Над миром царствовал Нерон,
И шумный двор его шептался,
Когда в раздумье мрачном он
В своём дворце уединялся. 5 Там сочинял ли он стихи,
Иль новых ужасов затеи —
Но мерно слышались шаги
Его вдоль узкой галереи.
Как перед бурей, затихал 10 В подобный час дворец просторный,
И каждый молча ожидал
Судьбы, склоняя взор покорный.
Шумел лишь Рим. — В пяти шагах
Гражда́не в праздничной одежде, 15 Позабывая вещий страх,
Кричат пронзительней, чем прежде.
Всё льстит их взорам и ушам,
Всё пища для страстей мгновенных:
Там торжество и новый храм, 20 Здесь суд царей порабощённых.
Народ шумит. Давно привык
Он к торжеству своей гордыни,
Он всем народам шлёт владык
И в Рим увозит их святыни. 25 Как прежде, пленные цари
Влачат по форуму оковы,
И рядом стали алтари
И Озири́са и Еговы.
Минутным жаром увлечён 30 Всегда кипучий дух народа:
Сегодня бог ему Нерон,
А завтра бог ему свобода.
Он так же рвался и кричал
Иль так же отступал, немея, 35 Когда у статуи Помпея
Брут окровавил свой кинжал.
1
Давно собрали виноград,
Серей туман на Апеннинах,
И в Рим, пестрея на долинах,
Тибура[3] жители спешат. 5 Лишь юный Мунд не едет в Рим,
Его столица не пленяет,
И он на всё друзьям своим
Одним молчаньем отвечает.
Как быстро лето перед ним 10 Крылатые промчали Оры[4],
Каким сияньем голубым
Всё время покрывались горы,
Как сельский быт он полюбил,
Забыв о купленном веселье, 15 И в этом замкнутом ущелье
Элизий полный находил!
По целым он сидел ночам,
Кидая взоры за ограду,
Пока заря свою лампаду 20 Взнесёт к тибурским высота́м
И, как алтарь любви живой,
За дымом скроется долина.
Быть может, снова в садик свой
Пройдёт надменная Сабина. 25 Не подымая глаз своих,
Пройдёт в величии суровом,
Но он любви крылатым словом
Её смутит хотя на миг,
Иль без свидетелей опять 30 Её принудит он ответить,
Чтоб только взор блестящий встретить
Или насмешку услыхать.
Он знал давно, что ничему
Не внемлет строгая Сабина, 35 Что равнодушие к нему
Хранит супруга Сатурнина[5].
Недавно прибыл Сатурнин
Из знойной Сирии с женою.
Там долго, полный властелин, 40 Богатой правил он страною.
Сабина, властью красоты
И саном мужниным хранима,
Смотреть привыкла с высоты
На юных ветреников Рима. 45 Коней, гетер, ночных пиров
Она в душе им не прощала
И втайне на одних богов
Порывы сердца обращала.
Как чист молитвы фимиам! 50 Как гасит он огонь преступный!
Сабина покидала храм,
Подобна Гере недоступной.
Когда же Мунд, пробравшись в сад,
Её смущал любви приветом, 55 Живой упрёк и гордый взгляд
Бывали дерзкому ответом.
Но в Мунде блеск её очей
Лишь распалял любви желанья:
Он тосковал, не спал ночей 60 И жаждал нового свиданья.
Сегодня Мунд стоит один,
Глядя в раздумье на долину;
Вчера уехал Сатурнин
И в Рим увёз свою Сабину. 65 «Что делать? — часто Мунд твердит. —
Бесплодно дни промчались лета!»
— «Что делать?» — эхо говорит
Сто раз — и не даёт ответа.
А там, врываясь в недра скал, 70 Как бы живой упрёк бессилью,
Кипучий Анио[6] роптал
И рассыпался тонкой пылью,
Да, разгоняя горный дым,
Как и вчера, перед разлукой, 75 И ныне Феб золотолукий
Три кинул радуги над ним.
2
Сабина в Риме. Но и там
Живёт по-прежнему Сабина:
В дому лелеет Сатурнина
И в храмах жертвует богам. 5 Молиться чуждым, как своим,
Обучена чужой страною,
Она и в Риме жертвы им
Несёт с покорною душою.
И в деле веры и добра, 10 Послушна сладостным влеченьям,
Она проводит вечера,
Жрецов внимая поученьям.
Но чаще всех с недавних пор
К ней жрец Анубиса приходит, 15 Заводит жаркий разговор
И зорких глаз с неё не сводит.
Награду тёмную сулит
И сердца слушает тревогу,
Влечёт к таинственному богу — 20 И наконец ей говорит:
«Недаром ты у алтарей
С мольбами жертвы приносила,
Сабина, верой ты своей
И жизнью небу угодила! 25 Твои молитвы сочтены;
Но никогда непосвящённый
Не приподымет пелены,
На лик Изиды опуще́нной.
Мужайся: шаг ещё, и ты 30 Войдёшь в блаженные чертоги,
Где блеском вечной красоты
Сияют праведные боги.
Тебя я в тайну посвящу, —
Но, вечной истины ревнитель, 35 Я сам, Анубиса служитель,
О ней поведать трепещу.
Богам от юности служил
Я и молился ежечасно,
Но никогда так громогласно 40 Со мною бог не говорил.
Вчера стою у алтаря —
И вдруг оракул мне вещает,
Что, страстью пламенной горя,
Тебя Анубис избирает. 50 Всю ночь очей я не смыкал,
Молясь в смятении великом,
И полог брачный разостлал
Перед Анубисовым ликом.
А ныне сам почтить готов 55 Тебя коленопреклоненьем:
Внимать велению богов
Нам подобает со смиреньем.
Сегодня с вечера луна
Не озирает стогнов Рима. 60 Ты, как богиня убрана,
Ко храму приходи незрима.
Служанок бойся пробудить,
Пусть дремлет муж твой утомлённый,
Чтобы не мог непосвящённый 65 Тебя и взором осквернить.
Тебя я на ступенях жду;
Иди, давай мне руку смело…
Придёшь ли, новая Семела,
Во храм Анубиса?» — «Приду».
3
Давно звезда́ми ночь блестит,
Смолкает шумная столица,
Порой лишь громко колесница
Весёлых юношей промчит. 5 Одна под сению ночной
Сабина бережно ступает,
За нею сладкою струёй
Сирийский нард благоухает.
Как долго прождала она, 10 Чтоб сон нисшёл на Сатурнина!
Пора! сейчас блеснёт луна
Над темной грудой Эсквилина![7]
Нет, этой позднею порой
Никто не мог её заметить, — 15 Лишь только б оргии ночной
Да ярких факелов не встретить!
Какой-то дух её несёт
Неотразимо и упрямо
Всё дальше. — Вот она у храма, — 20 И жрец ей руку подаёт.
«Молчи, мне всё поведал бог:
Ты опоздала поневоле.
Вступи одна через порог,
Анубис ждёт — не медли боле».
25 Как мавзолей, безмолвен храм,
Лишь ходит облаком куренье,
И ног её прикосновенье
Звучит по мраморным плита́м.
Кумиров глаз не различает. 30 Повсюду мрак. Едва-едва
Небес полночных синева
Средину храма озаряет.
О, ночь блаженства и тревог!
Сомненьем слабым дух мятется: 35 Какое тело примет бог,
В какой он образ облечётся?
Но вот луна лучом своим
Посеребрила изваянья,
Сильней заволновался дым 40 И облака благоуханья.
Шаги! так точно! — различил
Их слух Сабины беспокойный, —
И кто-то трепетный и стройный
Её в объятья заключил. 45 Благоуханьем окружён,
Незримый, сердцу он дороже.
О, что за чудный, страстный сон —
И храм, и дым, и это ложе!
Как будто нет уже земли, — 50 Она исчезла, закрываясь,
И, в лунном свете развиваясь,
Их в небе тучи понесли.
Сильнее свет дрожит в очах,
Сильнее аромат разлился, 55 И лик Анубиса в лучах
Улыбкой Мунда озарился.
Угрюм, безмолвен Сатурнин,
Он промолчал перед законом;
Но не поведал ли один 60 Он грустной тайны пред Нероном?
Старик, испытанный в боях,
Как мальчик, не был малодушен,
Но храм Анубиса во прах
По воле цезаря разрушен. 65 Толпа ругалась над жрецом,
Он брошен львам на растерзанье,
И долго, долго Мунд потом
Вдали влачил своё изгнанье.
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.
