Твардовскій добрый шляхтичъ былъ съ обоихъ
Концовъ семьи: кудели и меча.
Хотѣлъ умомъ сильнѣе быть, чѣмъ люди,
И снадобье хотѣлъ найти отъ смерти,
Затѣмъ что умирать онъ не хотѣлъ.
Начетчикъ, въ старыхъ книгахъ прочиталъ онъ,
Какъ можно вызвать Дьявола, и въ полночь,
Подъ Краковомъ, вступилъ съ нимъ въ договоръ,
Гдѣ выставилъ, въ числѣ другихъ, условье, 10 Что до тѣхъ поръ ни къ тѣлу, ни къ душѣ
Не можетъ сила ада подступиться,
Пока не будетъ въ Римѣ схваченъ онъ.
Засимъ—услуги Дьявола. Безъ счета.
Все серебро, какое было въ Польшѣ,
Онъ въ мѣсто снесъ одно, пескомъ засыпалъ,
Отсюда—Олькушъ съ славнымъ рудникомъ.
Чего бы только ни хотѣлъ Твардовскій,
Онъ все имѣлъ, лишь вымолви желанье.
Нарисовавъ коня, на нёмъ скакалъ; 20 Леталъ безъ крылъ по воздуху высоко;
По водамъ Вислы съ милой плавалъ противъ
Теченья, безъ весла и безъ вѣтрилъ;
По прихоти своей капризной воли
На груды горъ онъ горы громоздилъ;
И въ ночь одну выкапывалъ озера;
Когда хотѣлъ жениться, тайну панны
Отъ пчелки златокрылой онъ узналъ;
Смѣялся надъ людьми, порой—лѣчилъ ихъ,
Дурачилъ ихъ, предназначалъ по волѣ— 30 Того женить, а этихъ разженить;
О золотѣ и говорить не нужно,—
Оно съ нимъ было, какъ съ волной песокъ.
Однажды, безъ приборовъ чернокнижныхъ,
Зашелъ въ глухой онъ боръ, и думалъ тамъ.
Задумался глубоко онъ. Вдругъ—Дьяволъ.
Предсталъ, глядитъ, и глухо молвилъ: Въ Римъ.
Разгнѣванный, заклялъ его Твардовскій,
Злой духъ отъ чернокнижника бѣжалъ,
Зубами скрежеща въ безсильной злобѣ, 40 Но, убѣгая вырвалъ онъ сосну,
Въ Твардовскаго съ размаху ей швырнулъ онъ,
И былъ съ минуты той Твардовскій хромъ.
Притомъ, какъ чернокнижникъ не былъ счастливъ
Отъ всѣхъ причудъ, которыя исчерпалъ,
Такъ Дьявола возможно-ль усыпить
Какой-то причиненной хромотою!
Къ Твардовскому приходитъ дворянинъ
И молитъ: «Дай лѣкарства. Панъ вельможный
Внезапно занемогъ. Приди, спаси, 50 Вѣдь ты одинъ». Твардовскій—въ Сандомирскомъ.
Въ корчмѣ, гдѣ слегъ и ждетъ вельможный панъ.
Чуть только перешелъ порогъ Твардовскій,
На крышу сѣли вороны кругомъ,
Закаркали. И понялъ чернокнижникъ,
Что тутъ случилось что-то внѣ разсчета.
Онъ быстро къ колыбели подошелъ,
Гдѣ былъ ребенокъ, только что крещеный,
И на руки беретъ его. А Дьяволъ
Ужь тутъ какъ тутъ, и говоритъ: «Ты—мой». 60 «—Я твой?»—«Мы въ Римѣ».—«Это что за бредни?»
«—Корчма, въ которой ты, зовется Римъ».
Подъяты когти Дьявола, но сила
Ребенка, освященнаго крещеньемъ,
Ему—стѣна. Чрезъ стѣну ходятъ мыши.
Онъ говоритъ: «Послушай, ты вѣдь шляхтичъ.
Такъ значитъ знаешь, verbum nobile
И stabile, конечно, debet esse».
Твардовскій, видя, что никакъ нельзя
Шляхетское нарушить обѣщанье, 70 Ребенка въ колыбель вернулъ. А самъ
Съ товарищемъ черезъ каминъ промчался.
Воронье стадо грянуло привѣтомъ.
Летятъ, летятъ, все выше надъ Землей,
Твардовскій смотритъ внизъ, и видитъ Краковъ,
Отъ боли сердце сжалось у него,
Все, что любилъ, онъ тамъ внизу оставилъ.
Въ немъ встали чувства лѣтъ первоначальныхъ,
И дѣтскую молитву онъ запѣлъ,
Свой стихъ, что спѣлъ когда-то въ честь Маріи. 80 Чуть кончилъ пѣснь, онъ видитъ, изумленный,
Что въ воздухѣ недвижно онъ виситъ.
Взглянулъ—его товарищъ странствій скрылся,
Лишь мощный голосъ слышитъ надъ собой:
«Повисши такъ, до дня Суда здѣсь будешь».
И вотъ, когда заходитъ полный мѣсяцъ,
На немъ намъ видно черное пятно:
Твардовскій во плоти, который будетъ
Тамъ въ воздухѣ висѣть до дня Суда.