Успех у женщин (Дорошевич)/ДО
| Успѣхъ у женщинъ : Ихъ-то и просятъ того не читать |
| Источникъ: Дорошевичъ В. М. Одесса, одесситы и одесситки. — Одесса: Изданіе Ю. Сандомирскаго, 1895. — С. 204. |
Успѣхъ у женщинъ! Кто-бы не хотѣлъ его имѣть?!
— Но если вы, мой другъ, — говорилъ мнѣ старый каналья-волокита Х., виновный «на сумму болѣе трехсотъ женщинъ», — если вы, въ своей погонѣ за счастьемъ, хотите и здѣсь установить какую-нибудь теорію, — предупреждаю, вы даромъ потеряете время. Теорій и системъ въ этомъ дѣлѣ не существуетъ. Системъ столько-же, сколько и женщинъ. Каждая требуетъ своей особенной!
Но, вѣдь, должны-же и тутъ быть какіе-нибудь свои законы!
Какъ умирающій отъ жажды ищетъ воды, — я обѣгалъ всѣхъ извѣстнѣйшихъ сердцеѣдовъ. Всѣхъ, за кѣмъ молва установила репутацію наиболѣе ловкихъ и счастливыхъ донъ-Жуановъ.
Къ каждому изъ нихъ я обращался съ однимъ и тѣмъ-же вопросомъ:
— Ваша система?
— Лесть! — отвѣчалъ мнѣ счастливый баловень всѣхъ модныхъ и извѣстныхъ актрисъ г. ***, — на эту приманку женщины ловятся лучше всего. Вы знаете, мой другъ, что сфера моей дѣятельности — преимущественно артистическій міръ. Когда мнѣ нравится какая-нибудь бабенка, я начинаю ей льстить. Если мнѣ нравится шансонетная артистка, — я знакомлюсь съ ней, прикидываюсь пораженнымъ и говорю: «Почему вы не поступаете въ оперетку? Съ вашимъ шикомъ, изяществомъ, граціей, молодостью и красотой пропадать на кафе-шантанныхъ подмосткахъ, въ то время, когда въ столицахъ днемъ съ огнемъ ищутъ такихъ примадоннъ! Да васъ оторвутъ отсюда съ руками и ногами!» Опереточной я говорю: «Почему вы не поступаете въ оперу? Съ такимъ голосомъ тратить свои способности на эту, — извините меня, — дрянную оперетку, тогда какъ васъ съ распростертыми объятіями, безъ дебюта, примутъ на большую оперную сцену». Провинціальнымъ драматическимъ я совѣтую смѣло дебютировать на любой столичной сценѣ, а столичныхъ съ удивленіемъ спрашиваю, почему онѣ до сихъ поръ еще не на сценѣ Малаго театра? Вы понимаете, — я единственный человѣкъ, который понялъ и оцѣнилъ ея способности какъ слѣдуетъ! И даетъ мнѣ преферансъ передъ всѣми другими ухаживателями. Ну, затѣмъ я, разумѣется, немножко вру и обѣщаю свое содѣйствіе.
— Все это великолѣпно относительно актрисъ. Но что вы дѣлаете съ женщинами обыкновеннаго свѣта?
— Это, по большей части, любительницы театра. Я «угадываю въ нихъ такихъ», уговариваю принять участіе въ какомъ-нибудь глупѣйшемъ любительскомъ спектаклѣ. Прохожу съ нею роль, восхищаясь каждымъ скверно сказаннымъ словомъ, вздыхаю о томъ, что «такой талантъ гибнетъ для искусства». Я заклинаю ее не губить таланта, умоляю бросить все и поступить на сцену. Разумѣется, на сцену она не поступаетъ, — но мои труды увѣнчиваются другимъ, гораздо лучшимъ, успѣхомъ. Льстить женщинѣ — это значитъ ее подкупать. А кого не подкупишь въ нашъ панамскій вѣкъ!
— Вздоръ! — говорилъ мнѣ г. Н., когда я ему передалъ теорію его предшественника, — помните одно: у женщины есть всегда потребность спасать котятъ, щенятъ, больныхъ и погибающихъ. Вѣрьте беллетристу, за которымъ вы не станете, надѣюсь, отрицать маленькаго права на званіе психолога. Но еще больше вѣрьте человѣку, у котораго въ 38 лѣтъ голова болѣе похожа на колѣно! Я дѣлалъ такъ. Я подъ шумокъ говорилъ о той роли въ литературѣ, которую мнѣ пророчили, и о своихъ кутежахъ. А когда меня спрашивали, для чего я, такой умный, такой талантливый, дѣлаю все это, — я отвѣчалъ: «А для чего мнѣ умъ, для чего мнѣ талантъ? Для того, чтобы еще болѣе чувствовать всю пустоту жизни?» — «Но неужели у васъ такъ-таки нѣтъ никакой цѣли, никакого интереса?» Я отвѣчалъ: «не было!» и тутъ-же намекалъ, что на темномъ фонѣ мелькнула одна яркая звѣздочка, но о ней такъ-же смѣшно было-бы мечтать, какъ о далекой звѣздѣ. Черезъ нѣсколько дней я снова «проговаривался» о своихъ кутежахъ. Меня начинали «спасать». Просиживали со мной цѣлые вечера, а когда я начиналъ хандрить окончательно и въ одинъ прекрасный день выражалъ твердое желаніе бросить литературу и поступить въ писцы къ какому-то миѳическому дядюшкѣ, управляющему несуществующимъ департаментомъ, — мнѣ давали силъ на новую борьбу! Женщины — дѣти. Имъ нравится игра «въ спасенье», пусть спасаютъ, — благо, мы отъ этого далеко не въ убыткѣ. Хе-хе!
— Плюньте на теоріи! — говорилъ мнѣ артистъ Г., — помните одно: «нахалить». Оставаясь съ женщиной, которая мнѣ нравится, я безо всякихъ разговоровъ кидаюсь къ ея ногамъ. «Слегка по физіономіи», — но, вѣдь, на это оскорбленіе отвѣчаютъ только поцѣлуемъ. И не смущайтесь этимъ «слегка по физіономіи». Женщинѣ, по большей части, это необходимо «для очищенія» совѣсти: «я, молъ, боролась».
— Но, вѣдь, непріятно, если всегда будетъ «результатомъ» только это!
— Мой другъ, я всю жизнь держусь только этой системы, — а вы знаете, что я имѣю недюжинный успѣхъ. Изъ всѣхъ нашихъ добродѣтелей — смѣлость женщины награждаютъ всего лучше и охотнѣе. Женщина создана природой, какъ награда за смѣлость.
— Недурная теорія! — поморщился художникъ К., — но она годится только для красивыхъ. Обыкновенный-же мужчина, то-есть такой, который «немножко получше чорта», долженъ помнить одно, — что въ то время, когда наши головы наполняются всякой «трезвой, практической и положительной» книжной чушью, — женщины питаются исключительно романами и повѣстями. Женщины — еще большіе романтики, и по моему, при подходящей обстановкѣ, хорошіе стихи — превосходная вещь. Я всегда начинаю съ Надсона. Придравшись къ случаю, я читаю его прелестное стихотвореніе: «Я вчера еще радъ былъ отречься отъ счастья» и когда дохожу до стиховъ:
«А сегодня… сегодня весна золотая,
Вся въ цвѣтахъ, и въ мое заглянула окно»…
— Я гляжу «ей» прямо въ глаза и заканчиваю, сводя голосъ «на нѣтъ», какъ будто мнѣ тяжело, мучительно это говорить:
«Милый взглядъ, мимолетнаго полный участья,
Грусть въ прекрасныхъ чертахъ дорогаго лица,
И безумно, мучительно хочется счастья,
Женской ласки… и слезъ… и любви… безъ конца»…
— Это производитъ впечатлѣнье. Въ середину нашей любви я декламирую превосходную вещь Полонскаго: «О, солнце, солнце, погоди!» А когда мы расходимся, я читаю всегда стихотвореніе:
«Какъ? Такъ и ты лгала,
Твердя: „люблю тебя“?
Зачѣмъ? О, бѣдное созданье,
Вѣдь, не меня обманывала ты, а самое себя»…[1]
— Это красиво и благородно. Да, какъ говорилъ вашъ другъ-литераторъ, полезно иногда представиться погибающимъ, но сгустите краски, представьте себя извергомъ, холоднымъ, жестокимъ эгоистомъ, незнавшимъ до сихъ поръ ни жалости, ни любви, ни симпатіи. Но чтобъ отъ этого образа вѣяло силою, мощью. Чтобъ можно было сказать словами Демона:
«Я на челѣ, тебя достойномъ,
Сотру проклятія печать»…
Ахъ, женщины ищутъ и любятъ героевъ!
— Я беру женщинъ тѣмъ, что говорю, будто никого-никого раньше не любилъ. Увлекался — да, но люблю — впервые. Ихъ привлекаетъ новизна! — говорилъ мнѣ одинъ, — имъ хочется быть первой.
— Я, наоборотъ, говорю, что любилъ, много любилъ, но такъ, какъ люблю теперь, еще не любилъ никого, — говорилъ мнѣ другой, — я много жилъ: ихъ привлекаетъ любопытство. Я многихъ любилъ. Женщинѣ хочется быть побѣдительницей надъ всѣми предшественницами.
А мой добрый другъ г. С. отвѣчалъ мнѣ:
— Все вздоръ. Не вѣрьте ничему. Вы помните красавицу О.? За ней гонялись сотни, а я имѣлъ успѣхъ. За нашъ первый ужинъ я заплатилъ въ ресторанѣ 600 р. Вотъ и вся разгадка успѣха. Она считала меня богачемъ. И такъ всѣ.
Надо вамъ сказать, что въ то время, когда я надоѣдалъ всѣмъ вопросами о системѣ, я былъ влюбленъ въ одну прехорошенькую блондинку, которая меня теперь ненавидитъ отъ всей души.
Я тутъ-же примѣнилъ всѣ системы.
Я льстилъ ей, — она стала охотнѣе со мной разговаривать.
Я притворялся разочарованнымъ и погибающимъ, — она меня жалѣла.
Я кинулся къ ея ногамъ, — она оттолкнула меня и сказала просто, строго и спокойно:
— Чтобъ это было въ послѣдній разъ. Иначе я попрошу васъ не бывать.
Я читалъ стихи, — она слушала съ удовольствіемъ.
Я то говорилъ, что никогда не любилъ, то увѣрялъ, что много любилъ въ жизни, — она выслушивала меня съ интересомъ.
Но когда я сказалъ, что у меня въ Черниговской губерніи умеръ богатый дядя, — я имѣлъ успѣхъ.
Примѣчанія
править- ↑ Л. Булье «Женщинѣ» въ переводѣ П. И. Вейнберга. Прим. ред.