Солнце стояло уже высоко, когда нашъ караванъ подходилъ къ Зюльфагарскому проходу, служащему дорогою въ Афганистанъ. Широкая, совершенно пустынная долина среди невысокихъ горъ, постепенно суживаясь по направленію афганскихъ владѣній, переходитъ въ ущелье, входъ въ которое охраняется коннымъ отрядомъ афганскихъ войскъ. Группа жилыхъ полуразрушенныхъ глинобитныхъ строеній виднѣлась съ боку ущелья, примыкая къ подошвѣ горнаго хребта. Въ самой серединѣ прохода, повернувшись лицомъ къ русскимъ владѣніямъ, виднѣлась рослая фигура афганскаго часового[1], державшаго обнаженную шашку въ рукѣ и задумчиво всматривавшагося въ даль. Ярко-краснаго цвѣта мундиръ англійскаго образца, казался цвѣтнымъ пятномъ, рѣзко выдѣлявшимся на желтомъ фонѣ песковъ пустыни. Высокаго роста, съ длинною черною бородою и угрюмо смотрѣвшими изъ-подъ надвинутой бѣлой чалмы глазами, часовой стоялъ неподвижно, съ полнымъ, казалось, безразличіемъ относясь къ нашему появленію близъ границы.
Всюду вокругъ разстилалась пустыня. Горные хребты, лишенные растительности, тѣсно надвинулись къ долинѣ, среди которой поднимался большой курганъ, около котораго виднѣлась, какъ будто вросшая въ землю, землянка русскаго пограничнаго поста Чекмаклы-Ченга. Вершина кургана была увѣнчана тремя высокими крестами, обнесенными рѣшеткою — это мѣсто упокоенія трехъ воиновъ рати Государственной, погибшихъ при исполненіи своей трудной порубежной службы отъ лишенія, болѣзней и ранъ, полученныхъ при защитѣ русскихъ интересовъ. Бѣлая фигура дежурнаго, стоящаго въ разстояніи 200—300 шаговъ отъ афганскаго часового, виднѣлась издалека.
Жара видимо томила дежурнаго, который хотя и крѣпился, но все же всѣмъ своимъ видомъ показывалъ, что онъ уже порядочно раскисъ. Красноватаго цвѣта почва производила самое непріятное впечатлѣніе для глаза, навѣвая своимъ однообразіемъ дремоту. Въ проходѣ царствовала невозмутимая тишина, нарушаемая топотомъ копытъ очередного разъѣзда, медленно пробиравшагося по тропинкѣ на сосѣдній постъ Акъ-Рабатъ, расположенный на высокомъ хребтѣ этого же имени въ 20—30 верстахъ южнее. Изо дня въ день, подъ взаимнымъ наблюденіемъ, смѣняются въ опредѣленные часы русскій и афганскій часовые, оберегающіе неприкосновенность своихъ территорій.
Порою съ шумомъ и гортаннымъ говоромъ высыпаютъ изъ своихъ мазанокъ всѣ люди афганскаго поста и построившись на ровной площадкѣ, производятъ ученіе, старательно отчеканивая ружейные пріемы.
Какъ будто обиженные видомъ военныхъ упражненій представителей сосѣдней арміи, по командѣ начальника поста бодро выскакиваютъ изъ своей землянки люди Чекмалы-Ченгинскаго поста и, въ нѣсколько минутъ осѣдлавъ своихъ коней, устраиваютъ манежную ѣзду, скачку черезъ препятствія и рубку чучелъ.
Продѣлавъ нѣсколько упражненій, оба войска дѣлаютъ перерывъ и, отдыхая, осматриваютъ другъ друга любопытными глазами.
— Ишь бородачи, какъ пріемы-то отчеканиваютъ, сообщаетъ въ сотый разъ все одно и то же замѣчаніе одинъ солдатъ.
— Что и говорить, хорошо обучаютъ ихъ,—добавляетъ другой…
— А только случись война, мы ихъ живой рукой расколотимъ, потому все же народъ они сырой…
И солдатъ, наэлектризованный собственными мыслями, угрожающе сжимаетъ винтовку. Почти тѣ же замѣчанія съ незначительными варіаціями слышатся въ афганскихъ рядахъ. Такъ же сжимаются стволы винтовокъ и на лицахъ у всѣхъ видно одно и то же выраженіе сдерживаемой вражды… Люди русскаго и афганскаго постовъ, живя по четыре, пять лѣтъ въ разстояніи 300 — 400 шаговъ другъ отъ друга, знакомства между собой не ведутъ никакого. Кушкинскій разгромъ еще не изгладился изъ памяти афганцевъ.
Афганскія войска имѣли въ свое время инструкторами офицеровъ англійской арміи, въ силу чего во всемъ, начиная съ обмундированія, видно англійское вліяніе. Образцы обмундированія, оружія и снаряженія мало чѣмъ отличаются отъ таковыхъ же, существующихъ въ англо-индійской арміи.
Значительное число мусульманъ изъ сипайскихъ и бенгальскихъ полковъ, отбывъ свой срокъ службы въ этихъ войскахъ, поступаютъ въ ряды афганской арміи, гдѣ они считаются особенно желательнымъ элементомъ, къ привлеченію котораго на службу принимались бывшимъ Эмиромъ Абдурахманомъ различныя мѣры. То же самое замѣчается и въ настоящее время. Отряды афганскихъ войскъ расположены по всей русско-афганской границѣ, при чемъ величина ихъ въ зависимости отъ значенія пункта, колеблется отъ одного взвода до 2 сотенъ. Войска эти принадлежатъ къ числу иррегулярныхъ и поэтому очень дурно снаряжены и обучены. Исключеніемъ является незначительное количество людей изъ регулярныхъ частей.
— Серьезный народъ, сообщилъ намъ начальникъ поста на вопросъ о томъ, каковы афганцы.
— Только очень нашихъ россійскихъ не любятъ—сказываютъ ихъ эмиръ не позволяетъ имъ дружбу съ нами вести… Здѣсь у нихъ ваше в—діе начальникъ ихній, въ родѣ какъ бы капитанъ, а только противъ нашихъ офицеровъ онъ куда, далеко ему.
— А что муштруетъ онъ своихъ здорово?
— Каждый день все учитъ… Одно, что люди у нихъ хуже нашихъ, а только ѣздятъ они хорошо…
Зюльфагарскій проходъ въ сущности не имѣетъ того огромнаго значенія въ стратегическомъ отношеніи, которое ему приписываютъ афганскій военныя власти. Являясь одной изъ дорогъ, ведущихъ изъ Россіи въ Афганистанъ, онъ находится въ разстояніи 30 — 40 верстъ отъ другой, также очень удобной дороги, проходящей мимо Акъ-Рабата.
Въ проходѣ имѣется нѣсколько небольшихъ источниковъ прѣсной воды, но грунтъ земли каменный и поэтому растительность вездѣ совершенно отсутствуетъ.
Далѣе граница идетъ по Акъ-Рабатскому горному хребту. Поднимаясь на значительныя высоты съ пологими скатами, то снова опускаясь внизъ, медленно подвигались мы впередъ среди полной тишины пустыни. Лишь кое-гдѣ на склонахъ горъ, еще не совсѣмъ выжженныхъ горячимъ солнцемъ, виднѣлись пространства, покрытыя небольшою травою, по которой бродили стада барановъ. Толстые стебли ассафетиды[2], въ нѣкоторыхъ мѣстахъ покрывали землю, имѣя видъ толстыхъ бѣлыхъ трубокъ, въ безпорядкѣ брошенныхъ въ кучу.
Вдали въ нѣкоторыхъ мѣстахъ бѣлѣли, рельефно выдѣляясь среди желтаго фона земли, пересохшія солончаковыя озера, которыя казались покрытыми пушистою снѣговою пеленою, и лишь подъѣхавъ ближе къ нимъ, можно было видѣть ихъ дно, покрытое кристаллами самоосадочной соли бѣловато-розоватаго цвѣта. Берега такихъ озеръ на большомъ пространствѣ были покрыты толстымъ слоемъ гравія. Ѣдкая солончаковая пыль, поднимаемая копытами нашихъ коней, стояла столбомъ въ воздухѣ и, вслѣдствіе отсутствія вѣтра, жара была невыносимая. Чахлые небольшіе кусты гребенщика и колючки кое-гдѣ попадались на дорогѣ, являясь лишь приманкою для неприхотливыхъ въ кормѣ верблюдовъ.
Лошади наши устало брели, переступая съ ноги на ногу. На всѣхъ напала какая-то особенная сонливость. Разговоры не вязались и каждый только и думалъ, какъ бы скорѣе добраться до поста Акъ-Рабата. Въ воображеніи ясно рисовался отдыхъ въ комнатахъ просторной и высокой офицерской квартиры съ закрытыми ставнями, черезъ которыя не проникаютъ горячіе лучи такъ сильно палившаго насъ южнаго солнца. То и дѣло мы по очереди звали ѣхавшаго сзади джигита, на сѣдельномъ вьюкѣ у котораго висѣли обшитыя сукномъ, большія стеклянныя бутылки съ водою. Сдѣланный глотокъ довольно холодной воды лишь увеличивалъ жажду и вызывалъ огромное выдѣленіе пота, который крупными каплями спадалъ съ нашихъ обожженныхъ солнцемъ лицъ. Солнце жгло тѣло черезъ китель, нагрѣвая металлическія пуговицы. Лишь одни наши джигиты чувствовали себя подъ его лучами прекрасно. Одѣтые въ ватные халаты и косматыя бѣлыя папахи туземнаго образца, они не чувствовали этого невыносимаго зноя, защищенные толстымъ слоемъ стеганной ваты. Кожа на лицѣ и рукахъ трескалась и разъѣдаемая пылью невыносимо болѣла.
Между тѣмъ, мы поднялись на Акъ-Рабатское горное плато, широкою равниною разстилавшееся передъ нами до самого конца горизонта. Это плато занимаетъ пространство отъ 80 до 100 квадратныхъ верстъ, при чемъ замѣчается постепенный наклонъ скатовъ къ серединѣ, дающій основаніе предполагать, что здѣсь когда-то въ отдаленныя времена существовало на высотѣ почти трехъ тысячъ футъ надъ уровнемъ моря горное озеро. Это предположеніе подтверждается также и тѣмъ, что вся середина плато, имѣющая до 2 верстъ въ поперечникѣ, покрыта крупнымъ гравіемъ и галькою, а совершенно ровная середина его положительно усѣяна колодцами, которыхъ здѣсь насчитывается до 36, но во всѣхъ нихъ вода горько-соленаго вкуса и поэтому ее пьютъ лишь огромныя стада барановъ, пригоняемыя туркменами. Въ самомъ центрѣ колодцевъ на мертвой сѣрой почвѣ построены зданія Акъ-Рабадскаго пограничнаго поста и офицерской квартиры при немъ, а еще дальше виднѣется казарма казачьяго поста, устроеннаго для поддержанія почтоваго сообщенія между Кушкою и Серахсомь. Общая картина этихъ зданій, заброшенныхъ въ пустыню, безъ всякихъ признаковъ растительности, удручающимъ образомъ подѣйствовала на насъ, съ наглядною рельефностью давая возможность видѣть тѣ лишенія, которыя испытываютъ небольшіе пограничная и казачья команды. Во всѣ стороны, куда ни взглянешь, всюду разстилается безбрежная, мертвая пустыня.
— Просто съ ума можно сойти,—жаловался намъ поручикъ К, сидящій уже безвыѣздно два года въ этихъ мѣстахъ. Отъ людей совершенно отвыкъ. Ѣсть нечего. Книгъ нѣтъ…
— И заполнить время даже службою невозможно, потому что вся почти граница съ Афганистаномъ въ контрабандномъ отношеніи совершенно спокойна. Для развитія нашихъ торговыхъ сношеній съ Афганистаномъ, афганцамъ предоставлено право съ товаромъ переѣзжать границу въ любомъ пунктѣ, поэтому если даже и наткнется такой караванъ на нашъ разъѣздъ, такъ все равно задержать товаръ мы не имѣемъ права; хозяинъ заявляетъ, что дѣйствительно перешелъ границу, но что въ настоящее время направляется въ таможню, гдѣ и оплатитъ все пошлиною. А если укажете ему, что въ этихъ мѣстахъ, куда онъ направляется, нѣтъ таможни, то у него готовый отвѣтъ: „я Россіи не знаю и поэтому не знаю куда ведетъ эта дорога“. Ничего съ нимъ не подѣлаешь. Дашь лишь конвойнаго для сопровожденія въ таможню и больше ничего. А при такомъ положеніи много контрабанднаго товара въ наши предѣлы водворяется. Мѣста глухія, тропъ пропасть, ну и трудно вслѣдствіе этого усмотрѣть.
— А вы хорошо навѣрно изучили здѣшнія мѣста,—поинтересовался кто-то изъ присутствующихъ.
— Кажется, каждую складку мѣстности знаю, исходилъ все вдоль и поперекъ, но все же долженъ признаться, что есть уголки, которые не обслѣдованы. Вѣдь площадь огромная. Граница идетъ по хребтамъ и ущельямъ, но, правда сказать, точно она не опредѣлена, т. е., вѣроятно, если поискать въ дѣлахъ, такъ окажется, что разграниченіе было сдѣлано точно, но потомъ столбы раскрали, концы позасыпались. На афганской сторонѣ тоже пустыня. Лишь противъ поста, верстахъ въ 10 есть афганскій постъ, но онъ состоитъ изъ небольшой команды иррегулярныхъ войскъ — въ сущности какого-то сброда оборванцевъ. Регулярныя же войска стоятъ въ Суймѣ-Керизѣ[3], гдѣ расположенъ сильный отрядъ кавалеріи.
— Мнѣ какъ-то, бродя по окрестностямъ, пришлось заблудиться и случайно попасть въ ущелье, ведущее въ Афганистанъ. Дѣло было въ ночное время. Изъ ущелья въ ущелье, я, разыскивая дорогу, забрѣлъ очень далеко на афганскую территорію; вижу, что не выберешься, да и измучился порядочно, поэтому и рѣшилъ заночевать. Джигитъ со мною былъ, были и запасы, поэтому я не особенно горевалъ, когда устроился на ночлегъ среди глухаго ущелья. Утромъ, выспавшись хорошенько, двинулись мы снова на поиски. По солнцу точно опредѣлили направленіе. Но только подвернулось тутъ стадо горныхъ барановъ и я снова увлекся, да проходилъ за ними цѣлый день. Думаю верстъ 75 внутрь Афганистана махнулъ, если не больше. И, представьте себѣ, въ одной изъ долинъ среди горъ, въ самомъ дикомъ и малодоступномъ мѣстѣ мы наткнулись на статую кабана, высѣченную ,_p.10.png)
Афганскій аксакалъ (старшина). изъ чернаго мрамора и поставленную на огромный обломокъ скалы. Самая фигура кабана вышиною аршина полтора и длиною около двухъ аршинъ. Происхожденіе ея, очевидно, очень древнее, потому что мраморъ сильно вывѣтрился и далъ трещины. Но работа замѣчательная — кабанъ, какъ живой. Вокругъ него вся долина покрыта обломками костей и черепами и все это отчасти занесено пескомъ. Нужно думать, что это какой-нибудь памятникъ. Послѣ приходилось о немъ разговаривать кое съ кѣмъ изъ афганцевъ, но, представьте, что о его существованіи никто не знаетъ. Допустить, что былъ какой-нибудь культъ поклоненія этому животному также нельзя, зная отвращеніе жителей востока къ свиньямъ. Поэтому единственно, что можно предполагать—это созданіе памятника въ домусульманскій періодъ народностью, жившею въ здѣшнихъ мѣстахъ. Вообще досадно, что нѣтъ никакой возможности точно обслѣдовать хотя бы ближайшую часть афганской территоріи, тамъ во всякомъ случаѣ можно найти очень много интереснаго.
Дорога до Ислимъ-Чешме пролегала по песчаной мѣстности, поросшей гребенщикомъ. Постепенно понижаясь, отлогій скатъ горнаго плато перешелъ въ равнину, по которой, извиваясь и дѣлая тысячи поворотовъ, текла небольшая рѣчка съ горько-соленою водою, берега которой покрыты были чахлою травою зеленовато-желтоватаго оттѣнка.
За рѣкою начиналась равнина и лишь на самомъ краю горизонта вырисовывались горы. Чахлыя заросли гребенщика и различныхъ видовъ колючки мало скрашивали однообразную картину, разстилавшуюся передъ нами и наводившую тоску своимъ унылымъ мертвымъ видомъ. По русской сторонѣ тянулась постепенно понижавшаяся цѣпь невысокихъ холмовъ.
Среди равнины еще издалека виднѣлась группа построекъ поста Ислимъ-Чешме.