Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях (Пушкин)/ДО

Сказка о мертвой царевнѣ и о семи богатыряхъ
авторъ Александръ Сергѣевичъ Пушкинъ (1799—1837)
См. Переводы Пушкина. Опубл.: 1834[1]. Источникъ: РВБ: А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. • Вольное переложеніе нѣмецкой сказки изъ собранія братьевъ Гриммъ.

Сказка
о мертвой царевнѣ
и о семи богатыряхъ.

Царь съ царицею простился,
Въ путь-дорогу снарядился,
И Царица у окна
Сѣла ждать его одна.
Ждётъ-пождётъ съ утра до ночи,
Смотритъ въ поле, инда очи
Разболѣлись глядючи
Съ бѣлой зори до ночи,
Не видать милова друга!
Только видитъ: вьётся вьюга,
Снѣгъ валится на поля,
Вся бѣлёшенька земля.
Девять мѣсяцевъ проходитъ,
Съ поля глазъ она не сводитъ.
Вотъ въ сочельникъ самый, въ ночь
Богъ даетъ Царицѣ дочь.
Рано утромъ гость желанный,
День и ночь такъ долго жданный,
Издалеча, наконецъ
Воротился Царь отецъ.
На него она взглянула,
Тяжелёшенько вздохнула,
Восхищенья не снесла,
И къ обѣднѣ умерла.

Долго Царь былъ неутѣшенъ,
Но какъ быть? и онъ былъ грѣшенъ;
Годъ прошелъ какъ сонъ пустой,
Царь женился на другой.
Boris Zvorykin - Dead tsarevna 01.jpgПравду молвить, молодица
Ужъ и впрямь была Царица:
Высока, стройна, бѣла,
И умомъ и всѣмъ взяла;
Но за то горда, ломлива,
Своенравна и ревнива
Ей въ приданое дано
Было зеркальце одно;
Свойство зеркальце имѣло:
Говорить оно умѣло.
Съ нимъ однимъ она была
Добродушна, весела,
Съ нимъ привѣтливо шутила,
И красуясь говорила:
«Свѣтъ мой, зеркальце! скажи,
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?»
И ей зеркальце въ отвѣтъ:
«Ты, конечно, спору нѣтъ;
Ты, Царица, всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе».
И Царица хохотать,
И плечами пожимать,
И подмигивать глазами,
И прищёлкивать перстами,
И вертѣться подбочась,
Гордо въ зеркальце глядясь.

Но царевна молодая,
Тихомолкомъ разцвѣтая,
Между тѣмъ росла, росла,
Поднялась — и разцвѣла.
Бѣлолица, черноброва,
Нраву кроткаго такова.
И женихъ сыскался ей,
Королевичъ Елисей.
Сватъ пріѣхалъ, Царь далъ слово,
А приданое готово:
Семь торговыхъ городовъ,
Да сто сорокъ теремовъ.

На дѣвичникъ собираясь,
Вотъ Царица, наряжаясь
Передъ зеркальцемъ своимъ,
Перемолвилася съ нимъ.
«Я ль, скажи мнѣ, всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?»
Что же зеркальце въ отвѣтъ?
«Ты прекрасна, спору нѣтъ;
Но Царевна всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе».
Какъ Царица отпрыгнётъ,
Да какъ ручку замахнётъ,
Да по зеркальцу какъ хлопнетъ,
Каблучкомъ-то какъ притопнетъ!..
«Ахъ ты, мерзкое стекло!
Это врёшь ты мнѣ на зло.
Какъ тягаться ей со мною?
Я въ ней дурь-то успокою.
Вишь какая подросла!
И не диво, что бѣла;
Мать брюхатая сидѣла,
Да на снѣгъ лишь и глядѣла!
Но скажи: какъ можно ей
Быть во всемъ меня милѣй?
Признавайся: всѣхъ я краше.
Обойди всё царство наше,
Хоть весь міръ; мнѣ ровной нѣтъ.
Такъ ли?» Зеркальце въ отвѣтъ:
«А Царевна всё жъ милѣе,
Всё жъ румянѣй и бѣлѣе».
Дѣлать нѣчего. Она,
Черной зависти полна,
Бросивъ зеркальце подъ лавку,
Позвала къ себѣ Чернавку,
И наказываетъ ей,
Сѣнной дѣвушкѣ своей,
Везть Царевну въ глушь лѣсную
И, связавъ её, живую
Подъ сосной оставить тамъ
На съѣденіе волкамъ.

Чортъ ли, сладить съ бабой гнѣвной?
Спорить нѣчего. Съ Царевной
Вотъ Чернавка въ лѣсъ пошла,
И въ такую даль свела,
Что Царевна догадалась,
И до смерти испугалась,
И взмолилась. «Жизнь моя!
Въ чемъ, скажи, виновна я?
Не губи меня, дѣвица!
А какъ буду я Царица,
Я пожалую тебя».
Та, въ душѣ её любя,
Не убила, не связала,
Отпустила и сказала:
«Не кручинься, Богъ съ тобой».
А сама пришла домой.
«Что? — сказала ей Царица, —
Гдѣ красавица-дѣвица?»
— «Тамъ въ лѣсу, стоитъ одна, —
Отвѣчаетъ ей она, —
Крѣпко связаны ей локти;
Попадётся звѣрю въ когти,
Меньше будетъ ей терпѣть,
Легче будетъ умереть».

И молва трезвонить стала:
Дочка царская пропала!
Тужитъ бѣдный Царь по ней.
Королевичъ Елисей,
Помолясь усердно Богу,
Отправляется въ дорогу
За красавицей-душой,
За невѣстой молодой.

Но невѣста молодая,
До зари въ лѣсу блуждая,
Между тѣмъ всё шла да шла,
И на теремъ набрела.
Ей на встрѣчу пёсъ, залая,
Прибѣжалъ и смолкъ, играя;
Въ ворота вошла она,
На подворьѣ тишина.
Пёсъ бѣжитъ за ней, ласкаясь,
А Царевна, подбираясь,
Поднялася на крыльцо
И взялася за кольцо;
Дверь тихонько отворилась,
И Царевна очутилась
Въ свѣтлой горницѣ; кругомъ
Лавки, крытыя ковромъ,
Подъ святыми столъ дубовый,
Печь съ лежанкой изразцовой.
Видитъ дѣвица, что тутъ
Люди добрые живутъ;
Знать, не будетъ ей обидно.
Никого межъ тѣмъ не видно.
Домъ Царевна обошла,
Всё порядкомъ убрала,
Засвѣтила Богу свѣчку,
Затопила жарко печку,
На палаты взобралась
И тихонько улеглась.

Часъ обѣда приближался,
Топотъ по двору раздался:
Входятъ семь богатырей,
Семь румяныхъ усачей.
Старшій молвилъ: «Что за диво!
Всё такъ чисто и красиво.
Кто-то теремъ прибиралъ,
Да хозяевъ поджидалъ.
Кто же? выдь и покажися,
Съ нами чинно подружися:
Коль ты старый человѣкъ,
Дядей будешь намъ навѣкъ.
Коли парень ты румяный,
Будешь братецъ намъ названый.
Коль старушка, будь намъ мать,
Такъ и станемъ величать.
Коли красная дѣвица,
Будь намъ милая сестрица».

Boris Zvorykin - Dead tsarevna 02.jpgИ царевна къ нимъ сошла,
Честь хозяямъ отдала,
Въ поясъ низко поклонилась;
Закраснѣвшись, извинилась,
Что-де въ гости къ нимъ зашла,
Хоть звана и не была.
Вмигъ по рѣчи тѣ спознали,
Что царевну принимали;
Усадили въ уголокъ,
Подносили пирожокъ,
Рюмку полну наливали,
На подносѣ подавали.
Отъ зелёнаго вина
Отрекалася она;
Пирожокъ лишь разломила,
Да кусочекъ прикусила,
И съ дороги отдыхать
Отпросилась на кровать.
Отвели они дѣвицу
Вверхъ во свѣтлую свѣтлицу
И оставили одну,
Отходящую ко сну.

День за днемъ идетъ, мелькая,
А царевна молодая
Всё въ лѣсу, не скучно ей
У семи богатырей.
Boris Zvorykin - Dead tsarevna 06.jpgПередъ утренней зарёю
Братья дружною толпою
Выѣзжаютъ погулять,
Сѣрыхъ утокъ пострѣлять,
Руку правую потѣшить,
Сорочина въ полѣ спѣшить,
Иль башку съ широкихъ плечъ
У татарина отсѣчь,
Или вытравить изъ лѣса
Пятигорскаго черкеса,
А хозяюшкой она
Въ терему межъ тѣмъ одна
Приберётъ и приготовитъ,
Имъ она не прекословитъ,
Не перечатъ ей они.
Такъ идутъ за днями дни.

Братья милую дѣвицу
Полюбили. Къ ней въ свѣтлицу
Разъ, лишь только разсвѣло,
Всѣхъ ихъ семеро вошло.
Старшій молвилъ ей: «Дѣвица,
Знаешь: всѣмъ ты намъ сестрица,
Всѣхъ насъ семеро, тебя
Всѣ мы любимъ, за себя
Взять тебя мы всѣ бы рады,
Да нельзя, такъ бога ради
Помири насъ какъ-нибудь:
Одному женою будь,
Прочимъ ласковой сестрою.
Что жъ качаешь головою?
Аль отказываешь намъ?
Аль товаръ не по купцамъ?»

«Ой вы, молодцы честные,
Братцы вы мои родные,—
Имъ царевна говоритъ, —
Коли лгу, пусть богъ велитъ
Не сойти живой мнѣ съ мѣста.
Какъ мнѣ быть? вѣдь я невѣста.
Для меня вы всѣ равны,
Всѣ удалы, всѣ умны,
Всѣхъ я васъ люблю сердечно;
Но другому я навѣчно
Отдана. Мнѣ всѣхъ милѣй
Королевичъ Елисей».

Братья молча постояли
Да въ затылкѣ почесали.
«Спросъ не грѣхъ. Прости ты насъ,
Старшій молвилъ поклонясь, —
Коли такъ, не заикнуся
Ужъ о томъ». — «Я не сержуся, —
Тихо молвила она, —
И отказъ мой не вина».
Женихи ей поклонились,
Потихоньку удалились,
И согласно всѣ опять
Стали жить да поживать.

Между тѣмъ царица злая,
Про царевну вспоминая,
Не могла простить её,
А на зеркальце своё
Долго дулась и сердилась;
Наконецъ объ нёмъ хватилась
И пошла за нимъ, и, сѣвъ
Передъ нимъ, забыла гнѣвъ,
Красоваться снова стала
И съ улыбкою сказала:
«Здравствуй, зеркальце! скажи
Да всю правду доложи:
Я ль на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?»
И ей зеркальце въ отвѣтъ:
«Ты прекрасна, спору нѣтъ;
Но живетъ безъ всякой славы,
Средь зелёныя дубравы,
У семи богатырей
Та, что все жъ тебя милѣй».
И царица налетѣла
На Чернавку: «Какъ ты смѣла
Обмануть меня? и въ чёмъ!..»
Та призналася во всёмъ:
Такъ и такъ. Царица злая,
Ей рогаткой угрожая,
Положила иль не жить,
Иль царевну погубить.

Разъ царевна молодая,
Милыхъ братьевъ поджидая,
Пряла, сидя подъ окномъ.
Вдругъ сердито подъ крыльцомъ
Пёсъ залаялъ, и дѣвица
Boris Zvorykin - Dead tsarevna 05.jpgВидитъ: нищая черница
Ходитъ по двору, клюкой
Отгоняя пса. «Постой,
Бабушка, постой немножко, —
Ей кричитъ она въ окошко, —
Пригрожу сама я псу
И кой-что тебѣ снесу».
Отвѣчаетъ ей черница:
«Охъ ты, дитятко дѣвица!
Пёсъ проклятый одолѣлъ,
Чуть до смерти не заѣлъ.
Посмотри, какъ онъ хлопочетъ!
Выдь ко мнѣ». — Царевна хочетъ
Выйти къ ней и хлѣбъ взяла,
Но съ крылечка лишь сошла,
Пёсъ ей подъ ноги — и лаетъ,
И къ старухѣ не пускаетъ;
Лишь пойдетъ старуха къ ней,
Онъ, лѣснаго звѣря злѣй,
На старуху. «Что за чудо?
Видно, выспался онъ худо, —
Ей царевна говоритъ, —
На жъ, лови!» — и хлѣбъ летитъ.
Старушонка хлѣбъ поймала;
«Благодарствую, — сказала. —
Богъ тебя благослови;
Вотъ за то тебѣ, лови!»
И къ царевнѣ наливное,
Молодое, золотое
Прямо яблочко летитъ…
Пёсъ какъ прыгнетъ, завизжитъ…
Но царевна въ обѣ руки
Хвать — поймала. «Ради скуки,
Кушай яблочко, мой свѣтъ.
Благодарствуй за обѣдъ», —
Старушоночка сказала,
Поклонилась и пропала…
И съ царевной на крыльцо
Песъ бѣжитъ и ей въ лицо
Жалко смотритъ, грозно воетъ,
Словно сердце пёсье ноетъ,
Словно хочетъ ей сказать:
Брось! — Она его ласкать,
Треплетъ нѣжною рукою;
«Что, Соколко, что съ тобою?
Лягъ!» — и въ комнату вошла,
Дверь тихонько заперла,
Подъ окно за пряжу сѣла
Ждать хозяевъ, а глядѣла
Всё на яблоко. Оно
Соку спѣлаго полно,
Такъ свѣжо и такъ душисто,
Такъ румяно-золотисто,
Будто мёдомъ налилось!
Видны сѣмечки насквозь…
Подождать она хотѣла
До обѣда, не стерпѣла,
Въ руки яблочко взяла,
Къ алымъ губкамъ поднесла,
Потихоньку прокусила
И кусочекъ проглотила…
Вдругъ она, моя душа,
Пошатнулась не дыша,
Бѣлы руки опустила,
Плодъ румяный уронила,
Закатилися глаза,
И она подъ образа
Головой на лавку пала
И тиха, недвижна стала…

Братья въ ту пору домой
Возвращалися толпой
Съ молодецкаго разбоя.
Имъ навстрѣчу, грозно воя,
Пёсъ бѣжитъ и ко двору
Путь имъ кажетъ. «Не къ добру!
Братья молвили, — печали
Не минуемъ». Прискакали,
Входятъ, ахнули. Вбѣжавъ,
Пёсъ на яблоко стремглавъ
Съ лаемъ кинулся, озлился,
Проглотилъ его, свалился
И издохъ. Напоено
Было ядомъ, знать, оно.
Передъ мертвою царевной
Братья въ горести душевной
Всѣ поникли головой
И съ молитвою святой
Съ лавки подняли, одѣли,
Хоронить её хотѣли
И раздумали. Она,
Какъ подъ крылышкомъ у сна,
Такъ тиха, свѣжа лежала,
Что лишь только не дышала.
Ждали три дня, но она
Не возстала ото сна.
Сотворивъ обрядъ печальный,
Вотъ они во гробъ хрустальный
Трупъ царевны молодой
Положили — и толпой
Понесли въ пустую гору,
И въ полуночную пору
Гробъ ея къ шести столбамъ
На цѣпяхъ чугунныхъ тамъ
Осторожно привинтили,
И рѣшеткой оградили;
И, предъ мёртвою сестрой
Сотворивъ поклонъ земной,
Старшій молвилъ: «Спи во гробѣ.
Вдругъ погасла, жертвой злобѣ,
На землѣ твоя краса;
Духъ твой примутъ небеса.
Нами ты была любима
И для милаго хранима —
Не досталась никому,
Только гробу одному».

Въ тотъ же день царица злая,
Доброй вѣсти ожидая,
Втайнѣ зеркальце взяла
И вопросъ свой задала:
«Я ль, скажи мнѣ, всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?»
И услышала въ отвѣтъ:
«Ты, царица, спору нѣтъ,
Ты на свѣтѣ всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе».

За невѣстою своей
Королевичъ Елисей
Между тѣмъ по свѣту скачетъ.
Нѣтъ какъ нѣтъ! Онъ горько плачетъ,
И кого ни спроситъ онъ,
Всѣмъ вопросъ его мудрёнъ;
Кто въ глаза ему смѣется,
Кто скорѣе отвернётся;
Boris Zvorykin - Dead tsarevna 04.jpgКъ красну солнцу наконецъ
Обратился молодецъ.
«Свѣтъ нашъ солнышко! ты ходишь
Круглый годъ по небу, сводишь
Зиму съ тёплою весной,
Всѣхъ насъ видишь подъ собой.
Аль откажешь мнѣ въ отвѣтѣ?
Не видало ль гдѣ на свѣтѣ
Ты царевны молодой?
Я женихъ ей». — «Свѣтъ ты мой, —
Красно солнце отвѣчало, —
Я царевны не видало.
Знать, её въ живыхъ ужъ нѣтъ.
Развѣ мѣсяцъ, мой сосѣдъ,
Гдѣ-нибудь её да встрѣтилъ
Или слѣдъ ея замѣтилъ».

Темной ночки Елисей
Дождался въ тоскѣ своей.
Только мѣсяцъ показался,
Онъ за нимъ съ мольбой погнался.
«Мѣсяцъ, мѣсяцъ, мой дружокъ,
Позолоченный рожокъ!
Ты встаёшь во тьмѣ глубокой,
Круглолицый, свѣтлоокій,
И, обычай твой любя,
Звѣзды смотрятъ на тебя.
Аль откажешь мнѣ въ отвѣтѣ?
Не видалъ ли гдѣ на свѣтѣ
Ты царевны молодой?
Я женихъ ей». — «Братецъ мой, —
Отвѣчаетъ мѣсяцъ ясный, —
Не видалъ я дѣвы красной.
На сторожѣ я стою
Только въ очередь мою.
Безъ меня царевна видно
Пробѣжала». — «Какъ обидно!» —
Королевичъ отвѣчалъ.
Ясный мѣсяцъ продолжалъ:
«Погоди; объ ней, быть можетъ,
Вѣтеръ знаетъ. Онъ поможетъ.
Ты къ нему теперь ступай,
Не печалься же, прощай».

Елисей, не унывая,
Къ вѣтру кинулся, взывая:
«Вѣтеръ, вѣтеръ! Ты могучъ,
Ты гоняешь стаи тучъ,
Ты волнуешь сине море,
Всюду вѣешь на просторѣ.
Не боишься никого,
Кромѣ бога одного.
Аль откажешь мнѣ въ отвѣтѣ?
Не видалъ ли гдѣ на свѣтѣ
Ты царевны молодой?
Я женихъ ея». — «Постой, —
Отвѣчаетъ вѣтеръ буйный, —
Тамъ за рѣчкой тихоструйной
Есть высокая гора,
Въ ней глубокая нора;
Въ той норѣ, во тьмѣ печальной,
Гробъ качается хрустальный
На цѣпяхъ между столбовъ.
Не видать ничьихъ слѣдовъ
Вкругъ того пустого мѣста,
Въ томъ гробу твоя невѣста».

Вѣтеръ далѣ побѣжалъ.
Королевичъ зарыдалъ
И пошёлъ къ пустому мѣсту
На прекрасную невѣсту
Посмотрѣть ещё хоть разъ.
Вотъ идётъ; и поднялась
Передъ нимъ гора крутая;
Вкругъ нея страна пустая;
Подъ горою тёмный входъ.
Онъ туда скорѣй идётъ.
Передъ нимъ, во мглѣ печальной,
Гробъ качается хрустальный,
И въ хрустальномъ гробѣ томъ
Спитъ царевна вѣчнымъ сномъ.
И о гробъ невѣсты милой
Онъ ударился всей силой.
Boris Zvorykin - Dead tsarevna 03.jpgГробъ разбился. Дѣва вдругъ
Ожила. Глядитъ вокругъ
Изумлёнными глазами,
И, качаясь надъ цѣпями,
Привздохнувъ, произнесла:
«Какъ же долго я спала!»
И встаётъ она изъ гроба…
Ахъ!.. и зарыдали оба.
Въ руки онъ её берётъ
И на свѣтъ изъ тьмы несётъ,
И, бесѣдуя пріятно,
Въ путь пускаются обратно,
И трубитъ уже молва:
Дочка царская жива!

Дома въ ту пору безъ дѣла
Злая мачеха сидѣла
Передъ зеркальцемъ своимъ
И бесѣдовала съ нимъ,
Говоря: «Я ль всѣхъ милѣе,
Всѣхъ румянѣй и бѣлѣе?»
И услышала въ отвѣтъ:
«Ты прекрасна, слова нѣтъ,
Но царевна всё жъ милѣе,
Всё румянѣй и бѣлѣе».
Злая мачеха, вскочивъ,
Объ полъ зеркальце разбивъ,
Въ двери прямо побѣжала
И царевну повстрѣчала.
Тутъ её тоска взяла,
И царица умерла.
Лишь её похоронили,
Свадьбу тотчасъ учинили,
И съ невѣстою своей
Обвѣнчался Елисей;
И никто съ начала міра
Не видалъ такого пира;
Я тамъ былъ, мёдъ, пиво пилъ,
Да усы лишь обмочилъ.

1831[2]


  1. Впервые — въ журналѣ «Библіотека для чтенія», 1834, т. II, отд. I, с. 1—17.
  2. Написано осенью 1833 г., напечатано въ 1834 г. Представляетъ собой свободную обработку въ чисто народномъ духѣ русской сказки, съ введеніемъ мотивовъ изъ западноевропейскаго (нѣмецкаго) фольклора. При обработкѣ Пушкинъ, по своему обыкновенію, убиралъ ненужныя сюжетныя детали, не связанныя съ основной мыслью сказки. Написана сказка литературнымъ (хореическимъ) стихомъ.

«Сказка о мертвой царевнѣ и семи богатыряхъ» — одна изъ наиболѣе извѣстныхъ сказокъ А. С. Пушкина. Написана осенью 1833 года въ Болдинѣ. Въ основу положена русская сказка, записанная въ Михайловскомъ. Также сюжетъ сказки сильно перекликается съ сюжетомъ сказки «Бѣлоснѣжна и семь гномовъ» братьевъ Гриммъ.