Некрологъ: о. М. Я. Морошкинъ. Въ послѣднихъ числахъ марта пишущій эти строки зашелъ къ о. М. Я. Морошкину — и съ величайшимъ удивленіемъ и горемъ узналъ, что почтенный священникъ лежитъ на одрѣ тяжкой и неизлѣчимой болѣзни. Эта вѣсть бола тѣмъ болѣе грустна, чѣмъ менѣе я къ тому былъ подготовленъ: еще такъ недавно о. Михаилъ былъ у меня, такъ недавно я съ такимъ теплымъ сочувствіемъ говорилъ о „Русской Старинѣ“ и столь искренно обѣщалъ намъ самое дѣятельное и постоянное въ ней участіе. Какъ бы то ни было, но пишущаго эти строки уже не допустили до больного.
На другой же день я получалъ слѣдующую записку:
„Любезнѣйшій Михаилъ Ивановичъ! Крайне жалѣю, что визитъ вашъ ко мнѣ былъ такъ неудаченъ; впрочемъ, тутъ нѣтъ вины ни моей, ни вашей. Я уже нѣсколько недѣль лежу прикованный тяжкою болѣзнію въ постели. Докторъ запретилъ мнѣ строго настрого всякій разговоръ — да я и не могу говорить, — а слѣдовательно и всякій пріемъ кого бы то ни было. Дайте мнѣ какъ-нибудь собраться съ силами, — и тогда я весь въ вашимъ услугамъ. Искренно любящій Васъ. М. Морошкинъ. Марта 30 дня 1870 года“.
Прошло еще дня два. Рано утромъ къ подъѣзду моей квартиры подъѣхала карета. Извощикъ вошелъ въ квартиру и сообщилъ, что меня проситъ выдти на подъѣздъ больной, который не можетъ подняться по лѣстницѣ.
Я выбѣжалъ на подъѣздъ и каково же было мое удивленіе, когда увидалъ въ каретѣ блѣднаго, еле-дышащаго о. М. Я. Морошкина.
— Ну вотъ, я самъ заѣхалъ къ вамъ… пусть докторъ сердится.... мнѣ хотѣлось лично вамъ передать нѣкоторые матеріалы для „Русской Старины“… говорилъ о. М. Я. еле слышнымъ, прерывающимся голосомъ: пожалуйста извините меня… говорить не могу… воздуху… воздуху мнѣ недостаетъ… все-таки чувствую себя гораздо лучше, противу прежняго.... дайте мнѣ оправиться.... я оправлюсь скоро, на дняхъ, и.... считайте меня ужъ тогда постояннымъ.... вкладчикомъ въ „Русскую Старину“… Я буду у васъ тотчасъ, какъ оправлюсь“.
Ровно черезъ двѣ недѣли — въ шесть часовъ утра, 15 апрѣля: — Михаила Яковлевича Морошкина не стало.
Сомкнитесь и безъ того довольно рѣдкіе ряды русскихъ тружениковъ въ области науки: еще одинъ честный, неутомимый, высоко-просвѣщенный дѣятель выбылъ изъ вашего строя!
Жизнь о. Михаила Яковлевича — крайне не сложна и небогата фактами. Уроженецъ тверской губернія, бѣжецкаго уѣзда, Морошкинъ родился въ 1820‑мъ году и былъ сыномъ небогатаго, но честнаго и прекраснаго священника. Послѣдовательно пройдя весь длинный рядъ духовныхъ учебныхъ заведеній: училище, семинарію (кончилъ курсъ въ ней въ 1841 г.) — все это въ тверской епархіи, — Михаилъ Яковлевичъ, въ числѣ отличнѣйшихъ молодыхъ людей, переведенъ въ С.‑Петербургскую духовную академію, гдѣ прекрасно окончилъ курсъ въ 1845 году, одновременно съ знаменитымъ дѣятелемъ въ рядахъ современнаго нашего духовенства о. Васильевымъ и нѣкоторыми другими. По окончаніи курса, о. Михаилъ Яковлевичъ опредѣленъ былъ бакаллавромъ въ казанскую духовную академію, гдѣ въ 1846—1848 гг. на него, по тогдашнему обычаю, навалено было преподаваніе нѣсколькихъ предметовъ, а именно: нѣмецкаго языка, греческаго языка и гражданской русской исторіи. По выѣздѣ изъ казани Морошкина замѣнилъ въ академіи, — если только не ошибаемся, Г. З. Елисѣевъ — извѣстный даровитый писатель и публицистъ. Михаилъ Яковлевичъ переведенъ 25 октября 1848 года въ Петербургъ, и здѣсь, 1‑го декабря того же года, рукоположенъ въ священники въ Казанскій соборъ, на каковомъ посту несмѣнно и оставался до самой своей смерти.
Мѣсто это въ матеріальномъ отношеніи не особенно блестяще, но М. Я. былъ, какъ кажется, вполнѣ имъ доволенъ: все его честолюбіе, вся его корысть обращалась въ сферу ученой дѣятельности: онъ жаждалъ стяжать знанія, — духъ его стремился постоянно къ ученымъ работамъ и онъ трудился неизмѣнно, упорно — въ тѣ еще годы, когда ученая дѣятельность вообще и духовныхъ лицъ въ особенности не вызывали ни особеннаго сочувствія, — ни особенной поддержки — и когда учеными трудами скорѣе можно было, особенно ему, священнику — повредить себѣ, — чѣмъ выдвинуться изъ толпы умовъ дюжинныхъ, изъ рядовыхъ служителей церкви.
Оно такъ и было. Морошкинъ, скоро замѣченный въ наукѣ, быстро приобрѣвшій себѣ необыкновенное уваженіе всѣхъ своихъ духовныхъ дѣтей, — къ числу которыхъ съ удовольствіемъ примыкали образованнѣйшія и наиболѣе извѣстныя въ столицѣ семейства, — оставался всю жизнь простымъ священникомъ. Начальство его не усматривало возможнымъ возвести его въ званіе протоіерея. А между тѣмъ, когда и въ среду нашего духовенства, касту тѣсно сомкнутую и остававшуюся до послѣднихъ почти дней въ чужѣ, въ сторонѣ отъ преобразованій и улучшеній новѣйшаго времени — проникъ наконецъ духъ самостоятельности, духъ прогресса, въ не опошленномъ смыслѣ этого слова, — въ комъ столичное, долженствующее быть передовымъ духовенство, въ комъ нашло оно дѣятелей подготовленныхъ, во всеоружіи знанія и пламенной любви къ развитію и улучшенію своей среды, какъ не въ немногихъ молодыхъ іереяхъ! и въ числѣ этихъ-то немногихъ былъ самымъ замѣтнымъ о. М. Я. Морошкинъ! Перо и слово его притекли на помощь и службу его собратіямъ и трудно взвѣсить ту громадность потери, которую понесли они лишившись этого человѣка именно тогда, когда „воздуху“ становится все болѣе и болѣе для нашего духовенства, когда шире и шире раздвигается для него дорога для выхода почти изъ крѣпостного состоянія, въ которомъ оно пребывало до самаго почти начала истекшаго столѣтія!
Ученая и публицистическая дѣятельность о. Михаила Яковлевича была довольно обширна. Но она вышла изъ тиши кабинета только въ послѣдніе годы. Много статей и матеріаловъ разсѣяно имъ въ послѣдніе именно годы: въ „Православномъ Обозрѣніи“, въ „Духѣ Христіанина“, въ „Извѣстіяхъ Археологическаго Общества“. „Русскомъ Архивѣ“ и въ разныхъ газетахъ, причемъ въ „Голосѣ“ ему принадлежитъ рядъ замѣчательнѣйшихъ статей о выборномъ началѣ церкви. „Русская Старина“ съ первыхъ дней своего возникновенія нашла въ о. Михаилѣ Яковлевичѣ самаго усерднаго сотрудника. Имъ сообщены были намъ нѣсколько интереснѣйшихъ матеріаловъ и замѣтокъ, изъ которыхъ нѣкоторые напечатаны во II, III и IV книгахъ нашего изданія, а другіе постепенно появятся въ послѣдующихъ выпускахъ „Русской Старины“. Но самыми капитальными трудами о. Морошкина были, какъ всѣмъ извѣстно: „Славянскій именословъ“ и „Исторія іезуитовъ въ Россіи, съ царствованія Екатерины II‑й и до нашего времени“, ч. I, изд. 1867 г. Спб. (501 стр.) Тотъ и другой трудъ, къ чести академіи наукъ, не были ею не замѣчены оба и увѣнчаны преміями. „Исторія іезуитовъ“ была главнымъ ученымъ трудомъ, которому Михаилъ Яковлевичъ въ послѣдніе годы посвящалъ всѣ свои досуги. Онъ предполагалъ ее написать въ четырехъ томахъ и довести до настоящихъ дней. II‑й томъ былъ имъ совершенно оконченъ и имъ продержана почти вся его корректура. Замѣтимъ при этомъ, до чего не свободна была его ученая дѣятельность отъ „терній“ — а именно: онъ, имѣя полную возможность печатать свой трудъ безъ ценсуры — провелъ II‑й его томъ сквозь духовную и свѣтскую ценсуры. „Авось подъ ихъ охраною, — говорилъ покойный, я останусь внѣ злобы и нападокъ силъ тьмы“.
Работая съ увлеченіемъ, страстно влюбившись, если можно такъ выразиться, въ свой предметъ — о. Морошкинъ, какъ мы сказали, хотѣлъ довести изслѣдованіе до настоящихъ дней. Онъ предполагалъ разоблачить козни іезуитовъ въ русскомъ современномъ намъ обществѣ. Въ какой степени при этомъ о. М. Я. былъ правъ и въ какой мѣрѣ козни этихъ поборниковъ духа лжи и фанатизма имѣютъ мѣсто въ современномъ намъ русскомъ, обществѣ — мы судить не беремся[1].
Въ заключеніе приведемъ нѣсколько задушевныхъ строкъ — сообщенныхъ въ газету „Голосъ“ объ М. Я. Морошкинѣ однимъ изъ его, сколько намъ извѣстно, собратій и въ области науки, и въ общественной дѣятельности:
„При ученыхъ своихъ занятіяхъ о. Морошкинъ былъ живымъ общественнымъ дѣятелемъ: общество для пособія нуждающимся ученымъ и литераторамъ считало его не только своимъ дѣйствительнымъ членомъ, но и избрало его на текущее трехлѣтіе въ составъ своего комитета постояннымъ членомъ; въ славянскомъ благотворительномъ обществѣ о. Морошкинъ принималъ живое участіе. Его „Именословъ“ имѣлъ и имѣетъ значеніе не только въ русской наукѣ, но и въ сближеніи славянскихъ учоныхъ чрезъ посредство науки; поэтому, гости-славяне, бывшіе на извѣстномъ съѣздѣ, получили по экземпляру этого сочиненія, въ залогъ всегдашней свази съ русскими учеными. Но главная дѣятельность и бо̀льшая часть жизни о. Морошкина была посвящена службѣ церкви. Въ той значительнѣйшей части духовенства петербургской епархіи, которая желаетъ и ищетъ средствъ къ обновленію церковно-общественной жизни въ епархіи, о. Морошкинъ пользовался глубокимъ уваженіемъ, значеніемъ и вліяніемъ. Административныхъ должностей въ епархіи онъ не занималъ: поэтому его дѣятельность въ епархіи выражалась не административнымъ путемъ, но общественнымъ. Въ 1863 году, когда столичному духовенству дозволены были собранія, духовенство избрало его своимъ предсѣдателемъ на этихъ собраніяхъ; съ учрежденіемъ епархіальныхъ съѣздовъ о. М. Я. Морошкина не разъ избирали депутатомъ съѣздовъ, затѣмъ и въ другія должности, къ замѣщенію которыхъ призывалось участіе духовенства. На отправленіе своихъ обязанностей въ должностяхъ онъ смотрѣлъ весьма серьезно: онъ всегда былъ непоколебимымъ представителемъ убѣжденій христіанской правды и пользы церковно-общественной, смѣлымъ и открытымъ противникомъ неправды. На всякую должность, въ которую его избирали, онъ смотрѣлъ не какъ на честь, выражаемую ему, а какъ на повинность, которую онъ долженъ былъ нести, какъ обязательный трудъ для общества. Вотъ почему о. Морошкинъ, даже и при отправленіи обязанностей, изрѣдка поручаемыхъ ему я епархіальною властью (напримѣръ, при ревизіи попечительства о бѣдныхъ духовнаго званія), считалъ себя не вправѣ умалчивать о томъ, что̀ скрывалось администраціею въ ущербъ обществу. Если въ большинствѣ общественной среды духовенства петербургской епархіи отводилось о. Морошкину всегда самое почетное мѣсто, то остальная часть, состоящая, по преимуществу, изъ чиновнаго духовенства, старалась временно и безвременно, прямыми и косвенными путями, причинять ему всевозможныя непріятности, которыя нерѣдко трогали о. Морошкина и тѣмъ содѣйствовали развитію болѣзни его (въ печени и легкихъ), упорной и неподдававшейся никакимъ врачебнымъ средствамъ. Несмотря однакожъ на противодѣйствія о. Морошкину въ благотворной его дѣятельности, послѣ него остались замѣтные слѣды въ литературѣ, наукѣ, въ церковной жизни петербургской еаархіи и въ обществѣ. Имя о. Морошкина займетъ надлежащее мѣсто въ исторіи. Его біографія заслуживаетъ сдѣлаться предметомъ научной работы. Къ покойному общество относилось весьма сочувственно. Сочувствіе это выражалось въ приходѣ, въ средѣ учоныхъ, литераторовъ, читающей публики и въ значительной части духовенства“.
Утромъ въ субботу, 18-го апрѣля, совершено отпѣваніе о. М. Я. Морошкина въ казанскомъ соборѣ и затѣмъ погребеніе его на Волковскомъ кладбшцѣ. Громадныя толпы народа почтили эту церемонію своимъ присутствіемъ. У гроба почившаго можно было видѣть множество лицъ принадлежащихъ къ числу представителей лучшаго русскаго общества. Здѣсь были ученые, литераторы, были государственные и общественные дѣятеля. Наканунѣ выносъ тѣла покойнаго изъ дома въ казанскій соборъ также сопровождался многими тысячами народа. Площадь предъ соборомъ была полна и соборъ переполненъ. Предъ выносомъ, надъ гробомъ почившаго произнесъ рѣчь извѣстный нашъ русскій ученый, преподаватель философіи въ санкт-петербургскомъ университетѣ, почтенный о. Ѳедоръ Ѳедоровичъ Сидонскій. Передаемъ здѣсь текстъ этой, исполненной искренности и глубокаго сочувствія къ умершему рѣчи, въ томъ видѣ, какъ она напечатана въ газетахъ:
„Одинъ отъ насъ, отцы и братія, одинъ изъ лучшихъ между нами отходитъ на покой вѣчный. И ему нуженъ былъ покой — конечно, по нашему судя, еще не этотъ вѣчный покой, въ который воспріемлетъ его подвигоположникъ Богъ; повторяю, по нашему судя, ему нуженъ былъ покой тѣлесный, чтобъ по обновленіи силъ довершить не малое имъ предначатое для блага церкви, для пользы отечества. Но Отецъ свѣтовъ, поставивъ его на некраткій впрочемъ срокъ на значительной высотѣ священства свѣтиться и освѣщать, съяль его съ земной высоты, чтобъ воспріять въ свѣтъ свой невечерній — съяль его, конечно, какъ исполнившаго свое назначеніе, съ достаточною ревностью употребившаго въ дѣло свой талантъ, достойно послужившаго дѣлу просвѣщенія первоначально духовнаго юношества, послѣди словеснаго стада Христова. Богатаго дарованія его и трудолюбія достало и на то еще, чтобъ вывесть на свѣтъ нѣсколько дѣяній мрачныхъ силъ Запада, чуждающихся свѣта, осуждающихъ себя на мракъ. Дерзновеніе его не остановилось и предъ явленіями нашего быта, которыя взоръ его находилъ ненормальными. И сколько было между нами лицъ, ему сочувствовавшихъ, лицъ, которыя ревнованію его обрадовались, какъ свѣту, если еще не оживляющему, не согрѣвающему, все-таки, достаточно для первой поры озаряющему! Само духовное начальство готово было подъ конецъ воспользоваться этимъ свѣтомъ; но тогда онъ уже видимо угасалъ, и покойный собрать нашъ не могъ принять предложеніе заняться трудами въ качествѣ члена санктпетербургскаго комитета духовной цензуры. Въ потребное время онъ провелъ свой смѣлый цензурный штрихъ по нѣкоторымъ явленіямъ нашего духовнаго быта, и этому дерзновенію мы обязаны выборнымъ началомъ, которому далъ онъ и слово и проложатъ дорогу. Прямо въ иныхъ случаяхъ высказывалось это дерзновеніе; но безъ напора рѣдко прокладывается надежная дорога. Глубокое знакомство съ архивными тайнами временъ то давнихъ, то нами пережитыхъ, свѣтлый взглядъ, въ заграничныхъ путешествіяхъ изощренный наблюденіемъ надъ порядками выработанными въ странахъ свободныхъ, не могли не возбудить ту ревность и это беззавѣтное дерзновеніе… Нужно ли намъ пускаться въ похвалы почившему собрату? Время не явило еще главныхъ трудовъ, понесенныхъ имъ по уясненію церковныхъ событій тридцатилѣтняго предшествовавшаго царствованія. Величіе сего памятнаго времени прольетъ, конечно, свой блескъ и на подвигъ потрудившагося надъ передачею его потомству собрата нашего. Дѣла и дѣянія каждаго отжившаго соплетаютъ ему въ посмертной памяти или вѣнецъ славы или терніе срама. Почившій братъ нашъ не посрамилъ ни своего сана, ни званія наставника и проповѣдника, ни своей литературной извѣстности. Да увѣнчаетъ же его подвигоположникъ Богъ вѣнцомъ чести и славы, которую самъ братъ себѣ уготовилъ! Намъ остается, какъ унаслѣдовавшимъ плоды трудовъ его, молиться, да Господь мира дастъ ему въ селеніяхъ вѣчныхъ область дѣятельности болѣе мирной, гдѣ рвеніе духовное не находитъ преградъ, гдѣ жизнь и дѣятельность не уступаютъ мѣста безсилію и смерти!“
На другой день похоронъ, въ засѣданіи Славянскаго Петербургскаго Комитета одинъ изъ дѣятельнѣйшихъ его членовъ А. Б. Иваницкій сказалъ полную силы и увлеченія рѣчь въ память опочившаго члена комитета о. М. Я. Морошкина. Ораторъ указалъ именно на то, что покойный труженикъ, независимо отъ своихъ заслугъ въ церкви и литературѣ, посвящалъ часть своихъ многообъемлющихъ трудовъ славянской наукѣ и въ изданномъ имъ „Славянскомъ Именословѣ“ оставилъ памятникъ своей глубокой учености въ области славянства. Собраніе, выслушавъ съ глубокимъ сочувствіемъ означенную рѣчь, выразило единодушную скорбь о преждевременной утратѣ этого достойнаго подвижника.
Въ заключеніе нашей замѣтки пожелаемъ, чтобы почтенные братъ и супруга покойнаго — озаботились сохраненіемъ всѣхъ рукописей о. М. Я. Морошкина, и, по надлежащемъ разсмотрѣніи ихъ, поспѣшили издать II‑ю часть его „Исторіи Іезуитовъ“, а въ историческія повременныя изданія размѣстили бы, въ ближайшемъ времени, собранные имъ матеріалы. Мы съ своей стороны съ полною готовностью помѣстимъ на страницахъ „Русской Старины“ какъ матеріалы изъ собранія о. М. Я., такъ и данныя для его жизнеописанія, какъ-то: воспоминанія о немъ, письма, замѣтки и т. п.
Примѣчанія
править- ↑ Кромѣ названныхъ трудовъ о. Морошканъ нѣсколько лѣтъ собиралъ матеріалы для исторіи русской церкви въ періодъ царствованія Николая I и извлекалъ ихъ не только изъ архивовъ и библіотекъ въ Россіи, но и заграницею, гдѣ онъ входилъ въ непосредственныя сношенія съ профессорами и учеными, занимавшимися подобными работами. Трудъ собиранія матеріаловъ изъ этой эпохи возложенъ былъ на о. М. Я. по высочайшему повелѣнію, 1 марта 1857 года, въ видахъ содѣйствія барону М. А. Корфу въ его обширномъ трудѣ составленія исторіи царствованія императора Николая Павловича. Сверхъ того, о. Морошкинъ принималъ участіе въ составленіи сборниковъ разныхъ коммисій, напр. коммисіи для описанія архива св. синода; съ 1858 г. М. Я. былъ членомъ-корреспондеитомъ Археологическаго общества и проч.