Демон (Лермонтов)

Демон : Восточная повесть
автор Михаил Юрьевич Лермонтов
См. Поэмы. Дата создания: 1839[1], опубл.: 1842[2]. Источник: Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений в 2 томах. — Л.: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1989. — Т. 2. Стихотворения и поэмы. 1837—1841. — С. 436—468.[3]

Демон


Восточная повесть


ЧАСТЬ I

I


Михаил Врубель: «Демон» (1890)


Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землёй,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой;
Тех дней, когда в жилище света
Блистал он, чистый херувим,
Когда бегущая комета
Улыбкой ласковой привета
Любила поменяться с ним,
10 Когда сквозь вечные туманы,
Познанья жадный, он следил
Кочующие караваны
В пространстве брошенных светил;
Когда он верил и любил,
15 Счастливый первенец творенья!
Не знал ни злобы, ни сомненья,
И не грозил уму его
Веков бесплодных ряд унылый…
И много, много… и всего
20 Припомнить не имел он силы!

II


Давно отверженный блуждал
В пустыне мира без приюта:
Вослед за веком век бежал,
Как за минутою минута,
25 Однообразной чередой.
Ничтожной властвуя землёй,
Он сеял зло без наслажденья.
Нигде искусству своему
Он не встречал сопротивленья —
30 И зло наскучило ему.

III


И над вершинами Кавказа
Изгнанник рая пролетал:
Под ним Казбек как грань алмаза,
Снегами вечными сиял,
35 И, глубоко внизу чернея,
Как трещина, жилище змея,
Вился излучистый Дарьял,
И Терек, прыгая, как львица
С косматой гривой на хребте,
40 Ревел, — и горный зверь и птица,
Кружась в лазурной высоте,
Глаголу вод его внимали;
И золотые облака
Из южных стран, издалека
45 Его на север провожали;
И скалы тесною толпой,
Таинственной дремоты полны,
Над ним склонялись головой,
Следя мелькающие волны;
50 И башни замков на скалах
Смотрели грозно сквозь туманы —
У врат Кавказа на часах
Сторожевые великаны!
И дик и чуден был вокруг
55 Весь божий мир, но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.

IV


60 И перед ним иной картины
Красы живые расцвели:
Роскошной Грузии долины
Ковром раскинулись вдали —
Счастливый, пышный край земли!
65 Столпообразные раины,
Звонко бегущие ручьи
По дну из камней разноцветных,
И кущи роз, где соловьи
Поют красавиц, безответных
70 На сладкий голос их любви;
Чинар развесистые сени,
Густым венчанные плющом,
Пещеры, где палящим днём
Таятся робкие олени;
75 И блеск, и жизнь, и шум листов,
Стозвучный говор голосов,
Дыханье тысячи растений!
И полдня сладострастный зной,
И ароматною росой
80 Всегда увлаженные ночи,
И звезды яркие, как очи,
Как взор грузинки молодой!..
Но, кроме зависти холодной,
Природы блеск не возбудил
85 В груди изгнанника бесплодной
Ни новых чувств, ни новых сил;
И всё, что пред собой он видел,
Он презирал иль ненавидел.

V


Высокий дом, широкий двор
90 Седой Гудал себе построил…
Трудов и слёз он много стоил
Рабам, послушным с давних пор.
С утра на скат соседних гор
От стен его ложатся тени.
95 В скале нарублены ступени,
Они от башни угловой
Ведут к реке; по ним, мелькая,
Покрыта белою чадрой,
Княжна Тамара молодая
100 К Арагве ходит за водой.

VI


Всегда безмолвно на долины
Глядел с утёса мрачный дом,
Но пир большой сегодня в нём —
Звучит зурна, и льются вины —
105 Гудал сосватал дочь свою,
На пир он созвал всю семью.
На кровле, устланной коврами,
Сидит невеста меж подруг:
Средь игр и песен их досуг
110 Проходит. Дальними горами
Уж спрятан солнца полукруг:
В ладони мерно ударяя,
Они поют — и бубен свой
Берёт невеста молодая.
115 И вот она, одной рукой
Кружа его над головой,
То вдруг помчится легче птицы,
То остановится, глядит —
И влажный взор её блестит
120 Из-под завистливой ресницы;
То чёрной бровью поведёт,
То вдруг наклонится немножко,
И по ковру скользит, плывёт
Ее божественная ножка;
125 И улыбается она,
Веселья детского полна.
Но луч луны, по влаге зыбкой
Слегка играющий порой,
Едва ль сравнится с той улыбкой
130 Как жизнь, как молодость, живой.

VII


Клянусь полночною звездой,
Лучом заката и востока,
Властитель Персии златой
И ни единый царь земной
135 Не целовал такого ока;
Гарема брызжущий фонтан
Ни разу жаркою порою
Своей жемчужною росою
Не омывал подобный стан!
140 Ещё ничья рука земная,
По милому челу блуждая,
Таких волос не расплела.
С тех пор как мир лишился рая,
Клянусь, красавица такая
145 Под солнцем юга не цвела.

VIII


В последний раз она плясала.
Увы! заутра ожидала
Её, наследницу Гудала,
Свободы резвую дитя,
150 Судьба печальная рабыни,
Отчизна, чуждая поныне,
И незнакомая семья.
И часто тайное сомненье
Темнило светлые черты;
155 И были все её движенья
Так стройны, полны выраженья,
Так полны милой простоты,
Что если б Демон, пролетая,
В то время на неё взглянул,
160 То, прежних братий вспоминая,
Он отвернулся б — и вздохнул…

IX


И Демон видел… На мгновенье
Неизъяснимое волненье
В себе почувствовал он вдруг.
165 Немой души его пустыню
Наполнил благодатный звук —
И вновь постигнул он святыню
Любви, добра и красоты!..
И долго сладостной картиной
170 Он любовался — и мечты
О прежнем счастье цепью длинной,
Как будто за звездой звезда,
Пред ним катилися тогда.
Прикованный незримой силой,
175 Он с новой грустью стал знаком;
В нём чувство вдруг заговорило
Родным когда-то языком.
То был ли признак возрожденья?
Он слов коварных искушенья
180 Найти в уме своём не мог…
Забыть? — забвенья не дал бог;
Да он и не взял бы забвенья!…
............................

X


Измучив доброго коня,
На брачный пир к закату дня
185 Спешил жених нетерпеливый.
Арагвы светлой он счастливо
Достиг зелёных берегов.
Под тяжкой ношею даров
Едва, едва переступая,
190 За ним верблюдов длинный ряд
Дорогой тянется, мелькая, —
Их колокольчики звенят.
Он сам, властитель Синодала,
Ведёт богатый караван.
195 Ремнём затянут ловкий стан;
Оправа сабли и кинжала
Блестит на солнце; за спиной
Ружьё с насечкой вырезной.
Играет ветер рукавами

200 Его чухи,[4] — кругом она
Вся галуном обложена.
Цветными вышито шелками
Его седло; узда с кистями;
Под ним весь в мыле конь лихой
205 Бесценной масти, золотой.
Питомец резвый Карабаха
Прядёт ушьми и, полный страха,
Храпя косится с крутизны
На пену скачущей волны.
210 Опасен, узок путь прибрежный!
Утёсы с левой стороны,
Направо глубь реки мятежной.
Уж поздно. На вершине снежной
Румянец гаснет; встал туман…
215 Прибавил шагу караван.

XI


И вот часовня на дороге…
Тут с давних пор почиет в боге
Какой-то князь, теперь святой,
Убитый мстительной рукой.
220 С тех пор на праздник иль на битву,
Куда бы путник ни спешил,
Всегда усердную молитву
Он у часовни приносил;
И та молитва сберегала
225 От мусульманского кинжала.
Но презрел удалой жених
Обычай прадедов своих.
Его коварною мечтою
Лукавый Демон возмущал:
230 Он в мыслях, под ночною тьмою,
Уста невесты целовал.
Вдруг впереди мелькнули двое,
И больше — выстрел! — что такое?..
Привстав на звонких стременах,
235 Надвинув на брови папах,
Отважный князь не молвил слова;
В руке сверкнул турецкий ствол,
Нагайка щёлк — и как орёл
Он кинулся… и выстрел снова!
240 И дикий крик и стон глухой
Промчались в глубине долины, —
Недолго продолжался бой:
Бежали робкие грузины!

XII


Затихло всё; теснясь толпой,
245 На трупы всадников порой
Верблюды с ужасом глядели,
И глухо в тишине степной
Их колокольчики звенели.
Разграблен пышный караван;
250 И над телами христиан
Чертит круги ночная птица!
Не ждёт их мирная гробница
Под слоем монастырских плит,
Где прах отцов их был зарыт;
255 Не придут сёстры с матерями,
Покрыты длинными чадрами,
С тоской, рыданьем и мольбами,
На гроб их из далёких мест!
Зато усердною рукою
260 Здесь у дороги, над скалою,
На память водрузится крест;
И плющ, разросшийся весною,
Его, ласкаясь, обовьёт
Своею сеткой изумрудной;
265 И, своротив с дороги трудной,
Не раз усталый пешеход
Под божьей тенью отдохнёт…

XIII


Несётся конь быстрее лани,
Храпит и рвётся, будто к брани;
270 То вдруг осадит на скаку,
Прислушается к ветерку,
Широко ноздри раздувая;
То, разом в землю ударяя
Шипами звонкими копыт,
275 Взмахнув растрёпанною гривой,
Вперёд без памяти летит.
На нём есть всадник молчаливый!
Он бьётся на седле порой,
Припав на гриву головой.
280 Уж он не правит поводами,
Задвинул ноги в стремена,
И кровь широкими струями
На чепраке его видна.
Скакун лихой, ты господина
285 Из боя вынес как стрела,
Но злая пуля осетина
Его во мраке догнала!

XIV


В семье Гудала плач и стоны,
Толпится на дворе народ:
290 Чей конь примчался запалённый
И пал на камни у ворот?
Кто этот всадник бездыханный?
Хранили след тревоги бранной
Морщины смуглого чела.
295 В крови оружие и платье;
В последнем бешеном пожатье
Рука на гриве замерла.
Недолго жениха младого,
Невеста, взор твой ожидал:
300 Сдержал он княжеское слово,
На брачный пир он прискакал…
Увы! но никогда уж снова
Не сядет на коня лихого!..

XV


На беззаботную семью
305 Как гром слетела божья кара!
Упала на постель свою,
Рыдает бедная Тамара;
Слеза катится за слезой,
Грудь высоко и трудно дышит:
310 И вот она как будто слышит
Волшебный голос над собой:
«Не плачь, дитя! Не плачь напрасно!
Твоя слеза на труп безгласный
Живой росой не упадёт:
315 Она лишь взор туманит ясный,
Ланиты девственные жжёт!
Он далеко, он не узнает,
Не оценит тоски твоей;
Небесный свет теперь ласкает
320 Бесплотный взор его очей;
Он слышит райские напевы…
Что жизни мелочные сны,
И стон, и слёзы бедной девы
Для гостя райской стороны?
325 Нет, жребий смертного творенья,
Поверь мне, ангел мой земной,
Не стоит одного мгновенья
Твоей печали дорогой!

На воздушном океане
330 Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил;
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
335 Облаков неуловимых
Волокнистые стада.
Час разлуки, час свиданья —
Им ни радость, ни печаль;
Им в грядущем нет желанья
340 И прошедшего не жаль.
В день томительный несчастья
Ты об них лишь вспомяни;
Будь к земному без участья
И беспечна, как они!

345 Лишь только ночь своим покровом
Верхи Кавказа осенит;
Лишь только мир, волшебным словом
Заворожённый, замолчит;
Лишь только ветер над скалою
350 Увядшей шевельнёт травою,
И птичка, спрятанная в ней,
Порхнёт во мраке веселей;
И под лозою виноградной,
Росу небес глотая жадно,
355 Цветок распустится ночной;
Лишь только месяц золотой
Из-за горы тихонько встанет
И на тебя украдкой взглянет, —
К тебе я стану прилетать;
360 Гостить я буду до денницы,
И на шелковые ресницы
Сны золотые навевать…»

XVI


Слова умолкли в отдаленье,
Вослед за звуком умер звук.
365 Она, вскочив, глядит вокруг…
Невыразимое смятенье
В её груди; печаль, испуг,
Восторга пыл — ничто в сравненье.
Все чувства в ней кипели вдруг;
370 Душа рвала свои оковы,
Огонь по жилам пробегал,
И этот голос чудно-новый,
Ей мнилось, всё ещё звучал.
И перед утром сон желанный
375 Глаза усталые смежил;
Но мысль её он возмутил
Мечтой пророческой и странной.
Пришлец туманный и немой,
Красой блистая неземной,
380 К её склонился изголовью;
И взор его с такой любовью,
Так грустно на неё смотрел,
Как будто он об ней жалел.
То не был ангел-небожитель,
385 Её божественный хранитель:
Венец из радужных лучей
Не украшал его кудрей.
То не был ада дух ужасный,
Порочный мученик — о нет!
390 Он был похож на вечер ясный:
Ни день, ни ночь, — ни мрак, ни свет!..

_____


ЧАСТЬ II


I


«Отец, отец, оставь угрозы,
Свою Тамару не брани;
Я плачу: видишь эти слезы,
395 Уже не первые они.
Напрасно женихи толпою
Спешат сюда из дальних мест…
Немало в Грузии невест,
А мне не быть ничьей женою!..
400 О, не брани, отец, меня.
Ты сам заметил: день от дня
Я вяну, жертва злой отравы!
Меня терзает дух лукавый
Неотразимою мечтой;
405 Я гибну, сжалься надо мной!
Отдай в священную обитель
Дочь безрассудную свою,
Там защитит меня Спаситель,
Пред ним тоску мою пролью.
410 На свете нет уж мне веселья…
Святыни миром осеня,
Пусть примет сумрачная келья,
Как гроб, заранее меня…»

II


И в монастырь уединенный
415 Её родные отвезли,
И власяницею смиренной
Грудь молодую облекли.
Но и в монашеской одежде,
Как под узорною парчой,
420 Всё беззаконною мечтой
В ней сердце билося, как прежде.
Пред алтарём, при блеске свеч,
В часы торжественного пенья,
Знакомая, среди моленья,
425 Ей часто слышалася речь.
Под сводом сумрачного храма
Знакомый образ иногда
Скользил без звука и следа
В тумане лёгком фимиама;
430 Сиял он тихо, как звезда;
Манил и звал он… но куда?..

III


В прохладе меж двумя холмами
Таился монастырь святой.
Чинар и тополей рядами
435 Он окружён был — и порой,
Когда ложилась ночь в ущелье,
Сквозь них мелькала, в окнах кельи,
Лампада грешницы младой.
Кругом, в тени дерев миндальных,
440 Где ряд стоит крестов печальных,
Безмолвных сторожей гробниц,
Спевались хоры легких птиц.
По камням прыгали, шумели
Ключи студёною волной
445 И под нависшею скалой,
Сливаясь дружески в ущелье,
Катились дальше, меж кустов,
Покрытых инеем цветов.

IV


На север видны были горы.
450 При блеске утренней Авроры,
Когда синеющий дымок
Курится в глубине долины,
И, обращаясь на восток,
Зовут к молитве муэцины,
455 И звучный колокола глас
Дрожит, обитель пробуждая;
В торжественный и мирный час,
Когда грузинка молодая
С кувшином длинным за водой
460 С горы спускается крутой,
Вершины цепи снеговой
Светло-лиловою стеной
На чистом небе рисовались,
И в час заката одевались
465 Они румяной пеленой;
И между них, прорезав тучи,
Стоял, всех выше головой,
Казбек, Кавказа царь могучий,
В чалме и ризе парчевой.

V


470 Но, полно думою преступной,
Тамары сердце недоступно
Восторгам чистым. Перед ней
Весь мир одет угрюмой тенью;
И всё ей в нём предлог мученью —
475 И утра луч, и мрак ночей.
Бывало, только ночи сонной
Прохлада землю обоймёт,
Перед божественной иконой
Она в безумье упадёт
480 И плачет; и в ночном молчанье
Её тяжёлое рыданье
Тревожит путника вниманье,
И мыслит он: «То горный дух,
Прикованный в пещере, стонет!»
485 И, чуткий напрягая слух,
Коня измученного гонит…

VI


Тоской и трепетом полна,
Тамара часто у окна
Сидит в раздумье одиноком,
490 И смотрит вдаль прилежным оком,
И целый день, вздыхая, ждёт…
Ей кто-то шепчет: он придёт!
Недаром сны её ласкали,
Недаром он являлся ей,
495 С глазами, полными печали,
И чудной нежностью речей.
Уж много дней она томится,
Сама не зная почему;
Святым захочет ли молиться —
500 А сердце молится ему;
Утомлена борьбой всегдашней,
Склонится ли на ложе сна —
Подушка жжёт, ей душно, страшно,
И вся, вскочив, дрожит она;
505 Пылают грудь её и плечи,
Нет сил дышать, туман в очах,
Объятья жадно ищут встречи,
Лобзанья тают на устах…
............................
............................

VII


Вечерней мглы покров воздушный
510 Уж холмы Грузии одел.
Привычке сладостной послушный,
В обитель Демон прилетел.
Но долго, долго он не смел
Святыню мирного приюта
515 Нарушить. И была минута,
Когда казался он готов
Оставить умысел жестокой.
Задумчив у стены высокой
Он бродит: от его шагов
520 Без ветра лист в тени трепещет.
Он поднял взор: её окно,
Озарено лампадой, блещет, —
Кого-то ждёт она давно!
И вот средь общего молчанья
525 Чингура[5] стройное бряцанье
И звуки песни раздались;
И звуки те лились, лились,
Как слёзы, мерно друг за другом;
И эта песнь была нежна,
530 Как будто для земли она
Была на небе сложена!
Не ангел ли с забытым другом
Вновь повидаться захотел,
Сюда украдкою слетел
535 И о былом ему пропел,
Чтоб усладить его мученье?..
Тоску любви, её волненье
Постигнул Демон в первый раз;
Он хочет в страхе удалиться…
540 Его крыло не шевелится!
И, чудо! из померкших глаз
Слеза тяжелая катится…
Поныне возле кельи той
Насквозь прожжённый виден камень
545 Слезою жаркою, как пламень,
Нечеловеческой слезой!..

VIII


И входит он, любить готовый,
С душой, открытой для добра,
И мыслит он, что жизни новой
550 Пришла желанная пора.
Неясный трепет ожиданья,
Страх неизвестности немой
Как будто в первое свиданье
Спознались с гордою душой.
555 То было злое предвещанье!
Он входит, смотрит — перед ним
Посланник рая, херувим,
Хранитель грешницы прекрасной
Стоит с блистающим челом
560 И от врага с улыбкой ясной
Приосенил её крылом;
И луч божественного света
Вдруг ослепил нечистый взор,
И вместо сладкого привета
565 Раздался тягостный укор:

IX


«Дух беспокойный, дух порочный,
Кто звал тебя во тьме полночной?
Твоих поклонников здесь нет,
Зло не дышало здесь поныне;
570 К моей любви, к моей святыне
Не пролагай преступный след.
Кто звал тебя?»
Ему в ответ
Злой дух коварно усмехнулся,
Зарделся ревностию взгляд;
575 И вновь в душе его проснулся
Старинной ненависти яд.
«Она моя! — сказал он грозно. —
Оставь её, она моя!
Явился ты, защитник, поздно,
580 И ей, как мне, ты не судья.
На сердце, полное гордыни,
Я наложил печать мою;
Здесь больше нет твоей святыни,
Здесь я владею и люблю!»
585 И Ангел грустными очами
На жертву бедную взглянул
И медленно, взмахнув крылами,
В эфире неба потонул.
............................

X


Михаил Врубель: «Демон и Тамара» (1891)


Тамара

О! кто ты? Речь твоя опасна!
590 Тебя послал мне ад иль рай?
Чего ты хочешь?…

Демон

Ты прекрасна!

Тамара

Но молви, кто ты? Отвечай…

Демон

Я тот, которому внимала
Ты в полуночной тишине,
595 Чья мысль душе твоей шептала,
Чью грусть ты смутно отгадала,
Чей образ видела во сне.
Я тот, чей взор надежду губит;
Я тот, кого никто не любит;
600 Я бич рабов моих земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло природы,
И, видишь, — я у ног твоих!
Тебе принёс я в умиленье
605 Молитву тихую любви,
Земное первое мученье
И слёзы первые мои.
О! выслушай — из сожаленья!
Меня добру и небесам
610 Ты возвратить могла бы словом.
Твоей любви святым покровом
Одетый, я предстал бы там
Как новый ангел в блеске новом.
О! только выслушай, молю, —
615 Я раб твой, — я тебя люблю!
Лишь только я тебя увидел —
И тайно вдруг возненавидел
Бессмертие и власть мою.
Я позавидовал невольно
620 Неполной радости земной;
Не жить, как ты, мне стало больно,
И страшно — розно жить с тобой.
В бескровном сердце луч нежданный
Опять затеплился живей,
625 И грусть на дне старинной раны
Зашевелилася, как змей.
Что без тебя мне эта вечность?
Моих владений бесконечность?
Пустые звучные слова,
630 Обширный храм — без божества!

Тамара

Оставь меня, о дух лукавый!
Молчи, не верю я врагу…
Творец… Увы! я не могу
Молиться… гибельной отравой
635 Мой ум слабеющий объят!
Послушай, ты меня погубишь;
Твои слова — огонь и яд…
Скажи, зачем меня ты любишь!

Демон

Зачем, красавица? Увы,
640 Не знаю!.. Полон жизни новой,
С моей преступной головы
Я гордо снял венец терновый;
Я всё былое бросил в прах:
Мой рай, мой ад в твоих очах.
645 Люблю тебя нездешней страстью,
Как полюбить не можешь ты:
Всем упоением, всей властью
Бессмертной мысли и мечты.
В душе моей, с начала мира,
650 Твой образ был напечатлён,
Передо мной носился он
В пустынях вечного эфира.
Давно тревожа мысль мою,
Мне имя сладкое звучало;
655 Во дни блаженства мне в раю
Одной тебя недоставало.
О! если б ты могла понять,
Какое горькое томленье
Всю жизнь, века без разделенья
660 И наслаждаться и страдать,
За зло похвал не ожидать,
Ни за добро вознагражденья;
Жить для себя, скучать собой
И этой вечною борьбой
665 Без торжества, без примиренья!
Всегда жалеть и не желать,
Всё знать, всё чувствовать, всё видеть,
Стараться всё возненавидеть
И всё на свете презирать!..
670 Лишь только божие проклятье
Исполнилось, с того же дня
Природы жаркие объятья
Навек остыли для меня;
Синело предо мной пространство;
675 Я видел брачное убранство
Светил, знакомых мне давно…
Они текли в венцах из злата,
Но что же? Прежнего собрата
Не узнавало ни одно.
680 Изгнанников, себе подобных,
Я звать в отчаянии стал,
Но слов, и лиц, и взоров злобных,
Увы! я сам не узнавал.
И в страхе я, взмахнув крылами,
685 Помчался — но куда? зачем?
Не знаю… прежними друзьями
Я был отвергнут; как Эдем,
Мир для меня стал глух и нем.
По вольной прихоти теченья
690 Так повреждённая ладья
Без парусов и без руля
Плывёт, не зная назначенья;
Так ранней утренней порой
Отрывок тучи громовой,
695 В лазурной вышине чернея,
Один, нигде пристать не смея,
Летит без цели и следа,
Бог весть откуда и куда!
И я людьми недолго правил,
700 Греху недолго их учил,
Всё благородное бесславил
И всё прекрасное хулил;
Недолго… пламень чистой веры
Легко навек я залил в них…
705 А стоили ль трудов моих
Одни глупцы да лицемеры?
И скрылся я в ущельях гор;
И стал бродить, как метеор,
Во мраке полночи глубокой…
710 И мчался путник одинокой,
Обманут близким огоньком;
И, в бездну падая с конём,
Напрасно звал — и след кровавый
За ним вился по крутизне…
715 Но злобы мрачные забавы
Недолго нравилися мне!
В борьбе с могучим ураганом,
Как часто, подымая прах,
Одетый молньей и туманом,
720 Я шумно мчался в облаках,
Чтобы в толпе стихий мятежной
Сердечный ропот заглушить,
Спастись от думы неизбежной
И незабвенное забыть!
725 Что повесть тягостных лишений,
Трудов и бед толпы людской
Грядущих, прошлых поколений
Перед минутою одной
Моих непризнанных мучений?
730 Что люди? что их жизнь и труд?
Они прошли, они пройдут…
Надежда есть — ждёт правый суд:
Простить он может, хоть осудит!
Моя ж печаль бессменно тут,
735 И ей конца, как мне, не будет;
И не вздремнуть в могиле ей!
Она то ластится, как змей,
То жжёт и плещет, будто пламень,
То давит мысль мою, как камень —
740 Надежд погибших и страстей
Несокрушимый мавзолей!..

Тамара

Зачем мне знать твои печали,
Зачем ты жалуешься мне?
Ты согрешил…

Демон

Против тебя ли?

Тамара

745 Нас могут слышать!..

Демон

Мы одне.

Тамара

А бог!

Демон

На нас не кинет взгляда:
Он занят небом, не землёй!

Тамара

А наказанье, муки ада?

Демон

Так что ж? Ты будешь там со мной!

Тамара

750 Кто б ни был ты, мой друг случайный,
Покой навеки погубя,
Невольно я с отрадой тайной,
Страдалец, слушаю тебя.
Но если речь твоя лукава,
755 Но если ты, обман тая…
О! пощади! Какая слава?
На что душа тебе моя?
Ужели небу я дороже
Всех, не замеченных тобой?
760 Они, увы! прекрасны тоже;
Как здесь, их девственное ложе
Не смято смертною рукой…
Нет! дай мне клятву роковую…
Скажи, — ты видишь: я тоскую;
765 Ты видишь женские мечты!
Невольно страх в душе ласкаешь…
Но ты всё понял, ты всё знаешь —
И сжалишься, конечно, ты!
Клянися мне… От злых стяжаний

770 Отречься ныне дай обет.
Ужель ни клятв, ни обещаний
Ненарушимых больше нет?..

Демон

Клянусь я первым днём творенья,
Клянусь его последним днём,
775 Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством.
Клянусь паденья горькой мукой,
Победы краткою мечтой;
Клянусь свиданием с тобой
780 И вновь грозящею разлукой.
Клянуся сонмищем духов,
Судьбою братий мне подвластных,
Мечами ангелов бесстрастных,
Моих недремлющих врагов;
785 Клянуся небом я и адом,
Земной святыней и тобой,
Клянусь твоим последним взглядом,
Твоею первою слезой,
Незлобных уст твоих дыханьем,
790 Волною шёлковых кудрей,
Клянусь блаженством и страданьем,
Клянусь любовию моей:
Я отрекся от старой мести,
Я отрекся от гордых дум;
795 Отныне яд коварной лести
Ничей уж не встревожит ум;
Хочу я с небом примириться,
Хочу любить, хочу молиться,
Хочу я веровать добру.
800 Слезой раскаянья сотру
Я на челе, тебя достойном,
Следы небесного огня —
И мир в неведенье спокойном
Пусть доцветает без меня!
805 О! верь мне: я один поныне
Тебя постиг и оценил.
Избрав тебя моей святыней,
Я власть у ног твоих сложил.
Твоей любви я жду, как дара,
810 И вечность дам тебе за миг;
В любви, как в злобе, верь, Тамара,
Я неизменен и велик.
Тебя я, вольный сын эфира,
Возьму в надзвёздные края,
815 И будешь ты царицей мира,
Подруга первая моя;
Без сожаленья, без участья
Смотреть на землю станешь ты,
Где нет ни истинного счастья,
820 Ни долговечной красоты;
Где преступленья лишь да казни;
Где страсти мелкой только жить;
Где не умеют без боязни
Ни ненавидеть, ни любить.
825 Иль ты не знаешь, что такое
Людей минутная любовь?
Волненье крови молодое, —
Но дни бегут, и стынет кровь!
Кто устоит против разлуки,
830 Соблазна новой красоты,
Против усталости и скуки
И своенравия мечты?
Нет! не тебе, моей подруге,
Узнай, назначено судьбой
835 Увянуть молча в тесном круге
Ревнивой грубости рабой,
Средь малодушных и холодных,
Друзей притворных и врагов,
Боязней и надежд бесплодных,
840 Пустых и тягостных трудов!
Печально за стеной высокой
Ты не угаснешь без страстей,
Среди молитв, равно далёко
От божества и от людей.
845 О нет, прекрасное созданье,
К иному ты присуждена,
Тебя иное ждёт страданье,
Иных восторгов глубина.
Оставь же прежние желанья
850 И жалкий свет его судьбе:
Пучину гордого познанья
Взамен открою я тебе.
Толпу духов моих служебных
Я приведу к твоим стопам;
855 Прислужниц лёгких и волшебных
Тебе, красавица, я дам;
И для тебя с звезды восточной
Сорву венец я золотой;
Возьму с цветов росы полночной;
860 Его усыплю той росой;
Лучом румяного заката
Твой стан, как лентой, обовью;
Дыханьем чистым аромата
Окрестный воздух напою;
865 Всечасно дивною игрою
Твой слух лелеять буду я;
Чертоги пышные построю
Из бирюзы и янтаря;
Я опущусь на дно морское,
870 Я полечу за облака,
Я дам тебе всё, всё земное —
Люби меня!..

XI


И он слегка
Коснулся жаркими устами
Её трепещущим губам;
875 Соблазна полными речами
Он отвечал её мольбам.
Могучий взор смотрел ей в очи!
Он жег её. Во мраке ночи
Над нею прямо он сверкал,
880 Неотразимый, как кинжал.
Увы! злой дух торжествовал!
Смертельный яд его лобзанья
Мгновенно в грудь её проник.
Мучительный, ужасный крик
885 Ночное возмутил молчанье.
В нем было всё: любовь, страданье,
Упрёк с последнею мольбой
И безнадёжное прощанье —
Прощанье с жизнью молодой.

XII


890 В то время сторож полуночный,
Один вокруг стены крутой
Свершая тихо путь урочный,
Бродил с чугунною доской,
И возле кельи девы юной
895 Он шаг свой мерный укротил
И руку над доской чугунной,
Смутясь душой, остановил.
И сквозь окрестное молчанье,
Ему казалось, слышал он
900 Двух уст согласное лобзанье,
Минутный крик и слабый стон.
И нечестивое сомненье
Проникло в сердце старика…
Но пронеслось ещё мгновенье,
905 И стихло всё; издалека
Лишь дуновенье ветерка
Роптанье листьев приносило,
Да с тёмным берегом уныло
Шепталась горная река.
910 Канон угодника святого
Спешит он в страхе прочитать,
Чтоб навожденье духа злого
От грешной мысли отогнать;
Крестит дрожащими перстами
915 Мечтой взволнованную грудь
И молча скорыми шагами
Обычный продолжает путь.
..........................

XIII


Как пери спящая мила,
Она в гробу своём лежала,
920 Белей и чище покрывала
Был томный цвет её чела.
Навек опущены ресницы…
Но кто б, о небо! не сказал,
Что взор под ними лишь дремал
925 И, чудный, только ожидал
Иль поцелуя, иль денницы?
Но бесполезно луч дневной
Скользил по ним струёй златой,
Напрасно их в немой печали
930 Уста родные целовали…
Нет! смерти вечную печать
Ничто не в силах уж сорвать!

XIV


Ни разу не был в дни веселья
Так разноцветен и богат
935 Тамары праздничный наряд.
Цветы родимого ущелья
(Так древний требует обряд)
Над нею льют свой аромат
И, сжаты мертвою рукою
940 Как бы прощаются с землёю!
И ничего в её лице
Не намекало о конце
В пылу страстей и упоенья;
И были все её черты
945 Исполнены той красоты,
Как мрамор чуждой выраженья,
Лишённой чувства и ума,
Таинственной, как смерть сама.
Улыбка странная застыла,
950 Мелькнувши, по её устам.
О многом грустном говорила
Она внимательным глазам:
В ней было хладное презренье
Души, готовой отцвести,
955 Последней мысли выраженье,
Земле беззвучное прости.
Напрасный отблеск жизни прежней,
Она была ещё мертвей,
Ещё для сердца безнадежней
960 Навек угаснувших очей.
Так в час торжественный заката,
Когда, растаяв в море злата,
Уж скрылась колесница дня,
Снега Кавказа, на мгновенье
965 Отлив румяный сохраня,
Сияют в тёмном отдаленье.
Но этот луч полуживой
В пустыне отблеска не встретит,
И путь ничей он не осветит
970 С своей вершины ледяной!..

XV


Толпой соседи и родные
Уж собрались в печальный путь.
Терзая локоны седые,
Безмолвно поражая грудь,
975 В последний раз Гудал садится
На белогривого коня, —
И поезд тронулся. Три дня,
Три ночи путь их будет длиться:
Меж старых дедовских костей
980 Приют покойный вырыт ей.
Один из праотцев Гудала,
Грабитель странников и сёл,
Когда болезнь его сковала,
И час раскаянья пришёл,
985 Грехов минувших в искупленье
Построить церковь обещал
На вышине гранитных скал,
Где только вьюги слышно пенье,
Куда лишь коршун залетал.
990 И скоро меж снегов Казбека
Поднялся одинокий храм,
И кости злого человека
Вновь успокоилися там;
И превратилася в кладбище
995 Скала, родная облакам:
Как будто ближе к небесам
Теплей посмертное жилище?..
Как будто дальше от людей
Последний сон не возмутится…
1000 Напрасно! мёртвым не приснится
Ни грусть, ни радость прошлых дней…

XVI


В пространстве синего эфира
Один из ангелов святых
Летел на крыльях золотых,
1005 И душу грешную от мира
Он нёс в объятиях своих.
И сладкой речью упованья
Её сомненья разгонял,
И след проступка и страданья
1010 С неё слезами он смывал.
Издалека уж звуки рая
К ним доносилися — как вдруг,
Свободный путь пересекая,
Взвился из бездны адский дух.
1015 Он был могущ, как вихорь шумный,
Блистал, как молнии струя,
И гордо в дерзости безумной
Он говорит: «Она моя!»

К груди хранительной прижалась,
1020 Молитвой ужас заглуша,
Тамары грешная душа.
Судьба грядущего решалась,
Пред нею снова он стоял,
Но, боже! — кто б его узнал?
1025 Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом
Вражды, не знающей конца, —
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица.

1030 «Исчезни, мрачный дух сомненья! —
Посланник неба отвечал. —
Довольно ты торжествовал,
Но час суда теперь настал —
И благо божие решенье!
1035 Дни испытания прошли;
С одеждой бренною земли
Оковы зла с неё ниспали.
Узнай! давно её мы ждали!
Её душа была из тех,
1040 Которых жизнь — одно мгновенье
Невыносимого мученья,
Недосягаемых утех:
Творец из лучшего эфира
Соткал живые струны их,
1045 Они не созданы для мира,
И мир был создан не для них!
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои…
Она страдала и любила —
1050 И рай открылся для любви!»

И Ангел строгими очами
На искусителя взглянул
И, радостно взмахнув крылами,
В сиянье неба потонул.
1055 И проклял Демон побежденный
Мечты безумные свои,
И вновь остался он, надменный,
Один, как прежде, во вселенной
Без упованья и любви!..

_____


1060 На склоне каменной горы
Над Койшаурскою долиной
Ещё стоят до сей поры
Зубцы развалины старинной.
Рассказов, страшных для детей,
1065 О них ещё преданья полны…
Как призрак, памятник безмолвный,
Свидетель тех волшебных дней,
Между деревьями чернеет.
Внизу рассыпался аул,
1070 Земля цветёт и зеленеет;
И голосов нестройный гул
Теряется, и караваны
Идут, звеня, издалека,
И, низвергаясь сквозь туманы
1075 Блестит и пенится река.
И жизнью вечно молодою,
Прохладой, солнцем и весною
Природа тешится шутя,
Как беззаботная дитя.

1080 Но грустен замок, отслуживший
Года во очередь свою,
Как бедный старец, переживший
Друзей и милую семью.
И только ждут луны восхода
1085 Его незримые жильцы:
Тогда им праздник и свобода!
Жужжат, бегут во все концы.
Седой паук, отшельник новый,
Прядёт сетей своих основы;
1090 Зелёных ящериц семья
На кровле весело играет;
И осторожная змея
Из тёмной щели выползает
На плиту старого крыльца,
1095 То вдруг совьётся в три кольца,
То ляжет длинной полосою
И блещет как булатный меч,
Забытый в поле давних сеч,
Ненужный падшему герою!..
1100 Всё дико; нет нигде следов
Минувших лет: рука веков
Прилежно, долго их сметала —
И не напомнит ничего
О славном имени Гудала,
1105 О милой дочери его!

Но церковь на крутой вершине,
Где взяты кости их землёй,
Хранима властию святой,
Видна меж туч ещё поныне.
1110 И у ворот её стоят
На страже черные граниты,
Плащами снежными покрыты,
И на груди их вместо лат
Льды вековечные горят.
1115 Обвалов сонные громады
С уступов, будто водопады,
Морозом схваченные вдруг,
Висят, нахмурившись, вокруг.
И там метель дозором ходит,
1120 Сдувая пыль со стен седых,
То песню долгую заводит,
То окликает часовых;
Услыша вести в отдаленье
О чудном храме, в той стране,
1125 С востока облака одне
Спешат толпой на поклоненье,
Но над семьёй могильных плит
Давно никто уж не грустит.
Скала угрюмого Казбека
1130 Добычу жадно сторожит,
И вечный ропот человека
Их вечный мир не возмутит.




Примечания

  1. Последняя редакция закончена в начале 1839 г.
  2. Впервые — в журнале «Отечественные записки», 1842, том XXII, № 6, отд. I, с. 187—201 под залавием «Отрывки из поэмы», без изменений в книге Стихотворения М. Лермонтова. Часть II. — СПб.: Типография Ильи Глазунова и комп., 1842. — С. 163—197. также под заглавием «Отрывки из поэмы». Полностью «Демон» по авторитетной копии А. И. Философова был напечатан им в 1856 г. в Карлсруэ ограниченным тиражом (28 экз.), чтобы раздать экземпляры «высоким особам» и добиться отмены цензурного запрещения. В том же году «Демон» был напечатан в Берлине, а в 1857 г. снова в Карлсруэ. Однако оба эти издания в текстологическом отношении значительно уступали первой философовской публикации. В России «Демон» (в последней редакции) полностью напечатан в 1860 г. (Сочинения Лермонтова, преведённые в порядок и дополненные С. С. Дудышкиным. — СПб.: А. И. Глазунов, 1860. — Т. 1. — С. 7—50.; с некоторыми неточностями). Другие редакции — в статье С. С. Дудышкина «Ученические тетради Лермонтова» в журнале «Отечественные записки», 1859, том CXXVII, № 11, отд. I, с. 29—33 и «Отечественные записки», 1859, том CXXVII, № 11, отд. I, с. 256—258.
  3. Печатается по т. н. «придворному» списку Философова (рукопись — РГИА, обнаружена в 1939 г.), с восстановлением ст. 742—749 (диалог Тамары с Демоном) по карлсруйскому изданию 1857 г. и исправлением ст. 36, 77, 90, 290, 974 по авторизованному списку шестой ред. поэмы (ГПБ).
  4. Верхняя одежда с откидными рукавами.
  5. Род гитары.


  Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.