Жестоковыйный проходимецъ расхохотался.
— Ахъ, какъ вы сполошились! — заговорилъ онъ. — Я заперъ дверь единственно для того, чтобы посвободнѣе съ вами поблагодушествовать, а вы все сочиненіе порвали.
Борноволоковъ сѣлъ.
— Подпишите вотъ эту бумажку. Только, чуръ, ее не рвать.
Термосесовъ положилъ предъ нимъ ту безформенную бумагу, въ которой описалъ правду и неправду о Туберозовѣ съ Тугановымъ и положилъ себѣ аттестацію.
Борноволоковъ безстрастно прочелъ ее всю отъ начала до конца.
— Что̀ же, — спросилъ Термосесовъ, видя, что чтеніе окончено: — подписываете вы, или нѣтъ?
— Я могъ бы вамъ сказать: что я удивляюсь, но…
— Но я васъ уже отучилъ мнѣ удивляться! Я это прекрасно знаю, и я и самъ вамъ тоже не удивляюсь! — и Термосесовъ положилъ предъ Борноволоковымъ копію съ его письма кузинѣ Нинѣ, и добавилъ:
— Подлинникъ у меня-съ.
— У васъ?.. но какъ же вы смѣли?
— Ну, вотъ еще мы съ вами станемъ про смѣлость говорить! Этотъ документъ у меня по праву сильнаго и разумнаго.
— Вы его украли?
— Укралъ.
— Да это просто чортъ знаетъ что̀!
— Да какъ же не чортъ знаетъ что̀: быть другомъ и пріятелемъ, вмѣстѣ Россію собираться уничтожить, и вдругъ потомъ аттестовать меня чуть не послѣднимъ подлецомъ и негодяемъ! Нѣтъ, батенька: это нехорошо, и вы за то мнѣ совсѣмъ другую аттестацію пропишите.
Борноволоковъ вскочилъ и заходилъ.
— Сядьте: это вамъ ничего не поможетъ! — приглашалъ Термосесовъ. — Надо кончить дѣло миролюбно, а то я теперь съ этимъ вашимъ письмецомъ, заключающимъ указанія, что у васъ въ прошедшемъ хвостъ не чистъ, знаете куда могу васъ спрятать? Оттуда уже ни полячишки, ни кузина Нина не выручатъ.
Борноволоковъ нетерпѣливо хлопнулъ себя по ляжкамъ и воскликнулъ:
— Какъ вы могли украсть мое письмо, когда я его самъ своими руками опустилъ въ почтовый ящикъ?
— Ну, вотъ разгадывайте себѣ по субботамъ: какъ я укралъ? Это уже мое дѣло, а я въ послѣдній разъ вамъ говорю: подписывайте! На первомъ листѣ напишите вашу должность, чинъ, имя и фамилію, а на копіи съ вашего письма сдѣлайте скрѣпу и еще два словечка, которыя я вамъ продиктую.
— Вы… вы мнѣ продиктуете?
— Да, да; я вамъ продиктую, а вы ихъ напишите, и дадите мнѣ тысячу рублей отсталого.
— Отсталого!.. за что?
— За свой покой безъ меня.
— У меня нѣтъ тысячи рублей.
— Я вамъ подъ расписку повѣрю. Рублей сто, полтораста наличностью, а то я подожду… Только ужъ вотъ что: разговаривать я долго не буду: вуле-ву, такъ вуле-ву, а не вуле-ву, какъ хотите: я вамъ имѣю честь откланяться и удаляюсь.
Борноволоковъ шагалъ мимо по комнатѣ.
— Думайте, думайте! такого дѣла не обдумавши не слѣдуетъ дѣлать, но только все равно ничего не выдумаете: я свои дѣла аккуратно веду, — молвилъ Термосесовъ.
— Давайте я подпишу, — рѣзко сказалъ Борноволоковъ.
— Извольте-съ!
Термосесовъ обтеръ полой перо, обмакнулъ его въ чернило и почтительно подалъ Борноволокову вмѣстѣ съ копіей его письма къ петербургской кузинѣ Нинѣ.
— Что̀ писать?
— Сейчасъ-съ.
Термосесовъ крякнулъ и началъ:
— Извольте писать: «Подлецъ Термосесовъ».
Борноволоковъ остановился и вытаращилъ на него глаза.
— Вы въ самомъ дѣлѣ хотите, чтобъ я написалъ эти слова?
— Непремѣнно-съ; пишите: «Подлецъ Термосесовъ»…
— И вамъ это даже не обидно?
— Вѣдь, все на свѣтѣ обидно, или не обидно, смотря по тому, отъ кого идетъ.
— Да; но говорите скорѣе, чего вы хотите далѣе; я написалъ: «Подлецъ Термосесовъ».
— Покорно васъ благодарю-съ. Продолжайте.