Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/53
| ← Глава LII | Ранніе годы моей жизни — Глава LIII | Глава LIV → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 434—440. |
Подходило время къ веснѣ. Въ полку вмѣстѣ съ принятіемъ его барономъ Бюлеромъ произошли значительныя перемѣны. Вышелъ въ отставку полковой казначей Іосифъ Безрадецкій, удержавшій изъ перваго моего офицерскаго жалованья деньги за юнкерскую обмундировку. Когда я ему объяснилъ, что заплатилъ закройщику Лихотѣ сто руб., т. е. чуть не втрое противъ казенной стоимости сукна, Безрадецій сказалъ, что всѣмъ юнкерамъ строится обмундировка въ полковой швальнѣ на ихъ счетъ, а что, вѣроятно, я далъ Лихотѣ сто рублей на чай.
Пришла на мое имя бумага изъ полковаго штаба съ приглашеніемъ прибыть въ селеніе Елизаветградку для занятія должности полковаго квартирмейстера. Когда я являлся къ новому полковому командиру, Карлу Ѳед. Бюлеру, послѣдній сказалъ мнѣ: „я назначилъ васъ на должность квартирмейстера, но вамъ извѣстно, что Сакенъ получилъ пѣхотный корпусъ въ Западномъ краѣ, а новый нашъ корпусный командиръ баронъ Офенбергъ пригласилъ Н. И. Небольсина къ себѣ въ адъютанты. Поэтому я васъ прошу принять на время въ свое вѣдѣніе полковую канцелярію“.
Привычный къ канцелярскимъ порядкамъ, я попросилъ было Николая Иван. сдать мнѣ дѣла, но онъ отвѣтилъ: „принимайте сами все, что тамъ есть“.
Знакомясь съ крайне безпорядочнымъ состояніемъ канцеляріи, я убѣдился, что не канцелярскій порядокъ, а величайшій тактъ былъ причиною всеобщей любви и уваженія, какими пользовался Небольсинъ. Еще до моего прибытія въ штабъ Петръ Вас. Кащенко былъ назначенъ казначеемъ.
По разъ установленному правилу, адъютантъ и казначей ежедневно обѣдали у Карла Ѳедоровича, — и вотъ причина моего сближенія съ Кащенко.
Весенняя вода сошла и земля оттаяла. При этомъ ходить по уличному чернозему иначе не было возможности, какъ въ болотныхъ сапогахъ, въ которыхъ, однако, неловко было являться къ обѣду полковаго командира. Поэтому, отправляясь туда, я надѣвалъ болотные сапоги и садился верхомъ на одну упряжную, покрытую попоной, а слуга мой съ сапогами со шпорами ѣхалъ на другой упряжной. Въ передней я сбрасывалъ грязные болотные и надѣвалъ форменные, а черезъ часъ слуга возвращался за мною, и я переобувшись ѣхалъ домой. Такъ продолжалось дней пять. Но вотъ улицы стали просыхать и вдоль стѣнъ образовались тропинки, по которымъ можно было сухо пробираться.
Послѣ двухъ недѣль исполненія мною должности адъютанта, Бюлеръ, подписавъ доложенныя ему бумаги, сказалъ: „канцелярское дѣло у васъ идетъ такъ успѣшно, что я думаю попросить васъ остаться въ этой должности“.
Понимая, что военная служба представляетъ мнѣ единственно доступную дорогу, я, конечно, былъ очень радъ предложенію такого любезнаго командира, какимъ былъ Карлъ Ѳедоровичъ. Хотя отъ Кащенки зналъ до какой степени наша молодежь другъ передъ дружкой добивается предлагаемаго мнѣ мѣста и раздражена моимъ назначеніемъ, тѣмъ не менѣе я рѣшился принять должность на основаніи поговорки: „на службѣ ни на что не напрашивайся и ни отчего не отказывайся“. Что завистники про меня распускали дурнаго между молодежью — я никогда не любопытствовалъ знать. Но что они успѣли вооружить противъ меня даже и старшихъ офицеровъ, это несомнѣнно. Многое пришлось мнѣ въ это тяжелое время передумать съ подушкой. Мы оба съ барономъ Бюлеромъ молча сознавали, что намъ предстоитъ многотрудная задача добиться въ полку нравственнаго равновѣсія. Блестящій періодъ Энгельгардта невозвратно прошелъ: богатая молодежь, шедшая въ полкъ для того, чтобы красиво отпраздновать молодость или перейти изъ арміи въ гвардію, миновала. Богатый и всемогущий ремонтеръ Клевцовъ, водившій въ полкъ восьми, девяти и десяти вершковые фланги и даже приведшій въ первый эскадронъ 11-ти вершковаго Ринальда, оставилъ службу. Прошло то время, когда Энгельгардту стоило сказать: „господа, я увѣренъ, что вы меня поддержите“, — для того, чтобы офицеры не пожалѣли никакихъ денегъ для блестящаго представительства полка; но за то этотъ блескъ выкупался полнымъ отсутствіемъ дисциплины. Богатые самонадѣянные офицеры безцеремонно по полугодіямъ проживали дома, и въ экстренномъ случаѣ, заотсутствіемъ телеграфовъ, разсылались эстафеты, а немногіе бѣдняки между тѣмъ тянули безысходную лямку. Въ тѣ времена немного бы нашлось конкуррентовъ на должность, обязывающую заботиться о дѣлахъ полка и безотлучно сидѣть въ штабѣ. Теперь большинство молодежи искало служебной дороги. Аммуничное хозяйство дошло до послѣдней невозможности. Небогатый Бюлеръ прямо говорилъ, что, потерявши по болѣзни Клястицкій полкъ, онъ не можетъ не принять Орденскаго, не рискуя остаться безъ полка; но что безъ этого обстоятельства онъ ни за что не принялъ бы полка отъ безпомощнаго Кноринга, принявшаго полкъ отъ Энгельгардта. Въ цѣломъ полку не было сотни крѣпкихъ шинелей; старые вальтрапы были въ лохмотьяхъ, а вновь построенные обрѣзаны до невозможности. И все въ такомъ родѣ. Дѣльный, добросовѣстный и опытный баронъ хорошо понималъ всю тяжесть предстоящей ему работы. Надо было въ теченіи долгихъ лѣтъ водить солдатъ чуть не нагишемъ, чтобы собрать и возстановить все расхищенное. Если прибавить, что халатнымъ отношеніемъ къ дѣлу среди фронтовыхъ лошадей развели сапъ, то понятно, до какой степени раздумье могло, овладѣвать полковымъ командиромъ. Но всего труднѣе было подтянуть окончательно расшатанную дисциплину между офицерами.
— Сегодня я иду въ конный лазаретъ, а корнетъ Пилипенко при встрѣчѣ раскланялся со мною, снимая фуражку, какъ знакомый на бульварѣ, сказалъ мнѣ передъ обѣдомъ Карлъ Ѳедоровичъ: эти господа понятія о дисциплинѣ не имѣютъ. Объявите ему въ приказѣ по полку на первый разъ замѣчаніе и прибавьте, что я буду строго взыскивать за подобное нарушеніе устава.
Конечно, такіе призывы къ дисциплинѣ не могли нравиться распущенной молодежи, и мои завистники безъ сомнѣнія пользовались случаемъ давать чувствовать, что такой строгій тонъ возникаешь не безъ моего вліянія. Въ подобныхъ случаяхъ чѣмъ нелѣпѣе, тѣмъ дѣйствительнѣе.
Въ блаженныя времена Энгельгардта полковой адъютантъ, мирволя богатымъ, могъ не въ очередь назначать бѣднаго на службу и въ случаѣ ропота держалъ въ запасѣ слова: „но какъ же не вызволить товарища! Выйдетъ исторія, непріятная полковому командиру“.
Я же былъ глубоко убѣжденъ, что препираться со всякимъ насчетъ его очереди для меня немыслимо, и что мое спасеніе въ совершенно механическомъ веденіи очереди, не взирая ни на какое лицо. Но заводить годами разстроенный порядокъ не легко, какъ мнѣ это пришлось испытать на первыхъ порахъ. Приходитъ ко мнѣ на квартиру корнеть Вишневскій.
— Вы назначили меня въ караулъ къ инспектору?
— Вы получили объ этомъ повѣстку.
— Я ни за что не поѣду, не моя очередь.
— Потрудитесь въ канцеляріи взглянуть на очередный списокъ, и вы убѣдитесь, что очередь ваша. Если же вамъ угодно отъ нея избавиться, то обратитесь къ полковому командиру, а я только веду очередь, но никого ни наряжать, ни увольнять не могу.
— Я ни за что не поѣду, такъ какъ не моя очередь.
Съ этими словами Вишневскій уходитъ и, не справляясь со спискомъ, идетъ безпокоить полковаго командира. У насъ съ Карл. Ѳед. происходитъ возбужденный разговоръ объ очередномъ спискѣ. И я съ трудомъ могу успокоить его своимъ серьезнымъ отношеніемъ къ этому дѣлу.
Нѣсколько дней спустя я засталъ Карла Ѳедор. въ сильномъ волненіи.
— Что въ этомъ полку дѣлается, сказалъ онъ, — уму непостижимо: вчера вечеромъ князь Кудушевъ прислалъ ко мнѣ своего слугу просить для его вечера трубачей. Говорятъ, что онъ имъ заплотитъ. Полковые трубачи не бродячая труппа, и я прошу васъ, Аѳ. Аѳ., никому безъ личнаго моего разрѣшенія трубачей не отпускать.
— Слушаю, Карлъ Ѳедор., сказалъ я, наклоняя голову.
Послѣ разноса приказа о Пилипенкѣ, писарь принесъ его ко мнѣ обратно, и рукою корнета Кревса послѣ росписки было написано:
„Хихихй — хахаха,
Какъ мнѣ жалко пѣтуха“.
Поставилъ меня этотъ пѣтухъ въ великое затрудненіе. Вопервыхъ, я не обязанъ былъ провѣрять подписей и могъ не видать неумѣстной выходки; вовторыхъ, кто былъ пѣтухъ: я или полковой командиръ? Докладывать объ этомъ Бюлеру значило навлекать на него глупѣйшую исторію. Требовать громогласнаго удовлетворенія отъ Кревса значило бы мальчишескую выходку возводить въ серьезный скандаль, который въ концѣ концовъ, падая всетаки на полковаго командира, могъ заставить его пожалѣть о неудачномъ выборѣ адъютанта.
Не говоря никому ни слова, я отправился къ своему ближайшему сосѣду, казначею Кащенкѣ, которому сообщилъ и самое дѣло, и мои соображенія.
— Что они вооружены не противъ васъ, сказалъ Кащенко, а только злятся изъ-за должности, — видно изъ того, что они задираютъ и вновь прибывшаго въ полкъ племянника Кази, поручика Вангели, исправляющаго должность квартирмейстера. Въ прошлую ночь они схватили и перетащили на другой дворъ приготовленный для его кухни хворость; но Кази прямо имъ сказалъ: „вы не знаете Вангели; онъ не поцеремонится пустить пулю въ лобъ тому, кто на него наскочитъ“. Мой совѣтъ — покуда плюньте вы на все это. Чѣмъ скучать дома одному, поѣдемте къ здѣшнему окружному полковнику Савскому. Они оба съ женою прерадушные люди, и у нихъ двѣ барышни. Познакомилъ меня съ ними Небольсинъ. И вотъ я иногда отправляюсь къ нимъ на вечерокъ; я представлю васъ, и они будутъ сердечно рады. Вы вѣрно пойдете надѣть сюртукъ поновѣе, а я велю запрягать пролетку и заѣду за вами.
Черезъ четверть часа мы уже на парѣ сѣрыхъ съ лихою пристяжной мчались къ концу, села за казенный садъ. И я дѣйствительно нашелъ весьма радушное и простое семейство.
Разговоръ зашелъ о сравненіи ушедшихъ съ поселенія уланъ съ заступившими ихъ мѣсто кирасирами, которымъ дѣвицы изъ любезности отдавали предпочтеніе. Перешли къ шарадамъ, и тутъ ни мы, ни дѣвицы не ломали головы надъ особенною правильностью и изысканностью послѣднихъ. Помню, что старшая сказала слѣдующую шараду: „мое первое — частица отрицанія, мое второе — души и тѣла разслабленіе, мое третье—отца и матери утѣшеніе, а мое цѣлое — Орденскаго полка украшеніе“.
Не трудно было догадаться, что это Небольсинъ.
Черезъ нѣсколько дней нашъ полковой священникъ объявилъ мнѣ о желаніи одного кантониста изъ евреевъ креститься, и такъ какъ полк, адъютантъ въ этомъ случаѣ обычный крестный отецъ, то батюшка уже припасъ мнѣ куму.
— Кто такая? спросилъ я.
— Да старшую барышню Савскую; она уже дала мнѣ слово.
Когда въ назначенный день я вошелъ въ прекрасную каменную церковь Красноселья, то засталъ будущую свою куму уже на мѣстѣ, и тутъ же еврея лѣтъ 15, готовящагося принять крещеніе. Около лѣваго клироса были поставлены ширмы, за которыми скрывалась большая кадка. По прочтеніи надлежащихъ молитвъ и погруженіи крестящагося, священникъ надѣлъ на послѣдняго приготовленный мною крестикъ и припасенную воспріемницею сорочку. Затѣмъ священникъ поздравилъ насъ съ крестникомъ, который принялъ фамилію Аѳанасьева.
Впослѣдствіи въ должности полковаго адъютанта мнѣ привелось быть воспріемникомъ многихъ евреевъ. И такихъ Аѳанасьевыхъ оказалось не менѣе десяти.
По настоятельной просьбѣ Кащенки, я иногда по вечерамъ сопровождалъ его къ Савскимъ, и не трудно было замѣтить, что мой Петръ Вас. таялъ въ присутствіи старшей дѣвицы. Страсть его изливалась дома въ отчаянномъ пиленьи на скрипкѣ, и иногда даже въ своей квартирѣ, отдѣлявшейся только однимъ дворомъ отъ казначейской, я могъ слышать, какъ влюбленный Кащенко страдаетъ.
Однажды этотъ отчаянный скрипъ привлекъ и проходившаго мимо полковаго командира.
— Сегодня Карлъ Ѳед. ко мнѣ заходилъ, сказалъ мнѣ Кащенко, переставая пилить: да какой онъ мастеръ играть на скрипкѣ! „Дайте попробовать вашу скрипку“, сказалъ онъ мнѣ. Такъ она у него и запѣла! Но какъ я ни просилъ его продолжать, онъ не сталъ, а сказалъ: „я уже двадцать лѣтъ не играю“.
Впослѣдствіи, помнится, я слышалъ отъ одного изъ прежнихъ сослуживцевъ Бюлера, что будучи адъютантомъ графа Крейца, баронъ аккомнанировалъ на скрипкѣ дочери графа, а когда послѣдняя умерла, то съ той поры не бралъ уже скрипки въ руки.