На тёмном влажном дне морском, Где царство бледных дев,
Неясно носится кругом Безжизненный напев. 5 В нём нет дрожания страстей, Ни стона прошлых лет.
Здесь нет цветов и нет людей, Воспоминаний нет.
На этом тёмном влажном дне 10 Нет волн и нет лучей.
И песня дев звучит во сне, И тот напев ничей.
Ничей, ничей, и вместе всех, Они во всём равны, 15 Один у них беззвучный смех И безразличны сны.
На тихом дне, среди камней И влажно-светлых рыб,
Никто, в мельканьи ровных дней, 20 Из бледных не погиб.
У всех прозрачный взор красив, Поют они меж трав,
Души страданьем не купив, Души не потеряв. 25 Меж трав прозрачных и прямых, Бескровных, как они,
Тот звук поёт о снах немых: «Усни — усни — усни».
Тот звук поёт: «Прекрасно дно 30 Бесстрастной глубины.
Прекрасно то, что всё равно, Что здесь мы все равны».
2.
Но тихо, так тихо, меж дев, задремавших вокруг,
Послышался новый, дотоле неведомый, звук. 35 И нежно, так нежно, как вздох неподводной травы,
Шепнул он: «Я с вами, но я не такая, как вы.
О, бледные сестры, простите, что я не молчу,
Но я не такая, и я не такого хочу.
Я так же воздушна, я дева морской глубины. 40 Но странное чувство мои затуманило сны.
Я между прекрасных прекрасна, стройна, и бледна.
Но хочется знать мне, одна ли нам правда дана.
Мы дышим во влаге, среди самоцветных камней.
Но что если в мире и любят и дышат полней, 45 Но что если, выйдя до волн, где бегут корабли,
Увижу я дали и жгучее Солнце вдали!»
И точно понявши, что понятым быть не должно,
Все девы умолкли, и стало в их сердце темно.
И вдруг побледневши, исчезли, дрожа и скользя, 50 Как будто услышав, что слышать им было нельзя.
3.
А та, которая осталась, Бледна и холодна?
Ей стало страшно, сердце сжалось, Она была одна. 55 Она любила хороводы Меж искристых камней,
Она любила эти воды В мельканьи ровных дней.
Она любила этих бледных 60 Исчезнувших сестёр,
Мечту их сказок заповедных, И призрачный их взор.
Куда она идёт отсюда? Быть может, там темно? 65 Быть может, нет прекрасней чуда, Как это — это дно?
И как пробиться ей, воздушной, Сквозь безразличность вод?
Но мысль её, как друг послушный, 70 Уже зовёт, зовёт.
4.
Ей вдруг припомнилось так ясно,
Что место есть, где зыбко дно.
Там всё так странно, страшно, красно,
И всем там быть запрещено. 75 Там есть заветная пещера,
И кто-то чудный там живёт.
Колдун? Колдунья? Зверь? Химера?
Владыка жизни? Гений вод?
Она не знала, но хотела 80 На запрещенье посягнуть.
И вот у тайного предела
Она уж молит: «Где мой путь?»
Из этой мглы, так странно-красной
В безлично бледной глубине, 85 Раздался чей-то голос властный:
«Теперь и ты пришла ко мне.
Их было много, пожелавших
Покинуть царство глубины,
И в неизвестном мире ставших — 90 Чем все, кто в мире, стать должны.
Сюда оттуда нет возврата,
Вернуться может только труп,
Чтоб рассказать своё «Когда-то» —
Усмешкой горькой мёртвых губ. 95 И что́ в том мире неизвестном,
Мне рассказать тебе нельзя.
Но чрез меня, путём чудесным,
Тебя ведёт твоя стезя».
И вот колдун, или колдунья, 100 Вещает деве глубины:
«Сегодня в мире новолунье,
Сегодня царствие Луны.
Есть в Море скрытые теченья,
И ты войдёшь в одно из них, 105 Твоё свершится назначенье,
Ты прочь уйдёшь от вод морских.
Ты минешь море голубое,
В моря зелёные войдёшь,
И в море алое, живое, 110 И в вольном воздухе вздохнёшь.
«Но, прежде чем в безвестность глянешь,
Ты будешь в образе другом.
Не бледной девой ты предстанешь,
А торжествующим цветком. 115 И нежно-женственной богиней,
С душою, полной глубины,
Простишься с водною пустыней,
Достигнув уровня волны.
И после таинств лунной ночи, 120 На этой вкрадчивой волне,
Ты широко раскроешь очи,
Увидев Солнце в вышине».
5.
Прекрасны воздушные ночи, Для тех, кто любил и погас, 125 Кто знал, что короче, короче Единственный сказочный час.
Прекрасно влиянье чуть зримой, Едва нарождённой Луны,
Для женских сердец ощутимой 130 Сильней, чем пышнейшие сны.
Но то, что всего полновластней, Во мгле торжества своего, —
Цветок нераскрытый, — прекрасней, Он лучше, нежнее всего. 135 Да будет бессмертно отныне Безумство души неземной,
Явившейся в водной пустыне, С едва нарождённой Луной.
Она выплывала к теченью 140 Той вкрадчивой зыбкой волны,
Незримому веря влеченью, В безвестные веруя сны.
И ночи себя предавая, Расцветший цветок на волне, 145 Она засветилась, живая, Она возродилась вдвойне.
И утро на небо вступило, Ей было так странно-тепло.
И Солнце её ослепило, 150 И Солнце ей очи сожгло.
6.
И целый день, бурунами носима, По плоскости стекла,
Она была меж волн как призрак дыма, Бездушна и бела. 155 По плоскости, изломанной волненьем, Носилась без конца.
И не следил никто за измененьем Страдавшего лица.
Не видел ни один, что там живая 160 Как мёртвая была, —
И как она тонула, выплывая, И как она плыла.
А к вечеру, когда в холодной дали Сверкнули маяки, 165 Её совсем случайно подобрали, Всю в пене, рыбаки.
Был мертвен свет в глазах её застывших, Но сердце билось в ней.
Был долог гул приливов, отступивших 170 С береговых камней.
7.
Весной, в новолунье, в прозрачный тот час, Что двойственно вечен и нов,
И сладко волнует и радует нас, Колеблясь на грани миров, 175 Я вздрогнул от взора двух призрачных глаз, В одном из больших городов.
Глаза отражали застывшие сны, Под тенью безжизненных век,
В них не было чар уходящей весны, 180 Огней убегающих рек,
Глаза были полны морской глубины, И были слепыми навек.
У тёмного дома стояла она, Виденье тяжёлых потерь, 185 И я из высокого видел окна, Как замкнута чёрная дверь,
Пред бледною девой с глубокого дна, Что нищею ходит теперь.
В том сумрачном доме, большой вышины, 190 Балладу о море я пел,
О деве, которую мучили сны, Что есть неподводный предел,
Что, может быть, в мире две правды даны — Для душ и для жаждущих тел. 195 И с болью я медлил и ждал у окна, И явственно слышал в окно
Два слова, что молвила дева со дна, Мне вам передать их дано:
«Я видела Солнце», — сказала она, 200 «Что́ после, — не всё ли равно!»
К. Д. Бальмонт. Будем как Солнце. — М.: Изд. Скорпион, 1903 