Джорж Шельби написал матери всего одну строчку, назначив день, когда его можно ожидать домой. Он не имел духу описывать последние минуты жизни и смерть своего старого друга. Несколько раз принимался он писать, но всякий раз кончал тем, что заливался слезами, разрывал бумагу И убегал куда-нибудь, чтобы успокоиться.
В день приезда молодого массы Джоржа в доме Шельби шла приятная суета.
Миссис Шельби сидела в своей уютной гостиной, в камине весело горел огонь, прогоняя сырость осеннего вечера. Накрытый к ужину стол сверкал фарфором и хрусталем; около него хлопотала наша старая приятельница, тетушка Хлоя.
В новом ситцевом платье, в чистом белом переднике, в накрахмаленном тюрбане, с лоснящимся от удовольствия лицом, она делала вид, что продолжает убирать стол, чтобы иметь предлог поболтать со своей госпожой.
— Ну, вот! кажется, всё по его вкусу! — сказала она, — я и прибор его поставила поближе к огню, как он любит! Масса Джорж всегда старается усесться, где потеплее. Ах, Господи! что же это Салли не достала самого лучшего чайника, того маленького, который масса Джорж подарил барыне к Рождеству? Я его сейчас принесу! Ведь масса Джорж писал вам, миссис? — спросила она.
— Писал, Хлоя, но всего одну строчку, только что он прледет сегодня венедом если ничто не задержит.
— А о моем старике ничего не писал? — спросила Хлоя, продолжая возиться с чашками.
— Нет, ничего. Вообще он ни о чём не писал, Хлоя. Он говорит, что всё расскажет, когда приедет.
— Это похоже на массу Джоржа. Он всегда любит всё сам рассказывать. Я это за ним давно замечала. Да по правде говоря, я не понимаю, что за охота белым так много писать ведь это скучное и трудное дело писанье-то!
Миссис Шельби улыбнулась.
— Я думаю, мой старик и не узнает мальчишек, да и Полли тоже! — продолжала Хлоя. — Она уже такая большенькая стала да и хорошая такая, проворная! Она теперь дома смотрит, как
пекутся лепешки, его любимые! Точно такие я спекла ему в то утро, как его увезли. Господи! как мне тогда тяжело было!
Миссис Шельби вздохнула. Сердце её сжалось при этом воспоминании. Она чувствовала смутную тревогу после получения письма от сына, она боялась, что за его молчанием скрывается что-нибудь недоброе.
— Бумажки у вас здесь, миссис? — тревожно спросила Хлоя.
— Здесь, Хлоя.
— Мне хочется показать старику те самые бумажки которые фордитер дал мне. — Мне жалко, говорит, Хлоя, что ты уходишь, поживи еще у меня, — Благодарю вас, масса, говорю я, я бы пожила, только мой муж приезжает домой, да и моей барыне без меня не справиться. — Так и сказала ему. Он славный человек, этот масса Джорж.
Хлоя настоятельно просила свою госпожу сохранять те самые ассигнации, которыми она получала жалованье, чтобы показать их мужу, как доказательство своих способностей, и миссис Шельби охотно согласилась исполнить её просьбу.
— Он ни за что не узнает Полли, старик-то мой! Господи, ведь уже прошло пять лет с тех нор, как его увезли! Она тогда совсем на ногах еще не стояла! Помните, как он, бывало, смеется, когда она начнет переступать ножками, да и упадет!
Послышался стук колес.
— Масса Джорж! — вскричала тетушка Хлоя, подбегая к окну.
Миссис Шельби бросилась к двери и попала прямо в объятия сына. Тетушка Хлоя тревожно вглядывалась в темноту.
— Ах, моя бедная, бедная тетушка Хлоя! вскричал Джорж и взял её грубую, черную руку в обе свои.
— Я бы отдал всё свое состояние, чтобы привезти его с собою, но он перешел в лучший мир!
Миссис Шельби вскрикнула от неожиданного горя, но тетушка Хлоя ничего не сказала.
Все вошли в столовую. Деньги, которыми Хлоя так гордилась, всё еще лежали на столе.
— Вот, — сказала она, собирая бумажки дрожащей рукою и подавая их своей госпоже, — возьмите! Я не хочу видеть их, ни слышать об них! Как я думала, так всё и вышло, про дали его, да и убили там, на этих плантациях.
Хлоя повернулась и гордо пошла вон из комнаты. Миссис Шельби последовала за нею, нежно взяла ее за руку, посадила на стул, и сама села подле неё.
— Моя бедная, добрая Хлоя, — говорила она.
Хлоя положила голову на плечо к своей госпоже и зарыдала: — О, миссис, простите! Сердце у меня разрывается, вот что!
— Я это понимаю, — сказала миссис Шельби со слезами.
— Я не могу помочь тебе, но нам Господь Иисус Христос поможет. Он исцеляет разбитые сердца и врачует их раны.
Несколько минут они все трое молча плакали. Наконец, Джорж сел подле безутешной вдовы, взял ее за руку и в простых, но прочувствованных словах рассказал ей последние минуты жизни её мужа, его смерть и прощальный привет.
Через месяц после этого, однажды утром все невольники Шельби были созваны на большую веранду, чтобы выслушать несколько слов, которые хотел сказать им молодой хозяин.
К всеобщему удивлению он вышел с пачкою бумаг в руке и каждому невольнику прочел и вручил его вольную, среди рыданий, слез и радостных восклицаний присутствовавших.
Многие из негров столпились вокруг него, умоляя его не прогонять их и возвращали ему свои вольные.
— Не надо нам никакой воли, нам и так хорошо. У нас всё есть, что нужно. Мы не хотим уходить с насиженного места, бросать массу, миссис и всех.
— Друзья мои, — заговорил Джорж, когда ему удалось водворить тишину, — вам совсем не надо уходить от меня. Для работ в имении и в доме нужно теперь столько же рук, как и прежде но теперь вы все, мужчины и женщины, станете свободными людьми. Я буду платить вам жалованье по соглашению. В случае, если я наделаю долгов или умру — всё это может случиться — вас не смеют взять и продать. Я намерен сам вести хозяйство и научить вас тому, чему вы не научитесь сразу: как пользоваться правами свободных людей. Я надеюсь что вы будете вести себя хорошо и охотно станете учиться. Я же, с Божьей помощью, постараюсь быть верным и добрым учителем. А теперь, друзья мои, обратите глаза ваши к небу и поблагодарите Бога за дарованную вам свободу.
Старый негр, поседевший и ослепший на работе в имении, встал и, подняв свою дрожащую руку, сказал: — Возблагодарим Голода! — кань один человек, стали на колени и никогда еще, даже под звуки органа, колоколов и пушек, не возносилось к небу более трогательной и прочувствованной хвалы, чем та, какая излилась из этого честного старого сердца.
Все встали и один из негров Запел методистский гимн с припевом.
Год юбилея наступил,
Домой вернитесь грешники искупленные.
— Еще одно слово, — сказал Джорж, прерывая выражения благодарности толпы, — Помните вы нашего доброго старого дядю Тома?
Джорж в коротких словах изобразил сцену его смерти, передал им его последнее дружеское прощание и продолжал:
— На его могиле, друзья мои, я решил перед Богом, что я никогда не буду владеть невольниками, если куплю человека, то для того только чтобы освободить его; что никто из-за меня не будет оторван от дома и семьи, не будет подвергаться опасности умереть где-нибудь в глухом углу, как умер он. Радуясь свободе, помните, что вы обязаны ею этому доброму, хорошему человеку и в благодарность за это будьте добры к его жене и детям. Вспоминайте об этом всякий раз, как увидите хижину дяди Тома и пусть она укрепит вас в желании идти по стопам его, быть такими же честными, верными, такими же истинными христианами, каким был он.
