Многоуважаемый сотоварищъ!
Нѣсколько дней тому назадъ, я имѣлъ удовольствіе изложитъ, въ видѣ реферата для одной изъ нашихъ распространеннѣйшихъ газетъ, сущность чрезвычайно интересной поучительной брошюры вашей «Die Neural Analyse».
Я предпослалъ этому реферату нѣсколько замѣтокъ, съ цѣлью показать, что дѣйствіе безконечно-малыхъ дозъ отнюдь не противорѣчитъ современной наукѣ, какъ это вообще полагаютъ. Опытъ доказываетъ, скорѣе, неосновательность такого мнѣнія. Прежде всего я приведу здѣсь нѣсколько извлеченій изъ упомянутаго моего реферата[1]).
Далѣе попрошу позволенія привести два-три примѣра, относящіеся къ запаху и вкусу гомеопатическихъ разжиженій, о чемъ говорите и сами вы, многоуважаемый сотоварищъ. Я надѣюсь, что они покажутся вамъ не лишенными интереса. Дѣло идетъ о наблюденіяхъ, произведенныхъ нашимъ извѣстнымъ докторомъ-гомеопатомъ Боянусомъ впродолженіе его многолѣтней практики. Примѣры эти опубликованы имъ самимъ, и достовѣрность этихъ фактовъ не можетъ подлежать сомнѣнію.
Одна женщина, здоровая, но нѣжной комплекціи, не могла выносить іода, какъ въ высокихъ, такъ и въ низшихъ степеняхъ разжиженія. Ради опыта ей давали іодъ много разъ маленькими пріемами отъ 3-го до 30-го дѣленія, и каждый разъ, въ какомъ бы видѣ онъ данъ ни былъ, женщина узнавала его по вкусу. Г. Боянусу показалось однако все это недостаточно убѣдительнымъ и когда однажды случилось, что упомянутая особа заболѣла тифомъ и безъ чувствъ лежала на постели, то онъ снова далъ ей іодъ, въ 30-мъ дѣленіи, наливъ нѣсколько капель на кусочекъ сахару. Больная тотчасъ узнала непріятное ей вещество, выплюнула сахаръ и воскликнула: «Зачѣмъ вы даете мнѣ эту дрянь?! вы вѣдь знаете, что я не могу выносить ее!» Когда она выздоровѣла, ей разсказали объ этомъ случаѣ, но она ничего не помнила.
Другое наблюденіе г. Боянуса еще интереснѣе, потому что опытъ произведенъ былъ надъ простымъ русскимъ крестьяниномъ, не могшимъ, конечно, имѣть ни малѣйшаго понятія о дѣйствіи лекарствъ, которыхъ пріемы и свойства испытывались на немъ. Крестьянинъ этотъ заболѣлъ желудочнымъ катарромъ, и ему дана была Nux vomica въ 12-мъ дѣленіи, Лекарство давалось въ формѣ порошка, сдѣланнаго изъ 5-6 растертыхъ гомеопатическихъ крупинокъ изъ молочнаго сахара. Порошокъ этотъ крестьянинъ долженъ былъ принимать ежедневно по два раза, впродолженіе недѣли, а чрезъ семь дней ему приказано было снова придти къ доктору. Въ назначенный срокъ крестьянинъ явился и сказалъ, что онъ чувствуетъ себя гораздо лучше. Чтобы не мѣшать дальнѣйшему дѣйствію лекарства и вмѣстѣ съ тѣмъ не огорчить паціента отказомъ въ леченіи, докторъ далъ ему на этотъ разъ порошки, подобные прежнимъ, но состоявшіе изъ одного чистаго молочнаго сахара. По прошествіи недѣли крестьянинъ снова пришелъ къ своему врачу и объявилъ, что лекарство, данное въ послѣдній разъ, дѣйствовало хуже, чѣмъ предыдущее: «Тѣ порошки были горькіе», прибавилъ онъ, «а эти сладкіе; дай мнѣ лучше опять горькихъ». Ради опыта, Боянусъ приготовилъ тогда въ особой комнатѣ два одинаковыхъ по наружному виду порошка: первый состоялъ изъ чистаго молочнаго сахару, а второй изъ пяти размельченныхъ крупинокъ двѣнадцатаго дѣленія Nux ѵошіса. Когда онъ сперва высыпалъ на языкъ крестьянина чистый молочный сахаръ н спросилъ, этого ли лекарства желалъ тотъ, то крестьянинъ возразилъ, что порошокъ этотъ сладокъ, а онъ просилъ горькаго; когда же докторъ далъ ему пріемъ настоящаго лекарства, то крестьянинъ съ радостью объявилъ, что это то самое, котораго ему хотѣлось.
Круксъ, сообщая свои поразительные результаты, относящіеся къ проявленіямъ электрической энергіи въ чрезвычайно разрѣженныхъ газахъ, замѣчаетъ, что матерія здѣсь, такъ сказать, претворяется въ силу. Замѣчаніе это еще съ большимъ правомъ можетъ быть отнесено къ вашимъ крайне-интереснымъ наблюденіямъ надъ случаями проявленія наибольшаго дѣйствія вещества при двухтысячномъ гомеопатическомъ разжиженіи. Послѣ этого естественно спросить: вправѣ ли мы считать вещество само по себѣ реальнымъ, если отдѣлить отъ него понятіе о силѣ? Такъ какъ мы воспринимаемъ только дѣйствіе силъ и только по этому дѣйствію судамъ о присутствіи и качествахъ того, что зовемъ веществомъ, то вещество, какъ отдѣльное понятіе, собственно говоря, устраняется и остается лишь сила, «энергія». Подобное понятіе о вещественной природѣ принадлежитъ, какъ извѣстно, философамъ А. Шопенгауэру и Э. Гартману и признается многими естествоиспытателями, какъ напримѣръ А. Р. Уалласомъ. Въ результатѣ является здѣсь точно также монизмъ, какъ и при чисто-матеріалистическомъ воззрѣніи на природу, но только на мѣсто матеріи становится сила, энергія.
По Шопенгауэру и Гартману источникомъ силы является «воля», и Уалласъ почти согласенъ съ этимъ; но воля, по мнѣнію Гартмана, безсознательна и неразумна, а по Уалласу, напротивъ, разумна и сознательна. Взирая на массу несчастія, которымъ преисполненъ земной міръ, пессимистическая философія, не знающая или не желающая знать иного міра, необходимо должна была придти къ «безсознательному». Но если существованіе наше не ограничивается земной жизнію, то «безсознательное» отпадаетъ, и сознательная разумная воля вступаетъ въ свои права.
Существуютъ ли формы бытія внѣ грубыхъ матеріальныхъ формъ? Разрѣшить этотъ вопросъ для насъ, естествоиспытателей, могутъ въ концѣ концовъ только факты. Я утверждаю, что такіе факты существуютъ; они громко говорятъ тѣмъ, которые не отказываются услышать ихъ голосъ. Чистосердечно сознаюсь, что самъ я не былъ приведенъ къ этимъ фактамъ какими-либо предварительно усвоенными философскими воззрѣніями, а напротивъ, волей-неволей принужденъ былъ по немногу примириться съ дѣйствительнымъ существованіемъ такихъ фактовъ, и сообразно этому допустить вышеприведенный взглядъ Уалласа на природу.
Подобно тому, какъ я указалъ выше на отсутствіе противорѣчія между дѣйствіемъ гомеопатическихъ пріемовъ и положительнымъ знаніемъ, попытаюсь теперь отвѣтить на вопросъ о томъ, слѣдуетъ ли, руководясь аналогіями, допустить существованіе такихъ формъ энергіи, которыя не подлежатъ нашему непосредственному наблюденію? По моему, отвѣтъ долженъ быть утвердительнымъ. Мы знаемъ, что могутъ существовать въ воздухѣ такія колебанія, которыя ничѣмъ въ сущности не отличаются отъ звуковыхъ, но которыя мы не можемъ, однако, слышать, потому что они либо слишкомъ медленны для этого, либо слишкомъ скоры; мы знаемъ также, что существуютъ свѣтовыя волны, не производящія непосредственнаго впечатлѣнія на наше зрѣніе и становящіяся замѣтными только при посредствѣ поверхностей флуоресцирующихъ или вообще чувствительныхъ къ свѣту[2]). А послѣ этого развѣ мы имѣемъ какое-нибудь право отрицать, что существуютъ въ природѣ такія формы энергіи, которыя подобно упомянутымъ вполнѣ реальны, и не смотря на то остаются, при обыкновенныхъ условіяхъ, вовсе недоступными для нашихъ чувствъ. Подобныя формы энергіи могутъ оставаться намъ неизвѣстными, какъ будто бы онѣ и не существовали вовсе, и это будетъ продолжаться до тѣхъ поръ, пока найдутся условія, при которыхъ онѣ подѣйствуютъ на наши чувства.
Кромѣ того мы знаемъ, что одна форма энергіи можетъ переходить въ другую (съ соблюденіемъ опредѣленной эквивалентности, согласно «закону сохраненія силы»). Изъ этихъ формъ иныя могутъ быть вовсе не замѣтными для насъ, и тогда превращеніе ихъ въ форму намъ доступную явится какъ бы возникновеніемъ изъ ничего. А если сама матерія ничто иное, какъ извѣстное проявленіе силы, то это именно и можетъ случиться съ нею: будетъ казаться, что матерія можетъ происходить изъ ничего, и можетъ превращаться въ ничто, тогда какъ въ сущности это будетъ переходъ въ нѣкоторый видъ силы, недоступный непосредственно нашимъ чувствамъ. Если воля есть источникъ каждой силы, то мы, исходя изъ этого положенія, должны допустить, что она можетъ производить то, что мы называемъ веществомъ или матеріей. Если воля сознательна и разумна, то она можетъ совершать это преднамѣренно. Существованіе «вещества» ею созданнаго, можетъ быть какъ постояннымъ, такъ и преходящимъ.
Теперь мы спросимъ себя однако же, не пришли ли мы къ заключенію нелѣпому, — не значитъ ли это утверждать, что изъ «ничего» можетъ произойти «нѣчто» — и наоборотъ? Нѣтъ, ничуть! Конечно, мы должны отбросить при этомъ ходячее понятіе о вѣчности матеріи, но не понятіе о вѣчности силы или, скорѣе, воли, а тѣмъ болѣе — воли сознательной, верховно-разумной, первоначальнаго источника всякой силы. Далѣе, количество энергіи въ природѣ должно ли быть нѳизмѣняемымъ (какъ это вообще принято по отношенію къ матеріи и, при обыкновенныхъ обстоятельствахъ, вполнѣ справедливо), или же оно измѣняется? Мы не можемъ, конечно, представить себѣ, чтобы «нѣчто» — а слѣдовательно и энергія — обратилась въ «ничто»; но говорить о количествѣ энергіи во всей природѣ совершенно излишне, какъ ровно излишне говорить, вмѣстѣ съ естествоиспытателями-матеріалистами, объ общемъ количествѣ вещества въ природѣ. Въ томъ, какъ и въ другомъ случаѣ, отвѣтъ гласитъ: — «безконечностъ», т. е. то, что совершенно исключаетъ понятія о количествѣ, объ уменьшеніи и объ увеличеніи.
Мы не можемъ, разумѣется, представить себѣ, чтобы на совершеніе нѣкотораго количества «работы» не было употреблено соотвѣтственнаго количества энергіи; но это положеніе не будетъ ли столь же справедливымъ и тогда, когда дѣло идетъ о такъ называемой умственной работѣ? Утвердительный отвѣтъ на это даютъ д-ръ Эдуардъ Вегенеръ[3]), а также и профессоръ Шлезингеръ[4]). Справедливо или нѣтъ то увѣреніе, что энергіи, употребляемой на совершеніе умственнаго труда, вовсе не оказывается на лицо въ видѣ какой бы то ни было изъ извѣстныхъ формъ — объ этомъ я не позволю себѣ судить. Вы, многоуважаемый сотоварищъ, какъ физіологъ, можете быть болѣе компетентнымъ судьей въ этомъ дѣлѣ, но во всякомъ случаѣ нельзя не счесть замѣчательнымъ то обстоятельство, что два ученые мыслителя, независимо одинъ отъ другаго, пришли къ одному и тому же выводу[5]).
Если принять аналогіи и факты мною указанные, и заключенія мною сдѣланныя, то безъ затрудненія можно допустить существованіе міра сверхчувственнаго, способнаго вліять на нашъ чувственный міръ. Тѣ явленія, которыя мой высокоуважаемый собратъ, профессоръ Цӧлльнеръ, считаетъ соприкасающимися съ существованіемъ такъ называемыхъ имъ «разумныхъ четырехмѣрныхъ существъ» не представляются тогда болѣе невозможными по существу. Я принадлежу, какъ извѣстно, къ числу тѣхъ, — въ настоящее время уже многочисленныхъ — счастливцевъ пли несчастливцевъ (личное мое чувство говоритъ въ пользу перваго названія), которые имѣли случай вполнѣ убѣдиться на дѣлѣ въ реальности такъ называемыхъ медіумическихъ явленій и въ важномъ значеніи ихъ по отношенію къ расширенію людскаго міросозерцанія. Съ нашимъ допущеніемъ медіумическихъ явленій дѣлается тоже, что и съ вашими наблюденіями, многоуважаемый сотоварищъ, — «шарлатанство», «нелѣпость» — вотъ обычное выраженіе оцѣнки даже со стороны тѣхъ, которые сами не производили никакихъ опытовъ, или не хотятъ добросовѣстно производить ихъ, и мы часто видимъ, какъ совершенно упускается изъ виду ваше прекрасное изрѣченіе: «Кто отрицаетъ, не испытывая, тотъ не только не заслуживаетъ названія ученаго, но даже и названія просто честнаго человѣка!» Мы подобно вамъ «ничуть не претендуемъ на слѣпое довѣріе къ нашимъ сообщеніямъ, и думаемъ, подобно вамъ, что по самой важности предмета онъ не можетъ не подвергнуться изслѣдованію, если только міръ оффиціальныхъ ученыхъ не хочетъ провиниться въ неисполненіи своего долга». Подобно вамъ, насъ «замалчиваютъ по цѣлымъ годамъ»; тотъ же самый лейпцигскій профессоръ Вундтъ, который не хочетъ знать о вашихъ открытіяхъ, счелъ нужнымъ выступить противъ Фихте, Ульрици, Цӧллънера и др. Всѣ мы имѣемъ дѣло съ научнымъ фанатизмомъ. Эти два слова составляютъ, повидимому, вопіющее противорѣчіе, но тѣмъ не менѣе ихъ, къ сожалѣнію, часто приходится соединять, потому что нерѣдко встрѣчаются такіе ученые, которые въ сущности имѣютъ менѣе права на названіе истинныхъ ученыхъ, чѣмъ на званіе жрецовъ установленной ими научной религіи, въ догматы которой — то есть собственно въ непогрѣшимость своего любезнаго «я» — они вѣруютъ.
Позвольте мнѣ въ заключеніе, многоуважаемый сотоварищъ, выразить надежду, что если бы вамъ представился случай къ наблюденію медіумическихъ явленій, то вы не уклонитесь отъ таковаго. Примите увѣреніе въ моемъ истинномъ почтеніи.
А. Бутлеровъ.
С.-Петербургъ, 9 дек. 1881 г.
Примѣчаніе къ этому отдѣлу. Къ числу нѣмецкихъ статей автора принадлежатъ еще три: первая, въ одну страницу, полемическаго характера: «Предразсудокъ противъ предразсудка» («Ps. St.» 1875 г.), здѣсь опущена; вторая, столь же краткая: «По поводу одного вопроса сдѣланнаго Прейеромъ» ((«Ps. St.» 1879 г.), приведена здѣсь самимъ авторомъ на стр. 168—169; и третія, пространная, подъ заглавіемъ: «Моя поѣздка въ Лондонъ» («Ps. St.» 1876 г.), существенная часть которой также передана здѣсь самимъ авторомъ въ статьѣ его: «Эмпиризмъ и догматизмъ». См. стр. 190—204. Издатель.
