Приезд Леппиха в Москву состоялся в половине мая. Его привёз туда фельдъегерский прапорщик Иордан вместе с собственноручным письмом императора и сдал московскому гражданскому губернатору Н. В. Обрезкову. Присланное 14 мая повеление императора заключалось в том, чтобы губернатор Обрезков тайно в окрестностях столицы поместил Леппиха и снабдил средствами для производства его работ, не сообщая об этом главнокомандующему графу Гудовичу. Обрезков поместил Леппиха в селе Воронцове, находящемся в шести верстах от Москвы по Калужской дороге и принадлежавшем князю Н. Г. Репнину, и вошёл в сношение с министром финансов об отпуске сумм для издержек по этому предприятию, выдав в то же время Леппиху восемь тысяч рублей на заготовку материалов и приискание части мастеровых, чтобы можно было немедленно приступить к работе, так как ожидаемые Леппихом из чужих краёв мастеровые ещё не прибыли. Леппих стал жить в Воронцове под именем доктора Шмита, а фельдъегерский прапорщик Иордан назвался курляндцем Фейхнером. Само же воздухоплавательное предприятие для отвода глаз стало вестись под предлогом устройства фабрики для приготовления новоизобретённых зарядов для пушек. О положении всего дела губернатор Обрезков сообщил государю в Вильну 27 мая и в конце своего донесения, желая оттенить, что всё предприятие пребывает в достодолжной тайне, писал: «Пребывание Леппиха и Иордана в Москве и перемещение в подмосковную не обращает ничьего внимания, ниже любопытства, как о людях никому здесь не знаемых».
Император Александр Первый сам лично руководил, как мы видели, с самого начала делом Леппиха и, назначив графа Фёдора Васильевича Ростопчина на должность военного губернатора на место ушедшего в отставку главнокомандующего в Москве фельдмаршала графа Ивана Васильевича Гудовича, послал из Вильны 24 мая московскому гражданскому губернатору тайному советнику Н. В. Обрезкову следующий собственноручный рескрипт[1] (см. снимок этого письма на стр. 20).
«Николай василиевичь. Притчина, побудившая меня столь тщательно скрыть от московского главного начальства[2], препоручение возложенное на механика Лепиха, есть доктор Сальватори[3]. С назначением нового военного губернатора[4] _06.jpg)
Александр I
император всея России _07.jpg)
_08.jpg)
Снимок с письма Александра Первого; из собрания П. П. Лебле. Ныне письмо находится во владении е. и. в. великого князя Александра Михайловича. _09.jpg)
притчина сия исчезает. Я нахожу полезным для лутчего успеха дела, чтобы сообщили лично наедине графу Ростопчину все бумаги, от меня к Вам доставленные, и действовали совокупно с ним к довершению сего предприятия, продолжая однако же сохранять по оному непроницаемую тайну.
Фельдегерь, долженствующий вручить вам сие письмо, везет с собою семь человек рабочих, выписанных по желанию Лепиха. Они им будут оставлены за городом до свидания вашего с гр. Ростопчиным и до назначения после оного, куды их везти. Пребываю навсегда вам благосклонным
Одновременно графу Ростопчину император Александр Первый между прочим писал: «Теперь я обращаюсь к предмету, который вверяю вашей скромности, потому что в отношении к нему необходимо соблюдение безусловной тайны. Несколько времени тому назад ко мне был прислан очень искусный механик, сделавший открытие, которое может иметь весьма важные последствия. Во Франции делают всевозможные усилия, чтобы достигнуть того открытия, которое, как кажется, удалось сделать этому механику. Во всяком случае, позволительно, чтобы убедиться в этом, сделать опыты, которые он предлагает. Дело стоит труда.
Отправляя его в Москву и желая, чтобы его работы решительно никому не были известны, я не хотел вводить в это дело фельдмаршала, опасаясь, чтобы доктор (то есть Сальватор) не узнал об этом тотчас. Поэтому я поручил его губернатору Обрезкову. Я пишу ему сегодня, что с вашим назначением хранение тайны в отношении к генерал-губернатору уже прекращается и поручаю ему сообщить вам все бумаги, относящиеся к этому делу, которые у него находятся. Из них вы узнаете все подробности. Я не желал бы, чтобы еще третий кто либо узнал об этом и поэтому поручаю вам употреблять по этому делу Обрезкова, так как он уже знает о нём. Я желал бы, чтобы Леппих не являлся в ваш дом и чтобы вы виделись с ним где-нибудь так, чтобы это не было заметно. Будьте внимательны к нему и облегчите ему, во сколько это будет от вас зависить, привесть в исполнение это дело, удаляя все препятствия. С фельдъегерем, который доставит вам это письмо, едут семь человек рабочих этого механика. Ему приказано не ввозить их в город до тех пор, пока Обрезков не переговорит с вами и не передаст вам бумаг и пока вы не назначите, куда отвезти их».
По получении приказаний от императора граф Ростопчин, по самому характеру своему способный увлекаться всем, выходившим из общего порядка дел, вполне поверил в возможность осуществления изобретения Леппиха на деле и предвещал уже великие от него последствия для судеб всего человечества. Поэтому он с жаром и усердием принялся за доставление всех средств для работ Леппиху, обдумывая наперёд все способы для устранения препятствий, которые могли встретиться и затруднить или замедлить ход этого дела.
В письме своём к императору от 7 июня, в котором он сообщал характеристики некоторых жителей Москвы, граф Ростопчин между прочим просил: «Если Ваше Величество удостоите меня вашими приказаниями относительно Леппиха, то прошу сообщать их с нарочными, потому что я уверен, что Ключарев[5] распечатывает и читает все письма». А по поводу полученных им распоряжений относительно Леппиха, тогда же он писал: «Немедленно по получении приказаний Вашего Императорского Величества относительно г. Леппиха, я имел свидание с губернатором Обрезковым и познакомился с содержанием всех документов, которые у него находятся. Вас уже уведомили, государь, о прибытии механика в уединенную деревушку, в 7 верстах от Калужской заставы, и о том, что работы уже начались. Леппих ожидал с нетерпением рабочих, которые прибыли из Вильны 31 мая и, не въезжая в город, были проведены от последней станции кружными дорогами к месту, где изготовляется машина, что доставило большую радость строителю.
Так как я не хотел рисковать нанять в Москве для него (Леппиха) двух кузнецов и четырех слесарей, из боязни разоблачить тайну, то я послал, на следующий день по получении Ваших приказаний, Иордана в Петербург, дабы нанять там этих шестерых мастеров и для того, чтоб устранить затруднения, которые мог вызвать наем этих рабочих. Я приказал Обрезкову выдать Иордану доверенность для найма рабочих, как бы для постройки мельницы в имении Обрезкова. Так как нет оснований сомневаться в исправном исполнении Иорданом его поручения, то я рассчитываю, что он возвратится сюда числа двенадцатого, самое позднее. Желая дать ему (Иордану) предлог для поездки в Петербург, я дал ему два письма, к графу Солтыкову и к генералу Вязьмитинову, которых я извещаю о моем назначении.
Леппиху нужно 5 тысяч аршин тафты особого приготовления. Тафта будет готова чрез 15 дней: некий Кирьяков отдал всю свою фабрику для приготовления этой материи. Количество материи и быстрота, с которою требуется исполнить заказ, могли бы возбудить любопытство Кирьякова, но, по счастью, этому человеку пришло в голову, что Леппих готовится открыть торговлю пластырями, и я ему предложил даже сделаться компаньоном Леппиха по этой торговле.
Тафта одна будет стоить 20 тысяч рублей. Леппиху, кроме того, нужно будет на 50 тысяч рублей серной кислоты и на подобную же сумму железных опилок. Все это будет припасено. Неведение цен материалов было виною того, что Леппих ошибся в составлении сметы расходов.
Но чтобы не замедлить уплаты, а тем самым и окончания такой важной работы, мне кажется, что полезно было бы дать предписание Папкову, директору отделения Московского банка, отпускать по моему требованию суммы, на которые я буду выдавать ему расписки в получении; а я уже буду получать такие же расписки от Леппиха. У Папкова всегда имеются значительные суммы в мелких ассигнациях. Эта мера тем более необходима, что министр финансов отвечал уже Обрезкову, что он еще не получал от Вас, Государь, повеления отпускать деньги по его требованиям.
Я еще не видел Леппиха, но завтра, под предлогом, что я зван обедать где-нибудь вблизи того места, где он основался, я сделаю ему продолжительный визит и буду иметь удовольствие познакомиться с человеком, чье изобретение сделает бесполезными войны (rendra le métier de la guerre inutile), освободит человечество от адского разрушителя и сделает Вас судьей царей и царств и благодетелем рода людского».
Обрезков же, сообщая 6 июня государю об исполнении возложенного на него поручения, вновь подтвердил, что воздушное предприятие Леппиха сохраняется в тайне: «Все движения по сему делу производятся с большою осторожностью, и смею надеяться, что истинное дело до самого окончания сохранится в совершенной тайне».
Граф Ростопчин, побывав у Леппиха, сообщил об этом государю, причём в конце письма не удержался, чтобы не заподозрить и Леппиха в измене, могущей явиться с его стороны. Граф Ростопчин писал 11-го июня:
«…Я виделся с Леппихом: это человек очень ловкий и очень сведущий в механике, он рассеял все мои сомнения относительно крыльев его машины, действительно адской, и которая впоследствии могла бы причинить роду людскому еще больше зла, чем сам Наполеон, если бы сооружение воздушного шара не требовало таких затрат… Леппих всеподданнейше просит Ваше Императорское Величество, чтобы повелено было отыскать несколько ящиков, посланных им из Вильны; в этих ящиках находятся веревки и шерстяные шнуры, которые, по его словам, нельзя заменить здешними.
Так как невозможно держать в тайне в течение четырех месяцев мастерскую с шестьюдесятью рабочими в 7 верстах от города, то я условился с Обрезковым, что он, под вымышленным именем, заключит с Леппихом договор, которым этот последний обязуется доставить к Новому Году большое число разных земледельческих машин. Это рассеет любопытство, если оно даже и будет возбуждено каким-нибудь непредвиденным случаем.
Мне пришла в голову мысль, которую я повергаю на усмотрение Вашего Императорского Величества. Когда машина будет готова, Леппих хочет отправиться в Вильну; можно ли так полагаться на этого человека, чтобы не допустить возможности предательства с его стороны, не может ли случиться, что это открытие обратится в пользу Ваших врагов?»
Леппих, ободренный посещением и участием графа Ростопчина, сам писал к государю, извещая его, что, преодолев многочисленные трудности, запасшись необходимыми для его работ материалами, по прибытии его рабочих-иностранцев он с успехом продолжает своё дело. Но так как цены на материалы здесь гораздо дороже, нежели в чужих краях, то машина обойдётся не в двадцать тысяч, как он предполагал, но по крайней мере в сорок. «Умоляю Ваше Величество, писал Леппих, поставить меня в такое положение, чтобы я немедленно мог получить необходимые для меня деньги. Я был уже в затруднительном положении в этом отношении и выходил из него только по милости Обрезкова, который или давал мне свои деньги или ручался за меня. Теперь, когда дело развивается, я счел нужным устроить канцелярию и выбрал секретарем честного человека. Сверх того прошу Ваше Величество позволить мне взять к себе, в качестве директора физических и химических принадлежностей, доктора Шеффера[6] который находится на Вашей службе».
Неосновательные подозрения графа Ростопчина вскоре сменились любовью к Леппиху и его делу. 30 июня он писал государю:
«Начинаю письмо прямо с важного дела, доверенного мне, с машины Леппиха. Послезавтра я отправлюсь, по его приглашению, смотреть опыты с машиной en petit. Он (Леппих) был в восторге от того, что нашел сухое пятилетнее дерево.
Все рабочие находятся в мастерской, дело подвигается, но, ввиду тщательности и точности, которой требует дело, работа не будет окончена раньше конца августа. Я совершенно уверен в успехе. Несмотря на множество людей, употребляемых для работ, покупки, заказы, разъезды для них, никто ничего не знает, и слух, пущенный о том, что это фабрика для земледельческих орудий, имел полный успех, не возбудив никакого любопытства. Там находится теперь полицейский унтер-офицер с шестью солдатами; но чрез месяц, когда надо будет открыть машину и наполнить газом шар я днем и ночью буду содержать сильную стражу, чтобы никого не пропускать. Я очень полюбил Леппиха, который меня тоже любит, и я привязался к его машине, как если б это было мое детище. Леппих предложил мне совершить путешествие с ним, но я не могу ехать без Вашего разрешения, а цель так прекрасна: Ваша слава и спасение государства!..»
Будучи совершенно уверен в успехе воздушного предприятия Леппиха, граф Ростопчин, под влиянием продолжительного пребывания Наполеона в Вильне, в тот же день писал государю: «С каким нетерпением мы ждем известия о первой победе. Наполеон остановился; он, который постоянно шел вперед. Прогоните его за Рейн, тогда и Леппиху нечего будет делать».
Работа изобретателя Леппиха всё время подвигалась вперёд и даже сопровождалась усовершенствованиями и изобретениями в другой области. В полночь 4 июля граф Ростопчин писал государю:
«Я провел вчера вечер у Леппиха. Он в восторге от неожиданного открытия: железные листы хорошо заменяют опилки и требуют вчетверо меньше серной кислоты для образования газа и только десятую часть времени для наполнения шара. Большая машина будет окончена к 15 августа. Через 10 дней он будет производить опыты с крыльями, и так как к тому же времени будет готово помещение для сбора составных частей, то я пошлю туда двух офицеров и 50 солдат сторожить день и ночь, во избежание несчастья.
Я дам также Леппиху артиллерийского офицера, которому будет поручено наполнить два ящика с разрушительным веществом, которые он берет с собой. В конце месяца нужно ему дать экипаж из 50 человек, лучше всего взять солдат и хорошего офицера. Они могли бы, прежде отправления в армию, поупражняться и выучиться маневрировать крыльями.
Испрашиваю на это приказаний Вашего Величества. Леппих истратил уже 72 тысячи рублей. Хотя большая часть необходимых ему вещей оплачена, но, на всякий случай, я оставил у себя 40 тысяч руб., которые в общие пожертвования внесли двое купцов Усачевых, и отдам в них отчет впоследствии. Нельзя не удивляться деятельности Леппиха: он встает первым и ложится спать последним. Рабочие трудятся по 17 часов в день; их уже более ста человек в его мастерской. Про машину теперь говорят, что это корабль новой конструкции, который будет двигаться под водою… — через шесть недель все увидят, что он движется гораздо выше воды! Леппих изобрел пику, которой древко внутри пустое; она шести аршин длины и гораздо легче и сподручнее для действия и прочнее наших казацких. Так приготовление таких пик не затруднительно, то может быть, Ваше Величество прикажете послать для образца вновь образуемым казацким полкам»…
Тайна по отношению к «летучей машине» Леппиха, как он её сам называл, принимала постоянно различные формы: то работа шла под видом фабрики новоизобретённых снарядов для пушек, то под видом изготовления моделей земледельческих машин и, наконец, под видом построения корабля, который будет двигаться под водою. А круг лиц, причастных к тайне, по мере приближения работ к концу, увеличивался.
Из лиц, близких к императору Александру I, истинная цель работ Леппиха, кроме Алопеуса, Обрезкова и графа Ростопчина, была известна и графу Аракчееву, который позволил себе сделать государю возражение о нелепости этого дела и получил в ответ: «Ты глуп!» Кроме них, стала известной сущность дела Леппиха, между прочим, и студенту Московского университета В. В. Шнейдеру[7], который в своих воспоминаниях упоминает о посещении мастерской Леппиха государем и рисует подробности обстановки, при которой велась работа Леппиха во второй половине июля.
Восемнадцатилетний студент Шнейдер жил в Москве на хлебах у купца Данкварта, торговавшего сукном, и был случайным свидетелем, как в июле месяце в его магазине было куплено «хорошее серое сукно» неким малорослым, полным и несколько неуклюжим доктором Шмитом в сопровождении весьма красивого спутника[8], якобы «для сорока рабочих, украденных из Австрии». Эта странная покупка с доставкой на дачу Репнина невольно обратила на себя внимание Шнейдера. И когда 15 июля в первом часу дня Шнейдеру довелось видеть государя, возвращавшегося из собрания дворянства и купечества в залах Слободского дворца вместе с бароном Штейном и направившегося чрез Калужскую заставу на дачу Репнина, что было ему видно с балкона в зрительную трубку, то тут он припомнил посещение магазина его хозяина Фейхнером и Шмитом и подумал, что если сам государь поехал на дачу Репнина, то, вероятно, там приготовляется что-нибудь очень важное.
Узнав затем из разговоров со своим хозяином Данквартом, что тот тоже был на даче Репнина и «едва-едва не столкнулся с императором», Шнейдер, познакомившись с некоторыми ещё обстоятельствами дела, был сильно возбуждён в своём любопытстве и начал просить Данкварта, чтобы он взял его с собою, когда поедет на Репнинскую дачу. «Это невозможно, — отвечал он на его просьбу: туда пускают по билетам, а у меня только один билет для меня лично». Шнейдер тогда уговорил Данкварта взять его с собой как своего мастерового, на что тот и дал согласие.
Действительно, через несколько дней Данкварт отправился с ним на репнинскую дачу. Это был праздник; работы не производились, и Леппих со своими сотрудниками был в саду и упражнялся в стрельбе в цель. Данкварта позвали туда, а Шнейдер остался в доме, великолепные залы которого были превращены в мастерские и по роскошным паркетам разбросаны были разные материалы и инструменты. Перед окнами на дворе висела раззолочёная гондола и какие-то большие крылья. Дача охранялась стражею, и пришлось проехать несколько караулов, прежде нежели попасть туда. Оба они были пропущены по предъявлению билета Данквартом. Приведём дальше рассказ от лица самого очевидца Шнейдера. — «Пока мой хозяин находился в саду, а я рассматривал окружавшие меня предметы в доме, ко мне подошёл живой, несколько рябоватый господин и с улыбкой сказал: „Вы слишком любопытны, молодой человек“. Я отвечал, что приехал с Данквартом и что я его рабочий. „Рабочий! — заметил он, — а кто каждый день гуляет по Ордынке с Грибоедовым и Паниным? Вы из университета“. Я покраснел и смутился до такой степени, что, кажется, и не нашёлся, что отвечать. Моя молодость и смущение, вероятно, произвели хорошее впечатление на моего собеседника; он улыбаясь сказал мне: „Ну, немец немца не выдаст, только никому ни полслова не говорите о том, что вы здесь были и что услышите“. Это был доктор Шеффер[9], который и рассказал мне, что здесь приготовляется воздушный шар, которого движения посредством крыльев можно направлять по произволу. Он подымет ящики с разрывными снарядами, которые, будучи сброшены с высоты на неприятельскую армию, произведут в ней страшное опустошение.
Уверенность в успехе воздушного предприятия Леппиха у гр. Ростопчина ничуть не ослабевала, и он был занят мыслями о Леппихе наравне с другими отечественными делами. Вот что, между прочим, писал он государю 23 июля в своём письме: «Обстоятельства таковы, что в случае продолжительных неудач или возмущения, или какой измены, дело будет касаться гибели Отечества и Вашей Священной Особы. Поэтому я коленопреклонно умоляю Ваше Императорское Величество, при случае малейшего сомнения в моих способностям, или усердии, не останавливаться не на одно мгновение в решимости заместить меня другим; потому что я могу Вам служить и быть более полезным иным способом. Я буду служить помощником Леппиха, стану во главе 1000 человек и отправлюсь драться; я буду проповедовать народу, который меня любит и до последнего дыхания употреблю жизнь для того, чтобы служить Вам». Мысль о воздушном предприятии Леппиха не покидала графа Ростопчина, и при осложнившихся государственных делах он вновь писал государю 4 августа: «Теперь я осмеливаюсь просить Вас Государь, если Вы сочтете возможным оставлять здесь еще Ключарева (почт-директора), назначить на мое место кого-либо другого, потому что я буду считать недостойным далее занимать его. У меня две руки и жизнью моею я жертвую Вам, и я попрошу у Вас позволения служить в армии прапорщиком или товарищем Леппиха».
По приезде в Петербург государь, ввиду близкого окончания работ Леппихом, послал графу Ростопчину 8 августа следующие указания: «Только что Леппих окончит свои приготовления, составьте ему экипаж для лодки, из людей надежных и смышленых, и отправьте нарочного с известием к генералу Кутузову, чтобы предупредить его. Я уже сообщил ему об этом предприятии. Но прошу вас поручить Леппиху наблюдать осторожность при опущении шара в первый раз на землю, чтобы не ошибиться и не попасть в руки неприятелю. Необходимо, чтобы свои движения он соображал с движениями главнокомандующего; поэтому, прежде нежели он начнет свои действия, необходимо, чтобы он опустился в главной квартире и переговорил с ним. Скажите ему, чтобы спустившись на землю, принял предосторожность поднять шар, укрепив его за веревку; в противном случае, к нему могут собраться любопытные из войск, а между ними могут оказаться и неприятельские шпионы».
Эти предусмотрительные указания Александра I явились первою естественною попыткою зарождения военной воздухоплавательной тактики.
Между тем известие о сдаче Смоленска принудило графа Ростопчина уже около 10 августа принять все необходимые меры, чтобы ничего в городе не осталось на тот случай, если бы неприятель, по несчастью, разбил наши войска и занял бы Москву. Ожидая с нетерпением окончания работ Леппиха и узнав от Обрезкова, что машина будет готова через пятнадцать дней, граф Ростопчин писал государю 13 августа: «Леппих собирает теперь в одно целое ее части; тафта уже сшита и два маленькие шара, которые будут следовать за большим, готовы. Несмотря на то, я собрал от него справки, сколько нужно будет ему времени для того, чтобы уложить все его снасти. Он уверил меня, что ему достаточно для этого трех дней. Он много тратит денег; ему выдано уже 130.000 руб.; но если бы удалось его предприятие, то можно бы не пожалеть и миллиона. Если придется вывозить его отсюда, то я отправлю его в Нижний, до Коломны на подводах, а потом водою».
Время шло, к обещанному сроку машины не удавалось окончить, и Леппиху пришлось приняться за опыт с маленьким шаром, который совершенно был готов. К тому времени в народ проникли кое-какие слухи о воздушном шаре, и граф Ростопчин счёл за лучшее в своих «афишах», расклеенных по городу 22 августа, сообщить жителям Москвы следующее: «Здесь мне поручено от государя было сделать большой шар, на котором 50 человек полетят, куда захотят, и по ветру и против ветра; а что от него будет, узнаете и порадуетесь. Если погода будет хороша: то завтра или _10.jpg)
послезавтра ко мне будет маленький шар для пробы. Я вам заявляю, чтоб вы, увидя его, не подумали, что это от злодея, а он сделан к его вреду и погибели». Государя же 23 августа граф Ростопчин уведомил, что «Леппих окончил маленький шар, который поднимает пять человек. Завтра будет опыт, о чем я известил город и, чтобы не пугались, заявил, что это делается против неприятеля. Князю Кутузову я писал об этом».
Первый ратник московского ополчения С. Н. Глинка, лицо близкое к графу Ростопчину, по поводу этих событий сообщает в своих записках о 1812 годе: «К заглушению мысли о предстоявшей опасности занимали умы народа сооружением на Воробьёвых горах какого-то огромного шара, который, по словам разгульной молвы, поднявшись над войсками Наполеона, польёт огненный дождь, особенно на артиллерию. Шутя или не шутя мне предлагали место на этом огненосном шаре. Я отвечал: „Как первый московский ратник я стану в срочный час в ряды ополчения; но, признаюсь откровенно, я не привык ни к чиновному возвышению, ни к летанию по воздуху. У меня на высоте закружится голова“».
Однако 24 числа подъём шара не смог состояться, и по сему поводу Леппих послал графу Ростопчину следующее известие: «Ваше сиятельство, не можете представить сколько встретил я затруднений, приготовляя баллон к путешествию: по неопытности моих помощников должен был заняться сам самою малейшею вещью, а по незнанию русского языка, управляться почти с одними немцами; все это вместе никак не позволило мне сегодня лететь в Москву. — Теперь же устроив все и почти весь баллон наполнив воздухом, завтра непременно к полудню предприму путешествие; а за несколько пред тем часов, шар поднимется выше сада и будет виден из всей Москвы, особливо чрез зрительную трубу».
Несмотря на решительное обещание, и 25-го числа подъёма шара не состоялось, и вообще более недели прошло после афишки графа Ростопчина в напрасном ожидании; и жителям Москвы так и не пришлось увидеть воздушный шар, возбудивший столько толков и надежд. К этому времени уже прогремела Бородинская битва, усиливалось оставление Москвы её жителями, и город наполнялся множеством раненых, но граф Ростопчин до последней минуты заботился о воздушном предприятии, пока не убедился в неудаче, которая особенно стала ясна из письма Леппиха к нему от 27 августа. В этом письме Леппих как на причину неудачи сослался на дурное качество стали: «Машина хорошо двигалась вперёд, сделав несколько движений крыльями, но наконец рессоры лопнули и он был вынужден прекратить опыты». В конце письма Леппих прибавил, что он вполне уверен, что как только получит обещанную ему сталь (качества высшего, чем пока ему могли найти в Москве), то всё пойдёт великолепно[10].
Граф Ростопчин, не имея возможности более ждать и потеряв надежду на успех Леппиха, 29 августа сообщил государю: «С прискорбием извещаю Ваше Величество о неудаче Леппиха. Он построил шар, на котором должны были находиться пять человек, и назначил мне час, когда он должен был подняться. Но вот прошло пять дней, и ничего не готово; вместо десяти часов, как он говорил, в три дня едва он успел наполнить его газом; шар не поднимал и двух человек. Затем последовали бесконечные затруднения. Потребовалось какое-то особенное железо, крылья оказались слабыми. Большая машина не готова и, кажется, надо отказаться от надежды на успех, которого ожидали от этого предприятия. Менее всего, конечно, можно пожалеть об истраченных на него деньгах. Леппих — сумасшедший шарлатан, а Алопеус слишком был увлечен своим финским вообранием».
И к 1 сентября граф Ростопчин отправил Леппиха и Иордана в Петербург, а рабочих и все шары с их принадлежностями в Нижний Новгород, но пришлось усиленно торопиться и второпях не успели всего захватить. Чтобы оставшиеся предметы не достались французам, их сожгли, в том числе и лодку.
_11.jpg)
Примечания править
- ↑ Печатается с сохранением правописания подлинника.
- ↑ От главнокомандующего в Москве фельдмаршала графа И. В. Гудовича.
- ↑ Имевший огромное влияние на графа Гудовича, который, по словам графа Ростопчина в письме его к императору от 7 июня, «сделался игрушкою двух разбойников, своего брата доктора Сальватора, который прямо говорит, что получает по шесть тысяч ливров в год от Наполеона».
- ↑ Графа Ф. В. Ростопчина.
- ↑ Почт-директор в Москве Фёдор Петрович Ключарев, которого граф Ростопчин ненавидел как масона.
- ↑ Шеффер был товарищем Леппиха в молодости и случайно встретился с ним Москве.
- ↑ В. В. Шнейдер, впоследствии заслуженный профессор Петербургского университета, в 1812 г., будучи студентом, репетировал двух других студентов (моложе его), знаменитого потом Грибоедова и Панина.
- ↑ Фейхнера, то есть фельдъегерского прапорщика Иордана.
- ↑ До назначения к Леппиху Шеффер состоял лекарем при московской полиции.
- ↑ Любопытная подробность: эти письма Леппиха к графу Ростопчину по оставлении нами Москвы попали в руки французов, которые перевели их на свой язык (впрочем, одно письмо Леппиха было написано уже на французском языке) и поместили в «Бюллетенях Великой армии». По оставлении же Москвы французами эти письма с другими бумагами вновь вернулись к нам, будучи отбиты казаками, и ныне мирно почивают в С.-Петербургском главном архиве министерства иностранных дел.