаній. Принесъ

Я вамъ письмо отъ вашего супруга.

Иможена. Какъ! Отъ него?.. Письмо отъ Леоната?..

Должны признать великимъ мы того

Астронома, которому извѣстны

Такъ звѣзды въ небесахъ, какъ знаю я

Знакомый, милый почеркъ! Все прочтетъ

Въ грядущемъ онъ! Молю боговъ послать

Мнѣ вѣсть о томъ, что мужемъ я любима

Попрежнему; что онъ здоровъ и счастливъ,

Доволенъ всѣмъ — лишь не разлукой нашей!

Пускай о ней, напротивъ, горько онъ

Печалится… Подчасъ полезнымъ можетъ

Быть горе намъ — таковъ и этотъ случай.

Онъ укрѣпитъ сильнѣй въ душѣ любовь!

Пусть будетъ всѣмъ мой мужъ доволенъ, кромѣ

Разлуки лишь. (Распечатываетъ письмо).

Ломайся, милый воскъ;

Желать добра хочу я милымъ пчеламъ,

Чей трудъ скрѣпилъ печать сердечныхъ тайнъ.

Какъ долженъ, воскъ, различнымъ ты казаться

Любовникамъ и бѣднымъ должникамъ!

Твоя печать тюрьму сулитъ послѣднимъ,

Для первыхъ же скрѣпляешь ты листки

Вѣстей любви… Пошлите боги, добрыхъ

Извѣстій мнѣ! (Читаетъ письмо).

„Судебный приговоръ и гнѣвъ твоего отца обрушатся на меня неминуемо, если я покажусь въ его владѣніяхъ; но ни то ни другое не въ силахъ меня устрашить, если ты, прелестнѣйшее изъ созданій, согласишься оживить меня твоимъ взглядомъ. Знай, что я въ Камбріи, въ Мильфордъ-Гэвенѣ. Поступи, какъ диктуетъ тебѣ твоя любовь. Прими пожеланія счастья отъ того, кто вѣчно будетъ тебѣ вѣренъ и живетъ только твоей любовью.

Леонатъ Постумъ".

Достань коня, крылатаго коня,

Пизаній, мнѣ!.. Онъ прибылъ въ Мильфордъ-Гэвенъ!

Ты слышишь ли? Смотри! Читай! Скажи,

Какъ далеко отсюда это мѣсто?

Ужъ если есть возможность прискакать

Туда въ семь дней безъ нужды и безъ дѣла,

Такъ я берусь поспѣть, конечно, въ день!

Идемъ, идемъ!.. Вѣдь ты желаньемъ страстнымъ

Горишь, какъ я, съ нимъ встрѣтиться скорѣй;

Не правда ли?.. Но нѣтъ: какъ это можно!

Сравнится ли твое желанье видѣть

Его съ моимъ?.. О, никогда! Нѣтъ, нѣтъ!

Мое преградъ не знаетъ и границы!

Скорѣй, скорѣй! Разсказывай, что знаешь!

Посолъ любви вѣдь долженъ оглушить

Словами слухъ!.. Хочу я знать, далеко ль

Отъ насъ Мильфордъ. Въ дорогѣ все разскажешь…

Чѣмъ заслужилъ счастливый уэльскій край,

Что случай далъ ему такую гавань?

Должны скорѣй мы выдумать предлогъ,

Какъ выйти намъ, какъ оправдать отлучку…

Но главное — уйти, уйти скорѣй!..

Что толковать о томъ, что будетъ дальше!

Придетъ пора — подумаемъ о всемъ!..

Какъ много миль мы можемъ проскакать

Съ тобою въ часъ?

Пизаній. Для васъ довольно сдѣлать

Миль двадцать въ день, и это даже много.

Иможена. Возможно ли? Да вѣдь на казнь преступникъ

Идетъ скорѣй! Случалось видѣть мнѣ,

Какъ на пари наѣздники скакали

Быстрѣй песка, что сыплется въ часахъ.

Но это вздоръ… найди мою служанку;

Пускай она объявится больной,

Пусть просится пустить ее сейчасъ же

Домой къ отцу. А ты достань мнѣ платье,

Чтобъ ѣхать въ путь; — простой нарядъ, какой

Для скромной бы годился горожанки ⁵²).

Пизаній. Обдумайте сначала хорошенько

Поступокъ вашъ.

Иможена. Мой путь одинъ: — впередъ!

Я предъ собой его лишь только вижу!

Все прочее подернулъ непроглядно

Густой туманъ… Скорѣй же, торопись!

Исполни все, что я тебѣ сказала.

Напрасныхъ словъ терять не буду я.

Поспѣть въ Мильфордъ: — вотъ цѣль теперь моя!

(Уходятъ). СЦЕНА 3-я. Уэльсъ. Гористая мѣстность съ пещерой. (Изъ пещеры выходятъ Беларій, Гвидерій и Арвирагъ).

Беларій. Грѣшно сидѣть подъ низкимъ потолкомъ

Въ такіе дни. Смотрите ⁵³) дѣти: надо

Сгибаться намъ, чтобъ выйти изъ пещеры

На Божій свѣтъ; — пускай же это будетъ

Наукой вамъ, что первымъ дѣломъ утромъ

Должны склонить мы головы свои

Предъ свѣтомъ дня для утренней молитвы*

Въ дворцахъ дверей ворота высоки, —

Такъ высоки, что даже великанъ

Пройдетъ сквозь низъ въ чалмѣ своей нечистой ⁵⁴),

Не снявъ ея предъ солнышкомъ святымъ.

У насъ не такъ: въ пещерѣ нашей темной

Привыкли мы молиться небесамъ

И почитать ихъ научились лучше,

Чѣмъ гордый родъ зазнавшихся людей.

Гвидерій и Арвирагъ. Прими привѣтъ отъ насъ, святое небо!

Беларій. Теперь впередъ: ждетъ ловля на горахъ.

Взнесутъ легко васъ ноги молодыя

На этотъ холмъ; я буду ждать въ долинѣ.

Когда меня съ вершины горной вы

Увидите, и покажусь я вамъ,

Какъ воронъ, малъ — подумайте тогда,

Что мѣсто насъ лишь дѣлаетъ большими

Иль малыми. Припомнить вы должны

О томъ, что вамъ я говорилъ о принцахъ,

Царяхъ, дворцахъ съ придворной хитрой жизнь“,

Гдѣ воздаютъ не по заслугамъ честь,

А потому, какъ примутъ насъ въ дурной

Иль добрый часъ. Привыкнувъ такъ судить,

Легко извлечь мы можемъ въ жизни пользу

Изъ всякихъ дѣлъ и часто въ утѣшенье

Себѣ сказать мы въ правѣ, что порой

Ничтожный жукъ броней своей бываетъ

Прикрытъ отъ зла вѣрнѣе, чѣмъ орелъ.

Да! жить, какъ мы, почетнѣй, чѣмъ гоняться

За милостью; пріятнѣй, чѣмъ искать

Вездѣ корысть, и лучше, чѣмъ рядиться

Въ шелка и бархатъ, забранные въ долгъ.

Конечно, тотъ, кто щеголю мирволитъ —

Для виду шапку ломитъ передъ нимъ,

Но въ книгѣ долгъ онъ этимъ вздорнымъ знакомъ

Не зачеркнетъ; — вотъ и выходитъ правда,

Что жить, какъ мы, привольнѣе всего.

Гвидерій. Да, хорошо тебѣ такъ разсуждать!

Довольно пожилъ ты на бѣломъ свѣтѣ,

Тогда какъ мы, безкрылые птенцы,

Свое гнѣздо привыкшіе лишь видѣть —

Что дѣлать намъ? — Покой, быть-можетъ, точно

Хорошъ и милъ, особенно тебѣ,

Знакомому съ житейскою тревогой;

Твоимъ годамъ приличнѣй онъ всего;

Зато для насъ онъ — темное изгнанье,

Мечта во снѣ ⁵⁵) о берегахъ иныхъ,

Тюремный сводъ, гдѣ въ тяжкомъ заключеньи

Дни коротаютъ грустно должники.

Арвирагъ. Скажи, о чемъ разсказывать мы будемъ

Своимъ друзьямъ, достигши дряхлыхъ лѣтъ?

Чѣмъ сокращать въ пещерѣ нашей темной.

Мы будемъ дни декабрьскихъ непогодъ?

Не знаемъ мы, что дѣлалось на свѣтѣ,

И что въ немъ есть! Звѣриной жизнью жить

Привыкли мы. Хитрѣй лисицъ на ловлѣ,

Храбрѣй волковъ, чтобъ добывать ѣду,

Умѣемъ мы преслѣдовать лишь только

Тѣхъ, кто бѣжитъ; поемъ, какъ птицы въ клѣткѣ ⁵⁶),

Неволи пѣснь въ темницѣ мы своей!

Беларій. Какъ судишь ты! Не знаете вы оба

Порочной жизни жалкихъ городовъ,

Не видѣвъ ихъ; но если бъ только знали

Вы сѣть интригъ и козней при дворахъ

Властителей! — На верхъ честей и славы

Взбираются тамъ только для того,

Чтобъ ниже пасть; и даже при удачѣ

Всегдашній страхъ предъ близкою бѣдой

Терзаетъ насъ не меньше, чѣмъ паденье.

Взять хоть войну: — приносимъ въ ней себя

На жертву мы для чести и для славы;

На смерть идемъ охотно мы для нихъ, —

А что намъ ждетъ? Не чаще ль клеветою

Помянутъ тотъ, кто честно палъ въ бою,

Чѣмъ почестью? За добрыя дѣла

Намъ платятъ зломъ, и мы за то покорно

Еще должны порой благодарить.

О, дѣти! все, что вамъ я разсказалъ,

Прочесть легко въ моей минувшей жизни-

Не мало ранъ нанесъ мнѣ римскій мечъ;

Считался я изъ храбрыхъ не послѣднимъ;

Меня любилъ державный Цимбелинъ,

И тамъ, гдѣ рѣчь, бывало, заводилась

О подвигахъ — мое стояло имя

Всегда въ ряду прославленныхъ именъ.

Похожъ я былъ на дерево, чьи вѣтви

Склонялись внизъ подъ тяжестью плодовъ;

Но бурный вихрь, подувшій темной ночью,

Иль дерзкій воръ — какъ хочешь назови, —

Сорвалъ плоды, разнесъ мои всѣ листья,

И вотъ стою печальный, обнаженный

Я подъ дождемъ жестокихъ непогодъ.

Гвидерій. Невѣрность счастья.

Беларій. Виноватымъ не былъ

Я самъ ни въ чемъ (вы отъ меня слыхали

Про то не разъ). Два презрѣнныхъ мерзавца

Надуть успѣли въ уши короля,

Что будто бы себя постыдно предалъ

Я римлянамъ. Навѣтъ ихъ превозмогъ:

Я изгнанъ былъ и вотъ провелъ въ пустынѣ

Я съ той поры тяжелыхъ двадцать лѣтъ.

Рядъ дикихъ скалъ и дебрей безысходныхъ

Мнѣ міромъ сталъ, гдѣ возносилъ на волѣ

Я въ часъ молитвы духъ свой къ небесамъ

Во много разъ усерднѣй, чѣмъ въ годину

Счастливыхъ лѣтъ ⁶⁷). — Но что болтать объ этомъ!

Такой языкъ охотникамъ нейдетъ;

Добыча ждетъ, пора въ лѣса и горы.

Кто попадетъ сегодня первый въ цѣль,

Намъ будетъ царь; другіе двое станутъ

Ему служить. — Измѣны злобный ядъ

Грозитъ царямъ въ роскошныхъ дхъ чертогахъ.

Но здѣсь, въ лѣсу, бояться злыхъ отравъ

Намъ нечего. — Идите жъ; встрѣчу васъ

Въ долинѣ я. (Гвидерій и Арвирагъ уходятъ).

Какъ трудно подавить

Природу въ насъ! Вотъ мальчики, которымъ

Причины нѣтъ подозрѣвать въ себѣ

Дѣтей царя. Живыми не считаетъ

Ихъ даже самъ отецъ ихъ, Цимбелинъ.

Съ младенчества они считать привыкли

Меня отцомъ, — и что жъ? Проживъ съ пеленъ

Въ пещерѣ здѣсь, подъ, низкимъ этимъ сводомъ,

Гдѣ надобно согнуться, чтобъ стоять,

Парятъ они душою гордой выше

Дворцовъ царей! Въ бездѣлицахъ видна

Порода въ нихъ; въ поступкахъ не сравнятся

Они ни съ кѣмъ. — Вотъ Полидоръ: — когда-то

Наслѣдникомъ британскаго вѣнца

Считался онъ; назвалъ его отецъ

Гвидеріемъ, — и боги! если бъ видѣть

Могъ кто-нибудь, какъ впиться онъ глазами

Готовъ въ меня, когда я, сѣвъ на свой

Треногій стулъ, рѣчь завожу о битвахъ

И подвигахъ! Едва скажу, бывало,

„Такъ палъ мой врагъ, такъ наступилъ ногою

Я на него“ — къ лицу ребенка хлынетъ

Потокомъ жаркимъ царственная кровь.

И, весь въ поту отъ страстнаго волненья,

Торопится разсказъ мой повторить

Въ движеньяхъ онъ. — Въ него такимъ же вышелъ

И братъ меньшой. — Кадваломъ я зову

Его теперь, въ былое жъ время звался

Онъ Арвирагъ. Съ моимъ разсказомъ слиться

Спѣшитъ и тотъ, не меньше выдавая

Себя, чѣмъ братъ. — Но, чу! дичь поднята. —

О. Цимбелинъ! богамъ и мнѣ извѣстно,

Что изгнанъ я неправильно тобой,

И вотъ за то твоихъ дѣтей младенцевъ

Похитилъ я. Пусть будешь ты лишенъ

Наслѣдниковъ, какъ я лишенъ тобою

Моихъ земель. — Кормилицей была

Обоимъ имъ въ пещерѣ Еврифила;

Они привыкли видѣть въ ней и чтить

Родную мать и посѣщаютъ часто

Почившей гробъ. Я самъ когда-то былъ

Беларіемъ, теперь же въ ихъ глазахъ

Морганомъ сталъ, и оба почитаютъ

Меня отцомъ. (За сценой рогъ).

Зовутъ, — поднялся звѣрь! (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я. Близъ Мильфордъ-Гэвена. (Входятъ Пизаній и Иможена).

Иможена. Ты говорилъ, какъ мы сходили съ коней,

Что цѣль близка! — Гдѣ жъ мѣсто? отвѣчай! „

Вѣдь даже мать въ тотъ часъ, когда на свѣтъ

Родилась я, не такъ желала страстно

Взглянуть на дочь, какъ я горѣла мыслью

Прибыть сюда! — Пизаній, говори!

Гдѣ мой Постумъ?.. Но что съ тобой? Твой взглядъ

Угрюмъ и дикъ… что значатъ эти вздохи?..

Когда бъ тебя теперь нарисовать,

То вышелъ бы живымъ изображеньемъ

Ты ужаса… О, не смотри такъ страшно!

Я сдержанность иначе потерять

Боюсь сама. Въ чемъ дѣло? что случилось?..

Пизаній подаетъ ей письмо).

Зачѣмъ мнѣ далъ съ такимъ несвѣтлымъ видомъ

Ты свѣтлый листъ ⁵⁸)? Когда сулитъ мнѣ онъ

Хорошій день — такъ улыбнись съ привѣтомъ;

Когда жъ грозу со стужей ледяной

Мнѣ должно ждать… тогда… тогда останься

Такимъ, какъ былъ!.. Я вижу почеркъ мужа.

Ужель въ бѣду онъ какъ-нибудь попалъ

Въ Италіи, въ странѣ проклятой этой

Отравъ и чаръ?.. Да говори жъ! откликнись!

Ты облегчишь мнѣ, можетъ-быть, словами

Вѣсть горести, которую прочтя

Внезапно, я лишусь, пожалуй, силъ…

Пизаній. Прочесть письмо я васъ прошу самихъ.

Увидите, какой презрѣнной тварью

Велитъ мнѣ быть жестокая судьба!

Иможена. (читаетъ). Твоя госпожа, Пизаній, оказалась недостойнымъ существомъ, осквернившимъ мое супружеское ложе. Несомнѣнное тому доказательство написано кровью въ моемъ сердцѣ. Я утверждаю это не по пустому подозрѣнію, но на основаніи данныхъ, столь же вѣскихъ, какъ тяжела моя печаль, и также вѣрныхъ, какъ вѣрна моя будущая месть. На тебя, Пизаній, возлагаю я порученіе ее исполнить, если только ты самъ не въ стачкѣ съ виновной! Ты долженъ убить ее собственными руками, и я дамъ тебѣ случай исполнить это въ Мильфордь-Гэвенѣ, куда она пріѣдетъ вслѣдствіе моего письма. Если ты побоишься нанести смертельный ударъ и не увѣдомишь меня, что исполнилъ мой приказъ — я сочту это знакомъ твоего сообщничества съ нею и измѣны мнѣ“.

Пизаній. Къ нему тутъ мечъ? Ее бумага эта

Зарѣзала до смерти безъ меча.

О, клевета! языкъ твой намъ опаснѣй

Ножей и шпагъ; онъ ядовитѣй гадовъ,

Что гнѣздятся въ затонахъ нильскихъ водъ;

Онъ разсылаетъ съ вѣтромъ быстротечнымъ

Обманъ и ложь во всѣ концы земли.

Спасенья нѣтъ отъ злой его отравы

Ни женщинамъ, ни царствамъ, ни царямъ.

Онъ не щадитъ въ свирѣпой злости даже

Могильныхъ тайнъ. (Иможенѣ).

Что жъ дѣлать намъ? какъ быть?

Иможена. Я не вѣрна!.. Что жъ значитъ быть невѣрной?

Не спать ночей, мечтая лишь о немъ?

Считать часы и мѣрять ихъ слезами?

Когда жъ глаза сомкнетъ тревожный сонъ —

Вдругъ вскакивать подъ гнетомъ черной мысли

О томъ, здоровъ ли онъ? Себя — пугаться!

На помощь звать! — не это ль онъ зоветъ

Невѣрностью?..

Пизаній. Увы, увы, принцесса!..

Иможена. Я не вѣрна!.. защитникомъ Якимо

Будь мнѣ теперь! Когда винилъ Постума

Въ измѣнѣ ты — была готова видѣть

Я низкаго въ тебѣ клеветника!

Теперь должна считать тебя я честнымъ. —

Забрать его въ свою успѣла власть

Дрянная тварь, пустая итальянка

Съ раскрашеннымъ румянами лицомъ.

Навѣрно такъ… А я! Изъ моды вышла

Я, какъ уборъ! Меня беречь не стоитъ,

Какъ старый плащъ, висящій на стѣнѣ!

Въ клочки меня, чтобъ слѣда не осталось…

Обманъ для насъ мужскія обѣщанья!

Обманъ и ложь! Ужъ если мой Постумъ

Невѣренъ сталъ, то будутъ вѣдь теперь

И доброе считать лишь внѣшнимъ знакомъ

Коварной лжи, приманкой, чтобъ ловить

Сердца несчастныхъ женщинъ!..

Пизаній. Дайте мнѣ

Вамъ объяснить…

Иможена. Вѣдь даже честнымъ вѣрить

Никто не сталъ, когда обманъ свой низкій

Свершилъ Эней! Синона лживый плачъ ⁵⁹)

Убилъ въ сердцахъ возможность довѣряться

И истиннымъ слезамъ! Убилъ охоту

Жалѣть и тѣхъ, кто истинно достоинъ

Былъ жалости! — Такъ точно ты, Постумъ,

Убьешь теперь своимъ поступкомъ вѣру

Въ порядочность; подозрѣвать заставишь

Во лжи и тѣхъ, кто чистъ и прямъ душой!

(Пизанію). Что жъ до тебя — исполни, не колеблясь,

Твой долгъ слуги! Исполни, какъ велѣлъ

Твой господинъ. Когда жъ его увидишь —

Скажи ему, что предъ тобой была

Покорна я. Смотри: я вынимаю

Сама твой мечъ: — пронзи мое имъ сердце,

Пронзи пріютъ святой моей любви!

Преградъ мечу не встрѣтишь ты; остались

Въ моей груди лишь горе и печаль!

Въ ней клада нѣтъ, какимъ была богата

Когда-то я: Постумъ въ ней не живетъ!

Рази смѣлѣй: вѣдь храбрымъ быть случалось

Тебѣ не разъ въ опаснѣйшихъ дѣлахъ,

Такъ что жъ теперь боишься ты напрасно?

Пизаній (бросая мечъ). Прочь отъ меня, презрѣнное орудье!

Ты рукъ моихъ собой не осквернишь!

Иможена. Что жъ медлишь ты? вѣдь умереть должна я!

Иль хочешь ты невѣрнымъ быть слугой?

Сама себя убить я не рѣшаюсь;

Законъ боговъ къ самоубійцамъ строгъ;

Предъ нимъ дрожатъ мои невольно руки.

Рази, кончай! открыла сердце я! (Разрываетъ платье).

Здѣсь что-то есть; — но для себя защиты

Я не хочу: — твоей послушна стали

Я, какъ ножны. (Вынимаетъ изъ-подъ платья связку писемъ).

О! письма Леоната!

Что было правдой — обратилось въ ложь. (Бросаетъ письма).

Прочь отъ меня, обманщики моей

Святой и чистой вѣры! Прежней броней

Не быть вамъ больше сердцу моему!

Пускай порой коварный совратитель

Безвинно губитъ бѣдныя сердца;

Но за погибель ложно пострадавшихъ

Когда-нибудь отвѣтитъ и злодѣй.

Вѣдь ты, Постумъ, мой долгъ повиновенья

Къ отцу заставилъ даже позабыть!

Я для тебя искательства презрѣла

И высшій санъ мнѣ равныхъ жениховъ!

Придетъ пора — узнаешь ты, хоть поздно,

Что не пустымъ звать должно было дѣломъ

Поступокъ мой, но жертвою изъ жертвъ!

Наступитъ часъ (о немъ мнѣ грустно думать) —

Когда, забывъ ту женщину, какою

Увлекся ты на краткій мигъ теперь,

Терзать себя тяжелой мыслью будешь

Ты обо мнѣ! (Пизанію). А ты скорѣе къ дѣлу!

Ягненокъ самъ приходитъ къ мяснику.

Бери свой ножъ! Когда о смерти я

Прошу сама — то что жъ тебѣ-то медлить

Исполнить долгъ послушнаго слуги?

Пизаній. Я глазъ сомкнуть, принцесса дорогая,

Не могъ съ тѣхъ поръ, какъ получилъ приказъ

Васъ умертвить.

Иможена. Приказъ скорѣй исполни —

И сонъ придетъ.

Пизаній. Скорѣе вырву я

Себѣ глаза.

Иможена. Къ чему жъ на это дѣло

Ты слово далъ? Зачѣмъ меня завезъ

Такъ далеко ты ложнымъ обѣщаньемъ?

Зачѣмъ мы здѣсь? Что дѣлаемъ мы оба? г

Къ чему загнали безъ нужды коней?

Зачѣмъ теряёмъ дорогое время?

Къ чему отлучкой сдѣлали тревогу

Мы при дворѣ, куда вернуться мнѣ

Охоты нѣтъ? Скажи зачѣмъ, зайдя

Такъ далеко, безъ выстрѣла ты хочешь

Спустить свой лукъ, когда стрѣла готова,

И цѣль стоитъ послушно предъ тобой?

Пизаній. Хотѣлъ продлить съ намѣреньемъ я время,

Чтобъ отвратить грозящую бѣду,

И вмѣстѣ съ тѣмъ искалъ прилежно средства,

Какъ ей помочь. Послушайте съ терпѣньемъ,

Что я скажу.

Иможена. Безъ страха говори,

Что вздумаешь. Ужъ ежели меня

Назвалъ мой мужъ развратницей, то чѣмъ же

Больнѣе мой поранить можно слухъ?

Повязки нѣтъ цѣлебной для лѣченья

Подобныхъ ранъ… Готова слушать я.

Пизаній. Я полагаю, вы не возвратитесь

Къ себѣ домой?

Иможена. Конечно: вѣдь меня

Убьешь ты здѣсь.

Пизаній. Нѣтъ, нѣтъ, не то; — вы скоро

Увидите, что если есть во мнѣ

Ума не меньше честности, то кончимъ

Добромъ мы все. Я убѣжденъ вполнѣ,

Что вашъ супругъ окутанъ хитрой сѣтью

Бездѣльника, искуснаго во лжи

И низостяхъ. Вотъ кто виной несчастья,

Упавшаго внезапно такъ на васъ.

Иможена. Развратница тутъ римская вмѣшалась

Вѣрнѣй всего.

Пизаній. Я вамъ клянусь, что нѣтъ.

Но слушайте: я напишу ему

Сейчасъ письмо о томъ, что вы убиты,

И вмѣстѣ съ тѣмъ пошлю какой-нибудь

Кровавый знакъ. Онъ такъ велѣлъ мнѣ сдѣлать;

А вы межъ тѣмъ, исчезнувъ изъ дворца,

Тѣмъ придадите вѣроятность слуху.

Иможена. Но, добрый другъ, куда же дѣться мнѣ?

Какъ быть? чѣмъ жить?.. Да и какою жизнью;

Могу я жить, такъ умеревъ для мужа?..

Куда итти?

Пизаній. Вѣдь если вы вернетесь…

Иможена. Домой къ отцу?.. Ни подъ какимъ предлогомъ!

Чтобъ снова я рѣшилась поселиться

Тамъ, гдѣ живетъ ничтожество Клотенъ!

И не проси! Искательства его

Противнѣй мнѣ, чѣмъ городу осада.

Пизаній. Когда вернуться не хотите вы,

То надо вамъ покинуть будетъ вовсе

Британію.

Иможена. Ну что жъ! Какъ будто солнце

Блеститъ лишь въ ней! Вѣдь дни смѣняютъ ночи

Во всѣхъ странахъ. Британія — частица

Вселенной всей, но цѣлый міръ великъ

И безъ нея. Она, какъ бѣлый лебедь,

Покоится въ гнѣздѣ своемъ на ложѣ

Широкихъ водъ, — людей же можемъ мы

Найти вездѣ.

Пизаній. Я радъ, что вы. готовы

Разумно такъ рѣшиться на отъѣздъ.

Посланникъ Рима, Луцій, долженъ завтра

Прибыть въ Мильфордъ. Что, если бъ вы могли.

Скрыть такъ себя, какъ скрыты ваши мысли,

И избѣжать подъ чуждою одеждой

Опасности, васъ сторожащей здѣсь?

Могли бы вы… Да что тутъ толковать?

Могли бъ тогда легко вы поселиться

Близъ мѣста, гдѣ живетъ теперь Постумъ,

И хоть его и всѣхъ его поступковъ,

Конечно, не удастся видѣть вамъ,

Но все жъ молва передавать вамъ будетъ

Подробно все, что ни затѣетъ онъ.

Иможена. О, говори, какъ этого достичь!

Я даже женской скромностью готова

Своей рискнуть — конечно, не грѣша —

Лишь только бы успѣли мы добиться

Чего хотимъ.

Пизаній. Въ томъ именно вопросъ.

Забыть придется вамъ, что родились

Вы женщиной; забыть привычку власти;

Должны смирить свой будете вы нравъ,

Чтобъ слушаться. Застѣнчивую скромность —

Красу и прелесть женщины, иль, лучше

Сказать, ея всю суть — смѣнить придется

На грубость вамъ; нерѣдко отвѣчать

На дерзости; не лѣзть въ карманъ за словомъ;

Готовой быть на драку, какъ звѣрекъ.

Румянецъ нѣжный личика придется

Вамъ выставить на солнечный загаръ, —

На тотъ загаръ, который, какъ ни горько

Сознаться въ томъ, жжетъ, какъ Титанъ, горячимъ

Лобзаньемъ всѣхъ. А наконецъ должны

Безъ жалости вы будете оставить

Искусство наряжаться, чѣмъ вселить

Успѣли вы въ Юнону даже зависть ⁶⁰).

Иможена. Ахъ, не болтай! Мнѣ мысль твоя ясна.

Назвать себя мужчиной я готова

Хоть тотчасъ же.

Пизаній. Себя похожей сдѣлать

Вамъ надобно сначала на него.

И я, впередъ предвидѣвъ эту нужду,

Припасъ въ моемъ дорожномъ сундукѣ

Весь нужный скарбъ: кафтанъ, рейтузы, шляпу.

Одѣвшись въ нихъ, усвоить надо будетъ

Вамъ мальчика манеры вашихъ лѣтъ

И такъ явиться къ Луцію съ прошеньемъ,

Чтобъ принялъ васъ на службу онъ. Ему

Вы скажете, какимъ одарены

Талантомъ вы, а онъ, когда лишь только

Ему дана способность понимать

Хоть краемъ уха музыку, конечно,

Оцѣнитъ васъ, и просьба ваша будетъ

Имъ принята ⁶¹). Въ немъ доброта души

Украшена прекраснымъ, чистымъ нравомъ

И честностью… Для жизни средства вамъ

Доставлю я, и потому о нихъ

Не думайте ни въ будущемъ ни нынче.

Иможена. Въ тебѣ одномъ слилось все утѣшенье,

Какое мнѣ оставила судьба.

Идемъ теперь. Хотя съ тобой о многомъ

Поговорить могли бы мы еще,

Но подождать для этого полезнѣй

Иного дня. На то, что мы рѣшили,

Готова я и съ рыцарской отвагой

Иду впередъ, — ступай, прошу, и ты.

Пизаній. Дѣйствительно, теперь полезнѣй будетъ

Намъ разойтись, — иначе заподозрятъ

Меня, пожалуй, въ томъ, что помогалъ

Я скрыться вамъ изъ дома… Погодите:

Вотъ ящичекъ; его возьмете вы

Съ собою въ путь; въ немъ дорогой составъ,

Мнѣ данный королевой. Если вамъ

Случится захворать при переѣздахъ,

На кораблѣ, иль все равно на, сушѣ —

Одинъ пріемъ возстановитъ здоровье,

Вамъ, какъ рукой… Идите же теперь

Въ лѣсную глушь, чтобъ тамъ, переодѣвшись,

Стать мальчикомъ, и да пошлютъ вамъ боги

Всѣхъ лучшихъ благъ.

Иможена. Благодарю всѣмъ сердцемъ.

(Расходятся). СЦЕНА 5-я. Комната во дворцѣ Цимбелина. (Входятъ Цимбелинъ, королева, Клотенъ, Луцій и придворные).

Цимбелинъ. Счастливый путь! Мы дальше не пойдемъ.

Луцій. Я вамъ за все сердечно благодаренъ;

Но получилъ отъ Цезаря приказъ

Спѣшить домой. Печалюсь горько я,

Что васъ предъ нимъ я объявить обязанъ

Его врагомъ.

Цимбелинъ. Народъ мой не согласенъ

Носить ярмо, а потому понять

Ты можешь самъ, что, уступивши больше,

Чѣмъ хочетъ онъ, нецарственный бы сдѣлалъ

Поступокъ я.

Луцій. Мнѣ остается только

Васъ попросить, чтобъ данъ былъ мнѣ конвой

До Мильфордъ-Гэвена (королевѣ). Васъ, королева,

Прошу принять отъ сердца пожеланье

Прёмногихъ благъ и вамъ и королю.

Цимбелинъ (свитѣ). Вы будете послу почетной свитой

И воздадите на пути ему

Всѣ почести… Прощай, достойный Луцій.

Луцій (Клотену). Пожать желалъ бы на прощанье руку

Я, принцъ, и вамъ.

Клотенъ. О, сколько вамъ угодно!

Но помните, что, дружески пожавъ

Ее теперь, владѣть рукой я буду

Впередъ, какъ врагъ.

Луцій. Кому успѣхъ — покажетъ

Грядущее… Всѣхъ благъ желаю вамъ.

Цимбелинъ (свитѣ). Вы не оставите посла, покуда

Не перейдетъ обратно онъ Севернъ.

Счастливый путь!

(Луцій и свита уходятъ).

Королева. Уходитъ онъ, нахмурясь;

Но я счастлива гордостью при мысли,

Что поселить въ немъ это недовольство

Успѣли мы.

Клотенъ. Все къ лучшему: — сбылось

То, что желали храбрые британцы.

Цимбелинъ. Онъ Цезарю, конечно, написалъ

Ужъ обо всемъ, а потому намъ должно,

Не мѣшкая, готовить колесницы

И конницу. Войска, какія врагъ

Имѣетъ въ Галліи, конечно, будутъ

Приведены имъ въ боевой порядокъ,

Чтобъ ринуться немедленно на насъ.

Королева. Дремать нельзя; смотрѣть должны, мы зорко,

А главное — итти быстрѣй впередъ.

Цимбелинъ. На счастье, мы предвидѣли заранѣй

Такой конецъ, а потому не будемъ.

Застигнуты нежданно и врасплохъ. —

(Королевѣ). Тебя хотѣлъ спросить я, дорогая,

Гдѣ наша дочь? Ея не видѣлъ я

Не только здѣсь предъ римскими послами,

Но даже мнѣ поутру не явилась

Она сказать, какъ слѣдуетъ, привѣтъ.

Мнѣ начинаетъ наконецъ казаться,

Что позабыть она готова ради

Упрямства долгъ… Пусть позовутъ ее

Сейчасъ сюда. Мы слишкомъ терпѣливо

Держали съ ней себя до этихъ поръ.

(Одинъ изъ придворныхъ уходитъ).

Королева. Она живетъ въ строжайшемъ отчужденьи

Отъ всѣхъ съ тѣхъ поръ, какъ изгнанъ Леонатъ

Въ такихъ дѣлахъ бываетъ, впрочемъ, время

Намъ лучшій врачъ. Прошу васъ, государь,

Не будьте съ ней суровы въ обращеньи;

Она чрезчуръ чувствительна душой;

Упрекъ сразитъ ее сильнѣй, чѣмъ, рана,

А вѣдь отъ ранъ, что добраго, недолго

И умереть. (Придворный возвращаетея).

Цимбелинъ. Ну, что? Чѣмъ оправдать

Она свое намѣрена упрямство?

Придворный. Простите мнѣ, достойный государь,

Но я нашелъ, что комнаты принцессы

Всѣ заперты, и ни малѣйшій откликъ

Мнѣ не былъ данъ на самый сильный стукъ.

Королева. Когда принцессу посѣтила я

Въ послѣдній разъ, она меня просила

Ей извинить упорное желанье

Быть у себя, сославшись на болѣзнь.

Вотъ почему исполненъ ею не былъ

Привѣта долгъ предъ вами поутру.

Она меня просила передать

Объ этомъ вамъ, но въ суетѣ пріема

Посланниковъ забыла я о томъ.

Цимбелинъ. Дверь заперта!.. Никто ея не видѣлъ!

Молю боговъ, чтобъ оказалась ложной

Моя боязнь… (Быстро уходитъ).

Королева (Клотену). Иди за королемъ.

Клотенъ. А знаешь что? Слуга ея, Пизаній,

Пропалъ ей вслѣдъ. Его не видѣлъ также

Я въ эти дни.

Королева. Сказала я, иди!.. (Плотенъ уходитъ).

Стоялъ всегда Пизаній за Постума;

Но поднесла, какъ слѣдуетъ, ему

Я мой составъ. Исчезъ, быть-можетъ, онъ

Лишь потому, что на здоровье вздумалъ

Его принять. Молюсь, чтобъ было такъ.

Но гдѣ она?.. Ужель, на счастье мнѣ,

Съ отчаянья она искать пустилась

Въ пылу любви желаннаго дружка?

О, если такъ, то ждутъ ее, навѣрно,

Позоръ иль смерть; а то и это будетъ

Мнѣ на руку! Отдастъ ея конецъ

Во власть мою Британіи вѣнецъ!

(Возвращается Клотенъ).

Ну что, мой сынъ?

Клотенъ. Она сбѣжала точно.

Поди хоть ты утѣшить короля.

Онъ мечетъ, рветъ, никто къ нему не смѣетъ

И подступить.

Королева (въ сторону). Все къ лучшему! Быть-можетъ,

Излишній гнѣвъ въ сегодняшнюю ночь

Ему не дастъ увидѣть свѣта утромъ. (Уходитъ королева).

Клотенъ. Ее люблю и не терплю я вмѣстѣ.

Плѣнить способна дивной красотой

Она весь міръ. Всѣ женщины на свѣтѣ

Предъ ней ничто; умѣла совмѣстить

Она въ себѣ всѣ прелести, какія

Мы видимъ въ нихъ, и превзошла собой

Всю ихъ толпу — вотъ почему влюбленъ

Я такъ въ нее… Но если съ этимъ вспомнить,

Что, насмѣявшись дерзко надо мной,

Она сдалась ничтожному Постуму;

Что запятнала глупостью такой

Она и умъ и все, что въ ней достойно, —

То поневолѣ мысль приходитъ мнѣ,

Забывъ любовь, ее возненавидѣть

И даже мстить, насколько хватитъ силъ,

Вѣдь если разъ задумаетъ глупецъ… (Входитъ Пизаній).

Но кто идетъ?.. А! Это ты, пріятель!

Брошу сюда; — поближе подойди.

Изволь сказать теперь мнѣ, подлый сводникъ,

Куда дѣвалъ свою ты госпожу?

Скорѣй!'Не мнись! Отвѣть однимъ мнѣ словомъ,

Не то тебя отправлю я къ чертямъ.

Пизаній. Ахъ, добрый принцъ!

Клотенъ. Ну, живо, гдѣ она?

Отвѣть сейчасъ! Юпитеромъ иначе

Клянусь тебѣ, что повторять не стану

Я свой вопросъ. Изъ груди у тебя

Отвѣтъ исторгну силой я! Въ куски,

Чтобъ знать его, твое изрѣжу сердце.

Такъ гдѣ жъ она? Пошла искать Постума?

Сошлась съ нимъ вновь, съ негодной этой кучей

Всѣхъ подлостей, въ которой не сыскать

Добра на грошъ?

Пизаній. Ахъ, добрый принцъ! Ну, какъ же

Сойтись имъ вновь? Она исчезла нынче,

А онъ давно уже уѣхалъ въ Римъ.

Клотенъ. Отвѣтить мнѣ ты долженъ, гдѣ она.

Не вздумай лгать! Поди сюда поближе;,

Я знать хочу.

Пизаній. О, мой достойный принцъ!..

Клотенъ. Безъ красныхъ словъ, достойный ты бездѣльникъ!

Я жду! Скорѣй — и съ полуслова все!

Довольно мнѣ пустыхъ твоихъ прибасокъ;

Отвѣть, куда запряталъ ты ее?

Молчкомъ тебѣ со мной не поквитаться;

Закроешь ротъ — разстанешься съ душой.

(Замахивается на него).

Пизаній (подавая письмо).

Ну, если такъ, то вотъ — прочтите сами;

Тутъ сказано все то, что знаю я

О бѣгствѣ самъ ⁶²).

Клотенъ. Давай, давай, посмотримъ.

Тронъ Августа настичь не помѣшаетъ

Бѣглянку мнѣ.

Пизаній (тихо). Средствъ не было иныхъ.

Не давъ письма, погибъ бы я навѣрно.

Бѣды большой тутъ, впрочемъ, нѣтъ: она

Ужъ далеко; — прочитанное имъ

Толкнетъ его, пожалуй, на погоню,

Но для нея опасности въ томъ нѣтъ

Клотенъ (прочтя письмо). Хм, хм!

Пизаній (тихо). Солгать придется мнѣ Постуму,

Что нѣтъ ея въ живыхъ. — О, Иможена!

Когда бъ могла, пространствовавъ счастливо,

Ты невредимо возвратиться къ намъ!

Клотенъ. Письмо не лжетъ?

Пизаній. Я думаю, что нѣтъ.

Клотенъ. Это рука Постума; я ее знаю. А ты, плутъ, слушай и замѣчай. Если ты, вмѣсто того, чтобъ мошенничать, возьмешься служить вѣрой и правдой мнѣ и будешь добросовѣстно исполнять все, что я тебѣ прикажу, хотя бы это даже само по себѣ было мошенничествомъ, то я сочту тебя порядочнымъ человѣкомъ, и ты не будешь нуждаться ни въ деньгахъ ни въ моемъ покровительствѣ.

Пизаній. Я согласенъ, принцъ.

Клотенъ. Значитъ, служить ты мнѣ будешь. Вѣдь если ты вѣрно и терпѣливо цѣплялся за жалкую фортуну голяка Постума, то, конечно, за лучшее вознагражденіе будешь вѣрнымъ слугой мнѣ. Но рукамъ, что ли?

Пизаній. По рукамъ, принцъ.

Клотенъ. Такъ давай руку и бери мой кошелекъ. — Нѣтъ ли у тебя какого-нибудь платья твоего господина?

Пизаній. У меня спрятано въ комнатѣ то самое платье, въ которомъ онъ былъ, когда прощался съ принцессой.

Клотенъ. Неси его сюда. Это будетъ твоей первой службой. Ступай скорѣй.

Пизаній. Иду, принцъ. (Уходитъ Пизаній).

Клотенъ. Надо будетъ мнѣ отыскать Постума въ Мильфордѣ. Забылъ я спросить о чемъ-то еще, — да это ничего: вспомню потомъ. Тамъ я: убью этого мерзавца. Лишь бы только добыть его платье. — Вѣдь она сказала (и я до сихъ поръ не могу переварить этихъ словъ), что старый, дырявый плащъ Постума для нея милѣе всей моей благородной особы со всѣми моими достоинствами. Такъ вотъ въ этомъ самомъ плащѣ я ее изнасилую. Начну съ того, что убью Постума въ ея глазахъ. Этимъ я докажу ей мою храбрость и отомщу за ея ко мнѣ презрѣнье. Именно такъ: убью: его, надругаюсь хорошенько надъ его: мертвымъ тѣломъ, потѣшу себя вволю надъ ней, какъ- уже сказалъ, въ этомъ самомъ плащѣ, чтобъ хорошенько ей насолить, а затѣмъ приволоку ее во дворецъ и прогоню оттуда пинками. — Прежде она тѣшилась надо мной, а теперь праздникъ будетъ на моей улицѣ.

(Возвращается Пизаній съ плащомъ).

Принесъ мнѣ плащъ?

Пизаній. Да, благородный принцъ.

Клотенъ. Какъ давно отправилась она въ Мильфордъ?

Пизаній. Врядъ ли успѣла добраться туда теперь.

Клотенъ. Снеси эти вещи въ мою комнату. Это будетъ второй твоей службой; а на третью приказываю тебѣ быть нѣмымъ о всѣхъ моихъ намѣреніяхъ. Если исполнишь все какъ слѣдуетъ, то останешься премного доволенъ. — Ну, теперь месть моя въ Мильфордѣ! Зачѣмъ у меня нѣтъ крыльевъ, чтобъ скорѣе туда доспѣть! — Идемъ, и будь вѣренъ.

(Уходитъ Плотенъ),

Пизаній. Да, какъ же! — жди, чтобъ для твоихъ затѣй

Такъ сталъ губить честнѣйшихъ я людей!

Служить тебѣ не стану я измѣной.

Ступай въ Мильфордъ; — тебя тамъ Иможена

Не станетъ ждать. — Пошли ей всякихъ благъ

Рука судьбы! Тебѣ жъ, пустой дуракъ,

За злость твою пусть праведные боги

Однихъ камней навалятъ средь дороги. (Уходитъ),

СЦЕНА 6-я. Передъ пещерой Беларія. (Входитъ Иможена въ мужскомъ платьѣ),

Иможена. Мужчиной быть, какъ вижу, не легко.

Устала я; двѣ ночи мнѣ постелью

Была земля. Дивлюсь, какъ не свалилась

Совсѣмъ я съ ногъ. Спасла меня рѣшимость

Итти впередъ. — Но гдѣ жъ Мильфордъ? Вѣдь было

Рукой, казалось, до него подать,

Когда съ горы указывалъ Пизаній

На городъ мнѣ. — О, боги, неужели

Судили вы, что крова не найдетъ

Бѣднякъ нигдѣ! — что убѣгаютъ домы

Изъ глазъ его! — Два нищихъ мнѣ сказали,

Что путь мой прямъ. Ужели бѣдняки

Такъ могутъ лгать? Вѣдь гнетъ бѣды и горя

Извѣстенъ имъ; они считаютъ карой

Его за грѣхъ иль тяжкимъ испытаньемъ.

Но, впрочемъ, что жъ! чему дивиться тутъ?

Вѣдь правды мы не видимъ и въ богатыхъ.

Лгать въ роскоши грѣшнѣй, чѣмъ въ нищетѣ;

Обманъ въ царяхъ позорнѣе, чѣмъ въ нищихъ.

Постумъ, Постумъ! обманщикомъ такимъ

Ты тоже сталъ! — Прошелъ мой даже голодъ,

Едва тебя я вспомнила теперь.

А вѣдь была почти что я готова

Упасть безъ силъ. — Но что передо мной?!..

Змѣится ясно по травѣ тропинка.

Ведетъ она въ какой-нибудь убогій,

Лѣсной пріютъ. — Мнѣ страшно звать, но голодъ

Предъ смертью дастъ отвагу хоть кому.

Изнѣженность воспитываетъ трусовъ,

Но власть нужды подниметъ слабый духъ.

Эй, эй! кто тутъ? — дикарь ли, чуждый чувства,

Иль человѣкъ съ воспитанной душой —

Мнѣ все равно: — жду помощи иль смерти

Я отъ тебя. — Отвѣта нѣтъ… войду;

Мечъ наголо. О, если бъ страшенъ былъ

Врагу мой мечъ не менѣе, чѣмъ страшенъ

Онъ мнѣ самой:: — взглянуть въ лицо мнѣ врагъ

Тогда бъ не смѣлъ. — Молю, чтобъ мнѣ послали

Такихъ враговъ благія небеса.

(Входитъ въ пещеру. Беларій, Гвидерій и Арвирагъ возвращаются съ охоты),

Беларій. Ты, Полидоръ, сегодня отличился —

Тебѣ и честь. Съ Кадваломъ будемъ мы

Тебѣ служить, какъ было рѣшено.

Кадвалъ и я — слуга тебѣ и поваръ.

Стараться мы не стали бъ никогда,

Не будь та цѣль, къ которой мы стремимся,

Наградой намъ ⁶³). — Идемте жъ; голодъ будетъ

Приправой вкусной бѣдному столу.

Тотъ, кто усталъ — заснетъ на твердомъ камнѣ,

А кто лѣнивъ — сочтетъ за камень пухъ.

Нашъ мирный кровъ, ничѣмъ не огражденный,

Покой и миръ да царствуютъ въ тебѣ!

Гвидерій. Я истомленъ.

Арвирагъ. И я разбитъ изрядно,

Но силъ найду довольно, чтобъ поѣсть.

Гвидерій. Въ пещерѣ есть кусокъ холодный мяса;

Мы пожуемъ покамѣстъ хоть его,

А тамъ, и дичь зажарится къ обѣду.

Беларій (смотря въ пещеру).

Тсс… не входите! Если бъ предо мной

Не ѣлъ онъ хлѣбъ — я счелъ его бы духомъ.

Гвидерій. Кто тамъ такой?

Беларій. Юпитеромъ клянусь,

Что ангелъ онъ, а если нѣтъ — то фениксъ

Земныхъ существъ. Такимъ быть можетъ богъ

Въ дни юности. (Иможена выходитъ изъ пещеры)*

Иможена. Ахъ, добрые друзья!

Простите мнѣ. Я окликалъ хозяевъ,

Когда вошелъ. Все то, что взято мною,

Я попросить сбирался иль купить.

Клянусь, что не взялъ ничего я тайно

Изъ цѣннаго и не взялъ ничего бы,

Будь даже полъ у васъ усыпанъ весь

Червонцами. — Вотъ плата за обѣдъ;

Ее хотѣлъ оставить предъ уходомъ

Я на столѣ и удалиться съ теплой

Мольбой за васъ.

Гвидерій. Даешь ты деньги, мальчикъ?

Арвирагъ. Пусть всѣ бы деньги обратились въ грязь.

Кто любитъ ихъ, тотъ служитъ богу грязи.

Иможена. Вы разсердились, вижу, на меня.

Отвѣчу вамъ, что если вы хотите

Меня убить — умру я безъ вины.

Беларій. Куда ты шелъ?

Иможена. Мой путь въ Мильфордъ.

Беларій. А какъ

Тебя зовутъ?

Иможена. Меня зовутъ Фиделій.

Въ Мильфордѣ встрѣчу родственника я,

Съ которымъ вмѣстѣ мы отплыть собрались

Въ Италію. Я думалъ съ нимъ сойтись,

Но слабость силъ отъ голода невольно

Меня ввела въ прискорбную вику.

Беларій. Ты принимать не долженъ, милый мальчикъ,

Насъ за скупыхъ и жадныхъ дикарей.

Нашъ бѣдный домъ суровъ, конечно, съ виду,

Но будешь въ немъ желаннымъ гостемъ ты.

Ужъ скоро ночь; идемъ обѣдать съ нами;

Отыщемъ мы, чѣмъ угостить тебя

Передъ путемъ, да, сверхъ того, отъ сердца

Тебѣ спасибо скажемъ мы за то,

Что ты не брезгалъ нашимъ хлѣбомъ-солью.

Сдаю вамъ, дѣтки, на руки его.

Гвидерій. Когда бъ судьба тебѣ судила, мальчикъ,

Быть дѣвочкой — ухъ, какъ въ тебя бы страстно

Влюбился я! Все далъ бы, чтобъ твоимъ

Стать женихомъ.

Арвирагъ. А я всѣмъ сердцемъ радъ,

Что мальчикъ онъ. Его любить намѣренъ,

Какъ брата, я, и, встрѣтясь нынче съ нимъ,

Почти готовъ подумать, что вернулся

Къ намъ въ самомъ дѣлѣ изъ отлучки долгой

Любимый братъ. — Смотри бодрѣе, мальчикъ!

Ты средь друзей.

Иможена (тихо). Я средь друзей! — О, если бъ

Дѣйствительно нашла въ нихъ братьевъ я.

И ихъ отецъ моимъ отцомъ былъ также!

Упалъ тогда бы мой высокій санъ,

Но ближе стала бъ я зато къ Постуму!

Беларій (тихо). Кручина есть на сердцѣ у него.

Гвидерій. О, если бъ могъ я бѣднаго утѣшить!

Арвирагъ. Равно и я — чего бы это мнѣ

Ни стоило.

Беларій. Сказать словечко, дѣти,

Мнѣ надо вамъ. (Шепчутся).

Иможена. Когда бъ великимъ міра

Вдругъ вздумалось смѣнить свой пышный дворъ

На этотъ гротъ; когда бъ трудиться стали

Они усердно сами для себя,

Презрѣвъ толпы измѣнчивой услуги

И не ища иныхъ себѣ похвалъ

Помимо тѣхъ, какія шепчетъ совѣсть —

То все жъ бы имъ величьемъ простоты

Не превзойти двухъ этихъ скромныхъ братьевъ.

Пусть извинятъ мнѣ праведные боги;

Но, если сталъ невѣренъ Леонатъ,

То я была дѣйствительно бы рада

Стать братомъ имъ, перемѣнивъ мой полъ.

Беларій. Такъ рѣшено: идемте жарить дичь.

Пойдемъ и ты, нашъ милый гость. Бесѣда

Не можетъ быть пріятна натощакъ;

Когда жъ обѣдомъ подкрѣпимъ мы.силы,

То, можетъ-быть, изъ дружбы ты разскажешь

Намъ что-нибудь подробнѣй о себѣ.

Гвидерій. Прошу, войди.

Арвирагъ. Тебѣ мы рады больше,

Чѣмъ тьмѣ сова, иль жаворонокъ дню.

Иможена. Благодарю.

Арвирагъ. Войди, войди, — мы просимъ!

(Уходятъ въ пещеру) СЦЕНА 7-я. Римъ. (Входятъ два трибуна и сенаторы).

1-й сенаторъ. Вотъ что сказать велѣлъ въ письмѣ вамъ Цезарь:

Съ тѣхъ поръ какъ всѣ плебейскія войска

Пошли смирять паннонцевъ и далматовъ,

Отряды же, какіе мы собратъ

Успѣли въ Галліи, ничтожны слишкомъ

Числомъ, чтобы итти войной на бритовъ,

То рѣшено ихъ подкрѣпить отрядомъ

Патриціевъ. Кай Луцій возведенъ

Въ проконсулы, а вамъ, трибуны, Цезарь

Даруетъ власть немедля приступить

Къ набору войскъ. — Будь здравъ вовѣки, Цезарь!

Трибунъ. Такъ Луцій будетъ, значитъ, полководцемъ

Всѣхъ нашихъ войскъ?

2-й сенаторъ. Да, онъ.

Трибунъ. Гдѣ жъ онъ теперь?

1-й сенаторъ. Онъ въ Галліи, въ главѣ всѣхъ войскъ, которымъ

Отправимъ мы въ подмогу тѣ отряды,

Какіе вы обязаны собрать.

Число людей и время ихъ отправки

Изложены подробно въ полномочьяхъ,

Врученныхъ вамъ.

Трибунъ. Мы выполнимъ свой долгъ. (Уходятъ),

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я. Лѣсъ передъ пещерой Беларія. (Входитъ Клотенъ въ платьѣ Постума).

Клотенъ. Ну, вотъ я какъ разъ близъ того мѣста, гдѣ долженъ ихъ встрѣтить, если только Пизаній меня не надулъ. — А какъ хорошо сидитъ на мнѣ Постумово платье! Отчего бы не примѣрить мнѣ точно такъ же его любовницу? Вѣдь ее создалъ тотъ же, кто создалъ портного, сшившаго этотъ плащъ. Чтобъ съ женщиной вышелъ ладъ — надо только умѣть къ ней приноровиться, какъ къ платью ⁶⁴)… Подумаемъ… Нѣтъ ничего дурного любоваться собой въ зеркало своей комнаты, а потому я въ полномъ правѣ находить, что изъ себя я ничѣмъ не хуже Постума. Молодъ я такъ же, какъ онъ, а силы во мнѣ больше. Что же до сана, богатства и положенія въ свѣтѣ, то въ этомъ ему до меня далеко. Въ общихъ дѣлахъ я ему не уступлю, а въ дракѣ съ глазу на глазъ отличусь лучше. И все-таки эта, ничего не понимающая, тварь на зло мнѣ его любитъ!.. Впрочемъ, вѣдь человѣческая жизнь вздоръ. Голова Постума сидитъ теперь у него на плечахъ, а черезъ часъ съ нихъ свалится. Любовница его будетъ изнасилована, а его платье изрубится въ куски передъ ея глазами. Сдѣлавъ это, я прогоню ее пинками въ домъ моего отца, который, конечно, можетъ-быть, на меня разозлится, — ну да, благо, мать все поправитъ! Она вѣдь творитъ съ отцомъ, что хочетъ, и, конечно, за меня вступится. Лошадь свою я привязалъ въ надежномъ мѣстѣ, и теперь пора вынимать мечъ для горячаго дѣла. Отдай ихъ въ мои руки, благая фортуна! Мѣсто для встрѣчи съ ними Пизаній назначилъ мнѣ здѣсь, и я думаю, что плутъ не посмѣетъ меня обмануть. (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я. Передъ пещерой. (Изъ пещеры выходятъ Беларій, Гвидерій, Арвирагъ и Иможена).

Беларій (Иможенѣ). Ты нездоровъ; останься нынче дома.

Вернувшись съ ловли, мы придемъ къ тебѣ.

Арвирагъ. Останься, братъ… Не правда ль, мы вѣдь братья?

Иможена. Какъ люди — да. По духу должно звать

Всѣхъ братьями, но плоть несхожа съ плотью,

Хоть созданы изъ той же глины всѣ.

Но, кажется, я нынче точно боленъ.

Гвидерій. Такъ я съ тобой останусь; на охоту жъ

Пойдутъ они.

Иможена. О, нѣтъ, — вѣдь не настолько жъ

Я нездоровъ. Мнѣ просто нынче какъ-то

Не по себѣ. Не думайте, что я

Одно изъ тѣхъ изнѣженныхъ созданій ⁶⁵),

Которыхъ страхъ предъ смертью заставляетъ

Кричать о ней, еще не захворавъ.

Идите же. Займитесь тѣмъ, къ чему

Привыкли вы. Мѣнять привычки, значитъ —

Мѣнять всю жизнь. Я, правда, нездоровъ,

Но мнѣ помочь, оставшись, вы не въ силахъ.

Найти утѣху въ обществѣ не можетъ,

Кто пересталъ общительнымъ быть самъ.

Вы видите, что разсуждать я здраво

Еще могу, поэтому мой недугъ

Не такъ силенъ. Позвольте жъ мнѣ остаться

Здѣсь одному. Я буду сторожить

Безъ васъ вашъ домъ. Пропасть здѣсь можетъ, впрочемъ,

Лишь жизнь моя, — но эта кража будетъ

Еще не такъ ужасна и страшна.

Гвидерій. Люблю тебя! Объ этомъ хорошо

Ты знаешь самъ, но, чтобъ ты понялъ силу

Моей любви, скажу, что мнѣ ты дорогъ,

Какъ мой отецъ.

Беларій. Что ты сказалъ?

Арвирагъ (Беларію). Сознаюсь

Тебѣ и я, какъ ни преступно это,

Что грѣшенъ я не менѣе, чѣмъ братъ ⁶⁶).

Понять я самъ не въ силахъ, какъ могло

Случиться вдругъ, что полюбилъ такъ сильно

Я мальчика. Ты, впрочемъ, объяснялъ

Нерѣдко намъ, что страсть въ насъ разсуждаетъ

Безъ разума. Я сознаюсь, что, если бъ

Поставили сейчасъ предъ нами гробъ,

Спросивъ при томъ, кого мнѣ легче было бъ

Увидѣть въ немъ, — сказалъ бы я: отца,

Но не его.

Беларій (тихо). Вотъ гдѣ природы голосъ!

Вотъ гдѣ сказалась царственная кровь!

Рождаетъ трусъ презрительнаго труса,

И низкій родъ себя не вознесетъ.

Въ природѣ есть пшеница и солома;

Съ добромъ стоитъ ничтожество въ ряду.

Я имъ чужой! Они невольно чуютъ

Свой высшій родъ; но по какому жъ чуду

Сталъ дорогъ имъ невѣдомый намъ гость

Сильнѣй, чѣмъ я? (Громко) Девятый часъ.

Арвирагъ. Прощай,

Безцѣнный братъ.

Иможена. Желаю счастья въ ловлѣ.

Арвирагъ. Здоровымъ будь. (Беларію) Готовы мы итти.

Иможена (тихо). Что за сердца! Какъ чисты эти души!

Немало въ жизни слышала я лжей;

Безъ счету разъ мнѣ напѣвали въ уши,

Что внѣ дворцовъ нельзя найти людей;

Но факты ложь легко опровергаютъ;

Дворъ — океанъ, въ немъ чудища живутъ,

Но вкусныхъ рыбъ къ столу намъ доставляютъ

Изъ скромныхъ рѣкъ, что дань морямъ несутъ.

Однако мнѣ становится все хуже;

Пора принять, я вижу, тотъ составъ,

Который далъ въ дорогу мнѣ Пизаній.

(Пьетъ изъ склянки).

Гвидерій (Беларію). Я разузнать о многомъ не успѣлъ.

Онъ говоритъ, что родъ его извѣстенъ,

Но въ жизни много вытерпѣлъ онъ бѣдъ,

И хоть попалъ безчестнымъ людямъ въ руки,

Но честь сберегъ.

Арвирагъ. Сказалъ онъ точно тѣ же

Слова и мнѣ, прибавивъ, что позднѣй

Узнаю я о немъ, быть-можетъ, больше.

Беларій. Въ поля, въ поля! (Иможенѣ) Тебя мы оставляемъ

Иди заснуть.

Арвирагъ. Воротимся мы скоро.

Беларій. Ты не хворай: тебя вѣдь оставляемъ

Хозяйкой мы.

Иможена. Здоровый и больной —

Я вашъ всегда.

Беларій. Да будетъ такъ навѣки.

(Иможена уходитъ въ пещеру).

Какъ ни глядитъ нашъ юный гость несчастнымъ,

Но родъ его, увѣренъ я, не простъ.

Арвирагъ. Какъ онъ поетъ!

Гвидерій. А какъ умѣетъ стряпать!

Коренья въ супъ онъ рѣжетъ такъ искусно

И такъ варитъ, что можно думать, будто

Больной Юноны ⁶⁷) онъ когда-нибудь

Былъ поваромъ.

Арвирагъ. Съ какимъ онъ милымъ видомъ

Во слѣдъ улыбкѣ посылаетъ вздохъ.

Вздохъ этотъ точно съ грустью сожалѣетъ

Зачѣмъ улыбкой онъ не созданъ самъ;

Улыбки жъ лучъ насмѣшкой провожаетъ

Тотъ тихій вздохъ при видѣ, какъ, сорвавшись

Съ прелестныхъ устъ, летитъ онъ волей вѣтра,

Чей злой порывъ бѣда для моряковъ.

Гвидерій. Я убѣжденъ, что горе и терпѣнье

Сплелись, какъ корни, у него въ душѣ.

Арвирагъ. Пускай тогда терпѣнье пересилитъ

Отростки зла, чтобъ травъ дурныхъ побѣгъ ⁶⁸)

Вѣтвямъ добра путь къ жизни не пресѣкъ.

Беларій. Ужъ день, пора; но кто сюда подходитъ?

(Входитъ Клотенъ).

Клотенъ. Не могъ сыскать бродягъ проклятыхъ я.

Плутъ надо мной, какъ вижу, посмѣялся.

Измученъ я.

Беларій. „Сыскать бродягъ!“… Не насъ ли

Онъ такъ зоветъ? Когда я не ошибся,

То онъ Клотенъ, сынъ нашей королевы.

Случалось слышать мнѣ о немъ не разъ.

Боюсь бѣды; хоть съ нимъ я не встрѣчался

Ужъ много лѣтъ, но тотчасъ же узналъ,

Что это онъ… Стоимъ мы внѣ закона

Въ его глазахъ; полезнѣй скрыться намъ.

Гвидерій. Онъ здѣсь одинъ. Не худо, если бъ съ братомъ

Пошелъ ты въ лѣсъ развѣдать, нѣтъ ли тамъ

Его друзей… Идите тотчасъ; съ нимъ же

Я и безъ васъ раздѣлаюсь одинъ.

(Беларій и Арвирагъ уходятъ).

Клотенъ (имъ въ слѣдъ). Эй, вы, назадъ! Куда вы побѣжали?

Что за народъ? Бродяги? горды ⁶⁹)? шваль?

О васъ разсказы мнѣ случалось слышать.

(Гвидерію) Ты что за дрянь?

Гвидерій. Настолько дрянью не былъ,

Чтобъ не отвѣтилъ на такой вопросъ

Я кулакомъ.

Клотенъ. А, значитъ, ты разбойникъ!

Бродяга! воръ! — Сдавайся, негодяй!

Гвидерій. Кому? тебѣ? А кто такой ты самъ?

Мои не хуже ни рука ни сердце;

И хоть привѣшенъ бойко твой языкъ,

Но я свой мечъ ношу не за губами.

Скажи кто ты, а тамъ еще посмотримъ,

Какъ сдамся я.

Клотенъ. Наглецъ! бездѣльникъ! воръ!

Кто я — увидѣть можешь ты по платью.

Гвидерій. Не знаю я ни платья ни портного,

Что шилъ его; но, сдѣлавъ это платье,

Портной сталъ, вѣрно, дѣдушкой твоимъ.

Тебя считать за что-нибудь вѣдь можно

По платью лишь.

Клотенъ. Нѣтъ, врешь! Мое далъ платье

Мнѣ не портной.

Гвидерій. Такъ въ ноги поклонись

Тому, кто имъ тебя такъ разукрасилъ.

Вѣдь самъ-то ты такъ съ виду глупъ и пустъ,

Что мнѣ охоты нѣтъ съ тобой и драться.

Клотенъ. Нахальный воръ! Ты задрожишь, какъ листъ.

Узнавъ, кто я.

Гвидерій. Кто жъ ты?

Клотенъ. Клотенъ! — бездѣльникъ.

Гвидерій. Ну, если такъ, то, значитъ, ты вдвойнѣ

Бездѣльникъ самъ. Дрожать передъ тобой

Не стану я. Я испугался бъ больше,

Когда бъ увидѣлъ жабу, паука

Или змѣю.

Клотенъ. Такъ чтобъ прибавить страху

Тебѣ еще — узнай, что королевы

Я нашей сынъ.

Гвидерій. Жаль, что въ тебѣ не виденъ

Твой царскій родъ.

Клотенъ. Такъ я тебѣ не страшенъ?

Гвидерій. Мнѣ страшенъ тотъ, кто стоитъ уваженья,

А дуракамъ смѣюсь я лишь въ глаза.

Клотенъ. Такъ ты умрешь! Убью своей рукой

Сперва тебя, а тамъ настигну тоже

Тѣхъ бѣглецовъ. Вы головами скоро

Украсите ворота Людскихъ ⁷⁰) стѣнъ.

Сдавайся, воръ! (Уходятъ, сражаясь. Возвращаются Беларій и Арвирагъ).

Беларій. Въ лѣсу нѣтъ никого.

Арвирагъ. Рѣшительно; — быть-можетъ, ты ошибся.

Беларій. Не. думаю; я, правда, не видалъ

Его давно, но онъ не измѣнился

Съ тѣхъ поръ ни въ чемъ; — все тотъ же грубый голосъ

И дерзкая, порывистая рѣчь.

Я убѣжденъ, что передъ нами точно

Былъ здѣсь Клотенъ.

Арвирагъ. Куда жъ однако дѣлись

И онъ и братъ? Успѣетъ ли счастливо

Онъ сладить съ нимъ? Клотенъ, вѣдь ты сказалъ.

Жестокъ и дикъ.

Беларій. Я говорилъ, что только

Не развитъ онъ умомъ и потому

По глупости готовъ, не разсуждай,

Рубить съ плеча; — вѣдь храбрымъ зачастую

Слыветъ глупецъ… Смотри, смотри — вотъ братъ.

(Возвращается Гвидерій съ головой убитаго имъ Клотена).

Гвидерій. Дуракъ же былъ набитый вашъ Клотенъ;

Пустой кошель; — самъ Геркулесъ не снесъ бы

Ему мозговъ, затѣмъ, что у него ихъ

И не было… Подумать только, если бъ

Я не успѣлъ раздѣлаться съ нимъ самъ,

То мнѣ онъ снесъ бы голову, какъ это

Я сдѣлалъ съ нимъ.

Беларій. О, сынъ мой, что ты сдѣлалъ!

Гвидерій. Что сдѣлалъ я? — снесъ голову Клотену.

Звалъ королевскимъ сыномъ онъ себя,

Ругалъ меня бездѣльникомъ и дрянью

И клялся снять намъ собственной рукой

Съ плечъ головы (гдѣ Божьимъ изволеньемъ

Онѣ у насъ пока еще сидятъ);

Хотѣлъ прибить онъ ихъ къ воротамъ Люда.

Беларій. Погибли мы!

Гвидерій. Отецъ нашъ добрый! Чѣмъ же

Рискуемъ мы? Что, кромѣ жизни, можно

У насъ отнять? Вѣдь онъ хотѣлъ убить

Насъ именно. Законъ намъ не защита,

Такъ гдѣ жъ, скажи, причина позволять,

Чтобъ комъ какой-то мяса съ дерзкимъ чванствомъ

Намъ угрожалъ, казнилъ бы насъ по волѣ

Иль миловалъ во имя тѣхъ законовъ,

Которыхъ намъ корысти нѣтъ и знать?

Скажи, кого въ лѣсу нашли вы съ братомъ?

Беларій. Мы не нашли тамъ, правда, никого,

Но здравый смыслъ нашептываетъ ясно,

Что врагъ одинъ сюда бы не пришелъ.

Клотенъ всегда былъ, правда, своеволенъ,

Упрямъ и глупъ; въ поступкахъ отъ дурного

Шелъ къ худшему, но все жъ едва ли бъ вздумалъ

Явиться онъ сюда совсѣмъ одинъ.

Нѣтъ, нѣтъ!.. вѣрнѣй предположить должны мы,

Что при дворѣ провѣдалъ кто-нибудь

Про нашу жизнь, сказавъ, что здѣсь, въ пещерѣ,

Живетъ семья охотниковъ-бродягъ,

И что впередъ мы можемъ быть опасны.

А онъ сейчасъ (что на него похоже)

Вбилъ сдуру блажь въ упрямую башку,

Что схватитъ насъ. Но все жъ невѣроятно,

Чтобъ вздумалъ онъ исполнить это дѣло

Безъ помощи. Его никто бъ на это

И не пустилъ, а потому бояться

Причина есть достаточная намъ,

Чтобъ мертвый трупъ его не оказался

Съ живымъ хвостомъ, опаснѣй головы.

Арвирагъ. Пусть будетъ такъ, какъ присудили боги;

Но я скажу, что братъ былъ правъ вполнѣ.

Беларій. Сегодня я охотиться не буду;

Меня тревожитъ, признаюсь, болѣзнь

Фиделія.

Гвидерій. Былъ у меня подъ горломъ

Клотена мечъ, и снялъ ему за это

Съ плечъ голову тѣмъ самымъ я мечомъ.

Пойду теперь и брошу со скалы

Ее въ рѣку. Пускай она плыветъ

Вплоть до моря, разсказывая рыбамъ,

Что жилъ на свѣтѣ королевскій сынъ,

Дуракъ Клотенъ, — вотъ все, чего онъ стоитъ.

(Уходитъ Гвидерій)/

Беларій. Боюсь, отмстятъ… О, если бы не сдѣлалъ,

Ты, Полидоръ, поступка твоего,

Какъ ни пріятно видѣть мнѣ твой храбрый,

Геройскій нравъ!

Арвирагъ. А мнѣ одно лишь жалко,

Зачѣмъ судьбой на этотъ подвигъ не былъ

Назначенъ я. Пусть на меня бы пали

И гнѣвъ и месть. Мнѣ Полидоръ былъ дорогъ

Всегда, какъ братъ, но въ этотъ разъ онъ зависть

Вселилъ въ меня, свершивъ свой славный подвигъ

И славы честь отнявши у меня.

Желалъ бы я, чтобъ жажда вражьей мести

Свои всѣ силы напрягла на насъ,

А мы отпоръ ей дали, полный славы

И доблести.

Беларій. Ну, хорошо, довольно;

Что свершено, того не воротитъ.

Сегодня мы охотиться не будемъ

И не пойдемъ опасности искать

Безъ пользы намъ. — Идемъ домой, — ты будешь

Съ Фиделіемъ готовить намъ обѣдъ,

А я дождусь, пока вернется твой

Задорный братъ, и къ вамъ приду съ нимъ вмѣстѣ.

Арвирагъ. Ужасно жаль больного мнѣ ребенка;

Остаться съ нимъ я радъ отъ всей души.

Охотно бъ кровь я пролилъ ста Клотеновъ ⁷¹),

Лишь воротить бы на лицо страдальца

Румянецъ вновь. Я счелъ бы добрымъ дѣломъ

Такъ поступить. (Уходитъ въ пещеру).

Беларій. Дивиться мы должны,

Какъ мать-природа чудно проявилась

Въ лицѣ двухъ этихъ царственныхъ дѣтей.

Съ душой нѣжнѣй, чѣмъ вѣянье зефира,

Когда фіалки шевельнуть не можетъ

Онъ лепестки, — встаютъ они, чуть только

Вскипитъ въ нихъ кровь, какъ грозный бурный вихрь,

Свергающій съ вершинъ нагорныхъ сосны

На дно долинъ! Не дивно ль, что какой-то

Инстинктъ внушилъ безъ всякаго ученья

Имъ этотъ царственный, высокій духъ,

Далъ выдержку, взлелѣялъ чувство чести

И мужества — и это все взрастилъ,

Какъ чудный плодъ безъ всякаго посѣва! — ,

Невольно я однако возвращаюсь

Къ вопросу вновь: зачѣмъ здѣсь былъ Клотенъ,

И чѣмъ отвѣтить всѣмъ намъ приведется

За смерть его? (Возвращается Гвидерій).

Гвидерій. Куда дѣвался братъ?

Пустилъ въ рѣку я голову Клотена, —

Пусть приплыветъ въ домъ матери своей

Она гонцомъ, а тѣло мы оставимъ

Себѣ въ залогъ. (Въ пещерѣ раздается торжественная музыка).

Беларій. Чу! слышишь? Тамъ звучитъ

Мой инструментъ. — Что можетъ это значить?

Съ чего Кадвалу вздумалось играть

На немъ теперь? Ты слышишь?

Гвидерій. Развѣ братъ

Пошелъ домой?

Беларій. Сейчасъ вошелъ въ пещеру.

Гвидерій. Дивлюсь, что съ нимъ; — молчали эти струны

Съ тѣхъ поръ, какъ смерть постигла нашу мать.

Мы выражать торжественно привыкли

Лишь то, въ чемъ есть высокій, важный смыслъ,

А что теперь? — Изъ пустяковъ смѣяться

Иль слезы лить отъ небывалыхъ ранъ —

Дѣтьми пустыми, значитъ, показаться

И подражать забавамъ обезьянъ.

Рехнулся братъ. (Арвирагъ выноситъ Иможену, лежащую безъ чувствъ).

Беларій. Смотри, вотъ онъ — и держитъ

Въ рукахъ отвѣтъ печальный и нѣмой

На нашъ упрекъ.

Арвирагъ. Птенецъ скончался милый,

Чья жизнь была такъ дорога намъ всѣмъ!

О, какъ бы я охотно согласился

Отдать мои сейчасъ шестнадцать лѣтъ ⁷²)

За шестьдесятъ и стать хромымъ калѣкой,

Лишь только бъ видѣть мнѣ не привелось,

Что вижу я!

Гвидерій. Цвѣтокъ лилеи нѣжный!

Какъ ни прелестенъ на рукахъ ты брата,

Но вдвое былъ роскошнѣй и милѣй

Ты на стеблѣ.

Беларій. О, злое, злое горе!

Кому дано измѣрить и узнать,

Гдѣ твой предѣлъ? Кому извѣстна гавань,

Гдѣ мирно къ берегу пристанетъ твой

Лѣнивый челнъ? — О, милое созданье!

Одни лишь боги знаютъ, чѣмъ ты могъ

Съ лѣтами быть, но намъ извѣстно только,

Что нѣтъ тебя! Скончался ты отъ горя

И злой тоски! — Скажи, въ какомъ ты видѣ

Его нашелъ?

Арвирагъ. Точь-въ-точь, какимъ его

Вы видите. Застылъ съ улыбкой тихой

Онъ на губахъ, какъ будто мирно тронулъ

Его уста не смерти лютой перстъ,

Но мотылекъ, промчавшійся на легкихъ

Своихъ крылахъ. Лежалъ, припавъ щекой

Къ подушкѣ онъ.

Гвидерій. Гдѣ?

Арвирагъ. На полу, и руки

Сложилъ крестомъ. Сперва мнѣ показалось,

Что онъ заснулъ, и я нарочно снялъ

Съ ногъ башмаки, подбитые гвоздями,

Чтобъ какъ-нибудь не пробудился онъ

Отъ стука ихъ.

Гвидерій. Заснулъ онъ точно; — будетъ

Ему навѣкъ постелью мирный гробъ!

Его во снѣ баюкать станутъ феи,

И тлѣнья червь его не тронетъ прахъ.

Арвирагъ. Пока живу, не перестань лѣтомъ

Я гробъ его цвѣтами убирать.

Нарву въ поляхъ подснѣжниковъ лилейныхъ,

Похожихъ цвѣтомъ на его лицо.

Осыплю прахъ цвѣтами гіацинтовъ

Лазоревыхъ, какъ жилки нѣжныхъ рукъ,

И розами, чей несравненный запахъ

Не слаще былъ дыханья милыхъ устъ!

Веселый рой плистовокъ красногрудыхъ

Покроетъ гробъ холмомъ живыхъ цвѣтовъ,

Въ позоръ и стыдъ тѣмъ безсердечнымъ дѣтямъ,

Что оставляютъ безъ надгробныхъ камней

Изъ скупости могилы ихъ отцовъ ⁷³).

Когда жъ зимой цвѣтовъ не будетъ больше,

Обсыплется его гробница мягкимъ

Покровомъ мха.

Гвидерій. Ну, полно, перестань!

Какъ дѣвочкамъ болтать, намъ не пристало,

Когда исполнить надо скорбный долгъ.

Должны свершить обрядъ мы погребенья

Безъ лишнихъ словъ и возгласовъ пустыхъ.

Бери же трупъ.

Арвирагъ. Гдѣ мы его положимъ?

Гвидерій. Тамъ, гдѣ лежитъ мать наша Еврифила.

Арвирагъ. Пусть будетъ такъ, а сверхъ того, хоть наши

Грубѣе нынче стали голоса,

Споемъ надъ нимъ мы гимнъ тотъ погребальный,

Которымъ въ гробъ напутствовали мать!

И замѣнимъ лишь имя Еврифилы

Фиделіемъ.

Гвидерій. Едва ли буду въ силахъ

Я пѣть съ тобой; — сквозь слезы лучше просто

Я повторю печальныя слова.

Вѣдь въ музыкѣ фальшивый тонъ ужаснѣй

Намъ рѣжетъ слухъ, чѣмъ словъ пустыхъ наборъ

Лгуновъ-жрецовъ, не вѣрящихъ въ святыню.

Арвирагъ. Такъ скажемъ гимнъ.

Беларій. Предъ горемъ большимъ меркнетъ,

Какъ вижу я, сознанье меньшихъ бѣдъ.

Клотенъ забытъ, а былъ вѣдь королевскій

Онъ, дѣти, сынъ и хоть явился, правда,

Сюда, какъ врагъ, но искупилъ онъ тяжко

Свою вину. — Истлѣютъ знатный съ нищимъ

Въ гробу равно, — быть прахомъ доля всѣхъ;

Но высшимъ лицамъ въ мірѣ воздаютъ

Дань почестей. Обрядъ такой, какъ ангелъ,

Хранитъ порядокъ въ обществѣ людскомъ.

Нашъ врагъ былъ принцъ, и хоть его убили

Мы, какъ врага, но схоронить должны

Съ приличной сану честью.

Гвидерій. Такъ неси же

Его сюда. Терситъ Аяксу равенъ,

Когда нѣтъ жизни больше въ ихъ тѣлахъ.

Арвирагъ. А мы, пока отецъ пойдетъ за трупомъ,

Свой скажемъ гимнъ. Ты, Полидоръ, начнешь.

(Беларій уходитъ).

Гвидерій. Нѣтъ, погоди: должны сначало тѣло

Мы повернуть къ востоку головой,

Отецъ училъ насъ такъ — ты это помнишь.

Арвирагъ. Да, это такъ.

Гвидерій. Берись; ты мнѣ поможешь

Его поднять. (Кладутъ Иможену).

Арвирагъ. Вотъ такъ. Теперь начнемъ:

ГИМНЪ ⁷⁴).

Гвидерій. Не бойся холода зимой,

Не бойся зноя жаркимъ лѣтомъ;

Расчетъ ты съ міромъ кончилъ свой,

Встрѣчаетъ смерть тебя привѣтомъ!

Забавъ и роскоши сыны,

Какъ нищій, тлѣть равно должны!

Арвирагъ. Не страшенъ гнеть тебѣ владыкъ,

Не страшенъ бичъ тирановъ гнѣвныхъ;

Дубъ для тебя теперь тростникъ,

Заботъ о хлѣбѣ нѣтъ вседневныхъ!

Предъ смертью званья всѣ равны:

Царь, нищій, врачъ — всѣ тлѣть должны!

Гвидерій. Не бойся молній роковыхъ!

Арвирагъ. Не бойся бури рокотанья!

Гвидерій. Клеветниковъ не бойся злыхъ!

Арвирагъ. Не знай ни страсти ни страданья!

Оба. Пусть страстью юноши полны —

Они истлѣть равно должны!

Гвидерій. Не бойся злобы колдуновъ!

Арвирагъ. Не бойся силы чародѣйства!

Гвидерій. Ты защищенъ отъ злыхъ духовъ.

Арвирагъ. Тебя не тронетъ власть злодѣйства!

Оба. Обрѣлъ ты миръ, обрѣлъ покой,

Будь гробъ почтенъ навѣки твой!

(Возвращается Беларій съ трупомъ Клотена).

Гвидерій. Обрядъ свершёнъ; клади на землю тѣло.

Беларій. Вотъ вамъ цвѣты; нарвемъ мы въ полночь больше,

Когда роса увлажитъ ихъ листы,

На прахъ гробницъ вѣдь возлагать приличнѣй

Листву съ росой. Теперь осыпьте лица

Цвѣтами имъ ⁷⁵). Цвѣли они при жизни,

Но отцвѣсти до срока имъ пришлось,

Какъ тѣмъ цвѣтамъ, которыми покрыли

Мы ихъ тѣла. — Теперь идемте прочь.

Должны склонить смиренно для молитвы

Колѣни мы. — Идетъ обратно въ землю

То, что земля для плоти имъ дала.

Пусть смерть съ собой утѣхи ихъ умчала,

Она зато ихъ съ горемъ развязала!

(Беларій, Гвидерій и Арвирагъ уходятъ).

Иможена (въ просонкахъ).

Да, да, въ Мильфордъ! путь здѣсь!.. благодарю…

Вдоль тѣхъ кустовъ, не правда ль? — Какъ, ужели

Шесть длинныхъ миль? — вѣдь это безъ конца.

Я шла всю ночь… нѣтъ силъ! засну еще…

(Касается тѣла Клотена).

Съ кѣмъ я лежу!.. прочь, прочь! не надо… Боги!

(Просыпаясь). Что вижу я? Цвѣты — отрада жизни

И мертвый трупъ — земныхъ эмблема бѣдъ!

Я брежу, кажется… Осталась, помню,

Я сторожить у честныхъ бѣдняковъ

Ихъ мирный домъ… Должна была готовить

Я имъ обѣдъ… Иль было это все

Одной мечтой, пустымъ ничѣмъ, возникшимъ

Изъ ничего созданьемъ жаркимъ мозга?

Глаза вѣдь насъ обманываютъ часто,

Какъ наша мысль… Я вся дрожу отъ страха!

О, если есть крупица состраданья

Еще въ богахъ — хотъ будь она не больше,

Чѣмъ птички глазъ — даруйте, боги, мнѣ

Крупицу ту! — Мой страшный сонъ не хочетъ

Исчезнуть прочь… Проснулась я, но онъ

Все предо мной! Онъ такъ же внѣ меня,

Какъ и во мнѣ — тутъ нѣтъ воображенья:

Безглавый трупъ воочью предо мной!

Но что жъ это?.. на немъ Постума платье…

Знакомы мнѣ рука его и станъ!..

Нога Меркурія, осанка Марса…

Рука, какой гордился бъ Геркулесъ!..

Но гдѣ жъ чело Юпитера?… О, боги!..

Иль смерть разитъ и жителей Олимпа?

Убитъ! убитъ!.. проклятья всѣ Гекубы

Пускай падутъ, Пизаній, за тебя!

Да, да, всѣ, всѣ — съ моими на придачу!

Съ тобой сошелся дьяволъ злой Клотенъ!

Убитъ мой мужъ въ злодѣйской станкѣ вами!

Пускай зовутся чтенье и письмо

Измѣной впредь! — Своимъ письмомъ поддѣльнымъ

Сгубилъ его Пизаній проклятой!

Онъ съ корабля прекраснѣйшую мачту

Посмѣлъ срубить… Постумъ, Постумъ, увы!

Гдѣ жъ голова? гдѣ, гдѣ она?.. Вѣдь если

Тебя Пизаній въ сердце поразилъ —

Твое лицо осталось бы съ тобою!

Сомнѣнья нѣтъ: — Пизаній и Клотенъ

Виной всему! Ихъ злобное коварство

Свершило все, — все — ясно мнѣ, какъ день!..

Вѣдь оказался жъ вреднымъ тотъ напитокъ,

Который далъ Пизаній мнѣ съ словами,

Что будто онъ способенъ врачевать.

Какой еще мнѣ надобно улики?

Они, они — Пизаній и Клотенъ!

Тутъ дѣло ихъ! (Припадаетъ къ трупу).

О, пусть твоею кровью

Возстановлю я на щекахъ моихъ

Румянецъ вновь! Пусть въ этомъ страшномъ видѣ

Представимся мы оба тѣмъ, кто насъ

Отыщетъ здѣсь! — О, мой Постумъ! мой милый!

(Входятъ Луцій, римскіе военачальники со свитой и предвѣщатель)

Военачальникъ. Изъ Галліи отплывшія войска

Ужъ прибыли, какъ отданъ былъ тобою

О томъ приказъ. Стоянка ихъ въ Мильфордѣ,

Гдѣ весь нашъ флотъ. — Они готовы къ бою

Хоть тотчасъ же.

Луцій. Что пишутъ намъ изъ Рима?

Военачальникъ. Сенатъ созвалъ патриціевъ и съ ними

Всѣхъ граничаръ. За храбрость первыхъ можно

Ручаться тѣмъ, что смѣлый духъ влечетъ

Ихъ на войну по собственной охотѣ.

Ведетъ ихъ въ битву доблестный Якимо,

Сіенны братъ.

Луцій. Когда должны прибыть

Они сюда?

Военачальникъ. Съ попутнымъ первымъ вѣтромъ

Луцій. Готовность ихъ должна питать надежду

Въ насъ на успѣхъ. Пусть отдадутъ приказъ,

Чтобъ привели начальники въ извѣстность

Всю численность наличныхъ нашихъ войскъ.

(Предвѣщателю).

Теперь скажи, какимъ ты предсказаньемъ

Утѣшишь насъ о будущей войнѣ?

Предвѣщатель. Послали мнѣ объ этомъ сами боги

Видѣнье въ ночь. Я обратился къ нимъ

Съ молитвой и постомъ, и се — воочью

Явился мнѣ Юпитеровъ орелъ,

И былъ полетъ побѣдной птицы римлянъ

Направленъ къ намъ. Примчался онъ изъ южныхъ*

Туманныхъ странъ и скрылся въ лучезарномъ

Сіяньи дня. — Когда не помраченъ

Мой бѣдный умъ грѣхами и нечестьемъ,

То предсказать осмѣливаюсь я,

Что Рокъ судилъ успѣхъ оружью римлянъ.

Луцій. Такими снами можешь грезить чаще;

Но лишь не лги. (Увидя Клотена и Иможену).

Что вижу? — мертвый трупъ

Безъ головы! Когда судить по платью,

Убитый былъ изъ знатныхъ. Возлѣ мальчикъ;

Онъ мертвъ иль спитъ?.. Вѣрнѣй, что мертвъ: — живой

Гнушаться сталъ навѣрно бъ страшной мыслью

Лечь съ мертвецомъ… Мы мальчику посмотримъ

Сейчасъ въ лицо. (Иможена приподнимается).

Военачальникъ. Онъ живъ и дышитъ.

Луцій. Пусть же

Объявитъ онъ, чей это мертвый трупъ.

Эй, юноша! Скажи намъ про свое

Житье-бытье. Когда судить по виду —

О немъ подробнѣй стоитъ разсказать.

Кого ты вздумалъ сдѣлать такъ своимъ

Кровавымъ изголовьемъ? Кто разрушилъ

Безжалостно благой природы трудъ,

И почему о грустномъ этомъ дѣлѣ

Ты, кажется, проникнутъ скорбью самъ?

Я знать хочу, какъ это все случилось.

Кто онъ? Кто ты?

Иможена. Я самъ ничто: но если бъ

Сталъ чѣмъ-нибудь, то предпочелъ бы лучше

Вновь сдѣлаться ничѣмъ. Умершій былъ

Мой господинъ; онъ храбрый былъ британецъ;

Любилъ меня; — его убили горцы,

И мнѣ вовѣкъ такого господина

Ужъ не найти. Когда бъ на свѣтѣ я

Пространствовалъ отъ запада къ востоку

По всей землѣ, ища вступить на службу

Къ кому-нибудь, и если бы, вступивъ,

Отъ всей души служить сталъ вѣрой-правдой,

То все равно такого бъ господина

Я не нашелъ.

Луцій. О, славный мальчуганъ!

Твои слова растрогали мнѣ сердце

Не менѣе, чѣмъ скробный видъ того,

Кто здѣсь убитъ. Скажи мнѣ, какъ онъ звался.

Иможена. Ричардъ Дюшанъ (тихо). Пусть это ложь; но если,

Сказавъ ее, не дѣлаю вреда

Я никому, то праведные боги,

Надѣюсь, мнѣ простятъ ее. (Громко). О чемъ

Спросили вы?

Луцій. Какъ ты зовешься самъ?

Иможена. Фиделіемъ.

Луцій. Ты заслужилъ вполнѣ

Носить такое имя: оправдалъ

Его своей ты вѣрностью ⁷⁶); оно же

Идетъ къ тебѣ за то, что ты правдивъ.

Не хочешь ли попробовать ты счастья

Слугой быть мнѣ? Съ твоимъ я господиномъ

По качествамъ, быть-можетъ, не сравнюсь,

Но, вѣрь, любить тебя не буду меньше.

Когда бы мнѣ самъ Цезарь приказалъ

Чрезъ консула принять тебя на службу,

То и тогда не сдѣлался бы ты

Въ моихъ глазахъ дѣльнѣе и способнѣй,

Чѣмъ оцѣнилъ тебя я сразу самъ,

Чуть увидавъ… Ну что жъ? Готовъ? согласенъ?

Иможена. Да, я готовъ; но прежде, если небо

Позволитъ мнѣ, хочу спасти я трупъ

Отъ жадныхъ мухъ. Пусть онъ въ землѣ сырой

Зароется, насколько буду въ силахъ

Я скрыть его трудами этихъ бѣдныхъ

И слабыхъ рукъ ⁷⁷)… Когда жъ, осыпавъ гробъ

Холмомъ цвѣтовъ со свѣжею листвою,

Я сотни разъ молитвы повторю,

Наплакавшись досыта надъ могилой,

Тогда расчетъ съ покойнымъ кончу я

И буду вашъ, коль скоро вы хотите

Моихъ услугъ.

Луцій. Да, мой хорошій мальчикъ.

Во мнѣ, повѣрь, ты вмѣсто господина

Найдешь отца… Друзья! ребенокъ этотъ

Намъ подсказалъ то, что велитъ исполнитъ

Военный долгъ. Отыщемте поляну,

Покрытую ковромъ живыхъ цвѣтовъ,

И тамъ своими копьями изроемъ

Могильный ровъ… Идемте. Вы снесете

За мною трупъ. Заботы погребенья

Изъ рукъ ребенка слабыхъ мы должны

Взять на себя. Схоронимте же тѣло,

Какъ указалъ солдатскій нашъ обрядъ.

(Иможенѣ). А ты не плачь: бываетъ, говорятъ,

Нерѣдко намъ прискорбное паденье

Лишь средствомъ вновь воспрянуть къ возвышенью.

(Уносятъ тѣло)* СЦЕНА 3-я. Комната во дворцѣ Цимбелина. (Входятъ Цимбелинъ, свита и Пизаній).

Цимбелинъ. Ступайте вновь! Узнайте вновь! Отъ слова

До слова пусть передадутъ мнѣ все

О томъ, что съ ней ⁷⁸)… Пропалъ Плотенъ! Въ горячку

Слегла жена, услышавъ эту вѣсть!

Ея болѣзнь грозитъ потерей жизни.

О, небеса! Какимъ меня ударомъ

Сразили вы! Исчезла Иможена;

Покой души умчался вмѣстѣ съ ней.

Лежитъ жена на ложѣ зломъ болѣзни,

И, сверхъ всего, грозитъ странѣ жестокій

Раздоръ войны!.. Пропалъ и сынъ! Что дѣлать

Мнѣ безъ него въ такой тяжелый мигъ?

Надежды нѣтъ — сраженъ я и подавленъ!

(Пизанію). Что жъ до тебя, притворщикъ и хитрецъ —

Увѣренъ я, что лучше всѣхъ ты знаешь,

Гдѣ дочь моя… Молчишь объ этомъ ты,

Но погоди, — заговорить подъ пыткой.

Пизаній. Судьбу свою безпрекословно отдалъ

Я вамъ во власть; сказать же о принцессѣ

Могу одно: не зналъ я и не знаю,

Что сталось съ ней; равно сказать не въ силахъ

Я и того, когда она захочетъ

Вернуться вновь… А васъ прошу я вѣрить,

Что вамъ слугой былъ честнымъ я всегда.

1-й придворный. Достойный сэръ! въ тотъ день, когда принцессы

Не стало здѣсь, онъ неотлучно былъ

Здѣсь при дворѣ ⁷⁹). За честь его и вѣрность

Я поручиться вамъ готовъ собой.

Что жъ до отлучки столь прискорбной принца,

То, вѣрьте мнѣ, — его отыщемъ мы.

Всѣ поиски съ рачительнымъ стараньемъ

Направлены заботливо къ тому.

Цимбелинъ (Пизанію). Ты счастливъ тѣмъ, что бременемъ заботъ

Измученъ я и принужденъ отсрочить

Расчетъ съ тобой; но въ подозрѣньи будешь

Ты, какъ и былъ.

1-й придворный. Я сообщить обязанъ,

Что римскія войска успѣли сдѣлать

Ужъ высадку. Ихъ гальскіе отряды

Подкрѣплены значительнымъ числомъ

Патриціевъ, которыхъ приказалъ

Собрать сенатъ.

Цимбелинъ. О, вотъ когда должны бы

Совѣтъ благой мнѣ дать жена и сынъ!

Обрушились на голову мою

Всѣ бѣдствія.

1-й придворный. Не бойтесь, повелитель!

Мы въ силахъ дать съ наличнымъ нашимъ войскомъ

Отпоръ врагамъ, явившимся теперь.

Когда жъ на помощь имъ придутъ другіе,

То средство мы найдемъ, чтобъ храбро встрѣтить

Равно и ихъ. Забота наша вся

Теперь лишь въ томъ, какъ двинуть въ бои отряды;

Въ геройствѣ жъ ихъ сомнѣнья, вѣрьте, нѣтъ.

Цимбелинъ. Благодарю. Полезнѣй въ самомъ дѣлѣ

Съ терпѣньемъ ждать то, что присудитъ рокъ.

До сей поры серьезной нѣтъ причины

Бояться намъ Италіи угрозъ.

Но тяжело! О, тяжело безъ мѣры

Мнѣ вспомнить то, чѣмъ удрученъ я самъ!

Идемъ, друзья. (Уходятъ всѣ, кромѣ Пизанія).

Пизаній. Ни строчки отъ Постума

Въ отвѣтъ на то, что будто нѣтъ въ живыхъ

Его жены и (что еще страннѣе) —

Не пишетъ мнѣ ни слова и она,

Хотя дала навѣрно обѣщанье

Писать о всемъ. Равно не знаю я,

Что приключилось въ эти дни съ Клотеномъ.

Смущенъ я всѣмъ… Да! — надо будетъ небу

Вмѣшаться тутъ! Что до меня, то я

Для правды лгу; безчестнымъ сталъ затѣмъ лишь

Чтобъ честнымъ быть. Король узнаетъ въ битвѣ,

Какъ преданъ я отчизнѣ дорогой.

Смерть или честь!» А тамъ разсѣетъ время

Сомнѣнья всѣ. Достигну цѣли я, —

Спасется челнъ покой и безъ руля! (Уходитъ).

СЦЕНА 4-я Передъ пещерой Беларія. (Входятъ Беларій, Гвидерій и Арвирагъ).

Гвидерій. Чу! битвы шумъ.

Беларій. Бѣжимте прочь отсюда.

Арвирагъ. Ахъ, что за жизнь, когда скрывать себя

Мы станемъ такъ отъ подвиговъ и дѣла!

Гвидерій. А сверхъ того, что пользы намъ бѣжать?

Насъ все равно враги убьютъ и въ бѣгствѣ

Иль, какъ рабовъ, заставятъ насъ сначала

Себѣ служить и умертвятъ потомъ,

Узнавши въ насъ мятежныхъ, горныхъ бритовъ.

Беларій. Бѣжать, бѣжать должны мы, дѣти, въ горы!

Пристать намъ къ войску короля нельзя:

Насъ въ немъ никто не знаетъ и не видѣлъ;

Клотена жъ смерть, случившаяся здѣсь,

Побудитъ взять насъ подъ допросъ и пытку.

Изъ насъ невольно вынудятъ сознанье,

И будетъ смерть среди жестокихъ мукъ

Удѣломъ намъ.

Гвидерій. Нейдетъ тебѣ, отецъ,

Такъ, говорить, да и не намъ бы слушать

Такую рѣчь.

Арвирагъ. Возможно ль, чтобъ британцы

При видѣ ржущихъ вражьихъ лошадей,

Въ виду огней, горящихъ въ римскомъ станѣ,

Когда у всѣхъ и уши и глаза

Такъ заняты — затѣяли бъ подобный

Нелѣпый вздоръ, чтобъ начинать допросы

О томъ, кто мы?

Беларій. О, я извѣстенъ многимъ

Въ ихъ лагерѣ ⁸⁰). Клотена я узналъ

Вѣдь тотчасъ же, хотя промчались годы

Съ тѣхъ давнихъ поръ, когда со мной встрѣчался

Ребенкомъ онъ; а сверхъ того, король

Любви не стоитъ вашей точно такъ же,

Какъ и моихъ непрошенныхъ услугъ.

Мое изгнанье вамъ пресѣкло средства

Взрасти въ иной, счастливѣйшей средѣ

И, давъ вамъ жизнь, исполненную горя,

Лишило благъ, какія обѣщала

Вамъ колыбель. Рабами стали вы

Осеннихъ стужъ и зноя жаркимъ лѣтомъ.

Гвидерій. Ну, если такъ, то лучше предпочту

Я умереть, чѣмъ жить подобной жизнью.

Идемъ на бой!.. Насъ съ братомъ вѣдь не знаетъ

Въ войскахъ никто, а ты, живя вдали.

Такъ сильно измѣнился, что и рѣчи

Не можетъ быть о томъ, чтобъ кто-нибудь

Тебя узналъ.

Арвирагъ. Клянусь я краснымъ солнцемъ

Итти туда жъ! Позоръ и стыдъ, что видѣть

До сей поры не удавалось мнѣ

Смерть храбрецовъ. Я видѣлъ кровь лишь зайцевъ,

Оленей, козъ; не вскакивалъ ни разу

Я на коня, знакомаго со сталью

Горячихъ шпоръ; — я даже на себѣ

Ихъ не носилъ. Клянусь, мнѣ стыдно солнцу

Взглянуть въ лицо и пользоваться свѣтомъ

Его лучей, живя въ такой печальной

Безвѣстности.

Гвидерій (Беларію). Клянусь итти, и если

Согласенъ ты меня благословить —

Я буду радъ, а если нѣтъ — такъ сѣтуй

Самъ на себя, когда своимъ отказомъ

Ты привлечешь на голову мою

Мечи враговъ.

Арвирагъ. Болтать довольно: — съ нимъ

Иду и я ⁸¹)!

Беларій. Ну, если вамъ обоимъ

Такъ кажется ничтожной ваша жизнь,

То про мои печальныя сѣдины

Само собой не стоитъ толковать.

Иду впередъ я бодро съ вами, дѣти!

Когда въ бою сужденъ вамъ смертный часъ —

На смертный одръ я лягу возлѣ васъ!

(Тихо). Ихъ славный родъ имъ шепчетъ укоризну

И въ бой влечетъ сразиться за отчизну (Уходятъ).

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА 1-я. Поле между британскимъ и римскимъ лагерями. (Входитъ Постумъ съ окровавленнымъ платкомъ).

Постумъ. Съ тобой, платокъ кровавый, не разстанусь

Я никогда! Вина за этотъ цвѣтъ

На мнѣ одномъ!… О, если бъ поступали

Такъ всѣ мужья — какъ много женъ, честнѣйшихъ,

Чѣмъ всѣ они, отвѣтили бы жизнью

За меньшій грѣхъ!.. Ты позабылъ, Пизаній,

Свой долгъ слуги: — обязанъ исполнить

Слуга лишь то, что праведно и честно!

О, небеса! Когда бъ я гнѣвомъ вашимъ

Наказанъ былъ за прежніе грѣхи —

Не привелось тогда бы въ этомъ дѣлѣ

Орудьемъ быть мнѣ вашего суда!

Въ раскаяньи влачила Иможена

Тогда бы дни; а я, злодѣй презрѣнный,

Во много разъ грѣшнѣйшій, чѣмъ она,

Сраженъ бы былъ ударомъ правой мести. —

Вѣдь гнѣвъ боговъ иныхъ караетъ строго

За малый грѣхъ, предупреждая этимъ

Дѣлъ беззаконныхъ совершенье впредь;

Но почему жъ другимъ свободно боги

Даютъ свершать преступныя дѣла

И громоздить, какъ горы, ихъ на ужасъ

Намъ въ будущемъ?.. Погибла Иможена —

Таковъ небесъ былъ строгій приговоръ!

Такъ пусть предъ ихъ невѣдомою властью

Склонюсь и я!.. Италія прислала

Меня сюда въ числѣ своихъ сыновъ.

Но неужели пойду я въ бой съ отчизной

Моей жены? Нѣтъ, нѣтъ! Съ меня довольно

Ужъ и того, что умертвилъ царицу

Британцевъ я… Терзать страну родную

Я не хочу!.. Пусть выслушаютъ боги

Съ терпѣньемъ то, на что рѣшился я.

Сниму съ себя я римскую одежду

И наряжусь британскимъ бѣднякомъ.

Пойти на бой тогда мнѣ будетъ можно

Съ толпой враговъ страны моей, приведшихъ

Меня сюда… Смерть встрѣчу, Иможена,

Я за тебя! Твоей кончины память

Гнететъ въ груди мой каждый вздохъ сильнѣй,

Чѣмъ смертный мигъ!.. Опасности я смѣло

Взгляну въ лицо; умру безвѣстный всѣмъ!

Не возбужу ни злобы ни участья

Собой ни въ комъ; но пусть увидятъ люди,

Что былъ въ бою я доблестнѣй, чѣмъ это

Могъ обѣщать убогій мой нарядъ.

Даруетъ мощь и силу Леонатовъ

Мнѣ власть боговъ! — По платью судитъ свѣтъ,

Но доказать сумѣю я собою,

Что славны мы не внѣшностью одною. (Уходитъ).

СЦЕНА 2-я. Тамъ же. (Входятъ съ одной стороны Луцій, Якимо и римское войско, съ другой — британское, Постумъ въ одеждѣ простого солдата. Начинается битва. Постумъ нападаетъ на Якимо, опрокидываетъ его на землю и, обезоруживъ, уходитъ).

Якимо (поднимаясь). О, тяжкій грѣхъ, мою гнетущій душу,

Сразилъ меня! Оклеветалъ позорно

Я женщину, принцессу здѣшнихъ мѣстъ;

И вотъ зато какъ будто самый вѣтеръ

Мнѣ хочетъ мстить: — сразилъ во мнѣ мою

Онъ крѣпость силъ. Какъ объяснить иначе,

Чтобы меня, бойца по ремеслу,

Могъ одолѣть ничтожный рабъ природы,

Простой мужикъ! Я запятналъ стыдомъ

Санъ рыцаря, ведя съ такимъ позоромъ

Себя, какъ велъ въ несчастный этотъ день.

Вѣдь ежели знатнѣйшіе британцы

Настолько жъ выше доблестью и силой

Своихъ рабовъ, насколько мой противникъ

Такъ превзошелъ геройствомъ нашу знать, —

То намъ боговъ придется въ нихъ признать!

(Битва продолжается. Британцы бѣгутъ. Цимбелинъ взятъ въ плѣнъ. Ему на помощь являются Беларій, Гвидерій и Арвирагъ).

Беларій (бѣглецамъ). Назадъ, назадъ! Осталось поле битвы

Въ рукахъ у насъ! Проходъ загороженъ;

Спасаться бѣгствомъ можетъ васъ заставить

Лишь подлый страхъ.

Гвидерій и Арвирагъ. Ни съ мѣста, трусы! въ бой!

(Постумъ съ войскомъ является на помощь британцамъ. Цимбелинъ освобожденъ. Всѣ уходятъ. Съ другой стороны входятъ Луцій, Якимо и Иможена).

Луцій (Иможенѣ). Бѣги, бѣги! старайся скрыться, мальчикъ;

Смѣшалось все: друзья разятъ друзей,

Вездѣ царитъ смятенный безпорядокъ,

Какъ будто слѣпъ сталъ ярый богъ войны.

Якимо. Къ врагамъ пришли нежданно подкрѣпленья.

Луцій. День кончился не такъ, какъ думалъ я.

Когда судьба намъ не пошлетъ подмоги,

Спасти себя лишь бѣгствомъ можемъ мы. (Уходятъ).

СЦЕНА 3-я.

Другая часть поля. Входятъ Постумъ и британскій лордъ ⁸²).

Лордъ. Ты, кажется, изъ тѣхъ, что тамъ стояли,

Какъ храбрецы?

Постумъ. Да, это такъ; — а вы,

Какъ кажется, изъ тѣхъ, что удирали

Какъ бѣглецы?

Лордъ. Охъ, вѣрно такъ!

Постумъ. Стыдиться

Тутъ нечего: вѣдь побѣжали всѣ.

Спасенье намъ послало только небо.

Король нашъ самъ отрѣзанъ былъ отъ войска.

Весь смялся строй, и лишь въ тѣснинѣ скалъ

Мелькали спины убѣгавшихъ бритовъ.

Враги въ пылу, съ засохшимъ языкомъ,

Едва дыша, разили какъ попало

Тѣхъ на смерть, тѣхъ легко, и было много

Изъ падавшихъ такихъ, что и безъ панъ

Валились зря, съ простого перепуга.

Проходъ былъ весь заваленъ грудой тѣлъ

Убитыхъ въ тылъ иль падавшихъ изъ страха.

Но, впрочемъ, смерть безславная ждала

Равно и ихъ.

Лордъ. Гдѣ тотъ проходъ?

Постумъ. За полемъ

Гдѣ высится дерновая гряда.

Тамъ ратовалъ какой-то старый воинъ,

Совсѣмъ сѣдой. Вотъ кто, клянусь, успѣлъ

Всѣмъ доказать, что долго жилъ на свѣтѣ

Не даромъ онъ, и что за долгій вѣкъ

Съ лихвой добромъ онъ заплатилъ отчизнѣ.

Съ нимъ взобрались на этотъ страшный холмъ

Два мальчика, совсѣмъ младенцы съ виду.

(Играть бы имъ приличнѣй было въ свайку,

Чѣмъ лѣзть на бой). Румянецъ на щекахъ

Горѣлъ у нихъ, какъ у смазливыхъ куколъ ⁸³),

Иль дѣвочекъ, что закраснѣться рады

Изъ скромности отъ всякихъ пустяковъ.

Загородивъ въ лощинѣ узкій путь

Они втроемъ воскликнули бѣжавшимъ:

«Куда? назадъ! смерть въ бѣгствѣ ищутъ зайцы!

Мужчины ль вы? Британцы вы иль нѣтъ?

Путь бѣглецамъ открытъ лишь въ адъ кромѣшный!

Назадъ, на бой! не то, клянемся честью,

Какъ римляне, разить мы будемъ васъ;

Загонимъ всѣхъ и перебьемъ облавой

Васъ, какъ скотовъ, когда по-скотски вы

Бѣжите такъ! Спасетесь вы, лишь вставши

Лицомъ къ врагу; — назадъ!» — И эти трое,

Собой воочью доказавъ, что, кто

Прошелъ впередъ, тотъ стоитъ всѣхъ отставшихъ,

Въ себѣ вмѣстили мощный пылъ толпы.

Ихъ громкій крикъ: «назадъ, назадъ! въ сраженье!»

Рѣшилъ весь бой. Конечно, пособила

И мѣстность имъ удобная для битвы,

Но все жъ успѣхъ главнѣйше купленъ былъ

Ихъ храбростью, которая могла бы

Оборотить въ мечи веретена.

Духъ войскъ возсталъ, исчезла блѣдность страха;

И даже тѣ, что испугались, глядя

На страхъ другихъ (въ бою кто струситъ первымъ

Виновнѣй всѣхъ), — вскочили даже тѣ,

Стыдясь за страхъ, ихъ побудившій къ бѣгству,

И, вставъ въ ряды, вновь ринулись въ сраженье,

Рыча, какъ львы предъ копьями ловцовъ.

Смутился врагъ, остановилъ свой натискъ,

Сталъ отступать, сначала не спѣша,

Затѣмъ скорѣй, а тамъ всѣ побѣжали,

Какъ рой цыплятъ, забывъ, что за минуту

Они впередъ стремились, какъ орлы.

Тотъ самый путь, гдѣ шли враги съ побѣдой,

Дорогой сталъ для прогнанныхъ рабовъ.

Тутъ расхрабрились даже наши трусы,

И какъ порой годится въ дѣло даже

Ненужный, старый хламъ ⁸⁴), такъ я они,

Въ виду, что врагъ своимъ внезапнымъ бѣгствомъ

Открылъ свой тылъ — пустились вслѣдъ за нимъ.

И, боги! что за храбрость оказали

Они, врубясь въ бѣжавшія толпы!

Разили зря не только что убитыхъ

Иль раненыхъ, но даже тамъ, гдѣ рьяный,

Горячій пылъ поспѣшно увлекалъ

Впередъ своихъ, — они, принявъ ихъ ложію

За бѣглецовъ, неистово рубили

На смерть и ихъ. Гдѣ прежде гналъ одинъ

Десятерыхъ — тамъ каждый изъ бѣжавшихъ

Теперь готовъ помѣряться былъ храбро

Хоть съ двадцатью. Кто прежде радъ былъ встрѣтить

Скорѣе смерть, чѣмъ ринуться на бой —

Вдругъ дѣлался теперь героемъ битвы,

Вселяя страхъ въ сраженнаго врага.

Лордъ. Спасли проходъ старикъ и два мальчишка ⁸⁵).

Какъ объяснить такія чудеса?

Постумъ. О, перестаньте! видите вы чудо

Вѣдь въ этомъ всемъ лишь только потому,

Что сами-то привыкли больше слушать

Лишь росказни про ратныя дѣла,

Чѣмъ воевать. Сейчасъ я подберу

Для васъ стишокъ на этотъ чудный случай.

Два мальчика да старецъ, впавшій въ дѣтство,

Отъ римлянъ насъ спасти нашли въ ущельѣ средство.

Лордъ. Ну, ты не злись.

Постумъ. Мнѣ злиться? на кого?

Кто предъ врагомъ бѣжитъ — готовъ я съ тѣмъ дружиться.

Такой храбрецъ въ дѣлахъ, гдѣ замѣшалась честь,

Отъ друга убѣжать никакъ не усумнится,

Такъ дружбой, значитъ, онъ не можетъ надоѣсть

Смотрите, какъ легко плету я риѳмы

Лордъ. Я ухожу; — ты, вижу, зубоскалишь.

(Уходтъ лордъ).

Постумъ. Улепетнулъ! И это лордъ! Былъ въ битвѣ

И не стыдится узнавать о ней

Черезъ другихъ! — Да, впрочемъ, молвить правду,

Вѣдь многіе бы продали охотно

Сегодня честь, чтобъ уцѣлѣть самимъ.

Не мало въ бѣгство обратилось трусовъ,

И все же смерть не пощадила ихъ.

Лишь я одинъ отъ гибели въ сраженьи

Заговоренъ несчастьемъ былъ моимъ

И тщетно тамъ искалъ ее, гдѣ грозно

Она враговъ разила- наповалъ.

Смерть! Чудище! скажи, зачѣмъ сражаешь

Счастливцевъ ты средь роскоши палатъ,

Средь пиршества, въ разгарѣ сладкой нѣги,

Тогда какъ насъ, твоихъ клевретовъ вѣрныхъ,

Твой грозный мечъ носящихъ на войнѣ,

Ты такъ щадишь? — Пойду же, смерть, навстрѣчу

Тебѣ я самъ! — щадить ты хочешь бритовъ,

Такъ звать себя я бритомъ не хочу!

Вернусь къ врагамъ, меня сюда приведшимъ!

Оставлю бой и мечъ сложу предъ первымъ,

Попавшимъ мнѣ британскимъ мужикомъ.

(Переодѣвается въ римское платье).

Чѣмъ больше зла враги здѣсь натворили,

Тѣмъ имъ страшнѣй Британія отмститъ.

Мнѣ смерть нужна; пускай меня сразитъ

Другъ или врагъ — забылъ я жизни цѣну

И встрѣтить смерть иду за Иможену!

(Входятъ два британскихъ военачальника и солдаты).

1-й военачальникъ. Будь восхваленъ, Юпитеръ громовержецъ.

Взятъ Луцій въ плѣнъ, а мальчиковъ и старца

Поистинѣ должны мы почитать

За ангеловъ.

2-й военачальникъ. Замѣтилъ съ ними я

Четвертаго; онъ былъ въ простой-одеждѣ

И точно такъ же сдерживалъ враговъ.

1-й военачальникъ. Такъ говорятъ; но отыскать не могутъ

Изъ четверыхъ теперь ни одного.

(Увидя Постума).

Ты кто такой?

Постумъ. Я римлянинъ, и если бъ

Дрались мои товарищи какъ я,

То не пришлось бродить бы мнѣ напрасно

Безъ дѣла здѣсь.

2-й военачальникъ. Эй, взять его собаку!

Въ Римъ убѣжать ему мы не дадимъ,

Чтобъ сталъ онъ тамъ разсказывать, какъ галки

Клевали здѣсь тѣла его друзей.

Свои дѣла хвастливо превозноситъ,

Какъ знатный онъ, — такъ къ королю его!

(Входятъ Цимбелинъ, Беларій, Гвидерій, Арвирагъ, Пизаній и римскіе плѣнные. Военачальники представляютъ Постума Цимбелину, который передаетъ его тюремщикамъ). СЦЕНА 4-я. Тюрьма. (Два тюремщика вводятъ Постума).

1-й тюремщикъ. Теперь тебя, пріятель, не украдутъ.

Щипли свой кормъ ⁸⁶), какой найдется здѣсь.

2-й тюремщикъ. Во здравье ѣшь. (Уходятъ тюремщики).

Постумъ. Привѣтъ тебѣ, неволя!

Къ свободѣ путь ты открываешь мнѣ.

Я все жъ счастливѣй, чѣмъ больной подагрикъ,

Что предпочтетъ скорѣе прострадать

Свой цѣлый вѣкъ, чѣмъ призоветъ на помощь

Благую смерть — надежный этотъ ключъ

Отъ всѣхъ оковъ. — О, совѣсть, моя совѣсть!

Заключена въ оковы ты тѣснѣй,

Чѣмъ плоть моя! Молю боговъ дозволить

Мнѣ отворить раскаянья ключомъ

Замки цѣпей, въ которыхъ ты томишься!

Навѣкъ тогда свободенъ буду я!

Ужель грѣховъ не выкупилъ я горемъ?

Вѣдь на землѣ страданьемъ дѣти могутъ

Легко смягчать разгнѣванныхъ отцовъ;

Такъ неужели боги не добрѣе

Земныхъ отцовъ? — Чѣмъ искупить могу-

Я лучше грѣхъ, какъ не тяжелымъ плѣномъ

Въ стѣнахъ тюрьмы, куда не злость людей

Меня ввела, но собственная воля!

Ужъ если я для выкупа грѣховъ

Готовъ отдать цѣннѣйшій даръ — свободу,

Такъ въ правѣ ль боги требовать съ меня

Еще иныхъ, цѣннѣйшихъ жертвъ, которыхъ

Не въ силахъ имъ я даже принести?

Вѣдь божій судъ добрѣе, чѣмъ людской.

Порой прощать умѣютъ даже люди

Долги своимъ несчастнымъ должникамъ:

Берутъ съ нихъ часть: треть, четверть иль шестую,

А я прошу вѣдь даже не о томъ!

Всю жизнь я, боги, вамъ за Иможену

Готовъ отдать! И если вы найдете,

Что жизнь моя ничтожный слишкомъ выкупъ

Для этого — то вспомните, что все же

Вѣдь это жизнь! По вашему подобью

Чеканенъ я! Монеты мы беремъ

По штемпелю; — нельзя червонецъ каждый

Намъ провѣрять при куплѣ на вѣсахъ, —

Такъ посмотрите жъ, праведные боги,

И на меня, какъ на частицу васъ!

Возьмите жизнь мою въ уплату долга

Моихъ грѣховъ ⁸⁷)! — Къ тебѣ, о, Иможена,

Я мысль теперь въ молчаньи обращу!

(Засыпаетъ. Раздается торжественная музыка; затѣмъ въ видѣньи являются Сицилій Леонатъ, отецъ Постума, старецъ въ одеждѣ воина. Онъ ведетъ за руку свою жену, мать Постума. За ними слѣдуютъ окровавленные призраки двухъ молодыхъ братьевъ Постума, убитыхъ на войнѣ. Всѣ окружаютъ спящаго Постума ⁸⁸).

Сицилій. Взгляни сердечно, царь громовъ,

На бѣдный родъ людской!

Юнону съ Марсомъ грозный судъ

Пускай караетъ твой.

Юнона ревностью своей

Терзаетъ твой покой.

Мой бѣдный сынъ душой былъ чистъ,

Отца не видѣлъ онъ;

Вѣдь умеръ прежде я, чѣмъ сынъ

Былъ матерью рожденъ.

И если правду говорятъ,

Что ты отецъ сиротъ,

То долженъ ты его хранить

Отъ горя и заботъ!

Мать. Луцина ⁸⁸) мнѣ не помогла:

Не вынесла я мукъ, —

Младенецъ вырванъ изъ меня

Былъ силой чуждыхъ рукъ.

Несчастный сынъ!

Сицилій. Зато природой взысканъ былъ

Не меньше предковъ онъ

И, какъ наслѣдникъ славный мой,

Всѣмъ міромъ восхваленъ.

1-й братъ. Изъ всѣхъ британцевъ лучшимъ быть

Судилъ счастливый рокъ

Ему въ эпоху зрѣлыхъ лѣтъ: —

Кто похвалиться могъ,

Что взоры дочери царя

Собой, какъ онъ, увлекъ?

Мать. И что жъ! причиной грустной сталъ

Несчастный этотъ бракъ

Того, что долженъ былъ свой домъ

Покинуть онъ, какъ врагъ!

За что несчастная жена

Судьбой казнится такъ?

Сицилій. Твоею волей, царь боговъ,

Успѣлъ Якимо злой

Въ немъ ревность гибельно разжечь

Презрѣнной клеветой.

За что же долженъ онъ страдать

Отъ низости чужой?

2-й братъ. Его утѣшить въ злой тоскѣ

Отецъ и. мать пришли,

А также братья, что въ бою

За честь родной земли

И за Тенанція права

Погибель обрѣли ⁹⁰).

1-й братъ. Онъ Цимбелину службу несъ,

Какъ доблестный солдатъ;

За что жъ, Юпитеръ, ты лишилъ

Его своихъ наградъ?

За что надъ бѣдной головой

Бѣды и зло висятъ?

Сицилій. Открой хрустальное окно

И къ намъ склони свой взоръ;

Минуетъ пусть нашъ славный домъ

Твой строгій приговоръ.

Мать. Мой честенъ сынъ, — сними жъ него

Невзгодъ и бѣдъ позоръ!

Сицилій. Со свода мраморныхъ палатъ

Внемли своимъ духамъ,

Иль вознесемъ свои мольбы

Къ другимъ мы божествамъ!

Оба брата. Избѣгнемъ власти мы твоей,

Пошли же помощь намъ!

(Громъ и молнія. Юпитеръ спускается на орлѣ и бросаетъ громовую стрѣлу. Призраки падаютъ на колѣни).

Юпитеръ. Дерзнете ль, духи низменнаго міра,

Вы оскорблять властителя громовъ?

Смирить своей гремящею порфирой

Онъ дерзкій рой такихъ, какъ вы, духовъ!

Въ Элизій свой безъ ропота вернитесь,

Тамъ на цвѣтахъ баюкайте себя,

Въ дѣла жъ людей мѣшаться берегитесь:

Не вамъ судить тамъ, гдѣ владыка я!

Кто дорогъ мнѣ — снесть долженъ испытанье,

Чтобъ могъ цѣнить блаженство лучше онъ;

Вашъ скорбный сынъ привлекъ мое вниманье

И будетъ мной за горе награжденъ.

Родился онъ въ часъ блеска золотого

Моей звѣзды, — я бракъ его свершилъ;

Отдамъ ему я Иможену снова,

Чтобъ горя слѣдъ въ блаженствѣ онъ забылъ.

Вотъ книга вамъ: пускай онъ пробужденный

Ее на грудь положенный найдетъ;

Въ ней приговоръ, судьбою освященный,

О томъ, что жизнь сулитъ ему впередъ,

Я все сказалъ; — спокойно удалитесь;

Вамъ говоритъ владыко вашъ и богъ;

Гнѣвить его роптаньемъ берегитесь.

Лети, орелъ, въ хрустальный мой чертогъ!

(Юпитеръ возносится на орлѣ).

Сицилій. Явился онъ въ громахъ и сѣрномъ дымѣ;

Былъ грозенъ взоръ священнаго орла;

По въ небеса съ добросердечнымъ взглядомъ

Вознесся онъ, и ароматъ свѣжѣйшій

Цвѣтовъ полей разлился вслѣдъ за нимъ.

Орелъ свой клювъ, играя, пряталъ въ перья,

Довольный тѣмъ, что веселъ грозный богъ.

Всѣ. Благодаримъ, Юдитерь громовержецъ!

Сицилій. Онъ воспарилъ! Надъ дивной головой

Сомкнулся сводъ небеснаго чертога;

На пользу намъ должны завѣтъ святой

Исполнить мы властительнаго бога!

(Призраки исчезаютъ, Постумъ просыпается).

Постумъ. О, сонъ! назвать тебя я долженъ дѣдомъ!

Ты далъ отца, двухъ братьевъ мнѣ и мать!

Но ихъ, увы, лишился такъ же скоро

Я, какъ нашелъ. Едва родясь, они

Исчезли вновь, и вотъ я пробудился

Такимъ, какъ былъ. Бываетъ такъ обманутъ

Порой бѣднякъ, когда свои надежды

Возложитъ онъ на милость богача.

Вдругъ пробудясь, подобно мнѣ, отъ грезы

Своей мечты онъ больше не найдетъ.

А то порой бываетъ и обратно:

Тотъ, кто вовѣкъ не думалъ, не гадалъ

О милостяхъ — возносится вдругъ счастьемъ

На верхъ честей. — Какъ знать! — своимъ участьемъ

Рокъ посѣтилъ, быть-можетъ, и меня:

Счастливый сонъ, быть-можетъ, видѣлъ я!

(Хватается за грудь).

Что вижу я! — тутъ замѣшались феи;

Явилась книга на моей груди.

О, если бъ только внѣшнимъ, пышнымъ видомъ

Въ ней не была прикрыта пустота,

Какъ платьемъ модницы! Когда бъ не лгали

Ея слова, какъ въ обѣщаньяхъ лгутъ

Придворные своею сладкой рѣчью! (Читаетъ).

Когда львенокъ будетъ, самъ того не ожидая, обнятъ струей нѣжнаго воздуха; когда вѣтви, отсѣченныя отъ могучаго кедра и много лѣтъ считавшіяся умершими, оживутъ, чтобъ прирасти къ своему родному стволу, и зазеленѣютъ снова, — тогда кончатся страданья Постума, и счастливая Британія зацвѣтетъ для мира и благополучія ⁹¹).

Сонъ, снова сонъ! Иль, говоря вѣрнѣй,

Безсмыслица, которую безумцы

Болтаютъ зря. Одно изъ двухъ: тутъ смысла

Иль вовсе нѣтъ, иль онъ таковъ, что мы

Его понять своимъ умомъ не въ силахъ.

Точь-въ-точь такою жъ долженъ я признать

И жизнь мою! По сходству съ ней хочу

Съ любовью я сберечь страницу эту.

(Входитъ тюремщикъ).

Тюремщикъ. Ну, пріятель! Поспѣлъ ли ты для смерти?

Постумъ. Не только поспѣлъ, но даже переспѣлъ.

Тюремщикъ. Если ты разумѣешь висѣлицу, то для нея ты поспѣлъ точно.

Постумъ. Если зрители найдутъ во мнѣ вкусное блюдо для глазъ, то можно будетъ сказать, что дичь стоила выстрѣла.

Тюремщикъ. Не дешево обойдется тебѣ плата за этотъ выстрѣлъ. Ты можешь, впрочемъ, утѣшиться тѣмъ, что это будетъ послѣдній поданный тебѣ счетъ. Не будешь ты впредь бояться трактирныхъ счетовъ, которые такъ портятъ гостямъ передъ уходомъ весело проведенное время. Въ шинокъ приходилъ ты, еле волоча ноги отъ голода, а уходилъ оттого, что много выпилъ. Досадно было тебѣ, зачѣмъ слишкомъ нагрузился, а также, зачѣмъ тебя обобрали. Въ головѣ твоей было такъ же пусто, какъ и въ карманѣ, а между тѣмъ казалось, будто она дѣлалась тѣмъ тяжелѣе, чѣмъ больше было въ ней пустоты. Зато карманы, наоборотъ, становились тѣмъ легче, чѣмъ больше изъ нихъ вытряхали денегъ. Теперь ты покончишь со всѣми этими противорѣчіями. — Какъ подумать, что за благодѣтельная вещь грошовая веревка! Она хѣритъ всѣ наши долги скорѣе, чѣмъ успѣешь сосчитать до трехъ. Она дѣлается, нашимъ кредиторомъ и должникомъ вмѣстѣ; кончаетъ разомъ съ нашимъ настоящимъ, прошедшимъ и будущимъ. Шея твоя будетъ для нея и перомъ, и счетомъ, и платой, значитъ — расписка явится само собой.

Постумъ. Мнѣ умереть пріятнѣй, чѣмъ тебѣ жить.

Тюремщикъ. Ну, да, конечно, если вспомнить, что умершій, какъ спящій, заговоренъ отъ зубной боли. Но я думаю, тотъ, кому приходится лечь въ постель съ помощью палача, охотно помѣнялся бы ролями съ такимъ дворецкимъ. Бѣда въ томъ, что ты не знаешь дороги, какой тебѣ придется итти.

Постумъ. Нѣтъ, я эту дорогу знаю.

Тюремщикъ. Развѣ у смерти есть глаза въ черепѣ? Признаюсь, я никогда не видалъ, чтобъ ее изображали зрячей. Надо думать, ты наслушался людей, которые вообразили, будто знаютъ про такія вещи, или додумался до правды въ этомъ дѣлѣ самъ. Но я думаю, что это вздоръ. Вѣрнѣй, тебѣ придется пуститься напропалую, хотя во всякомъ случаѣ вѣрно то, что, каково бы ни было твое путешествіе — ты намъ разсказывать о немъ не придешь.

Постумъ. Я повторяю тебѣ, что для разглядки той дороги, по которой я собираюсь итти, есть глаза у всякаго, кромѣ людей, закрывающихъ ихъ нарочно.

Тюремщикъ. Ты шутки шутишь. Какъ будто человѣку могутъ пригодиться глаза для того, чтобъ разсмотрѣть темную дорогу? Висѣлица сдѣлаетъ слѣпымъ всякаго. (Входитъ гонецъ).

Гонецъ. Снимай съ плѣнника цѣпи и веди его къ королю.

Постумъ. Добрая вѣсть. Меня зовутъ затѣмъ, чтобъ возвратить мнѣ свободу.

Тюремщикъ. Если такъ, то я далъ себя повѣсить.

Постумъ. Тогда ты будешь свободнѣй всякаго тюремщика, потому что замки не для мертвыхъ. (Постумъ и гонецъ уходятъ).

Тюремщикъ. Въ жизнь не видѣлъ я человѣка, который былъ бы такъ влюбленъ въ висѣлицу, какъ этотъ. Онъ, я думаю, согласился бы на ней жениться для того, чтобъ наплодить маленькихъ висѣльниковъ. Говоря однако по совѣсти, этотъ негодяй хотя и римлянинъ, но есть на свѣтѣ много мерзавцевъ, дорожащихъ жизнью гораздо больше, чѣмъ онъ. Всѣ они умираютъ куда какъ неохотно, и, признаться, случись такая оказія со мной, я самъ былъ бы изъ ихъ числа. Хорошо, кабы всѣ люди думали одинаково, да притомъ думали хорошо. Тогда не было бы нужды ни въ тюремщикахъ ни въ висѣлицахъ. Конечно, говоря такъ, я говорю противъ своего ремесла, значитъ — и противъ своей пользы; но польза была бы и въ томъ случаѣ, если бъ сбылось, что я сказалъ. (Уходитъ).

СЦЕНА 5-я. Палатка Цимбелина. (Входятъ Цимбелинъ, Беларій, Гвидерій, Арвирагъ, Пизаній, вельможи, офицеры и свита).

Цимбелинъ. Сюда друзья, чья доблесть волей неба

Спасла нашъ тронъ. Прискорбно думать мнѣ,

Что бѣдный тотъ голякъ, который въ битвѣ

Краснѣть заставилъ рубищемъ своимъ

Сіянье латъ, идя съ открытой грудью

Навстрѣчу имъ, нигдѣ не могъ быть найденъ.

Пусть тотъ, кто цѣнитъ милость короля,

Найдетъ его: — онъ будетъ осчастливленъ

Мной навсегда.

Беларій. Мнѣ не случалось въ жизни

Такую доблесть встрѣтить въ бѣднякѣ

Чей жалкій видъ могъ обѣщать лишь трусость.

Цимбелинъ. Его не встрѣтилъ, значитъ, послѣ битвы

Изъ васъ никто?

Пизаній. Мы тщательно искали

Его вездѣ, средь мертвыхъ и живыхъ,

Но тщетно все: храбрецъ безслѣдно сгинулъ.

Цимбелинъ. Мнѣ жаль, что должную ему награду ⁹²)

Я принужденъ оставить, не отдавъ.

(Беларію и Гвидерію съ Арвирагомъ).

Но, впрочемъ, нѣтъ: хочу ее отдать

Я вамъ, друзья. Сегодня рокъ судилъ

Вамъ сердцемъ быть и головой отчизны.

Чрезъ васъ она спаслась для жизни вновь.

Пора узнать намъ ваши родъ и званье;

Откройте же, кого мы видимъ въ васъ.

Беларій. Нашъ знатенъ родъ, и родились всѣ трое

Мы въ Камбріи. Нескромно было бъ хвастать

Намъ чѣмъ-нибудь, а потому скажу я

Лишь то, что честны были мы всегда.

Цимбелинъ. Склоните жъ всѣ передо мной колѣни:

(Прикасается къ нимъ мечомъ).

Вы рыцари ⁹³); вамъ имя я даю

Моихъ бойцовъ и назначаю вамъ

Выть при себѣ. Тѣ почести, какія

Приличны званью вашему, дарую

Я также вамъ.

(Входятъ Корнелій и придворныя дямы).

Что значитъ этотъ скорбный,

Смущенный видъ? — Встрѣчаете ль вы горемъ

Побѣды день? — Иль не британцы вы,

А римляне?

Корнелій. Прими, привѣтъ, властитель.

Въ счастливый часъ принесть тебѣ я долженъ

Вѣсть горести: — царица умерла!

Цимбелинъ. Изъ устъ врача всего нежданнѣй слышать

Такую вѣсть… Извѣстно, впрочемъ, вамъ,

Что если врачъ имѣетъ даже средства

Продлить намъ жизнь, то все жъ въ концѣ концовъ

Умретъ и онъ. — Какъ умерла царица

Корнелій. Ужасно, царь! Всю жизнь проживъ безумно,

Она себѣ покоя не нашла

И въ смертный часъ. Жестокая ко всѣмъ

Въ былые дни, она не пощадила

Сама себя въ минуту смерти злой.

Я повторю то, въ чемъ она созналась,

И если ложь промолвитъ мой языкъ

Хоть въ малости — то женщины пустъ эти

Меня поправятъ: всѣ онѣ стояли,

Рыдая горько, близъ одра больной.

Цимбелинъ. Скажи мнѣ все.

Корнелій. Открылась мнѣ царица,

Во-первыхъ, въ томъ, что въ жизнь не любила

Она тебя; что для величья только

Вступила въ бракъ; хотѣла быть женой

Лишь только трона твоего; къ тебѣ же

Всегда питала ненависть.

Цимбелинъ. Объ этомъ

Знать только ей! Когда бъ не передъ смертью

Она созналась въ этомъ — отказался бъ

Повѣрить я; значенья бы не придалъ

Ея словамъ. — Что дальше?

Корнелій. Дочь твою

Она ласкала нѣжно лишь для вида,

На дѣлѣ жъ ей была она противнѣй,

Чѣмъ скорпіонъ, и если бъ не спасла

Себя принцесса бѣгствомъ, то сгубила бъ

Она ее, заставя выпить ядъ.

Цимбелинъ. О, хитрый бѣсъ! утонченный, коварный!

Кто сердце женщинъ можетъ разгадать!

Но дальше что?

Корнелій. Чѣмъ дальше — тѣмъ ужаснѣй.

Созналась мнѣ она, что для тебя

Былъ ею также приготовленъ страшный

Смертельный ядъ; что долженъ былъ сглодать

Твою онъ жизнь неслышно, незамѣтно,

За шагомъ шагъ, незримо и тишкомъ.

А до того она сбиралась рядомъ

Наружныхъ ласкъ, притворныхъ слезъ и вздоховъ

Тебя поймать такъ ловко и хитро,

Что ты невольно поддался бы силѣ

Ея сѣтей и укрѣпилъ твой тронъ

За пасынкомъ. Но злобный этотъ ковъ

Разрушенъ былъ негаданно-нежданно

Тѣмъ, что исчезъ внезапно такъ Клотенъ.

Тогда она въ отчаяньи и злости,

Забывъ свой стыдъ, открылась мнѣ во всемъ,

Со скрежетомъ зубовнымъ сожалѣя,

Что палъ преступный замыселъ ея.

И, такъ скорбя, въ отчаяньи разсталась

Она съ душой.

Цимбелинъ (дамамъ). Такъ слышали вы всѣ?

Дамы. Да, государь!

Цимбелинъ. Глазами не виновенъ

Я тутъ ни въ чемъ: наружностью она

Плѣнила бъ всѣхъ. Въ рѣчахъ ея я слышалъ

Всегда одни правдивыя слова;

Что жъ до души — то, судя по наружѣ,

Ее равно прекрасной я считалъ.

Не вѣрить ей почелъ бы я порокомъ! —

Но дочь!.. О, дочь!.. вотъ долженъ кто меня

Безумцемъ звать! Ея несчастье дало

Ей право думать такъ… Пошлите, боги,

Изъ этихъ бѣдъ счастливый намъ исходъ!

(Входятъ Кай Луцій, Якимо, предвѣщатель и римскіе плѣнные подъ стражей. За ними Постумъ и Иможена въ одеждѣ пажа).

Цимбелинъ. Теперь пришелъ ты, Луцій, не за данью;

Свое ярмо стряхнули бриты съ плечъ.

Пришлось купить однако это счастье

Намъ смертью славной многихъ храбрецовъ.

Родные ихъ горятъ желаньемъ мести

И просятъ насъ, чтобъ въ жертву душамъ близкихъ

Мы принесли захваченныхъ враговъ.

Я слово далъ, и потому готовьтесь

Итти на смерть.

Луцій. Взвѣсь, государь, разумно

Возможныя превратности войны.

Вамъ удалось насъ одолѣть сегодня

Лишь случаемъ. Будь счастье нынче съ нами,

То мы, повѣрь, не стали бы грозить,

Окончивъ бой, несчастнымъ плѣннымъ смертью.

Но если такъ судили божества,

И выкупъ свой мы вамъ заплатимъ жизнью,

То знай, что римлянамъ съ ихъ храбрымъ сердцемъ

Смерть не страшна! Великій Августъ живъ:

Онъ отомститъ… Вотъ все, что я отвѣчу

Вамъ за себя! Съ одной лишь обращусь

Къ тебѣ я съ просьбой: (указывая на Иможену)

Предъ тобою мальчикъ;

Онъ родомъ бритъ; возьми хорошій выкупъ

За жизнь его. Слуги вѣрнѣй и лучше,

Увѣренъ я, не видывалъ никто.

Онъ честенъ, добръ, услужливъ и послушенъ.

Пусть за него передъ тобою, царь,

Помимо просьбъ ходатайствуютъ эти

Всѣ качества: мнѣ отказать, я вѣрю,

Не можешь ты. Хоть, правда, былъ слугой

Онъ римлянамъ, но ни одинъ британецъ

Не тронутъ имъ. Прости его, — казнить же

Вели другихъ.

Цимбелинъ. Я убѣжденъ, что гдѣ-то

Съ нимъ видѣлся. Въ чертахъ его есть что-то

Родное мнѣ. Ты покорилъ мнѣ сердце,

Малютка мой. Я объяснить не въ силахъ

Самъ, почему языкъ мой жаждетъ молвить

Тебѣ: «живи», но просьбы за тебя

Тутъ ни при чемъ: самъ по себѣ хочу я

Дать жизнь тебѣ. Проси у Цимбелина,

Что вздумаешь: готовъ онъ дать тебѣ

Все, что въ его исполнить будетъ власти,

Будь даже то жизнь высшаго изъ всѣхъ,

Попавшихъ въ плѣнъ.

Иможена. Благодарю всѣмъ сердцемъ

Васъ, государь.

Луцій. Ты за меня, я вижу,

Просить намѣренъ, мальчикъ; но на это

Я полномочья не даю тебѣ.

Иможена (Пристально глядя на Якимо).

О, нѣтъ, не то; — другое дѣло надо

Исполнить мнѣ. Я вижу вещь, чей видъ

Для глазъ моихъ ужаснѣй самой смерти.

Просить за жизнь придется вамъ самимъ.

Луцій. Онъ отъ меня, какъ нижу я, отрекся;

Я презрѣнъ имъ. Живутъ не много дней

Тѣ радости, какія можемъ въ жизни

Мы получить отъ женщинъ и дѣтей ⁹⁴).

Чѣмъ онъ смущенъ?

Цимбелинъ. Чего ты хочешь, мальчикъ?

Становишься ты съ каждымъ новымъ мигомъ

Милѣе мнѣ; — такъ пользуйся жъ: проси,

Что вздумаешь. Ты смотришь на него.

Кто онъ? твой другъ? твой родственникъ? Ты хочешь

Его спасти?

Иможена. Онъ — римлянинъ; родствомъ же

Со мной не связанъ болѣе, чѣмъ вы.

Скажу, что къ вамъ я близокъ даже больше,

Какъ подданный.

Цимбелинъ. Такъ почему жъ ты смотришь

Такъ на него?

Иможена. Открыть могу я это

Лишь вамъ однимъ, когда меня согласны

Вы выслушать.

Цимбелинъ. Отъ всей души; вниманьемъ

Я твой вполнѣ… Какъ звать тебя?

Иможена. Фиделій.

Цимбелинъ. Тебя пажомъ я сдѣлаю своимъ;

Считай меня отнынѣ господиномъ

И мнѣ довѣрь безъ страха мысль свою.

(Отходятъ съ Иможеной и говорятъ тихо).

Беларій (смотря на Иможену).

Иль смерть его намъ возвратила вновь?

Арвирагъ. Песчинки двѣ не могутъ быть сходнѣе

Одна съ другой, чѣмъ сходенъ этотъ мальчикъ

Съ Фиделіемъ, — съ тѣмъ мальчикомъ, чью смерть

Мы видѣли! Что скажешь?

Гвидерій. Мертвый сталъ

Опять живымъ.

Беларій. Тсс… будемъ осторожны.

На насъ троихъ онъ даже не взглянулъ.

Знавалъ я случаи, что люди были

Другъ съ другомъ схожи такъ. Когда бы это

Былъ точно онъ — навѣрно онъ бы съ нами

Заговорилъ.

Гвидерій. Но видѣли его

Вѣдь мертвымъ мы.

Беларій. Молчи, молчи и слушай.

Пизаній (тихо). Она жива: — узналъ я Иможену.

О, если такъ, то пусть идетъ все дѣло

Къ добру иль худу, какъ велитъ судьба.

(Цимбелинъ и Иможена приближаются).

Цимбелинъ. Встань близъ меня и говори открыто,

Что хочешь ты. (Якимо). Эй, подойди сюда!

Отвѣтить долженъ мальчику правдиво

Ты все, о чемъ ни спроситъ онъ, иначе —

Клянусь моею честью и вѣнцомъ —

Мы пыткою въ твоихъ словахъ отдѣлимъ

Отъ правды ложь. (Иможенѣ).

Ты можешь говорить.

Иможена. Узнать желаю я, откуда добылъ

Онъ то кольцо, которое такъ ярко

Блеститъ на немъ?

Постумъ (тихо). Что до кольца ему?

Цимбелинъ. Ты слышалъ ли? Откуда этотъ перстень,

И какъ его успѣлъ ты получить?

Якимо. Грозишь ты, царь, мнѣ пыткой за молчанье;

Такъ знай, что пыткой будутъ для тебя

Мои слова.

Цимбелинъ. Какъ! Пыткой мнѣ? Что значитъ

Такая рѣчь?

Якимо. Я радъ, что силой вы

Мое хотите вынудить признанье:

Затѣмъ, что пыткой было бъ для меня

Его таить. Успѣлъ я низкимъ средствомъ

Достать кольцо. Владѣлъ имъ Леонатъ,

Изгнанникъ тотъ, котораго въ глаза

Я, царь, тебѣ назвать обязанъ лучшимъ

Изъ всѣхъ людей (какъ ни прискорбно будетъ

Тебѣ услышать это), — не жилъ въ свѣтѣ,

Повѣрь, никто межъ небомъ и землей

Честнѣй его… Ты хочешь, чтобъ открылъ

Я все тебѣ?

Цимбелинъ. Все, все, что только знаешь.

Якимо. Я исхожу кровавыми слезами,

Чуть вспомню дочь прелестную твою.

Мутится умъ при этой скорбной мысли…

Мнѣ дурно, царь… дай мнѣ собраться съ силой…

Цимбелинъ. Сказалъ ты — дочь?.. Что съ ней? Пріиди въ себя,

Живи, живи, пока велитъ природа,

Лишь тайны въ гробъ не уноси своей!

Опомнись, встань… Что дальше?

Якимо. Были въ Римѣ

Однажды мы — будь проклятъ звонъ, пробившій

Тотъ страшный часъ!.. будь проклятъ домъ, въ которомъ

Мы собрались!.. — Сидѣли мы за пиромъ

(О, для чего не подали отравы,

Намъ вмѣсто блюдъ, хоть только для меня!), —

Постумъ сидѣлъ задумчивый и грустный.

(Онъ слишкомъ чистъ былъ для бесѣды съ шайкой

Такихъ людей; въ кругу бы самыхъ лучшихъ

Онъ лучшимъ былъ!). Сидя въ молчаньи, слушалъ

Онъ росказни, какъ, хвастая предъ нимъ,

Мы итальянскихъ славили красотокъ.

Не превзошелъ бы лучшій краснобай

Той болтовни, въ какую мы вдались,

Чтобъ ихъ хвалить. Мы по сравненью съ ними

Ничтожными готовы были счесть

Минервы станъ иль дивный ликъ Венеры ⁹⁵),

Красотъ безцѣнныхъ этихъ, въ чьихъ чертахъ

Рѣзецъ сталъ выше, чѣмъ сама природа! —

Все, что плѣняетъ въ женщинѣ мужчину,

Мы разбирали тонко, съ увлеченьемъ,

Какъ выставленный въ лавкѣ на показъ

Товаръ, какимъ, извѣстно, увлекаютъ

Мужчинъ сильнѣй всего.

Цимбелинъ. Скорѣе къ дѣлу!

Безъ болтовни: я весь горю огнемъ.

Якимо. Для злыхъ вѣстей найдете слишкомъ краткимъ

Вы всякій срокъ… Постумъ, сознаньемъ гордый,

Что онъ любимъ, и что высоко слишкомъ

Стоитъ его любовь, вмѣшался также

Въ нашъ разговоръ. Оспаривать не сталъ

Онъ нашихъ словъ, но съ простотой, въ которой

Звучало чувство правды, намъ представилъ

Онъ образъ той, чьи взоры покорили

Его навѣкъ — и, боги! какъ ничтожна

Вдругъ показалась наша болтовня

Предъ тѣмъ, что намъ онъ разсказалъ безъ всякихъ

Пустыхъ прикрасъ! Кухарками признать

Должны мы были нашихъ всѣхъ красавицъ,

Себя же счесть за глупыхъ простаковъ.

Цимбелинъ. Въ чемъ суть? скорѣй!..

Якимо. Суть въ томъ, что ваша дочь

Честнѣе всѣхъ!.. Онъ описалъ ее

Столь чистою, что передъ ней Діану

Могли бы счесть мы полной страстныхъ думъ.

И я — ничтожество — вступить задумалъ

Съ нимъ въ дерзкій споръ! Въ закладъ поставить я

Задумалъ горсть червонцевъ противъ перстня,

Который онъ достойно такъ носилъ.

Я утверждалъ, что запятнаю честь

Его жены и выиграю перстень,

Вступивъ съ ней въ связь… Онъ, рыцарь безъ упрека,

Всѣмъ сердцемъ вѣря въ честь своей жены,

(Въ чемъ я позднѣй увѣрился и самъ

Изъ опыта) согласье далъ сейчасъ же

На мой закладъ… Не усумнился бъ онъ,

Увѣренъ я, такъ поступить, будь даже

Карбункуломъ безцѣннымъ перстень тотъ

Изъ лучезарной колесницы Ѳеба

И стоилъ бы одинъ дороже прочей

Всей упряжи… Я поскакалъ немедля

Въ Британію, чтобъ выполнить мой черный,

Злой умыселъ… Вы помните, какъ я

Явился къ вамъ, гдѣ мнѣ умѣла дать

Святая ваша дочь урокъ, который

Мнѣ показалъ, что не должны любовь

Мы смѣшивать съ развратомъ… Цѣли я

Достичь не могъ, но тѣмъ сильнѣй зардѣлся

Мой страстный пылъ!.. Горячій итальянецъ,

Столкнулся я съ британской чистотой,

И тутъ-то мысль пришла мнѣ сдѣлать низкій

Поступокъ мой. Рѣшилъ я взять свое

Хоть чѣмъ-нибудь!.. Короче, я вернулся

Обратно въ Римъ съ такимъ запасомъ лжей,

Что Леонатъ могъ ими быть сведенъ

Совсѣмъ съ ума и, такъ или иначе,

Повѣрить долженъ былъ, что честь и вѣрность

Его жены погибли навсегда.

Я описалъ ему подробно спальню,

Картины стѣнъ и наконецъ представилъ

Ея браслетъ, который добылъ средствомъ,

Какимъ — объ этомъ нужно умолчать.

Въ концѣ жъ концовъ я сообщилъ Постуму

Такой секретъ, касавшійся до чести

Его жены, что онъ, увѣрясь точно

Въ томъ, что секретъ извѣстенъ этотъ мнѣ,

Былъ долженъ самъ безспорно убѣдиться

Въ ея грѣхѣ!.. Мнѣ кажется, я вижу

Его лицо.

Постумъ (выступая). Его ты видишь точно,

Коварный, злобный итальянскій бѣсъ!

О, пусть зовутъ теперь мнѣ въ наказанье

Бѣды и зло, какими рокъ казнитъ

Злодѣевъ всѣхъ въ прошедшемъ, настоящемъ

И будущемъ!.. Глупецъ я легковѣрный!

Убійца злой!.. Ножи, веревки, адъ

Готовьте мнѣ! Судей сюда зовите!

Утонченныхъ наймите палачей

Пытать меня!.. Злодѣй я, предъ которымъ

Должно казаться чистымъ все, что въ свѣтѣ

Есть худшаго!.. Да, я Постумъ! Тотъ самый,

Что умертвилъ злодѣйски дочь царя!

Нѣтъ, впрочемъ, лгу!.. убилъ ее не я.

Бездѣльникъ самъ — я поручилъ убійство

Бездѣльнику, честнѣйшему, чѣмъ самъ.

Онъ, святотатецъ, умертвилъ принцессу!..

Чертогомъ дивнымъ правоты святой

Была она!.. святѣй, чѣмъ даже святость!..

Бросайте грязь и камни на меня!

Цѣпныхъ собакъ терзать меня спустите!..

Пускай клеймятъ названьемъ Леоната

Мерзавцевъ всѣхъ: — грѣхи ихъ не сравнятся

Съ моимъ… О, Иможена! радость!

Моя жена! властительница! жизнь!

Зову, зову тебя!.. О, Иможена…

Иможена (приближаясь). Приди въ себя и выслушай, взглянувъ.

Постумъ. Какъ!.. шутишь ты?.. Иль я тебѣ глумиться

Дамъ надъ собой, мальчишка, дерзкій пажъ!..

Такъ вотъ тебѣ (Грубо ее толкаетъ. Иможена падаетъ безъ чувствъ. Пизаній бросается къ ней).

Пизаній. Принцессѣ помогите

И я, и вы! — вѣдь слуги ей мы всѣ!

О, вотъ когда успѣлъ Постумъ ты точно

Ее убить… Скорѣй, скорѣй спѣшите

На помощь ей… О, добрая принцесса!

Цимбелинъ. Не міръ ли сталъ кружиться предо мной?

Постумъ. Какимъ тяжелымъ пораженъ я бредомъ?

Пизаній. Очнитесь, встаньте!

Цимбелинъ. Если, боги, вы

Судили такъ, то, значитъ, поразить

Меня хотите счастьемъ вы до смерти.

Пизаній. Принцесса, лучше ль вамъ?

Иможена (приходя въ себя). Прочь съ глазъ, злодѣй!

Ты далъ мнѣ ядъ; — дышать тебѣ не мѣсто

Въ такомъ кругу.

Цимбелинъ. То голосъ Иможены…

Пизаній. Пускай меня сразятъ громами боги ⁹⁶),

Когда я самъ не почиталъ цѣлебнымъ

Лѣкарство то, какое вамъ вручилъ.

Я получилъ его отъ королевы.

Цимбелинъ. Еще секретъ…

Иможена. Я выпила отраву.

Корнелій. О, небеса! забылъ я разсказать

Еще одно признанье королевы.

Оно должно Пизанія спасти.

«Коль скоро онъ, — такъ молвила царица, —

Успѣлъ поднесть принцессѣ мой составъ,

То этимъ онъ ей услужилъ, какъ крысѣ».

Цимбелинъ. Скажи яснѣй, что значитъ эта рѣчь?

Корнелій. Меня не разъ просила королева,

Чтобъ далъ я ей опасный, сильный ядъ.

Она узнать хотѣла непремѣнно,

Какъ можетъ онъ по дѣйствовать на кошекъ,

Собакъ, мышей и вообще на тварей,

Не нужныхъ намъ… Я, заподозрѣвъ въ ней

Иной, опасный умыселъ, составилъ

Ей снадобье, которое лишаетъ

Насъ чувствъ и силъ лишь на короткій срокъ,

А вслѣдъ затѣмъ къ сознанью будитъ снова.

Ужъ не его ль случилось вамъ принять?

Иможена. Я думаю: — меня сочли умершей.

Беларій. Вотъ, дѣти, гдѣ разгадку мы нашли.

Гвидерій. Сомнѣнья нѣтъ: — предъ нами нашъ Фиделій.

Иможена (Постуму). Зачѣмъ жену хотѣлъ отвергнуть ты?

(Обнимая его).

Представь себѣ, что на крутомъ обрывѣ.

Съ тобою насъ поставила судьба:

Ужели вновь ты сдѣлала бъ попытку

Меня столкнуть?

Постумъ. Виси на мнѣ, какъ плодъ

На- деревѣ, покуда сила жизни

Таится въ немъ.

Цимбелинъ. Дитя мое! Тебѣ

Вѣдь я отецъ! Ужель одинъ я буду

Здѣсь зрителемъ? Ужель ты слова ласки

Не скажешь мнѣ?

Иможена (преклоняя колѣни). Благослови, родитель.

Беларій. Ну, дѣти, ясно стало мнѣ теперь,

За что такъ крѣпко полюбили оба

Вы мальчика: — причины не искать.

Цимбелинъ. Пусть на тебя мои прольются слезы

Святой водой… Ты знаешь, что твоя

Скончалась мать.

Иможена. Мнѣ горько это слышать.

Цимбелинъ. Она была во многомъ виновата

Передъ тобой. Изъ-за нея пришлось

Намъ встрѣтиться такъ странно и печально…

Куда-то вдругъ нежданно вѣдь исчезъ

И сынъ ея.

Пизаній. Открою вамъ безъ страха

Теперь я- все. Едва принцесса скрылась —

Ко мнѣ съ мечомъ и съ пѣной на губахъ

Пришелъ Клотенъ. Меня убить онъ клялся,

Когда бъ открыть я отказалъ ему

Ея убѣжище. На счастье было

Тогда со мной Постумово письмо,

Въ которомъ принцъ прочелъ, что Иможена

Должна была отправиться въ Мильфордъ.

Тогда Клотенъ, совсѣмъ пришедши въ ярость,

Меня заставилъ силой дать ему

Постума плащъ и бросился безумно

Искать принцессу въ горы съ цѣлью злой

Похитить честь ея хотя бъ насильно.

Что дальше было съ нимъ — о томъ не слышалъ

Ни слова я.

Гвидерій. Я кончу твой разсказъ:

Онъ мной убитъ.

Цимбелинъ. Да защитятъ насъ боги!..

Ужели я за подвиги твои

Тебя обречь позорной долженъ казни?

Нѣтъ, нѣтъ, отважный юноша, возьми

Назадъ твои слова.

Гвидерій. Убилъ Клотена

Я, какъ сказалъ.

Цимбелинъ. Вѣдь онъ былъ принцъ!..

Гвидерій. Невѣжа

Онъ былъ и дрянь! Своей породы царской

Не обличилъ онъ предо мной ничѣмъ.

Меня на бой онъ звалъ съ такою бранью,

Что если бъ море вздумало ревѣть

Такъ на меня — то я возсталъ бы даже

И на море. — Я отрубилъ ему

Съ плечъ голову и радъ, что не пришлось

Ему предъ всѣми хвастаться, что сдѣланъ

Онъ то же и со мной.

Цимбелинъ. Какъ мнѣ ни горько

Такую слышать рѣчь — но самъ ты этимъ

Сказалъ свой смертный приговоръ: законъ

Тебя казнитъ.

Иможена. Я, значитъ, приняла

Клотена трупъ за моего Постума.

Цимбелинъ. Пускай его въ оковахъ уведутъ

Прочь съ глазъ моихъ.

Беларій. Остановись, властитель!

Живой славнѣй, чѣмъ тотъ, кто имъ убитъ.

По роду онъ съ твоимъ сравнится саномъ;

Его права назвать тебя отцомъ

Сильнѣе правъ Клотеновъ цѣлой шайки.

(Стражѣ). Оковы прочь!.. — родились эти руки

Не для цѣпей.

Цимбелинъ. Старикъ! Что это значитъ?

Илъ хочешь ты навлечь монаршій гнѣвъ

И тѣмъ себя лишить твоей награды

За подвиги? Какъ смѣлъ промолвить ты,

Что можетъ онъ со мной равняться саномъ?

Арвирагъ. Увлекся онъ…

Цимбелинъ (Гвидерію). А ты умрешь за это.

Беларій. Умремъ мы всѣ, но пусть узнаетъ царь,

Что изъ троихъ, насъ здѣсь стоящихъ, двое

Равны ему породою своей.

Открыть про васъ я долженъ, дѣти, тайну,

На зло себѣ, зато на счастье вамъ.

Арвирагъ. Гдѣ зло тебѣ — тамъ мы погибнемъ оба.

Гвидерій. Равно съ тобой и счастье раздѣлимъ,

Беларій. Ну, если такъ вы разсудили оба

То слушайте. — Служилъ когда-то, царь

Тебѣ слуга, по имени Беларій.

Цимбелинъ. Что до него? Онъ былъ измѣнникъ низкій

И изгнанъ мной.

Беларій. Онъ старъ, какъ я, и точно

Провелъ свой вѣкъ въ изгнаньи; но чтобъ былъ

Измѣнникомъ — объ этомъ я не слышалъ.

Цимбелинъ (указывая на Гвидерія).

Эй, взять его! Не купитъ онъ спасенья

За цѣлый міръ.

Беларій. Не будь въ рѣшеньяхъ скоръ;

Мнѣ заплати сперва за воспитанье

Твоихъ дѣтей, а тамъ бери, пожалуй,

Что далъ, назадъ.

Цимбелинъ. Платить за воспитанье

Моихъ дѣтей?

Беларій. Быть-можетъ, дерзокъ я —

Такъ вотъ смотри: я преклонилъ колѣни,

Чтобъ вознести передъ тобою этимъ

Моихъ дѣтей — а тамъ безъ разговоровъ

Пошли на смерть отжившаго отца.

Меня отцомъ всегда считали эти

Два мальчика, но знай, что оба чужды

По крови мнѣ… Твои они, о, царь,

Два отпрыска, и въ жилахъ ихъ твоя

Струится кровь.

Цимбелинъ. Моя въ нихъ кровь?..

Беларій. Да, царь!

Они твои такія жъ точно дѣти,

Какъ сыномъ былъ ты твоего отца.

Что до меня — я изгнанный Беларій,

Старикъ Морганъ… Изъ прихоти меня

Ты покаралъ; мою измѣну самъ

Ты выдумалъ; наказанъ былъ тобою

` Безвинно я, и зло ошибки вынесъ

Лишь я одинъ!.. А что до юныхъ принцевъ

(Затѣмъ, что этихъ мальчиковъ должны

Такъ звать мы всѣ) — то оба были мною

Похищены изъ дома у тебя

Тому назадъ ужъ двадцать лѣтъ… Обоихъ

Я воспиталъ, какъ могъ и какъ умѣлъ.

А былъ ли я на что-нибудь способенъ —

Ты знаешь самъ… Изъ дома унесла

Твоихъ дѣтей ихъ нянька Еврифила,

За что на ней женился я потомъ.

Ее подвигъ я на такое дѣло,

Чтобъ отомстить за то, что наказанью

Меня подвергъ ты ранѣе, чѣмъ сталъ

Виновнымъ я… Въ измѣнѣ обвиненный,

Я отплатилъ измѣною тебѣ…

Чѣмъ для тебя страшнѣй была потеря,

Тѣмъ больше я стараній приложилъ,

Чтобъ ихъ украсть. Но вотъ они, — бери

Дѣтей назадъ… Отдавши ихъ, теряю

Я милыхъ двухъ сподвижниковъ моихъ.

Да окропятъ своимъ благословеньемъ

Ихъ небеса, какъ чистою росой!

Они занять достойны въ небѣ мѣсто

Двухъ свѣтлыхъ звѣздъ.

Цимбелинъ. Словами плачешь ты!

Все то, что вы втроемъ свершили нынче,

Еще чуднѣй твоихъ чудесныхъ словъ.

Когда дѣтей, которыхъ я лишился,

Въ нихъ возвратить рѣшила мнѣ судьба,

То пожелать я самъ не могъ бы лучшихъ

Двухъ сыновей.

Беларій. Такъ слушай же еще:

Вотъ тотъ, кого назвалъ я Полидоромъ.

Онъ подлинно родной твой сынъ, Гвидерій;

А вотъ смотри твой младшій сынъ Кадвалъ,

Принцъ Арвирагъ. Онъ былъ завернутъ въ плащъ,

Весь вышитый руками королевы;

Его могу я принести сейчасъ.

Цимбелинъ. Имѣлъ на шеѣ, помню я, Гвидерій

Родимый знакъ; онъ съ виду былъ похожъ

На звѣздочку кроваваго оттѣнка.

Беларій. Отмѣченъ былъ намѣренно рукой

Природы онъ. Значокъ счастливый этотъ

Позволитъ намъ узнать его теперь.

Цимбелинъ. Мнѣ родились внезапно, значитъ, трое

Родныхъ дѣтей ⁹⁷). Не радовалась мать

Такъ никогда минутѣ разрѣшенья.

(Гвидерію и Арвирагу).

Да ниспошлетъ благословенье небо

Обоимъ вамъ! Проживъ такъ много лѣтъ

Вдали среды, сужденной вамъ рожденьемъ ⁹⁸),

Явились вы, чтобъ царствовать теперь

Въ родной странѣ… Но потерять должна,

Увы, теперь престолъ свой Иможена.

Иможена. Нѣтъ, государь: — нашла два міра я

Взамѣнъ того… О, дорогіе братья!

Свела насъ вновь счастливая судьба;

Но я была въ словахъ правдивѣй съ вами,

Чѣмъ вы со мной: сестру вы звали братомъ

А я, сестра, какъ должно, назвала

Васъ братьями.

Цимбелинъ. Какъ! — развѣ вы встрѣчались?

Арвирагъ. Да, государь.

Гвидерій. И полюбили сразу

Другъ друга всѣ. Такъ было до минуты,

Когда ее умершей мы сочли.

Корнелій. Царицы ядъ былъ этому причиной.

Цимбелинъ. Могло ли быть предчувствіе чуднѣй?

Когда жъ о всемъ узнаю я подробно?

Изъ быстрыхъ словъ, какія слышалъ я,

Понятно мнѣ, что есть, о чемъ вамъ много

Поразсказать. (Иможенѣ). Гдѣ ты жила, и какъ

На службу взять тебя могъ плѣнный Луцій?

Гдѣ съ братьями своими ты сошлась?

Зачѣмъ свой домъ покинула внезапно?

Отвѣть на все. (Беларію и сыновьямъ).

А вы должны всѣ трое

Намъ разсказать, что побудило васъ,

Придя сюда, принять участье въ битвѣ,

Равно и всѣ подробности, какія

Отъ васъ узнать мы захотимъ еще.

Но, впрочемъ, здѣсь разспрашивать не мѣсто

И часъ не тотъ. — Смотрите, вотъ Постумъ:

За Иможену держится съ восторгомъ,

Какъ якорь, онъ; она же на него,

На насъ на всѣхъ, на братьевъ и на Кая

Изъ свѣтлыхъ глазъ потоки мечетъ искръ,

Какъ молній рядъ, но молній безопасныхъ.

Такой огонь приноситъ только радость,

И тѣмъ же ей мы отвѣчаемъ всѣ.

Идемте въ храмъ; воскуримъ дымъ кадильный

До сводовъ въ немъ. (Беларію). А ты считайся братомъ

Мнѣ навсегда.

Иможена. А мнѣ вторымъ отцомъ.

Могла достичь до нынѣшняго счастья

Благодаря тебѣ вѣдь только я!

Цимбелинъ. Всѣ веселы; ждетъ горе только плѣнныхъ;

Такъ пусть прольется милость и на нихъ.

Хочу я имъ въ восторгѣ нашемъ общемъ

Доставить часть.

Иможена (Луцію). Я услужила вамъ,

Какъ видите еще, достойный Луцій.

Луцій. Пошли вамъ небо счастье навсегда.

Цимбелинъ. Какъ кстати былъ теперь бы между нами

И тотъ храбрецъ, который дрался въ битвѣ

Такъ доблестно. Его бы наградить

Умѣлъ король.

Постумъ (выступая). Тотъ воинъ — я; — сражаясь,

Одѣлся я умышленно въ одежду

Простого бѣдняка. Я этимъ средствомъ

Преслѣдовалъ намѣченную цѣль;

Но то былъ я дѣйствительно. Вамъ можетъ

О томъ сказать Якимо; онъ лежалъ

Во прахѣ предо мной и тѣмъ, что живъ,

Обязанъ мнѣ.

Якимо (преклоняя колѣни). И предъ тобой склоняюсь

Вторично я, хотя не мечъ сразилъ

Меня теперь, но собственная совѣсть.

Я жизнь мою, покрытую стыдомъ,

Отдать тебѣ готовъ по доброй волѣ.

Но возвратить сначала долженъ я

Тебѣ кольцо съ браслетомъ той вѣрнѣйшей

Изъ всѣхъ принцессъ, какія лишь клялись

Въ любви и вѣрности.

Постумъ. Не преклоняйся.

Власть надъ тобой я выкажу пощадой,

А месть — забвеньемъ прошлаго грѣха.

Ты будешь жить; но поступай съ другими

Честнѣй впередъ.

Цимбелинъ. Достойный приговоръ!

Нашъ зять намъ далъ примѣръ великодушья,

А потому мы изрекаемъ сами

Прощенье всѣмъ.

Арвирагъ (Постуму). Ты помогалъ намъ въ битвѣ,

Какъ будто былъ намъ точно кровный братъ;

Такъ будь же имъ.

Постумъ. Слугой навѣки, принцы,

Я буду вамъ. (Луцію). Тебя жъ, воитель Рима,

Я попрошу велѣть сюда призвать

Гадателя… Явился нынче ночью

Юпитеръ мнѣ. Сошелъ съ небесной тверди

Онъ на орлѣ, и съ нимъ явились духи

Моихъ умершихъ близкихъ. Пробудясь,

Я на груди своей увидѣлъ книгу

Съ чертами столь таинственныхъ письменъ,

Что я не могъ уразумѣть ихъ смысла

Пусть мудрый мужъ свое покажетъ знанье,

Прочтя ихъ намъ.

Луцій. Гдѣ Филармоній?

Предвѣщатель. Здѣсь.

Луцій. Скажи, прочтя, что можетъ это значить?

Предвѣщатель (читаетъ): «Когда львенокъ будетъ, самъ того не ожидая, обнять струей нѣжнаго воздуха; когда вѣтви, отсѣченныя отъ могучаго кедра и много лѣтъ считавшіяся умершими, оживутъ, чтобъ прирасти къ своему родному стволу, и зазеленѣютъ снова — тогда кончатся страданія Постума, и счастливая Британія зацвѣтетъ для мира и благополучія».

Тотъ львенокъ — Леонатъ, — мнѣ говоритъ

Его такъ имя: Leo natns значитъ —

Рожденный львомъ. Воздушною струей

Должны признать мы дочь твою, властитель.

Изъ слова mollis aer — нѣжный воздухъ

Возникло слово mullier, что значитъ

Жена иль женщина. Она, согласно

Съ тѣмъ, что сказалъ оракулъ, обняла

При насъ при всѣхъ нежданно здѣсь Постума.

Цимбелинъ. Тутъ точно есть, я вижу, тайный смыслъ.

Предвѣщатель. Могучій кедръ — ты, славный Цимбелинъ;

Твои жъ сыны — отсѣченныя вѣтви.

Считали ихъ въ теченье многихъ лѣтъ

Мы мертвыми, съ тѣхъ поръ, когда Беларій

Похитилъ ихъ; — теперь, воспрянувъ къ жизни,

Они сраслись съ могучимъ кедромъ вновь,

Суля странѣ довольство, миръ и счастье.

Цимбелинъ. Да будетъ такъ, и съ мира мы начнемъ!

Хотя побѣду праведные боги

Послали намъ, но подчиняюсь я

Вновь Цезарю. Ты, Луцій, передашь

Ему о томъ. Ту дань, какую мы

Платили вамъ доселѣ, будемъ также

Платить и впредь. Мы отказали въ ней

Лишь по совѣтамъ злобной королевы,

За что судьбы тяжелая рука

Послала ей погибель вмѣстѣ съ сыномъ.

Предвѣщатель. Рукой боговъ настроена была

Гармонія свершившагося мира!

Едва потухъ свирѣпый пылъ войны,

Запретный смыслъ чудеснаго явленья,

Которое предъ битвой объяснялъ

Я Луцію — успѣлъ ужъ оправдаться.

Я видѣлъ сонъ, что римскій нашъ орелъ,

Изъ горныхъ странъ паря въ страну восхода,

Исчезъ въ сіяньи солнечныхъ лучей.

Понятенъ смыслъ: орелъ тотъ былъ нашъ Цезарь,

И съ нимъ союзъ связалъ вновь Цимбелинъ,

Чей славный тронъ сверкаетъ на востокѣ.

Цимбелинъ. Хвала богамъ! Волнами ѳиміама

Почтимъ мы ихъ съ священныхъ алтарей ⁹⁹).

Объявятъ пусть всѣмъ подданнымъ о мирѣ.

Идемъ домой. — Со стягомъ славнымъ Рима

Британскій дружно вѣять будетъ стягъ.

Направимъ мы по улицамъ столицы

Свои шаги къ Юпитеру во храмъ.

Скрѣпимъ тамъ миръ; — ни разу свѣтъ не видѣлъ,

Чтобъ люди миръ такъ заключали вдругъ,

Не смывъ слѣда кровавой распри съ рукъ.

ПРИМѢЧАНІЯ.

1. Цимбелинъ напечатанъ въ первый разъ въ in folio 1623 года. Текстъ раздѣленъ на акты и на сцены, чего мы не встрѣчаемъ въ нѣкоторыхъ другихъ пьесахъ, и вообще напечатанъ лучше многихъ пьесъ этого паданія.

2. Переведено буквально — «our bloods no more obey the heavens», т.-е. наша кровь не болѣе повинуется небесамъ. Смыслъ этой фразы подвергался многимъ толкованіямъ. Уарбёртонъ подъ словомъ"небеса" понималъ погоду и объяснялъ смыслъ тѣмъ, что состояніе нашего здоровья (крови) зависитъ отъ погоды. Другіе комментаторы (Ганмеръ) замѣняли слово «blood» — кровь, словомъ «looks» — взгляды, т.-е. что мы съ покорностью смотримъ на небеса. Мнѣ кажется, буквальный смыслъ понятенъ и безъ разъясненій, если подъ словомъ blood — кровь понять наше тѣло и плоть, т.-е. самихъ себя. Тогда смыслъ будетъ, что мы (т.-е. люди) не такъ покорны волѣ неба, какъ… и т. д. Переводъ сдѣланъ въ этомъ смыслѣ.

3. Въ подлинникѣ: «to bad for bad report», т.-е. буквально: онъ слишкомъ дуренъ даже для дурныхъ случаевъ.

4. Въ подлинникѣ: «I do extend bim», т.-е. я растягиваю его, — въ смыслѣ: развертываю предъ глазами хорошія его качества.

5. Кассибеланъ, сынъ Люда, короля южной Британіи, счастливо отразилъ нападеніе римлянъ при Юліѣ Цезарѣ, но при его племянникѣ, Тенанціѣ, счастье обратилось противъ британцевъ, и они были принуждены платить римлянамъ дань. Цимбелинъ былъ сыномъ Тенанція.

6. Имя Posthumus значитъ — позднѣйшій. Въ этомъ намекъ, что Постумъ былъ рожденъ послѣ смерти отца. Leonatus — рожденный львомъ.

7. Представляется страннымъ, какъ придворный Цимбелина могъ не знать семейнаго положенія своего короля и разспрашиваетъ о его дѣтяхъ. Подобныхъ мелочныхъ несообразностей можно, впрочемъ, встрѣтить у Шекспира множество.

8. Въ подлинникѣ: «and I shall here abide the hourly shot of angry eyes», т.-е. буквально: я буду здѣсь ждать выстрѣла гнѣвныхъ глазъ.

9. Намекъ на то, что для выдѣлки чернилъ употреблялась бычья желчь.

10. Буквальный смыслъ подлинника здѣсь недовольно ясенъ. — «I never do him wrong, but he does buy my injuries to be friends», т.-е. подстрочно: я ему (королю) никогда не дѣлала зла, но онъ и мои оскорбленія покупаетъ, какъ добрыхъ друзей.

11. Въ подлинникѣ сказано просто: «in Afric», т.-е. въ Африкѣ; но смыслъ безъ сомнѣнія тотъ, что Иможена желаетъ Постуму сразиться съ Клотеномъ тамъ, гдѣ никто имъ не помѣшаетъ, т.-е. въ пустынномъ мѣстѣ, въ противоположность дворцу Цимбелина, гдѣ сражающихся розняли придворные. Редакціи перевода приданъ этотъ смыслъ. Иного объясненія этого темнаго мѣста сдѣлано не было.

12. Въ подлинникѣ: «we had very many there could behold the sun with as firm eyes as he», т.-е. буквально: у насъ было много людей, которые могли смотрѣть на солнце такъ же прямо, какъ онъ. Это присловье равнозначуще съ употребленнымъ въ редакціи перевода. Соотвѣтственной поговорки по-русски нѣтъ.

13. Въ подлинникѣ: «you are а friend and therein the wiser», т.-е. буквально: вы другъ и потому благоразумны. Уарбертонъ полагалъ слово другъ (friend) здѣсь неимѣющимъ смысла и предлагалъ замѣнить его выраженіемъ: — «afraid», т.-е. вы испуганы. Но мнѣ кажется, что и буквальный смыслъ совершенно понятенъ, если слову другъ придать смыслъ: близкій человѣкъ. Тогда фраза будетъ значить: вы, какъ близкій человѣкъ дѣлу, говорите о немъ съ благоразумною осторожностью.

14. Королева, говоря, что она хочетъ испробовать ядъ на существахъ, не стоящихъ быть повѣшенными, прибавляетъ въ скобкахъ — «but none human», т.-е. но не людскихъ (подразумѣвается существахъ). Очень можетъ быть, что подъ этимъ выраженіемъ подразумѣваются рабы, жизнь которыхъ, по тогдашнихъ понятіямъ, совершенно зависѣла отъ воли господъ.

15. Въ подлинникѣ: «the Arabian bird», т.-е. аравійская птица (фениксъ).

16. Въ подлинникѣ къ слову: французъ прибавлено выраженіе — «an eminent monsieur», т.-е. знатный господинъ. Французское слово: monsieur, будучи сохранено въ редакціи русскаго перевода, придало бы ему комическій оттѣнокъ, какого нѣтъ въ подлинникѣ. Тогда было въ модѣ пестрить разговорную англійскую рѣчь иноземными итальянскими и французскими словами.

17. Въ подлинникѣ: «what both you spur and stop», т.-е. буквально: то, о чемъ вы вмѣстѣ говорите и останавливаетесь.

18. Въ подлинникѣ: «should I slaver with lips», т.-е. буквально: неужели бы сталъ я слюнить губами (въ смыслѣ цѣловать).

19. Въ изданіи in folio напечатано: «that play with all infirmities for gold», т.-е. буквально: играющихъ (въ смыслѣ рискующихъ получить) на всевозможныя болѣзни за золото. Колльеръ въ своемъ исправленномъ по замѣткамъ найденнаго имъ стариннаго экземпляра ставитъ вмѣсто слова «play» — «рау», и тогда смыслъ фразы будетъ: которыя платятъ болѣзнями за золото. Такая перемѣна едва ли улучшаетъ текстъ, и потому въ редакціи перевода удержанъ первый смыслъ.

20. Въ подлинникѣ: «should he make you live betwixt cold sheets», т.-е. буквально: неужели бы онъ заставилъ васъ спать между холодными простынями.

21. По in folio: «I condemn my ears», т.-е., я произношу приговоръ моимъ ушамъ. — Колльеръ вмѣсто «condemn» ставитъ слово «contemn» — и тогда смыслъ будетъ: я презираю мои уши, или «стыдъ моимъ ушамъ». Такое толкованіе дѣйствительно упрощаетъ смыслъ фразы и потому принято для редакціи перевода.

22. Въ подлинникѣ: «the love I bear him made me to fan you thus, but the gods made you chaff-less», т.-е. буквально: любовь къ нему побудила меня провѣять васъ такимъ образомъ, но боги создали васъ безъ мякины.

23. Въ этой пьесѣ имена Галліи и Франціи употребляются безразлично. Послѣднее, конечно, анахронизмъ. Такихъ географическихъ анахронизмовъ у Шекспира множество.

24. Въ этой репликѣ дворянинъ употребляетъ слово «crop», т.-е. стричь или обрубать, что нѣкоторые переводчики понимаютъ буквально и переводятъ слова дворянина: «ему бы не слѣдовало обрубать имъ ушей». — Я полагаю, что смыслъ именно тотъ, какой приданъ редакціи перевода, такъ какъ до дѣйствительно отрубленныхъ ушей въ игрѣ Клотена съ дворянами едва ли могло дойти.

25. Намекъ на то, что шапки шутовъ и придворныхъ дураковъ украшались пѣтушьимъ гребнемъ.

26. Въ подлинникѣ игра словъ: первый дворянинъ называетъ прибывшаго ко двору: «stranger», т.-е. чужестранецъ, а второй называетъ самого Клотена «Strange fellow», что значитъ: странный человѣкъ (въ переносномъ смыслѣ: недальній или глупый) и остритъ на его счетъ, говоря, что удивительно, если бъ онъ зналъ о прибытіи чужестранца (stranger), будучи идіотомъ (strange) самъ.

27. Намекъ на исторію Тарквинія, обезчестившаго супругу Коллатина, Лукрецію, къ которой онъ точно также пробрался ночью. Исторія эта разработана Шекспиромъ въ поэмѣ того же имени.

28. Въ подлинникѣ Якимо называетъ сонъ — «ape of death», т.-е. обезьяна смерти.

29. Разсказъ «Прогній и Филомела» помѣщенъ въ шестой книгѣ Овидіевыхъ превращеній.

30. Колесница ночи изображалась запряженной драконами, вслѣдствіе того, что змѣи спятъ съ открытыми глазами и потому считались эмблемой бодрствованія.

31. Стивенсъ полагаетъ, что пѣсня эта сочинена Георгомъ Пилемъ и только введена Шекспиромъ въ свою драму. Вотъ ея буквальный переводъ: «Слушай! слушай! жаворонъ поетъ у дверей неба. Всталъ Ѳебъ и ведетъ своихъ коней на водопой росы, источаемой чашечками цвѣтовъ. Зажмурившіеся ноготки открываютъ золотые глазки. Со всѣмъ этимъ, что такъ прекрасно, пробудись и ты, моя красавица! Пробудись! пробудись!» — Мнѣніе, что пѣсня эта не Шекспира, подкрѣпляется тѣмъ, что смыслъ ея, очень игривый и живой, идетъ совершенно въ разрѣзъ съ характеромъ глупаго Клотена.

32. Въ подлинникѣ: «some more time must wear the print of ins remembracee out», т.-е. черезъ нѣсколько времени оттискъ его памяти сотрется.

33. Во всей роли Цимбелина проведена мысль, что онъ лично вовсе не тяготился вассальными отношеніями къ Риму и, напротивъ, ему сочувствовалъ, какъ человѣкъ, понимающій плоды цивилизаціи. (См. критическій этюдъ). Въ этомъ разъясненіи вопроса Шекспиръ распространилъ мысль, выраженную въ хроникѣ Голлиншеда.

34. Въ подлинникѣ: «what, if I do line one of their hands», т.-е., что. если я попробую смазать одной изъ нихъ (прислужницъ) руку.

35. По изданію in folio этотъ вопросъ дѣлаетъ Постумъ. Мэлоне измѣнилъ сценарій, передавъ вопросъ Филарію, при чемъ справедливо руководствовался мыслью, что Постумъ въ это время занятъ чтеніемъ письма Иможены.

36. Свиданье, на которомъ Антоній сошелся въ первый разъ съ Клеопатрой, произошло на рѣкѣ Циднѣ. Въ Шекспировой драмѣ «Антоній и Клеопатра» есть великолѣпное описаніе этого эпизода.

37. Въ описаніи комнаты Иможены изображено богатое убранство будуаровъ знатныхъ дамъ XVI вѣка, что, конечно, анахронизмъ. Но иначе Шекспиръ долженъ былъ бы помѣстить Имошену въ бревенчатомъ домѣ, гдѣ рядомъ съ комнатами владѣльцевъ устраивались стойла для быковъ и закуты для свиней и барановъ.

38. Клятва въ Шекспирово время считалась чрезвычайно важнымъ актомъ, и ей довѣрялись вполнѣ. На этомъ основаніи Якимо въ началѣ сцены говоритъ, что онъ готовъ, пожалуй, поклясться, но что, вѣроятно, Постумъ этого не потребуетъ, потому что доказательства его будутъ вѣски и безъ клятвы.

39. Въ Шекспирово время слуги знатныхъ господъ, вступая къ нимъ на службу, давали такую же клятву вѣрности, какъ и вступавшіе на службу короля.

40. Въ подлинникѣ: «spare your arithmetic», т.-е. буквально: избавьте меня отъ вашей ариѳметики, т.-е. отъ перечисленія вашихъ доказательствъ.

41. Въ подлинникѣ Якимо названъ: «yellow», т.-е. желтый. Неизвѣстно, что хотѣлъ выразить Шекспиръ этимъ эпитетомъ, страстный ли пылъ Якимо, или можетъ-быть, смуглый цвѣтъ лица, такъ какъ Якимо былъ уроженецъ юга. Шекспиръ иногда употреблялъ названіе цвѣтовъ для опредѣленія душевныхъ свойствъ; такъ, ревность неоднократно называется у него желтой, а молодость зеленой.

42. Въ прежнихъ изданіяхъ здѣсь стоитъ выраженіе «а Jarmen one»; слово Jarmen не имѣетъ смысла, а потому позднѣйшіе издатели, напр., Нейтъ, сдѣлали поправку: «German», т.-е. нѣмецъ. Но и эта поправка невѣрна, потому что Якимо не нѣмецъ, а итальянецъ. Колльеръ въ своемъ изданіи удачнѣе замѣнилъ это слово выраженіемъ: «foaming», т.-е. пѣнящійся или горячій. Въ этомъ смыслѣ сдѣланъ и переводъ.

43. Выраженіе это переведено буквально. Конечно, на русскомъ языкѣ оно нѣсколько вульгарно для переговоровъ съ послами, но вульгарность эта оправдывается тѣмъ, что слова эти говоритъ грубый Клотенъ.

44. Въ первомъ изданіи вмѣсто слова «rocks» — скалы стоитъ «oaks» — дубы. Поправка «rocks» сдѣлана Ганмеромъ, и она, безъ сомнѣнія, оправдывается смысломъ всей фразы.

45. Въ этихъ словахъ королевы намекъ на зыбучія песчаныя мели, существующія въ нѣкоторыхъ мѣстахъ около англійскихъ береговъ. Мели эти опасны тѣмъ, что онѣ втягиваютъ попавшіе на нихъ предметы въ бездонную пучину.

46. Городъ Людъ (нынѣшній Лондонъ) былъ основанъ королемъ Людомъ, старшимъ братомъ Кассибелана.

47. Намекъ на то, что Юлій Цезарь имѣлъ горбатый носъ.

48. По лѣтописи Голлиншеда, Мульмуцій былъ первымъ королемъ Британіи и принялъ этотъ титулъ въ 3829 году отъ сотворенія міра. Онъ издалъ много хорошихъ законовъ, которые были впослѣдствіи переведены съ британскаго языка на латинскій, а еще позднѣе, при Альфредѣ Великомъ — на англійскій. Исторія его разсказана въ 1-й главѣ 3-й книги Голдиншедовой хроники.

49. Этотъ анахронизмъ о посвященіи Цимбелина въ рыцари Августомъ находится и въ Голдиншедовой хроникѣ.

50. Возстаніе паннонцовъ и далматовъ было не при Цимбелинѣ, но при отцѣ его — Тенанціѣ.

51. Итальянцы считались въ Шекспирово время особенно искусными въ приготовленіи ядовъ и вообще склонными къ тайнымъ злодѣйствамъ.

52. Въ подлинникѣ: «а franklin’s housewife», т.-е. жена френклейна. Френклейнами называли въ то время зажиточныхъ землевладѣльцевъ, которые хотя и не принадлежали къ аристократіи, но стояли по способностямъ и развитію выше обыкновенныхъ земледѣльцевъ. Такого рода личность прекрасно изображена въ Кентерберійскихъ разсказахъ Чоусера. На русскомъ языкѣ нѣтъ слова, которое выражало бы это понятіе, и потому въ редакціи перевода употреблено выраженіе: горожанка. Смыслъ подлинника передается при этомъ вполнѣ, такъ какъ главная мысль Имошены состоитъ именно въ томъ, что она хочетъ, переодѣвшись, не походить на королевскую дочь.

53. Въ первомъ изданіи стоитъ: «sleep boys», т.-е. спите, дѣти. Такая редакція явно не имѣетъ смысла, соотвѣтствующаго дальнѣйшей рѣчи Беларія. Вслѣдствіе этого Роу въ своемъ изданіи перемѣнилъ слово sleep на see — смотрите.

54. Великаны, колдуны и прочія тому подобныя личности средневѣковыхъ новеллъ считались невѣрными, подобно сарацинамъ, вслѣдствіе чего Беларій и представляетъ ихъ себѣ носящими чалмы.

55. Въ подлинникѣ Гвидерій называетъ жизнь, какую ведутъ они: «travelling abed», т.-е. буквально: путешествіе въ постель. Я полагаю, что выраженіе: «мечта во снѣ» лучше всего объясняетъ смыслъ этихъ словъ.

56. Въ подлинникѣ: «our cage we make а quire», т.-е. буквально: кашу клѣтку дѣлаемъ нашимъ клиросомъ (для пѣнія).

57. Въ подлинникѣ Веларій говоритъ, что въ пустынѣ онъ — «paid more pions debts to heaven», т.-е. заплатилъ болѣе благочестивыхъ долговъ небу (въ смыслѣ: усерднѣй молился и каялся).

58. Здѣсь непереводимая игра значеніемъ словъ: «tender» — подавать и «untender» — сурово.

59. Синонъ — лживый грекъ, который притворными слезами о своихъ несчастьяхъ убѣдилъ троянцевъ ввезти въ городъ деревяннаго коня со скрытыми въ немъ греческими воинами.

60. Всѣми этими монологами Пизаній хочетъ убѣдить Иможену переодѣться въ мужское платье, чтобъ имѣть возможность свободнѣе путешествовать.

61. Хотя Пизаній не говоритъ прямо, на какую должность Иможена должна поступить къ Луцію, но изъ послѣдней фразы можно догадаться, что онъ разсчитываетъ на ея умѣнье играть или пѣть. Этимъ обыкновенно занимались въ Шекспирово время мальчики-пажи, служащіе у знатныхъ господъ.

62. Пизаній подаетъ здѣсь Клотену письмо Постума къ Иможенѣ, которымъ онъ зоветъ ее пріѣхать въ Мильфордъ.

63. Въ подлинникѣ Беларій говоритъ: «the swet of industry would dry and die but for the end it works to», т.-е. буквально: потъ старанья осушается и умираетъ только достиженіемъ того, чего мы добивались.

64. Въ подлинникѣ выраженіе: «woman’s fоtness cornes by fоts», т.-е. ладъ съ женщиной достигается подлаживаньемъ къ ея капризамъ.

65. Въ подлинникѣ: «not so citizen а wanton», т.-е., я не изнѣженный горожанинъ. Смыслъ тотъ, что жители городовъ считались болѣе избалованными сравнительно съ грубыми земледѣльцами.

66. Въ подлинникѣ Арвирагъ употреблялъ выраженіе: «I yoke me in my good brother’s fault», т.-е. буквально: я впрягаю себя въ одинъ проступокъ съ моимъ братомъ, т.-е. думаю объ этомъ дѣлѣ совершенно, какъ онъ.

67. Почему здѣсь употреблено имя Юноны, и какое отношеніе имѣетъ ея болѣзнь къ поварскому искусству — въ подлинникѣ не разъяснено. Очень вѣроятно, что слово Юнона надо понимать въ общемъ смыслѣ: богиня. Тогда метафора дѣлается совершенно ясной. Въ Шекспирово время подъ вліяніемъ эпохи Возрожденія имена олимпійскихъ божествъ употреблялись очень часто даже въ обыкновенной разговорной рѣчи.

68. Въ подлинникѣ Арвирагъ, дѣлая сравненіе горя съ дурной травой, называютъ его — «stinking leder», т.-е. вонючая бузина.

69. Горный Уэльскій край во время Шекспира былъ излюбленнымъ притономъ бродягъ и разбойниковъ.

70. См. примѣчаніе 46.

71. Въ подлинникѣ: «I’d let а parisli of such Cloten’s blood», т.-е. буквально: я пустилъ бы кровь цѣлому приходу такихъ Клотеновъ. — Слово приходъ употреблено въ смыслѣ толпы.

72. Изъ этихъ словъ Арвирага можно особенно хорошо видѣть, какъ мало обращалъ вниманія Шекспиръ на мелочныя фактическія неточности и противорѣчія въ своихъ произведеніяхъ. Изъ первой сцены разговора двухъ придворныхъ мы узнаемъ, что Беларій похитилъ дѣтей Цимбелина двадцать лѣтъ тому назадъ; а въ настоящей сценѣ Арвирагу, по его собственнымъ словамъ, оказывается только шестнадцать лѣтъ. На такой примѣръ лучше всего можно указать тѣмъ слишкомъ усерднымъ критикамъ, которые опираются на каждую букву Шекспирова текста для доказательства своихъ личныхъ взглядовъ. Такъ, напримѣръ, сколько было споровъ о возрастѣ Гамлета, при чемъ критики, опираясь на слова могильщика, увѣряли, что неопытный датскій принцъ былъ зрѣлымъ тридцатилѣтнимъ мужчиной.

73. Въ то время было народное повѣрье, что плистовка осыпала цвѣтами тѣла непогребенныхъ людей.

74. Вотъ подстрочный переводъ этихъ стиховъ: «не бойся солнечнаго зноя, не страшись ярости зимнихъ бурь. Ты исполнилъ земное назначеніе и возвратился домой, получивъ свою награду. Золотые юноши и дѣвы должны распасться въ прахъ, такъ же, какъ и трубочисты (!) Не бойся наморщенныхъ бровей сильныхъ міра: ты перешагнулъ чрезъ угрозы тирановъ; не заботься объ одеждѣ и пищѣ: для тебя теперь дубъ то же, что тростникъ. Скипетръ, ученость, врачеванье — все кончаетъ тѣмъ же и разсыпается въ прахъ. — Не бойся сверканья молній и всеужасающихъ (all-dreaded) громовыхъ камней (thunder-stone); не бойся клеветы и позорящихъ словъ: ты покончилъ и съ весельемъ и со вздохами; любящіе юноши, равно какъ и всѣ, соединятся съ тобой и распадутся въ прахъ. Не потревожатъ тебя заклинанья и сила чародѣевъ; отъ тебя убѣгутъ неуспокоенные духи, и ничто злое къ тебѣ не приблизится. Покойся съ миромъ, и да будетъ прославлена твоя могила»,.

75. Здѣсь также одинъ изъ мелочныхъ Шекспировыхъ недосмотровъ. Беларій предлагаетъ осыпать лица умершихъ (faces) цвѣтами, а между тѣмъ Клотенъ — безглавый трупъ.

76. Имя Фиделій происходитъ отъ слова fides — вѣрность. Передать этотъ смыслъ по-русски было невозможно.77. Въ подлинникѣ Иможена называетъ свои руки лопатами (pick-axes).

78. Цимбелинъ говоритъ о своей захворавшей женѣ.

79. Здѣсь придворный явно говоритъ неправду. Пизаній сопровождаетъ Иможену въ ея бѣгствѣ и потому не могъ быть въ этотъ день при дворѣ. Можетъ-быть, это также одинъ изъ мелочныхъ недосмотровъ автора.

80. Здѣсь опять противорѣчіе въ словахъ Беларія съ предыдущей его рѣчью, когда онъ говорилъ, что въ войскѣ Димбелина ни его ни молодыхъ принцевъ никто не знаетъ.

81. Арвирагъ заключаетъ эту реплику латинскимъ словомъ: amen.

82. Шекспиръ въ своихъ пьесахъ, сюжетъ которыхъ заимствованъ изъ древняго міра, обыкновенно называетъ лицъ высшаго сословія: gentlemen, что переводится не совсѣмъ удачно словомъ дворяне. Но здѣсь прямо въ подлинникѣ стоитъ слово: lord, хотя это явный анахронизмъ.

83. Въ подлинникѣ: «with faces fits for masks», т.-е. буквально: съ лицами, сдѣланными для масокъ. Смыслъ тотъ, что этимъ мальчикамъ приличнѣе было бы наряжаться, чѣмъ воевать. Буквальный переводъ затемнилъ бы этотъ смыслъ.

84. Въ подлинникѣ: «like fragments in bard voyage», т.-е. какъ остатки (провизіи) въ трудномъ путешествіи.

85. Эпизодъ о томъ, какъ старикъ съ двумя сыновьями рѣшили въ узкомъ горномъ проходѣ судьбу цѣлаго сраженія, заимствованъ Шекспиромъ изъ Голлиншедовой хроники;, но событіе это отнесено лѣтописцемъ къ другой эпохѣ и къ другому государству, а именно къ войнѣ, бывшей въ 976 году между шотландцами и датчанами.

86. Тюремщикъ, намекая на оковы Постума, сравниваетъ его съ стреноженною лошадью и потому говоритъ, что онъ можетъ, какъ лошадь, щипать подножный кормъ, если его найдетъ.

87. Въ подлинникѣ здѣсь непереводимая игра значеніемъ слова «bond», которое значитъ оковы и долгъ. Постумъ, обращаясь къ богамъ, говоритъ: «cancel these cold bonds», — что можно перевести: уничтожьте эти оковы, или: уничтожьте этотъ долгъ.

88. Нѣкоторые коментаторы, ссылаясь на чисто-декоративное значеніе сцены сна Постума, полагаютъ, что сцена эта написана не Шекспиромъ и введена въ пьесу позднѣе. Если справедливо, что Шекспиръ рѣдко вводилъ въ свои произведенія сцены съ поверхностными, разсчитанными лишь для глазъ эффектами, то нельзя умолчать, что все-таки онъ ихъ вводилъ. Примѣры: сцена колдовства вѣдьмъ въ Макбетѣ и явленіе духовъ королевѣ Екатеринѣ въ Генрихѣ VIII. Но настоящая сцена, помимо декоративнаго эффекта, который, пожалуй, дѣйствительно напоминаетъ балаганъ, имѣетъ еще и внутреннее значеніе, связывающее ее съ основной идеей пьесы. Значеніе это заключается въ словахъ Юпитера, говорящаго, что излюбленные имъ люди должны вынесть испытаніе, и что рано или поздно судьба наградитъ пострадавшихъ. А въ этомъ, какъ подробно объяснено въ критическомъ этюдѣ, и заключается основная мысль пьесы. Поэтому едва ли можно присоединиться къ мнѣнію, будто эта сцена позднѣйшая вставка.

89. Луцина была богиней, покровительствовавшей разрѣшенію отъ бремени женщинъ. Мать Постума намекаетъ своими словами, что рожденіе Постума стоило ей жизни.

90. Оба старшіе брата Постума пали въ бою, служа въ войскѣ отца Цимбелина, Тенанція. Объ этихъ семейныхъ отношеніяхъ Постума подробно говорится въ разговорѣ двухъ придворныхъ въ 1-й сценѣ драмы.

91. Смыслъ этого предсказанія объясняется въ послѣдней сценѣ драмы.

92. Въ подлинникѣ: «I am the heir of his reward», т.-е. я самъ наслѣдникъ его награды, т.-е. имѣю право ее получить.

93. Заставляя Цимбелина посвятить Беларія и его названныхъ дѣтей въ рыцари, Шекспиръ, конечно, впадаетъ въ анахронизмъ; но онъ введенъ былъ въ эту ошибку Голлиншедомъ, въ чьей лѣтописи сказано, что самъ Цимбелинъ получилъ санъ рыцаря въ Римѣ изъ рукъ Августа. Если такія ошибки встрѣчаются даже у серьезныхъ лѣтописцевъ, то можно ли строго относиться къ подобнаго рода промахамъ въ поэтическихъ произведеніяхъ?

94. Въ подлинникѣ: «of girls and boys», т.-е. буквально: отъ дѣвочекъ и мальчиковъ, но подъ girls, вѣроятно, надо подразумѣвать женщинъ. Если бъ авторъ подразумѣвалъ подъ этимъ выраженіемъ только дѣтей, то было бы достаточно ограничиться этимъ однимъ словомъ.

95. Въ подлинникѣ: «for feature laming the shrine of Venus, oi straight-pight Minerva’s», т.-е. по наружности мы находили хромающими Венеру и статную Минерву.

96. Въ подлинникѣ: «the gods throw stones of sulpliur on me», т.-е. пусть боги забросаютъ меня сѣрными камнями.

97. Въ подлинникѣ: «am I а mother to the birth of three», т.-е. буквально: неужели я мать, разрѣшившаяся тройней.

98. Въ подлинникѣ: «after this strange starting from your orbs», т.-е. буквально: послѣ такого страннаго удаленія изъ нашихъ орбитъ.

99. Въ подлинникѣ: «and let our crooked smokes clims to theis nostrils from our bless’d altars», т.-е. пусть крутящійся дымъ съ нашихъ благословенныхъ алтарей вознесется къ ноздрямъ боговъ.

---

1. Исторія Атридовъ.