Хижина дяди Тома (Бичер-Стоу; Анненская)/1908 (ДО)/41


[487]
ГЛАВА XLI.
Молодой хозяинъ.

Черезъ два дня послѣ этого одинъ молодой человѣкъ въ легкой повозкѣ подъѣхалъ къ дому по аллеѣ китайскихъ деревьевъ; онъ быстро бросилъ возжи на шею лошади, соскочилъ на землю и спросилъ нельзя ли видѣть хозяина усадьбы?

Это былъ Джоржъ Шельби. Чтобы объяснить, какъ онъ попалъ сюда, мы должны вернуться на минуту назадъ въ нашей исторіи.

Письмо миссъ Офеліи къ миссисъ Шельби но какой-то несчастной случайности провалялось мѣсяца два на почтѣ въ одномъ глухомъ городкѣ, прежде чѣмъ пришло по назначенію; и когда оно было получено, Томъ уже затерялся среди болотъ Красной рѣки.

Миссисъ Шельби была сильно огорчена этимъ письмомъ, но не могла сразу ничего предпринять. Она въ то время ухаживала за своимъ мужемъ, лежавшимъ въ горячкѣ. Джоржъ Шельби, уже превратившійся изъ мальчика въ стройнаго молодого человѣка, помогалъ ей и въ этомъ, и въ завѣдываніи дѣлами отца. Миссъ Офелія была настолько предусмотрительна, что сообщила имя повѣреннаго Сентъ-Клера, и все что можно было сдѣлать въ данную минуту, это обратиться къ нему письменно за справками. [488]Внезапная смерть мистера Шельби нѣсколько дней спустя вызвала, понятно, массу хлопотъ, которыя отвлекли вниманіе семьи въ другую сторону.

Мистеръ Шельби выказалъ свое довѣріе женѣ, назначивъ ее единственной опекуншей надъ имѣніемъ, и такимъ образомъ на рукахъ ея оказалась сразу масса запутанныхъ дѣлъ.

Миссисъ Шельби принялась, съ отличающей ее энергіей, распутывать и приводить въ порядокъ эти дѣла; нѣсколько времени и она, и Джоржъ были поглощены собираніемъ и провѣркою счетовъ, продажей части имѣнія и уплатою долговъ, такъ какъ миссисъ Шельби рѣшила все привести въ извѣстность и вполнѣ опредѣлить свое положеніе. Во время этихъ хлопотъ они получили письмо отъ повѣреннаго, указаннаго имъ миссъ Офеліей: онъ сообщалъ, что ему не извѣстно о судьбѣ Тома, негръ проданъ съ аукціона, депьги за него получены, и больше онъ ничего сказать не можетъ.

Этотъ отвѣтъ не успокоилъ ни Джоржа, ни миссисъ Шельби. Мѣсяцевъ черезъ шесть по полученіи письма отъ повѣреннаго, Джоржу пришлось по дѣламъ матери ѣхать на низовья Миссисипи. Онъ рѣшилъ побывать въ Новомъ Орлеанѣ и лично навести справки въ надеждѣ напасть на слѣдъ Тома и выкупить его.

Послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ безуспѣшныхъ розысковъ, Джоржъ случайно встрѣтилъ въ Новомъ Орлеанѣ человѣка, который далъ ему нужныя свѣдѣнія. Запасшись достаточной суммой денегъ, нашъ герой сѣлъ на пароходъ, отправляющійся къ устью Красной рѣки, твердо рѣшивъ найти и выкупить своего стараго друга.

Его немедленно ввели въ домъ; онъ засталъ Легри въ гостиной. Легри принялъ незнакомца съ угрюмымъ радушіемъ.

— Я узналъ, — заявилъ молодой человѣкъ, — что вы купили въ Новомъ Орлеанѣ негра, по имени Томъ. Онъ принадлежалъ раньше моему отцу, и я пріѣхалъ узнать, нельзя ли мнѣ выкупить его у васъ.

Легри нахмурилъ брови и заговорилъ съ внезапно вспыхнувшимъ гнѣвомъ. — Да, я купилъ такого негра и, чортъ знаетъ, сколько потерялъ на немъ! Дерзкая, наглая собака! Взбунтовалъ всѣхъ моихъ негровъ, помогъ бѣжать двумъ дѣвкамъ, которыя стоили по 800 или по тысячѣ долларовъ каждая. Онъ самъ въ этомъ сознался, и когда я приказалъ ему сказать, гдѣ онѣ, онъ отвѣчалъ, что знаетъ да не скажетъ. Такъ и уперся на своемъ, я отодралъ его такъ, какъ еще не дралъ ни одного негра. Онъ, кажется, умираетъ, а впрочемъ, не знаю, можетъ быть, и выживетъ!

[489]— Гдѣ онъ? — вскричалъ Джоржъ запальчиво, — покажите мнѣ его! — Щеки юноши пылали, глаза его метали искры, но онъ изъ осторожности не сказалъ ни слова больше.

— Онъ тамъ, въ сараѣ, — сказалъ маленькій негритенокъ, державшій лошадь Джоржа.

Легри выбранилъ мальчика и ударилъ его. Но Джоржъ, не говоря ни слова, повернулся и пошелъ въ указанное мѣсто.

Томъ лежалъ уже два дня. Онъ не страдалъ, такъ какъ всѣ нервы его были разбиты, способность чувствовать боль уничтожена. Онъ находился большею частью въ тихомъ забытьѣ. Душа его не могла сразу освободиться отъ оковъ по природѣ сильнаго, хорошо сложеннаго тѣла. Ночью къ нему пробирались украдкой несчастные невольники, отнимая у себя минуты короткаго отдыха, чтобы чѣмъ нибудь отблагодарить того, кто всегда былъ такъ добръ къ нимъ. Правда, немного могли дать ему его бѣдные ученики — всего кружку холодной воды, но они давали ее отъ полноты сердца.

Слезы падали на это честное, безжизненное лицо, слезы запоздалаго раскаянія бѣдныхъ, невѣжественныхъ язычниковъ, въ которыхъ его любовь и терпѣніе пробудили чувство; горячія молитвы возсылались надъ нимъ къ Спасителю, котораго они недавно узнали, узнали почти только по имени, но котораго тоскующее сердце человѣка никогда не призываетъ напрасно.

Касси, выскользнувшая изъ своего убѣжища, подслушала, что говорилось въ домѣ и узнала о той жертвѣ, какую онъ принесъ ей и Эммелинѣ. Въ слѣдующую же ночь она пришла къ нему, не смотря на опасность быть открытой; подъ вліяніемъ прощальныхъ словъ, которыя умирающій нашелъ въ себѣ силу проговорить слабымъ голосомъ, ледъ отчаянія столько лѣтъ сковывавшій ея сердце растаялъ, и мрачная, очерствѣвшая женщина снова нашла способность плакать и молиться.

Когда Джоржъ вошелъ въ сарай, у него закружилась голова и сжалось сердце.

— Возможно ли это, возможно ли? — говорилъ онъ, опускаясь на колѣни подлѣ умирающаго. — Дядя Томъ! мой бѣдный, старый другъ!

Звукъ этого голоса достигъ до сознанія умирающаго. Онъ слегка повернулъ голову, улыбнулся и сказалъ:

„Іисусъ можетъ и ложе смерти сдѣлать мягкимъ, какъ пуховая подушка“.

Слезы, дѣлавшія честь сердцу юноши, брызнули изъ его глазъ, когда онъ наклонялся надъ своимъ несчастнымъ другомъ.

[490]— Милый дядя Томъ! очнись, скажи что нибудь! Посмотри на меня. Я Джоржъ, твой маленькій масса Джоржъ! Развѣ ты не узнаешь меня?

— Масса Джоржъ! — повторилъ слабымъ голосомъ Томъ, открывая глаза, — масса Джоржъ! — Онъ смотрѣлъ, не узнавая.

Но мало по малу мысли его прояснились, блуждающіе глаза остановились на Джоржѣ и сверкнули радостью, все лицо, просіяло, онъ сжалъ руки, и слезы потекли по его щекамъ.

— Слава Богу! это… это… это все, чего я хотѣлъ! Они не забыли меня! Это грѣетъ мою душу, это радуетъ мое старое сердце. Теперь я умру спокойно. Благословенъ Господь Богъ!

— Ты не умрешь! ты не долженъ умирать, — ты не долженъ думать о смерти! Я пріѣхалъ выкупить тебя и отвезти домой! — пылко говорилъ Джоржъ.

— О, масса Джоржъ, вы опоздали. Господь уже выкупилъ меня и беретъ домой. Мнѣ очень хочется къ Нему. Небо лучше, чѣмъ Кентукки.

— Ахъ, пожалуйста не умирай! Это убьетъ меня! У меня сердце разрывается, когда я подумаю, сколько ты выстрадалъ и теперь лежишь въ этомъ сараѣ! О, мой бѣдный, бѣдный другъ!

— Не называйте меня бѣднымъ, — проговорилъ Томъ торжественно, — я былъ бѣдный, но это уже все прошло. Я стою у порога… у порога Царства Небеснаго! О, масса Джоржъ, передъ мной врата рая! Я побѣдилъ! Христосъ сподобилъ меня побѣдить! Да святится имя Его!

Джоржъ былъ пораженъ той силой и страстью съ какимъ онъ произносилъ эти отрывочныя фразы. Онъ молча смотрѣлъ на него.

Томъ взялъ его за руку и продолжалъ: — Не говорите Хлоѣ, въ какомъ положеніи вы меня нашли. Бѣдняжка, это будетъ страшно тяжело для нея. Скажите ей только, что вы нашли меня на порогѣ рая, и что я ни для кого бы не могъ вернуться. И скажите ей, что Господь Богъ всегда и вездѣ поддерживалъ меня, и что съ Его помощью мнѣ все было легко и хорошо. А дѣти, мои бѣдные дѣтки, моя дѣвочка! Какъ болѣло по нимъ мое старое сердце! — Скажите имъ, чтобы они приходили ко мнѣ, непремѣнно бы приходили! Передайте мою любовь массѣ и милой доброй миссисъ и всѣмъ дома. Вы не знаете… я вѣдь люблю ихъ всѣхъ! Я люблю все на свѣтѣ, всѣхъ людей, ничего нѣтъ лучше любви! О, масса Джоржъ, какое это счастье быть христіаниномъ!

Въ эту минуту Легри подошелъ къ двери сарая, угрюмо [491]заглянулъ въ нее и съ напускнымъ равнодушіемъ отошелъ прочь.

— Старый чортъ! — съ негодованіемъ воскликнулъ Джоржъ. — Пріятно думать, что дьяволъ скоро заплатитъ ему за все это!

— Ахъ нѣтъ, нѣтъ, не говорите такъ, — сказалъ Томъ, сжимая его руку; — онъ несчастный, жалкій человѣкъ! Страшно подумать, что ждетъ его! О, если бы онъ только могъ раскаяться, Господь навѣрно простилъ бы его, но я боюсь, что онъ не можетъ!

— Надѣюсь, что онъ не раскается, — сказалъ Джоржъ, — мнѣ очень не хотѣлось бы встрѣтиться съ нимъ на небѣ!

— Перестаньте, масса Джоржъ, мнѣ больно слышать такія слова. Вы не должны такъ чувствовать. Онъ не сдѣлалъ мнѣ никакого зла, онъ только открылъ для меня врата царства небеснаго.

Въ эту минуту внезапный подъемъ силы, явившійся у умирающаго вслѣдствіе радостнаго свиданія, исчезъ. Онъ сразу ослабѣлъ. Глаза его закрылись, въ лицѣ произошла та таинственная перемѣна, которая предвѣщаетъ переходъ въ иную жизнь.

Онъ началъ дышать медленно и глубоко. Широкая грудь его тяжело поднималась и опускалась. Лицо его выражало торжество побѣдителя.

— Кто… кто… кто можетъ отнять у насъ любовь Христа? — проговорилъ онъ еле слышнымъ, прерывающимся голосомъ, и уснулъ съ улыбкой на губахъ.

Джоржъ сидѣлъ неподвижно въ благоговѣйномъ молчаніи. Это мѣсто казалось ему священнымъ; и когда онъ закрылъ безжизненные глаза и поднялся на ноги, въ умѣ его не было иной мысли, кромѣ той, какую высказалъ его старый другъ: какое счастье быть христіаниномъ!

Онъ обернулся, за нимъ угрюмо стоялъ Легри.

Послѣднія минуты умиравшаго произвели умиротворяющее дѣйствіе на пылкаго, вспыльчиваго юношу.

Присутствіе Легри не вызывало въ немъ гнѣва, просто казалось ему непріятнымъ: ему хотѣлось поскорѣй уйти отъ него безъ лишнихъ разговоровъ.

Устремивъ на Легри свои живые, черные глаза, онъ просто сказалъ, указывая на покойника:

— Вы взяли отъ него все, что могли. Сколько заплатить вамъ за его тѣло? Я его увезу и похороню, какъ слѣдуетъ!

— Я не торгую мертвыми неграми, — сердито отвѣчалъ Легри. — Можете хоронить его гдѣ и когда хотите.

[492]— Ребята, — повелительно сказалъ Джоржъ двумъ или тремъ неграмъ, смотрѣвшимъ на покойника, — помогите мнѣ поднять его и отнести въ повозку, добудьте, мнѣ лопату.

Одинъ изъ негровъ побѣжалъ за лопатой; двое другихъ помогали Джоржу перенести тѣло въ экипажъ, Джоржъ не говорилъ съ Легри и не смотрѣлъ на него; Легри не противорѣчилъ его приказаніямъ; онъ стоялъ, посвистывая, съ видомъ притворнаго равнодушія.

Онъ угрюмо послѣдовалъ за ними, когда они понесли тѣло въ повозку, стоявшую у подъѣзда.

Джоржъ разостлалъ свой плащъ на днѣ повозки и бережно уложилъ на него тѣло, отодвинувъ сидѣнье, чтобы было больше мѣста. Затѣмъ онъ обернулся и, пристально глядя на Легри, проговорилъ сдержанно:

— Я вамъ еще не сказалъ, что я думаю объ этомъ возмутительномъ дѣлѣ; здѣсь не время и не мѣсто говорить о немъ. Но, сэръ, вы поплатитесь за невинно пролитую кровь! Я заявлю объ этомъ убійствѣ. Я поѣду къ судьѣ и донесу на васъ!

— Сдѣлайте одолженіе! — презрительно прищелкнулъ пальцами Легри. — Мнѣ очень интересно, что вы будете заявлять. Гдѣ же у васъ свидѣтели? Гдѣ доказательства? Поѣзжайте, поѣзжайте къ судьѣ.

Джоржъ сразу понялъ всю силу этого возраженія. На плантаціи не было ни одного бѣлаго, который могъ бы явиться свидѣтелемъ, а въ южныхъ штатахъ свидѣтельскія показанія чернокожихъ не принимаются въ расчетъ. Негодованіе кипѣло въ груди его, ему хотѣлось крикнуть такъ, чтобы небо услышало его вопль о справедливости, на это было бы безполезно!

— И сколько шуму изъ за какого-то мертваго негра! — замѣтилъ Легри.

Эти слова были искрой брошенной въ пороховой складъ. Благоразуміе никогда не отличало молодого Кентуккійца. Джоржъ обернулся и однимъ ударомъ по лицу повалилъ Легри на землю. Онъ стоялъ надъ нимъ, пылая гнѣвомъ, и представлялъ не дурное олицетвореніе своего великаго тезки, побѣдившаго дракона.

Есть люди, которые положительно становятся лучше, когда ихъ хорошенько поколотятъ. Они сразу чувствуютъ уваженіе къ человѣку, который сшибетъ ихъ съ ногъ и повалитъ въ грязь. Легри принадлежалъ къ такого рода людямъ. Поднявшись съ земли и отряхнувъ пыль съ своего платья, онъ смотрѣлъ на удалявшуюся повозку съ видимымъ почтеніемъ и не раскрывалъ рта, пока она не скрылась съ глазъ.

[493]За границей плантаціи Джоржъ примѣтилъ сухой, песчаный холмикъ, подъ тѣнью деревьевъ; здѣсь они вырыли могилу.

— Снять плащъ, масса? — спросили негры, когда могила была готова.

— Нѣтъ, нѣтъ, положите его въ плащѣ. Это все, что я могу дать тебѣ теперь, мой бѣдный Томъ, возьми хоть это!

Тѣло опустили въ могилу. Негры молча закидали его землей, насыпали холмикъ и обложили дерномъ.

— Можете идти, ребята, — сказалъ Джоржъ, сунувъ каждому изъ пихъ въ руку по серебряной монетѣ. Но они медлили уходить.

— Будьте добры, масса, купите насъ! — проговорилъ одинъ изъ пихъ.

— Мы были-бы вамъ вѣрными слугами, — подхватилъ другой.

— Здѣсь трудно жить, масса! — сказалъ первый. — Пожалуйста,

масса, купите насъ!

— Я не могу, никакъ не могу! — съ трудомъ выговорилъ Джоржъ, дѣлая имъ знакъ уйти, — это невозможно!

Бѣдняки уныло опустили головы и молча удалились.

— Боже вѣчный! — произнесъ Джоржъ, опускаясь на колѣни у могилы своего несчастнаго друга, — призываю тебя въ свидѣтели, что съ этой минуты я буду дѣлать все, что возможно для человѣка, чтобы избавить мою родину отъ проклятія рабства.

На могилѣ нашего друга нѣтъ никакого памятника, онъ и не нуждается въ памятникѣ, Господь Богъ знаетъ, гдѣ онъ лежитъ, и воскреситъ его въ безсмертіе, когда пріидетъ во славѣ Своей.

Не жалѣйте его! Такая жизнь и такая смерть не заслуживаютъ сожалѣнія. Не въ богатствѣ и въ могуществѣ проявляется слава Господня, а въ самоотверженной, страдающей любви. Блаженны тѣ, кого онъ призываетъ идти за Собой, терпѣливо неся свой крестъ. О такихъ сказано: „Блаженны плачущіе, ибо они утѣшатся“!