VIII.
править
Князья, бароны, графы Палестины,
Пріоръ Св. Гроба и магистры!
Я созвалъ васъ къ спасенію Сіона.
Гроза возстала на Іерусалимъ:
Султанъ собралъ всѣ полчища Востока,
И вѣстника войны ко мнѣ прислалъ
За хищность рыцарей.... Но я молчу,
Чтобъ не возжечь предъ гибелью раздоровъ;
Минувшее загладимъ настоящимъ,
И въ битвахъ ржавчину съ мечей сотремъ
Невѣрныхъ кровію.
Мы всѣ готовы!
Пусть каждый за себя даетъ отвѣтъ,
И назоветъ число своихъ васалловъ ,
Ведомыхъ имъ подъ знамена Креста,
Согласно съ уложеніемъ Готфреда.
Я первый, какъ Король Iерусалима
И повелитель Акры и Наблуза,
Семьсотъ отважныхъ всадниковъ даю.
Кто отвѣчаетъ за моихъ бароновъ?...
Я, саномъ княжескимъ межъ ними старшій,
Здѣсь голосъ подаю за трехъ бароновъ:
Отъ Аскалона, Яффы, Кесаріи,
Сидона, Тира, моего Карака
Три тысячи есть всадниковъ и пѣшихъ.
Съ эпархій многоль войска собралось?
Семь тысячъ. Я, пріоръ Св. Гроба,
Отвѣтствую тебѣ за патріарха
Ираклія, просящаго въ Европѣ
Намъ помощи, и за святыхъ отцевъ —
Епископовъ, аббатовъ и пріоровъ,
Молящихся о благѣ Христіанъ.
Что скажете, великіе магистры?
Со мной Страннопріимные всѣ братья.
Храмовниковъ всегда довольно въ битвахъ!
Все царство поднялось! — Князь Боэмундъ,
Теперь скажи, какую помощь, дастъ
Антіохія?
Я велѣлъ созвать
Изъ княжества пять тысячъ воруженныхъ.
Графъ Триполійскій! очередь твоя.
Изъ графства Триполи и Галилеи
шесть тысячъ собраны.
Позволь и мнѣ
Въ твоихъ рядахъ за воина сражаться,
И жизнь грѣховную исправить смертью
За дивный Гробъ Спасителя!
Графъ Фландрскій,
Со мною побѣдишь или падешь!
Ахъ, нѣкогда въ собраніи князей
Еще бы одного не доставало!
Эдесса! о Эдесса! ты погибла —
И графовъ голоса твоихъ забыты,
Ихъ славы гулъ умолкъ! — Враги Христа
Безъ трепета ихъ имя произносятъ!
Живымъ пріюта нѣтъ, и мертвыхъ домъ
Разрытъ!... ихъ оставы лежатъ на грудахъ
Дымящейся отчизны; робкій путникъ
Скользитъ по нимъ и съ ужасомъ мечтаетъ
О силѣ рыцарей по ширинѣ костей ихъ...
Всѣ предки пали! — я одинъ скитаюсь,
Какъ звѣрь, далеко отъ жилищъ людей,
Чтобъ сѣдинами слезы утирать
Неистощимыя!....
Нещастный графъ!
Нѣтъ, нѣтъ, доколь я живъ — жива Эдесса!
Въ моемъ лицѣ она даетъ здѣсь голосъ
Могильный.... Рыцари, рѣчамъ внимайте.
Безъ войскъ и безъ меча, согбенный вѣкомъ,
Еще совѣтами могу служить.
Минувшимъ полный, я остался вамъ —
Какъ кладези въ пустыняхъ Палестинскихъ,
Изрытые отцемъ Евреевъ — въ память
Событій дивныхъ, битвъ и договоровъ.
Я помню время то, когда Европа,
При первомъ воплѣ притѣсненныхъ братьевъ,
Царей своихъ всѣхъ посылала къ намъ;
Когда бароны, графы и князья
Мірской вѣнецъ; на пальму богомольца
Мѣняли съ полостью, и по церквамъ
Раздавъ имущества, сюда стремились
Съ однимъ мечемъ и съ вѣчною надеждой!
А нынѣ.... Рыцари, простите старцу,
Когда васъ истиною упрекнетъ:
Я самъ да послужу примѣромъ бѣдствій...
Кто нынѣ мыслитъ о Святѣйшемъ Гробѣ?
Кого житейское не увлекаетъ?
Кто не готовъ мѣнять вѣнецъ мученій
На добычу, на злато, или область?...
Врагъ человѣческій раскинулъ сѣть;
Мы жъ ослѣпленные въ нее стремимся!...
Когда бъ, оставивъ горнюю обитель,
Святой Готфредъ внезапно сталъ межъ нами,
Съ какимъ челомъ вы встрѣтили бъ его?
Чѣмъ раздраженнаго смирили бъ гнѣвъ?
Какой отвѣтъ за похищенья бъ дали,
За грабежи, раздоры и убійства?...
О, дайте миръ усопшему владыкѣ,
И сами воскресите славный вѣкъ
Вождя вождей, чтобы его герои,
Танкредъ и Балдуинъ, воспрянувъ къ жизни,
Межъ васъ временъ новѣйшихъ не чуждались!...
Такъ хочетъ Богъ! такъ хочетъ Богъ!
Вотъ кличь,
Достойный крестоносцевъ! Но, друзья,
Предъ битвами намъ должно совѣщаться:
Куда идти? гдѣ встрѣтить Саладина,
Чтобъ намъ мѣста благопріятны были
Въ виду несмѣтныхъ варваровъ?
За чѣмъ
Намъ помышлять о множествѣ враговъ?
Мечемъ откроемъ путь сквозь ихъ толпу;
По трупамъ мы узнаемъ ихъ число.
Скажи, гдѣ Саладинъ?
Онъ въ Галилеи,
На Озерѣ Тиверіадскомъ.
Тамъ
Побѣда ждетъ насъ, и постыдно медлить!...
О Государь, не будь столь быстръ, внемли
Моимъ рѣчамъ: я Галилейскій князь,
И лучше всѣхъ свои владѣнья знаю.
Безводною пустыней, по ущельямъ,
Мы двинемся на встрѣчу Саладину;
Онъ вождь искусный, не позволитъ намъ
Достигнуть волнъ священныхъ Іордана,
И къ озеру примкнувъ свой станъ, стѣснитъ
Тяжелыхъ всадниковъ въ оградѣ горъ,
Гдѣ зной и жажда истребятъ все войско.
Но гдѣжъ искать съ Султаномъ битвы?
Здѣсь,
Въ виду Іерусалима, подъ стѣнами
Сіонскими, гдѣ свѣжія дружины
Изъ города насъ могутъ подкрѣплять
И гдѣ Султанъ, однажды пораженный,
оружія вновь не подыметъ
Графъ
Съ вершины башень любитъ воевать
Тщеславный юноша! скажи мнѣ битвы,
Въ которыхъ бился ты, и многоль ранъ
Скрываешь на груди?
Графъ Триполійскій
Конечно тайные имѣетъ виды,
Которыхъ намъ не можетъ объявить,
Чтобъ не идти на встрѣчу къ Саладину.
Имѣю; вотъ они: жена и дѣти
Осаждены въ стѣнахъ Тиверіады;
Походъ нашъ ихъ освободитъ, — но я
Моей семьею жертвую Сіону;
Я не хочу цѣной своихъ продать
Священный Гробъ. Пускай они погибнутъ,
И съ ними я: награда въ небесахъ!
Великодушный Графъ!
Вотъ Христіанинъ!
Теперь, теперь горжусь твоею дружбой!
Какъ сладко рѣчь въ устахъ его звучитъ!
Личину сбрось; скажи намъ лучше, Графъ,
Что обезпечена судьба твоихъ,
И не большихъ усилій стоитъ жертва!
Я мнѣніе сказалъ — пусть отвергаютъ!
Теперь я чистъ предъ Богомъ и людьми;
Но здѣсь клянусь я сонму крестоносцевъ,
Клянуся въ истинѣ моихъ рѣчей;
Когда бѣды, которыя предрекъ,
Не сбудутся въ пустыняхъ Галилейскихъ —
Я голову мою отдамъ на плаху!
Давнобъ ей должно тамъ лежать, давно,
Отступникъ вѣры, — ты уже въ душѣ
Магометанинъ.....
Кровію твоей
Певѣріе омою! — Клеветникъ,
Сражайся!....
Графъ; остановись! Раймундъ,
Вложи свой мечь, приди въ себя, утихни;
Презрѣньемъ отвѣчай; — а ты, магистръ,
Предвижу я паденіе Сіона
И твоему владычеству конецъ,
О Лузиньянъ!
«По голосамъ окончимъ
Сей долгій споръ, и большинству повѣримъ»....
«Кто за великаго магистра!»
Я...
Скажи свое намъ мнѣнье, Шатильонъ.
Идти къ Тиверіадѣ и не медлитъ;
Невѣрныхъ я люблю предупреждатъ!
Магистръ Страннопріимныхъ, отвѣчай!
Я соглашаюсь съ графомъ Триполійскимъ.
Графъ Iосселинъ?
Раймундъ благой совѣтъ
Вамъ подали, слѣдуйте ему.
Близъ Гроба
Мой санъ меня зоветъ не удаляюсь.
А я сражаюся въ рядахъ Раймунда.
Графъ Триполійскій ты преодолѣлъ!
И такъ готовьтеся къ защитѣ стѣнъ;
Мы станъ свой разобьемъ у вратъ Дамаска
И будемъ ждать Султанскаго прихода.
Теперь совѣтъ нашъ конченъ — разойдитесь!
(Всѣ расходятся, кромѣ Короля).
Какое шумное собранье было!
Два разныхъ мнѣнія сонмъ волновали:
Храмовника и сильнаго Раймунда.
Какія?
Графъ совѣтовалъ дождаться
Невѣрныхъ здѣсь, Магистръ — идти не встрѣчу.
На чтожъ рѣшился ты?
Мы остаемся.
Какъ, противъ твоего желанья?
Да,
По большинству двухъ голосовъ.
Твой голосъ
Надъ всѣми долженъ былъ первенствовать;
Но вотъ и самъ магистръ.
О Государь,
Я возвращаюсь, чтобъ тебя спасти
Надъ бездною, и повторяю здѣсь:
Не довѣряйся хитрому Раймунду!
Онъ хочетъ управлять тобою, нами,
Для исполненія коварныхъ видовъ:
Слухъ носится — онъ преданъ Саладину
И съ нимъ вступилъ въ постыдный договоръ;
Остерегись его.
Что говоришь?
Вотъ для чего Султана хочетъ ждать
Близъ самыхъ стѣнъ, и онъ предастъ Сіонъ
И воинство безъ битвы.
Вѣроломный!
Ты слышишь, Лузиньянъ! еще ли медлишь,
Когда все требуетъ не словъ, а дѣла!
Что вопреки совѣта предприму?...
Иди къ врагамъ на встрѣчу.
Но Раймундъ?...
Онъ не дерзнетъ намъ въ битвѣ измѣнить,
Когда мы окружимъ его полками;
И замыслы разстроены ужъ будутъ!
Но на кого оставить мнѣ Сіонъ?
Иди ты въ поле, я останусь здѣсь,
И съ женами одна его спасу!
Не тщетнаяль отвага?
Будь спокоенъ.
Яль первая жена въ доспѣхахъ ратныхъ
Вступлю въ кровавый бой? Не сила — духъ
Творитъ героевъ; чувствую въ груди
Сей духъ, — его пріяла съ кровью предковъ!...
Магистръ Храмовниковъ, иди къ войскамъ
И объяви имъ волю Короля:
Всѣ завтра выступятъ къ Тиверіадѣ.
(Уходятъ).
IX.
править
Уже бѣлѣютъ волны Іордана,
Намъ неприступныя, и вражій станъ
Надъ дальнимъ озеромъ; вершины горъ
Оружіемъ блистаютъ Сарациновъ,
Втѣснившихъ насъ въ безводное ущелье.
Заря на поприще проникла битвы,
Чтобъ освѣтить въ послѣдній разъ могилу
Всѣхъ крестоносцевъ при Тиверіадѣ!...
Графъ Фландрскій, отдохнулъ ли?
Я готовъ.
Проснись и ты, Раймундъ!
Я не спалъ: сна
Не знаютъ побѣжденные! всю ночь
Я просидѣлъ, облокотясь на мечь,
Тоскуя о паденіи Сіона
И о погибшихъ. Вдругъ сквозь сумракъ ночи
Явился мнѣ Готфреда грустный образъ.
Онъ плакалъ; и съ сѣдой главы снимая
Христа терновый — царскій свой вѣнецъ,
Которымъ въ день побѣды увѣнчался,
Его изсохшими руками расплеталъ,
И взоръ потухшій устремивъ къ Сіону,
Кивалъ главой; — изъ неподвижныхъ устъ
Мнѣ слышался глухой, могильный голосъ:
«Миръ праху твоему, Іерусалимъ!»
И онъ исчезъ!
День гибели насталъ!
Послѣдній день — и пало наше царство!
И ты плѣнишься вновь, о Гробъ Христа,
Невѣрными! Вотще потоки крови
Лiются Христіанскіе; напрасно
Европы цвѣтъ палъ, за тебя сражаясь!
Падемъ и мы безславные напрасно,
И будемъ притчей Азіи!....
Вчера
Ужь рѣшена судьба Iерусалима;
Сегодня только гробъ себѣ мы роемъ.
О, какъ сбылись слова твои, Раймундъ!
Вчера въ ущельяхъ горъ, въ безводной степи,
Враги несмѣтные насъ окружили,
Стѣснили всадниковъ и смяли войско;
Мечемъ и жаждою погибли кони
Въ виду прохладныхъ Iорданскихъ волнъ;
Коварный Саладинъ велѣлъ зажечь
Траву высокую: какъ море въ бурю,
Такъ степь волнуяся огнемъ кипѣла —
И въ дымѣ тысячи героевъ пали.
А мы, остатокъ слабый крестоносцевъ,
Еще ночь прожили надъ ихъ костями,
Чтобъ нынѣ пасть!
Чу! вражій станъ проснулся!
Кимвалы ихъ гремятъ, и кони ржутъ,
И на горахъ ужь оживилась стража.
Но вотъ Король. И онъ всю ночь на трупахъ
Провелъ, не зная сна!
Нещастный Лузиньянъ!
(встаетъ)
(Король, В. М. Храмовниковъ и Ринальдъ
Шатильонъ входятъ).
И такъ я дожилъ до сего мгновенья,
До сей убійственной зари, чтобъ видѣть
Паденье войскъ и царства моего!...
О Палестина, о Іерусалимъ,
Земля, омытая Христовой кровью,
И выданная мной его врагамъ!
Не проклинай меня, не проклинай;
Нѣтъ, только плачь, плачь надо мной, лей слезы,
Лей слезы состраданья, если можешь!
Клянусь тобой, клянусь великимъ Гробомъ,
Я не щадилъ своей преступной жизни;
Вчера весь день въ толпѣ враговъ сражался,
И нынѣ жертвовать собой готовъ,
Чтобъ кровію омыть свою вину!
Будь твердымъ, Государь, мужайся духомъ.
Мы доблести свидѣтели твоей;
Сражайся нынѣ, какъ вчера сражался —
И славной смертію загладишь все.
Меняль, великодушный, утѣшаешь?
Меня ли недостойнаго, о графъ!
Ахъ, я твои отвергнулъ наставленья,
И я погибъ! — Прости меня, Раймундъ.
Безумный, я врага въ тебѣ лишь видѣлъ,
Я подозрѣнье, ненависть питалъ
Къ тебѣ, единственной моей опорѣ!
Богъ наказалъ меня: Онъ правосуденъ.
Но потерявъ земной Іерусалимъ,
Я не хочу небеснаго лишиться,
Раймундъ, здѣсь каюсь предъ тобой и Богомъ;
Прости врага, не помяни обиды!
О Лузиньянъ! я все давно забылъ,
Въ тотъ мигъ, когда пустынникъ помирилъ насъ,
За чѣмъ минувшее воспоминаешь?
Великодушный графъ, ты все забылъ, а я....
О какъ я малъ, ничтоженъ предъ тобою!
Ты распрей всѣхъ виной, виной паденья,
Магистръ Храмовниковъ! ты разжигалъ
Сомнѣніе въ колеблющемся сердцѣ;
Ты въ сѣть убійственную насъ вовлекъ,
Въ ущелья дикія Тиверіады!
Теперь своей побѣдой наслаждайся,
Ликуй надъ мертвыми!...
О Лузиньянъ,
Не упрекай его! Мы на землѣ
Орудія таинственныя неба:
Оно въ насъ мысли чуждыя вселяетъ,
Чтобъ воля Провидѣнія сбылась.
Магистръ Храмовниковъ, умремъ друзьями!
Ты побѣдилъ меня, и я безгласенъ!
Враги! враги! — Они обходятъ насъ,
Стремятся съ горъ, толпой идутъ изъ стана!
Къ оружію, къ оружію! на бой!
О рыцари, мужайтесь! часъ насталъ!
Еще не вся надежда измѣнила.
Животворящій крестъ, крестъ искупленья
Остался намъ, за насъ въ рядахъ воюетъ!
Доколѣ сей залогъ побѣды съ нами,
Насъ не оставилъ Богъ, и вражій сонмъ
Предъ духомъ устъ его, какъ дымъ исчезнетъ!
Стѣснитесь, рыцари, вокругъ креста!
Пусть каждый мечь разитъ десятерыхъ,
Пусть каждый щитъ ихъ десять отражаетъ,
Чтобъ ужасъ ослѣпилъ сердца враговъ,
И горсть мужей имъ тьмою показалась!
Умремъ иль побѣдимъ! Богъ съ нами: кто на насъ!
На бой! такъ хочетъ Богъ! такъ хочетъ Богъ!
(Удаляются).
X.
править
Здѣсь остановимся; напрасно хочешь
Спасти меня, Манфредъ; ужь я не въ силахъ
Идти отсель. Моя нога скользитъ
По свѣжей, теплой крови, и съ трудомъ
Чрезъ груды мертвыхъ тѣлъ переступаю;
Знакомыхъ труповъ тягостенъ мнѣ видъ;
Я не хочу глядѣть въ лице погибшихъ...
На битву возвратисъ, я здѣсь умру.
Король мнѣ поручилъ тебя спасти,
И дорогъ каждый мигъ.
О, еслибъ нынѣ
Минувшія мнѣ возвратилисъ силы,
Какъ радостно бы устремился въ бой!
Мы, недостойные, какой цѣною,
Какими токами преступной крови
Возможемъ небу заплатить ту кровь,
Которую нашъ Искупитель пролилъ!
Его ли Гробъ оставимъ посрамленью,
И тѣ мѣста, гдѣ Онъ за насъ страдалъ?
Нѣтъ, и остатокъ охладѣвшей крови
Здѣсь принесу я въ жертву за Христа,
Подъ лезвіемъ безбожныхъ Агарянъ.
Ты слышишь ли сей грозный гулъ и вопли?
Теперь кипитъ рѣшительная сѣча!
О Боже праведный, призри Сіонъ!
(Графъ Фландрскій раненый входитъ.)
Я вижу рыцаря; стопою тяжкой
Онъ медленно идетъ, согбенный раной,
На долгій опираясъ мечъ.
Графъ Фландрскій,
Какой успѣхъ сраженья?
Нѣтъ надежды!
Но что сей вопль?
Отчаяніе Вѣрныхъ!
Ты помянулъ, Владыко, преступленья,
И чашу мщенія на насъ излилъ!
Скажи о битвѣ намъ; кто нынѣ бьется?
Мы встрѣтились съ толпами Сарациновъ
Недалеко отъ Іорданскихъ волнъ.
Поднявъ высоко искупленья крестъ,
Мы, пѣшіе, вокругъ него стѣснились
И неразрывными рядами шли.
Надъ нами туча черныхъ стрѣлъ взвилась;
Мы жъ равнодушно ихъ внимали свисту,
Путь пролагая остріемъ меча:
Отчаянье намъ замѣняло силу.
Но князь Антіохійскій Боэмундъ
Съ дружиною бѣжалъ въ началѣ битвы.
Тогда Невѣрныхъ тьма насъ одолѣла
Напоромъ мощнымъ, и дружины смяла.
Гдѣ жъ былъ Раймундъ?
Въ пылу жестокой сѣчи.
Онъ бился съ Саладиномъ, и одинъ
Преградою его побѣдѣ былъ.
Но увлеченный битвой, устремился
Во вражій станъ на берегъ Іордана;
Тамъ потерялъ его изъ глазъ....
Но крестъ,
Гдѣ дивный крестъ?
Магистръ Страннопріимныхъ
Гарньеръ его, держалъ въ рукѣ могучей
И смѣло отражалъ всѣ нападенья,
Не знаю, крестъ ли ужасомъ разилъ
Невѣрныхъ, иль отчаяніе наше, —
Но грудой падали предъ нимъ враги,
Доколь одинъ изъ нихъ отсѣкъ десницу
Безстрашному гарньеру; но магистръ
Остаткомъ рукъ прижалъ къ груди святыню
И, ужь не въ силахъ отражать удары,
Подъ тысячью мечей погибъ.
Но крестъ?...
Отважный Шатильонъ его исторгъ
Изъ рукъ окостенѣвшаго магистра,
И сѣча новая вкругъ запылала;
Глава Храмовниковъ и самъ Король
Всѣ какъ отчаянные бились;
Никто для Бога не щадилъ себя,
Но тщетно: тысячи насъ одолѣли,
Отбили рыцарей и Короля,
Стѣснили Шатильона, взяли въ плѣнъ.....
А крестъ?....
Я видѣлъ, какъ графъ Триполійскій,
Отчаянный изъ стана возвратясь,
Еще однажды бой возстановилъ;
Какъ бросился къ залогу искупленья
И очертилъ мечемъ завѣтный кругъ,
Въ который головы въ челмахъ катились.
Но я увидѣлъ цѣлое колѣно
Нахлынувшихъ пустынныхъ Бедуиновъ:
Нагой дервишь былъ демоновъ вождемъ.
И долго космы графскаго шелома
Еще мнѣ слабой вѣяли надеждой,
И долго мечь еще стучалъ Раймунда,
Лѣсъ копій расчищая; но какъ въ полдень
Усталая, сѣкира дровосѣка
Стихаетъ, такъ замолкнулъ звонкій мечь!
Но крестъ гдѣ? говори...
Въ рукахъ Невѣрныхъ...
О Боже!
Всемогущій! ахъ и Ты,
Ты Своего креста не защитилъ:
Чтожъ силы смертныхъ? Нынѣ все погибло!
Сіонъ! Сіонъ! о для чего я дожилъ
До роковаго дня!
Ты старецъ отжилъ
Свой вѣкъ, годами былъ ровесникъ славы
Святой Земли, и вмѣстѣ цвѣлъ и гасъ,
А я за тѣмъ ли мой оставилъ Западъ,
Чтобъ вѣстью горькою сразить на тронѣ
Святѣйшаго Урбана, и отъ Рима
На всю Европу трауръ протянуть!
Скажи Святѣйшему, что Iосселинъ,
Старикъ, свою Эдессу пережившій,
Креста господня пережить утрату
Не могъ!....
(умираетъ).
Онъ мертвъ уже!....
Блаженъ, блаженъ
Во время положившій свой животъ!
Судьбы твои свершились, Божій край!
Мы двигнулись, какъ нѣкогда языки,
Гордясь коньми и силой колесницъ;
Но не во имя Господа, хотя
Устами льстивными къ нему взывали...
Мечь насъ поялъ. — А ты, Iерусалимъ,
Что, саваномъ облекшись, манишь насъ,
Какъ призракъ на распутіи трехъ вѣръ,
Воюющихъ въ тебѣ и за тебя?...
Не человѣкамъ жребій твой рѣшать.
Градъ вѣчный, многовѣрный, двузавѣтный,
Возми жезлъ Моисеевъ, начерти
На прахѣ тысячь, за тебя погибшихъ,
Пророчества Мессіи о тебѣ,
Какъ преданъ ты попранію языковъ
До времени скончанія языковъ!...
