Страна красныхъ цвѣтовъ, раскрывшихся въ умахъ, опьяненныхъ Солнцемъ и влюбленныхъ въ Луну, и въ Вечернюю Звѣзду, Звѣзду Утреннюю. Страна разноцвѣтныхъ цвѣтовъ и птицъ съ яркими перьями, лазурными, зелеными, оттѣнка всѣхъ драгоцѣнныхъ камней. Страна кровавыхъ зрѣлищъ и утонченной благоговѣйности, легендъ правдивыхъ и дѣйствительности неправдоподобной, цвѣтныхъ гіероглифовъ и пирамидныхъ храмовъ, медленныхъ словъ и быстраго ножа, вѣчной Весны—вѣчной Осени. Страна, чьи горы подобны исполинскимъ изваяніямъ, чья исторія—сказка, чья судьба—печальная поэма, печальнѣй, чѣмъ поэма Эдгара По. Страна обманутая, преданная, проданная, побѣжденная предсказаніемъ, геніемъ, женщиной, и конемъ, изуродованная безвозвратно Кентавромъ блѣдноликимъ, несущимъ гибель, разрушеніе, и лицемѣрную религію, вмѣстѣ съ смертельными заразными болѣзнями, всюду, куда онъ проникаетъ—въ Индію, въ Океанію, въ Перуанскую идиллію, и въ эту растоптанную Страну Красныхъ Цвѣтовъ.
Ацтеки пришли въ страну, нынѣ называемую Мексикой, съ Сѣвера, изъ Тлапаллана, что значитъ Красный Край, изъ страны, гдѣ красныя горы, пирамидные уступы, окрашенныя рѣки. Край Калифорніи нашихъ дней, Аризоны, Новой Мексики, Соноры. Эту первичную родину они не забыли потомъ ни въ краскахъ, ни въ формѣ стремительныхъ созданій, ни въ созданьи вѣчно-живущихъ легендъ, въ которыхъ чувствуются понимающіе зрачки души.
Извѣстны два красочные символа Мексиканской фантазіи: „Тіуй!“, „Идемъ!“ узывной улетающей Колибри, которая повела Ацтековъ въ неизвѣстность, въ путь, приведшій ихъ въ Край Семи Пещеръ, и образъ Орла на кактусѣ, терзающаго Змѣю. Въ этихъ причудливыхъ символахъ—столь свойственное Мексиканцамъ смѣшеніе жестокости и нѣжности, красочности и рѣзкихъ рельефовъ, любви къ вещественному міру и таинственнаго зова—узыва куда-то, въ недосказанность, въ неопредѣленность, съ зыбкими ускользающими змѣиными очертаніями.
Два великіе бога Древней Мексики, Витцлипохтли и Кветцалькоатль, однимъ своимъ явленіемъ вводятъ насъ въ міръ этихъ змѣиныхъ очертаній. Легенды гласятъ.
Недалеко отъ древней столицы народа Строителей, Тольтековъ, находится Змѣиная Гора, Коатепекъ. Тамъ, подвизаясь, жила нѣкая благочестивица, по имени Коатликуэ, женщина въ Змѣиномъ Платьѣ. Она была мать многочисленныхъ сыновей и единственной дочери. Однажды, утромъ, когда она совершала свои моленія въ Святилищѣ Солнца, къ ногамъ ея упалъ съ высоты какъ бы небольшой шаръ изъ блестящихъ перьевъ. Она подняла его, и, въ почитаніе святилища, спрятала себѣ на грудь. Когда она хотѣла его вынуть, она его уже не нашла. А въ то же самое время, съ солнечнымъ лучомъ и яркими перьями, въ нее незримо вступила новая жизнь. Безумные сыновья вмѣстѣ съ сестрой своей рѣшили, что на ихъ матери печать безчестья, и что ей нужно умереть, прежде чѣмъ она родитъ ребенка. Великъ былъ ея страхъ, но ребенокъ возвѣстилъ ей изъ чрева: „Отбрось свой страхъ. Я знаю, что мнѣ дѣлать. Ты будешь спасена”. Истинно, когда пришли ослѣпленные, не понимающіе святой тайны безпорочнаго зачатія, и хотѣли убить солнечно-зачавшую, мгновенно родился Витцлипохтли, вооруженный копьемъ и щитомъ, съ блестящимъ уборомъ изъ перьевъ на головѣ, съ уборомъ изъ перьевъ быстрой колибри на лѣвой ногѣ, съ лицомъ, руками, и ногами, которыя были расцвѣчены полосами лазури. Первою онъ пронзилъ свою сестру, ибо въ ней, въ этой женщинѣ, возникло впервые преступное желаніе. Голову ея и доселѣ можно видѣть среди уступовъ Змѣиной Горы. Онъ бросился затѣмъ на братьевъ, и началъ ихъ избіеніе; они падали, какъ падаютъ камни утесовъ. Немногіе оставшіеся въ живыхъ бѣжали къ Югу. Витцлипохтли избилъ и разграбилъ также всѣхъ сомысленниковъ невосполнившагося посягновенія, и послѣ этого взошелъ съ своею матерью въ Чертоги Неба, откуда онъ въ дѣйствительности сходилъ. Коатликуэ, иначи Коатлантана, стала богинею Цвѣтовъ и стала зваться Наша Матерь Змѣиныхъ Мѣстъ.
Испанскій падре, временъ Завоеванія, Фраи Бернардино де Саагунъ, со словъ туземцевъ той эпохи написавшій общую исторію Боговъ и обрядностей Древней Мексики, говоритъ, между прочимъ, о Витцлипохтли: „Это былъ второй Геркулесъ, весьма мощный, съ великими силами, и очень воинственный, великій уничтожатель народовъ, и убиватель людей. Въ войнахъ онъ былъ какъ живой огонь, очень страшный для своихъ противниковъ, и боевымъ знакомъ, который онъ носилъ, была голова дракона, весьма ужасная, устремлявшая изъ пасти огонь; былъ онъ также и волхвователь или чаровникъ, и принималъ видъ различныхъ птицъ и звѣрей”.
Это онъ-то, Витцлипохтли, сталъ верховнымъ владыкой завоевательныхъ войнъ, превратившихъ маленькій народецъ Ацтековъ во властителей могучей Мексиканской монархіи, и его именемъ освящались безпрерывныя празднества крови, на высокихъ теокалли, гдѣ жрецъ высѣкалъ обсидіановымъ мечомъ сердце у приносимаго въ жертву, который послѣ этого страшнаго торжества возносился надъ Землей и вступалъ въ Чертоги Солнца.
Если въ Витцлипохтли выражена страшная и жестокая сторона опьяненія Солнцемъ и Кровью, въ Кветцалькоатлѣ, чье имя значитъ—Изумрудно-Перистый Змѣй, мы видимъ другую ея сторону: онъ любилъ лишь цвѣты и плоды, кровавый цвѣтъ безкровныхъ жертвъ, онъ былъ богъ Вѣтра, который носитъ по небу вольныя тучки, впивающія свѣтъ Восхода и свѣтъ Заката, онъ былъ звѣздный Люциферъ, богъ Звѣзды двойного бытія, Вечерняго и Утренняго. Кветцалькоатль былъ одинъ изъ четырехъ верховныхъ Небесныхъ братьевъ, и родился онъ въ крайнемъ, тринадцатомъ небѣ. Въ мужскомъ ликѣ онъ—Тонакатекутли, Владыка Бытія, и Тцинтеотль, богъ Начала, а въ женскомъ ликѣ—Ксочикветцаль, Изумрудная Роза, Цитлаликуэ, Звѣздноодѣтая, и Никометкоатль, Семизмѣйная.
Слуги великаго владыки Кветцалькоатля были большіе искусники во всемъ, что украшаетъ жизнь и даетъ возможность сдѣлаться созерцанію не аскетической пустыней, а живописнымъ садомъ. Когда онъ посылалъ ихъ куда-нибудь, они летѣли на безмѣрныя разстоянія съ безконечной быстротой. Повелѣнія его возглашались съ вершины горы Тцатцитепекъ, что значитъ Холмъ Воскликновеній, и глашатаи обладали такимъ могучимъ голосомъ, что онъ былъ слышимъ за сотни и сотни верстъ. Слуги и ученики Кветцалькоатля именовались Сынами Солнца и Сынами Облаковъ. Мы снова здѣсь чувствуемъ близость Чертоговъ Солнца, нетлѣнный многокрасочный Городъ Солнца, очагъ свѣта и цвѣта.
Любопытно подробное описаніе внѣшняго вида Кветцалькоатля, даваемое Саагуномъ. Сообщая сперва, что онъ былъ человѣкъ, почитаемый за бога, и что, какъ богъ Вѣтровъ, онъ мететъ дорогу богамъ Воды, Саагунъ даетъ намъ затѣмъ точный перечень уборовъ Кветцалькоатля. „Уборы, которые его украшали, были слѣдующіе: на головѣ митра, съ султаномъ изъ перьевъ, называемымъ кветцалли: митра была пятнистая, какъ тигровая шкура; имѣлъ онъ на себѣ рубаху, какъ бы узорчатый стихарь, носилъ сережки изъ бирюзы, мозаичной работы, золотое ожерелье, съ котораго свѣшивались изогнутыя раковины, весьма драгоцѣнныя. Носилъ онъ на спинѣ, какъ условный знакъ, перья, въ видѣ пламеней огня: ноги были обтянуты у него тигровою шкурою, съ которой свѣшивались раковинки; черныя имѣлъ сандаліи съ жемчужными отворотами, въ лѣвой рукѣ держалъ пятиугольный щитъ, въ правой—посохъ, на подобіе епископскаго, вверху завитками, весьма украшенный драгоцѣнными камнями, и бывшій какъ бы рукоятка шпаги“.
Прекрасны всѣ звѣздныя легенды, связанныя съ Кветцалькоатлемъ, какъ всѣ Мексиканскія преданія, имѣющія отношеніе къ небеснымъ свѣтиламъ. Одна изъ этихъ легендъ. Во время недуга, злой чаровникъ Тецкатлипока, незримо присутствующій въ Небѣ, на Землѣ, и въ Аду, и сѣятель вражды въ двухъ противоположныхъ сторонахъ, далъ Кветцалькоатлю опьяняющаго напитка. Опьяненный Кветцалькоатль нарушилъ свой обѣтъ цѣломудрія. Послѣ этого, съ плачемъ, онъ ушелъ на Востокъ къ Морю, къ краю его. Уходя, онъ спросилъ себѣ у прислуживающаго юноши зеркало, прислонился къ дереву, и, посмотрѣвши въ глубину зеркальности, возскорбѣлъ. „Старъ я сталъ, пора мнѣ уйти“. На берегу Моря, гдѣ морской край сливается съ краемъ Неба, онъ умеръ, и тѣло его положили на костеръ, но сердце его не сгорѣло, а взошло какъ Вечерняя Звѣзда, и горитъ съ тѣхъ поръ эта яркая царевна вечерняго неба Мексики.
Подобно этому загорѣлись и Солнце и Луна. Не было Солнца и не было нѣжной Луны. Плакали боги, безпріютно было въ мірѣ. Таинственное рѣшеніе постановило, что, кто первый бросится въ костеръ, тотъ избавитъ міръ отъ темной безпріютности. Былъ устроенъ великій костеръ изъ пахучихъ ароматическихъ деревьевъ. Жарко и душисто онъ разгорѣлся. Но всѣ стоявшіе вокругъ костра смотрѣли съ боязливой нерѣшительностью на встающихъ змѣй Огня. Былъ нѣкто Нанагуатцинъ, чумной и нарывный. Родомъ онъ былъ изъ боговъ, но былъ пораженъ ужасной болѣзнью. И вотъ этотъ-то нарывный подумалъ о темнотѣ міра и объ очистительной силѣ Огня. Прыжокъ—и онъ въ кострѣ. И вотъ на Небѣ взошло ослѣпительно-яркое Солнце, а искры, брызнувшія изъ костра, превратились въ многочисленныя звѣзды. За однимъ сгорѣвшимъ бросился въ Огонь и другой, и взошла на небо Луна. И Солнце съ Луной сочетались бракомъ, и въ свадьбѣ ихъ участвовали Небо и Земля. Отсюда возникла пирамида Чолулы, посвященная Вечерней Звѣздѣ, съ святилищемъ, при которомъ были жрецы Кветцалькоатля, Изумрудно-Перистаго Змѣя, и возникли пирамиды Солнца и Луны въ Теотіуаканѣ, близь которыхъ до сего дня можно находить, на бранномъ полѣ старыхъ дней, маленькихъ Мексиканскихъ идольчиковъ, излюбленныя Мексиканцами „маски”, и обломки агатовыхъ стрѣлъ и копій.
Напоминающіе Китайскихъ драконовъ, змѣи пирамидныхъ руинъ Ксочикалько,—катакомбы Митлы, украшенныя крестнымъ знаменіемъ, и крестообразныя гробницы, эти „украденныя Дьяволомъ символы Древа Жизни, расточавшаго Смерть”, или, если хотите, знаменіе четырехъ вѣтровъ безпредѣльнаго Неба,—алтари изъ череповъ, ибо, какъ Египтяне, Мексиканцы не отдѣляли Жизнь отъ Смерти,—божества Смерти, въ головномъ уборѣ изъ череповъ и другихъ слитно-спутанныхъ украшеніяхъ, напоминающихъ символическую сторону нашего Масонства и нашихъ средневѣковыхъ Danses Macabres,—веселый богъ Жизни, который глядитъ себѣ вверхъ, своими наивными глазами не видя, или не желая видѣть, параллельнаго Бога Смерти,—Богъ Зеркальность, который, лежа, держитъ на животѣ своемъ зеркало, гдѣ, какъ въ кругломъ озерѣ отражается весь міръ, между тѣмъ какъ онъ самъ смотритъ въ сторону, мимо, въ иное, во внѣпредѣльное,—Звѣздный Богъ, „Онъ, Который опрокинулъ свой Ликъ”, ибо дѣйствительно звѣзды опрокидываются—въ нашемъ сознаніи, сами не имѣя для себя ни праваго, ни лѣваго, ни верха, ни низа,—все это немногіе обломки великаго зданія, возникшаго подъ Небомъ съ очень яркими, съ очень четкими звѣздами, такъ что его неопредѣленности и туманности тоже ослѣпительны, отнюдь не безцвѣтны,—зданія, созданнаго среди вулкановъ и въ заревыхъ отсвѣтахъ причудливыхъ цвѣтовъ.
Соучастники Орфея говорили, что раса боговъ и людей одна. Подобно этому, мечтатели Мексики говорили, что у боговъ и людей есть одно общее: красная кровь. Поэтому они связали свое Небо и свою Землю красною перевязью, въ фантастической свадьбѣ, на которой жутко присутствовать, но и красиво, о, красиво!
Первая, главная изъ Мексиканскихъ богинь, Цигуакоатль, Женщина-Змѣя, говорятъ, ниспосылала людямъ труды, огорченія и всякія превратности. Но говорятъ также, что одежды ея всегда были бѣлыя, снѣжной чистоты, и что по ночамъ она летала въ воздухѣ, а вослѣдъ ей неслись воздушными путями крики и стоны.
Жутко и красиво. А красивѣе Красоты—что жь придумаешь!