Религиозная хитрость¹)[1].
В Петроградских газетах от 13 сентября, а затем и во всех других, помещено обращение митрополита Петроградского Вениамина и представителей духовенства и мирян Петербургской епархии к председателю Исполнительного Комитета Петроградского Совета Р. и К. Депутатов, т. Зиновьеву, в коем вышеуказанные лица высказывают уверенность, что „Петроградское правительство“ в силу своей „доброжелательной церковной политики“ не придаст значения и не приведет в исполнение резолюцию о вскрытии мощей от 2 и 3 сентября, принятую во Дворце Искусств многочисленными слушателями на лекциях члена В. Ц. И. К. Красикова „О коммунизме и религии“, сопровождаемой демонстрацией кинематографических снимков вскрытия с об’яснениями эксперта ѴІІІ Отдела Н. К. Ю. М. В. Галкина.
Обращение это, по словам гр. Вениамива и представителей духовенства, вызвано желанием успокоить многие тысячи взволнованных резолюцией людей, среди коих якобы „не мало рабочих и крестьян“, и желанием выяснить вопрос о вскрытии мощей Александра Невского, этой „одной из главных святынь города Петрограда“.
Так как обращение это способно лишь затемнить вопрос о вскрытии мощей в глазах некоторых не бывших на моей лекции, а также вообще не знакомых с постановкой вопроса о вскрытии мощей в Советской России, я считаю необходимым сообщить до всеобщего сведения, а петроградцев в частности, нижеследующее…
Обращение священников к т. Зиновьеву совершенно умалчивает, что на лекции своей я точно и определенно заявил, что вопрос относительно мощей Александра Невского чрезвычайно прост. Что обман, совершаемый целые 2 столетия над легковерной толпой царями и их чиновниками в рясах с петроградскими мощами является из ряду вон выходящим по своей дерзости и полному презрению к этой эксплоатируемой церковью массе, ибо в данном случае никакого сомнения, даже на основании имеющегося исторического материала, а именно русских летописей, писанных обыкновенно самими монахами, что ни тленных, ни нетленных, словом никаких, останков князя Александра Невского нет и быть не может, так как в 6999 г. от сотворения мира весь город Владимир и находившейся там монастырь Рождества с церковью и гробом Александра Невского сгорели.
В Никоновской летописи под этим годом прямо сказало: „и тело князя великого Александра Невского сгоре“ (русская летопись но Никоновскому списку, издание Академии Наук 1789 г. ч. 5).
В Карамзинском и Парижском списках о пожаре г. Владимира под тем же годом сказано: „Тое же весны маія 23‑го в понедельник згоре град Владимир весь с посады, и церковь Пречистые Рождества и тело Великого Князя Александра Невского сгоре. А всех церквей в городе сгорело 9, а на посаде 13 и много беды“… (Полное собрание русских летописей, изданных Археографическ. ком. т. 8).
Таким образом всякий может теперь судить, насколько уклончиво и хитро составлено обращение митрополита, обходящее молчанием прямой вызов, сделанный мною и переносящее весь вопрос в область схоластических рассуждений о свободе совести в духе Горьковского Акима, который на прямой вопрос:— „есть ли Бог“ — отвечает:— „Если веришь, то есть, а не веришь — нету“. Ведь вопрос, в этом случае, стоит даже не в области веры, а в области исторического факта. Я прямо заявил на лекции, что Петр I, собственноручно перетаскивая во вновь устраиваемую им столицу предмет, могущий служить некоторым религиозным фокусом, и создавая лавру, давая ей материальные средства и крепостных, сознательно, (он то знал немножко анатомию и химию) обманул народ и наверное знал, что рака поддельна и пуста (потому она им и заперта); что Елизавета, продолжая обман, экспроприировала у народа сто пудов добытого потом и кровью русских рабочих и крестьян серебра и облекла пустой ящик в новую, еще более пышную, серебряную раку; а Екатерина II крестьян и рабочих заставила соорудить для этого пустого ящика огромный роскошный храм; что обманом этим сотни лет жили и питались и теперь еще питаются тысячи паразитов и тунеядцев, а митрополит и духовенство делают вид, что не понимают, почему это рабочие и крестьяне пожелали убедиться в правильности этих утверждений и постановили открыть пустой ящик.
Неужели митрополит и духовенство свободу совести желают откровенно изобразить, как свободу всяческого обмана и всякой фальсификации?
Ясно, что они сами чувствуют, что дело с мощами Александра Невского обстоит исключительно плохо; этим об’ясняется то обстоятельство, что они два раза в своем обращении подчеркивают, что гроб заделан, что он сотни лет совершенно закрыт, им поэтому кажется совершенно как будто непонятным, зачем этот много лет запечатанный с мощами гроб теперь понадобилось открывать.
Почтенные отцы на всякий случай подготовляют себе отступление!
Признать же, что мощей нет, значит признать, что они сотни лет заведомо для себя обманывали народ. Сказать, что мощи есть и их поэтому нельзя трогать,— значит, при вскрытии, быть уличенными тоже во лжи в обмане.
Положение безвыходное!
Теперь станет понятным, почему вдруг митрополит и отцы рассыпались в комплиментах по адресу „доброжелательной церковной политики Петроградского правительства“ и взамен „обещают посулить“ анафему белогвардейским попам, вроде того, как меньшевики все обещают исключить из своей партии бандитов и убийц рабочего класса.
Этот прием, конечно, не выдерживает никакой критики. Советская власть, как центральная, так и местная, во всех своих раз’яснениях и циркулярах проводит ту мысль, что вскрытие мощей должно происходить всюду по инициативе местных трудящихся масс, если они желают этим актом положить конец вековому обману, чинимому царями и их чиновниками и приспешникам.
В Петрограде инициатива идет тоже от масс.
В частности: на упомянутых лекциях было подано несколько записок от Петроградских пролетариев и красноармейцев с предложением поставить вопрос о вскрытии мощей на практическую почву.
Удивляться, что такая резолюция вынесена, и просить Советский местный центр не придавать значения резолюциям, выносимым трудящимися,— это значит: совершенно не понимать, что в Советской России очень многие и гораздо более важные вопросы решаются именно после дебатирования их на широких собраниях и выноса массовых резолюций, что в данном случае в этом и заключается действительная свобода совести трудящихся масс. Для того, чтобы учесть, как реагирует совесть народная, надо ее узнать. Это мы и сделали, предложив на голосование резолюцию о вскрытии пустого ящика, якобы с мощами Александра Невского. Зачем же тут стараться изобразить какую то рознь между „доброжелательной церковной политикой Петроградского правительства“ и резолюцией массового собрания граждан Советской республики в г. Петрограде.
Поверьте, что „Петроградское правительство“, которое есть ничто иное, как орган трудящихся масс города Петрограда и губернии, если и не приступает к удалению предметов религиозного обмана, то не приступает вовсе не потому, что оно к ним доброжелательно относится, а потому, что представляет это, как и всюду в Советской республике, инициативе самих масс.
Особенно смешно в вопросе факта, имеющего общественное или историческое значение ссылаться на право каждого гражданина веровать или не веровать в него.
Петр I был хотя и деспот, но для того времени очень просвещенный человек и самый образованный из всех русских монархов. Он был чрезвычайно остроумен и проницателен. Представьте себе, что, привозя в Ижоры старый гроб, который монахи выдавали за гроб с мощами Александра Невского, он, по свойственной ему безпримерной любознательности¹)[2] вскрыл этот гроб и, конечно, обнаружил жалкий обман.
Представьте себе далее, что он, по примеру многих просвещенных и неверующих людей того времени, держался мнения, что простой народ надо держать в религиозном гипнозе для его же пользы, чтобы им было удобнее управлять господам просвещенным монархам, пока сам народ не научился управлять самим собой. Представьте, что перед ним возник вопрос, как поступить с этой жалкой ветошью, которую он притащил из Владимира от монахов к себе в Петербург и выдавать которую в таком виде, в каком она ему предстала, за нетленное тело — казалось ему ниже его просвещенного достоинства, ибо что скажет потомство? Как же он должен был поступить?
Я предлагаю следующее решение этой загадки…
Великий преобразователь созвал свой всепьянейший собор во главе с его патриархом и после осушения бочки венгерского, во время какового процесса дебатировался вопрос с философской, политической, исторической и т. д. точки зрения, решено было следующее:
1) Труху из гроба выбросить в Неву (дело было в Ижоре).
2) в гроб положить для потомства следующий пергамент: „Дерзнувшим сие открыть — не потребны боле цари и боги“;
3) гроб запечатать в другой металлический, и ключ бросить в Неву;
4) все содержимое с царскими почестями вести на роскошной лодке в Петроград, поставить в Лавру и приказать почитать, как величайшую святыню, как ковчег российской монархии;
5) всякому члену всепьянейшего собора, разгласившему эту тайну,— смертная казнь.
„А монахи“ — воскликнул патриарх всепьянейшего собора Бутурлин,— они знают!“
„Не бойся,— сказал Петр,— они будут молчать“.
Чем моя легенда хуже всякой другой?
Я надеюсь, что этих раз’яснений достаточно, чтобы каждому беспристрастному человеку стало ясно, что собрание трудящихся имело полное основание принять резолюцию о желательности исследования гроба, находящегося в Лавре, и что духовенство имеет основания бояться вскрытия.
Тревогу же паствы своей оно могло бы весьма легко успокоить, откровенно признав, что гроб пуст и никаких мощей не существует, тогда и самому духовенству тревожиться будет не о чем. Но на это они не решатся.
Примечания
править- ↑ ¹) Это письмо в редакцию было помещено в „Известия Петроградского Совета“ и с сокращениями в „Вечерних Известиях“ Московского Совета.
- ↑ ¹) Так поступил он, например, подвергнув анализу мощи св. Христофора сделанные, как оказалось, из слоновой кости. Петр приказал их поместить в кунст-камеру, а серебрянную их раку перелить в сосуды. Как видите, циркуляр Советской власти о помещении мощей в музеи не так нов, ему ровно 200 лет, а до утилизации огромных серебрянных рак еще мы не дошли.