Пускай Гельвеция блаженна,
Чистейшей твердью осененна,
Под благотворною звездой
Пленяет дщерей меонийских
Вершинами хребтов Альпийских,
Покрытых вечной сединой,
Пленяет звучными брегами
Своих излучистых ручьев
Иль сребряными зеркалами 10 Пучинородного Лемана! —
Пускай Сатурнова держава,
Где Тибр и Эридан шумит,
Возможны краски истощит
Для тонкой Аддисона[1] кисти!
Пусть Темзы на брегах туманных
Взор тайный Экензайда[2] ищет
Равнин Фессальских, толь желанных,
Или селений сил лесных,
Где нимфы ликовали тайно 20 В часы златые с древним Паном
На сено-лиственных брегах! —
Я в Херсонисе много-холмном
Под благодатным небосклоном,
Где и тогда, — как Водолей
В других пределах обретает
Замерзший в чаше ток своей, —
Нередко дух весны летает,
Нередко ландыши растут, —
Там я, уединясь в долинах, 30 Или на стланцовых вершинах,
Найду Гельвеции места,
Найду Сатурновы брега,
Найду Темпийские луга.
Доселе музы перст трелистой
Не строил арфы здесь сребристой;
Быть может, — ни один ток чистой
Парнасских плясок не твердит,
Ни ключ кипящий не струит
Певицы песни, сердцу лестной, 40 И в мере не бежит небесной,
Какую чувствуя в стихах,
Находим нову жизнь в словах.
Быть может, — скрылись в давни веки
Иные не воспеты реки;
Ключ нем их, — ключ их спит незримо;
Но лоно тоще, — неключимо;
Но по искусству муз, конечно,
Уснувший ключ шумел бы вечно.
Быть может, — ни одна скала, 50 Ни холм не высит здесь чела,
Ни лес, что злаком их венчает,
Ни сад пустынный завсегда
Зеленых глав не воздымает,
Которые бы иногда
Особенно воспеты были
Устами пылких песнословов.
Живущий гул средь горных кровов
Еще не повторяет мер
Девяточисленных сестер, 60 Сей гармонической дружины,
Сих милых дщерей Мнемозины.
Блаженна будет муза та,
Что испытает силы духа,
Да возвеличит иногда
В восторг потомственного слуха
И в изумление очес
Сей живописный мир чудес,
Сии бессмертные долины,
Сии ключи, скалы, пучины. 70 Они бессмертны; — в сих летах
Не сами ль зрели очесами,
Как несравненная в царях
ЕКАТЕРИНА с полбогами,
На полдень славы поступив,
Подобно Ольге возрожденной
Иль внуку Ольги просвещенной,
До черных волн свой путь свершив,
Стопой священной их почтила,
И светом взоров озарила? — 80 Бессмертны, коль монархи вновь
Прольют на редки толь картины,
На тучные холмы, долины
Со взором творческу любовь.
Сладкопоющая камена![3]
Дай Аддисона меру сил!
Дай ту воображенью цену,
Что Экензайд в стихах открыл!
Дай Томсона, — жреца природы, —
Дорический напев и строй! — 90 Когда сии друзья свободы
Из мрачной готфской сети той, —
Что своенравна рифма ставя
И столько сил твоих убавя,
К паденью клонит иногда, —
Тебя изъяли навсегда,
Дерзну ль сии расторгнуть узы,
Сии железа нежной музы,
Что с убиеньем красоты
Доныне с стоном носишь ты? 100 Дерзну ль в дыхании свободном
Тебе отверзти лучший путь,
Дабы твоя младая грудь
Была в движеньи благородном? —
Дерзну ли гладкий след просечь
Без ужаса укор суровых,
Дабы удобнее протечь
С тобою поле зрелищ новых,
С тобою рай красот другой
И живописей мир с тобой?
А ты, — природы друг отменный,
Услыши глас ея смиренный!
Она здесь с скромностью берет
Приморску арфу в робки длани;
Она поет сердечны дани;
Она предметы те поет, 120 Что злато-пурпурна денница,
Что полдень, облеченный в зной,
И что вечерня червленица,
Покрыта рдяной темнотой,
В пределе сем усыновленном,
В сем Херсонисе оживленном
Могли в ея биющусь грудь
С влияньем пылким Льва[4] вдохнуть.
Благотворящая природа, —
Что на торжественных хребтах 130 В часы приятнейшие года,
Что на цветущих берегах Карасских, Альмских и Качинских[5],
Что при живых струях Салгирских,
При пышной злака пестроте
И средь источников гремучих,
Из уст бегущих скал дремучих,
Ликует в полной лепоте, —
Снабдила красок разнотою,
Чем оттенить я не забыл 140 Рисунок слабою рукою
Твоих садов, что ты взрастил,
Твоих пригорков, рощиц юных,
Твоих ключей сереброструйных,
Где бдительный твой тихий взор
Объемлет прелестей собор
Иль в лучшие часы спокойны
Находит зрелище Помоны,
И где досуг бесценный твой
Сретает года труд златой.
150 О друг природы, — обратися!
Зри сей рисунок! — усмехнися! —
Воззришь, — тогда коральный холм, Салгирский брег, — уклон гор мшистый, —
Дубрав благоуханных сонм, Кизилы, тополы тенисты,
И манноносная ясень,
И сосна, мещущая тень,
И величавые раины
В оттенках неких сей картины 160 Толико ж будут возникать,
Расти, — дышать и процветать,
А шумные ключи священны
И их потоки искривленны
Такою же начнут стопой
Скакать средь песни сей простой,
Как в подлиннике беспримерном,
Неподражаемом, — бессмертном.
Хвались, камена, ты судьбой,
Хвалися долей непреложной, 170 Что кроткой мудрости рукой
Плод кисти твоея возможной
Толико будет оживлен,
Толико будет возвышен!
Примечания
↑Аддисон, славный английский писатель, в одном изящном своем письме к лорду Галифаксу с лучшим стихотворческим искусством изображал красоту Италии.
↑Экензайд, другий знаменитый английский сочинитель, писавший поэму о удовольствиях воображения.
↑Так называется муза по искусству в пении; и потому камена значит певицу.
↑Изображение летних суток на сем полуострове относится ко времени месяца июля.
↑В Крыму известнешпией протоки Кара-су, Альма, Кана и Салгир.
