Ранние годы моей жизни (Фет)/1893 (ДО)/35
| ← Глава XXXIV | Ранніе годы моей жизни — Глава XXXV | Глава XXXVI → |
| Источникъ: Аѳанасій Аѳанасьевичъ Фетъ. Ранніе годы моей жизни. — Москва: Товарищество типографіи А. И. Мамонтова, 1893. — С. 299—306. |
Какъ ни тяжело было просить отца о высылкѣ обѣщаннаго мнѣ полугодоваго содержанія, но въ виду опустошенія моего кошелька закройщикомъ Лихотой я принужденъ былъ довести до свѣдѣнія отца о моемъ полнѣйшемъ безденежьи. Тогда не существовало теперешнихъ путей сообщенія, и каково было мое грустное изумленіе, когда черезъ мѣсяцъ я получилъ письмо, въ которомъ отецъ спрашивалъ меня, куда я такъ скоро дѣвалъ высланныя мнѣ деньги.
Жутко припомнить, что такое недоразумѣніе, повторявшееся съ каждымъ отвѣтнымъ письмомъ отца, тянулось до самаго корпуснаго кампамента, т. е. до сентября мѣсяца. Положимъ, что жизнь въ новороссійскомъ краѣ въ то время была дешева: отборная говядина стоила 3 коп. фунтъ, курица 10 коп., десятокъ яицъ 5 коп., воловій возъ громадныхъ раковъ 1½ руб. За отдѣльную небольшую квартиру я платилъ 3 р. въ мѣсяцъ. Тѣмъ не менѣе нужно было купить чаю, сахару, кофею и на простую провизію нужны были деньги, которыхъ сперва было очень мало, а затѣмъ окончательно не стало.
Надобно сказать, что р. Тясьминъ составляла границу нашей Херсонской губерніи съ Кіевской, которая кратко обзывалась Польшею, а слобода, находившаяся на лѣвомъ берегу Тясьмина, заселенная преимущественно евреями съ находящейся тутъ же синагогой, называлась Польскимъ Крыловымъ. Изъ этого Крылова въ Новогеоргіевскомъ полковомъ штабѣ по временамъ появлялись два еврея: черный, красивый и важный полковой офицерскій портной Шварцъ и офицерскій же сапожникъ Волька. Послѣдній назвался доставлять мнѣ въ долгъ чай, сахаръ, кофе, табакъ и стеариновыя свѣчи. Все это я старался расходовать съ крайней аккуратностью. Всетаки черезъ день, черезъ два, я вынужденъ былъ ходить къ добрѣйшему Павлу Вас. Кащенкѣ занимать иногда рубль, а большею частію полтинникъ на прожитіе съ моимъ Юдашкой.
Хотя кирасирская форма состояла преимущественно изъ бѣлаго суконнаго полуфрака (колета), но по маркости такого костюма на ежедневныхъ ученіяхъ надѣвались черныя куртки, замѣняемыя у офицеровъ черными фраками (оберроками).Эти оберроки были въ то же время и бальною формою, за исключеніемъ парадныхъ баловъ.
Во время, о которомъ я говорю, въ полкъ къ намъ пріѣзжалъ отставной нашего полка поручикъ Ник. Дм. Золотницкій, сохранившій не только дружескую связь съ офицерами, но и пользовавшійся репутаціей интеллигента. Въ качествѣ послѣдняго онъ счелъ нужнымъ сказать мнѣ нѣсколько любезныхъ словъ по поводу моихъ появлявшихся въ журналахъ стихотвореній. Самъ онъ, пріѣзжая къ намъ изъ Александрійскдго уѣзда, отстоящаго десятковъ на шесть верстъ отъ нашего Крылова, останавливался у Потапова. Брюнетъ, средняго роста, съ прекрасными длинными усами, Золотницкій дѣйствительно носилъ отпечатокъ порядочности; и его двѣ сестры красавицы были замужемъ: одна за уѣзднымъ предводителемъ Каневальскимъ, а другая за уѣзднымъ судьею Егор. Ал. Касиновымъ.
Приглашая офицеровъ отъ имени предводителя на домашній праздникъ по случаю именинъ Ульяны Дм. Каневальской, Золотницкій настойчиво приглашалъ и меня, говоря, что хорошій его пріятель и сосѣдъ Ал. Ѳед. Бржесскій, поэтъ, жаждетъ познакомиться со мною. Такое настойчивое приглашеніе не могло не быть лестно для заброшеннаго въ дальній край одинокаго бѣднаго юноши. Я далъ слово пріѣхать; но въ чемъ? — былъ почти неразрѣшимый вопросъ въ моихъ обстоятельствахъ. Я очень хорошо зналъ, что въ обществѣ невозможно было появляться въ мундирѣ изъ толстаго сукна. На вопросъ мой, что будетъ стоить пара, которую мнѣ, поступившему на полугодичномъ правѣ, придется скоро бросить, Шварцъ запросилъ 70 руб., тогда какъ у меня въ карманѣ не было и семи. Но изъ бѣды выручилъ Волька, доставши мнѣ готовую юнкерскую пару, въ которой онъ поставилъ новую подкладку. Такимъ образомъ явилась возможность ѣхать на праздникъ, который описывать не стану. Скажу только, что хозяинъ былъ чрезвычайно любезный и еще подвижной старикъ, лѣтъ 60; вьшедшій въ от ставку казачьимъ полковникомъ, онъ женился на прелестной брюнеткѣ Золотницкой, которой, когда я и представлялся ей, было около 23 лѣтъ. Всѣ пріѣзжіе размѣщались въ домѣ, гдѣ только было можно; но на другой день послѣ обѣдни, въ церкви, отстоящей отъ дома саженяхъ въ ста, къ кулебякѣ собралось значительное число гостей; а самый обѣдъ, по крайней мѣрѣ на 60 персонъ, въ пять часовъ былъ поданъ въ саду при громѣ двухъ смѣняющихся оркестровъ. Большинство гостей было изъ сосѣднихъ помѣщиковъ. Предоставленному самому себѣ въ такомъ совершенно неизвѣстномъ обществѣ, мнѣ конечно трудно было на первый разъ найтись; но судьба какъ бы нарочно послала мнѣ добраго генія въ видѣ родственницы хозяйки дома и отчасти замѣнявшей ее, Софьи Мих. Золотницкой. Темнорусая дѣвушка, носившая передніе волосы роскошными локонами, несмотря на свои 25 лѣтъ, сохранила всю свѣжесть первой молодости и съ первыхъ же словъ объявила себя поклонницей моихъ стиховъ. Случайно или намѣренно, она, любезно проболтавъ со мною передъ обѣдомъ, очутилась за столомъ моей сосѣдкой. Въ качествѣ хозяйки, она заботилась о томъ, чтобы мой бокалъ шампанскаго исправно наполнялся. Вечеромъ во время танцевъ, которымъ до упоенія предавалась именинница, Софья Михайл. уводила меня въ дальнюю гостиную подъ предлогомъ отдыха; тамъ разговоръ нашъ самъ собою становился болѣе задушевнымъ.
Настоящій день именинъ явился для меня многозначительнымъ началомъ знакомства съ молодою парой Бржесскихъ, ближайшихъ сосѣдей предводителя. Когда эта пара передъ обѣдомъ входила въ гостиную, по всѣмъ угламъ зашептали: „Бржесскіе, Бржесскіе“. И дѣйствительно стоило того. Отставной поручикъ Ал. Ѳед. Бржесскій съ вьющимися по плечамъ русыми волосами и выхоленными усами могъ по справедливости быть названъ красивымъ мужчиной; но темно-русая и голубоглазая жена его, средняго роста, кидалась въ глаза своею несравненною красотой.
— Я давно жаждалъ познакомиться съ вами, сказалъ мнѣ Бржесскій, съ которымъ свелъ меня Николай Золотницкій: — и если есть вамъ хотя малѣйшая возможность, то мы оба съ женою (онъ представилъ меня женѣ) — просимъ васъ пріѣхать отобѣдать съ нами въ нашей Березовкѣ.
О мой дорогой, мой лучшій другъ поэтъ! могу ли я безъ умиленія вспомнить годы нашей встрѣчи и дружбы?
Въ нашихъ взаимныхъ отношеніяхъ никакое злорѣчіе не могло бы отыскать ничего, кромѣ взаимной страсти къ поэзіи, страсти, которая кажется такъ смѣшна людямъ толпы, и которая съ такимъ восторгомъ высказывается тамъ, гдѣ она встрѣчаетъ горячее сочувствіе.
Такъ какъ Березовка съ ея жителями и посѣтителями представляетъ главный центръ моей тогдашней задушевной жизни то позволю себѣ нѣсколько подробнѣе поговорить объ этомъ селѣ. И это село, подобно другимъ новороссійскимъ селамъ, сошло со степнаго уровня въ широкій оврагъ, такъ называемую балку, къ струямъ небольшой рѣчки, перепруженной надежною плотиной и превращенной въ громадный прудъ.
Близь плотины стоялъ сельскій винокуренный заводъ, пдедставлявшій, по тогдашнему безъакцизному винокуренію и таковой же продажѣ, значительное подспорье хозяйству.
Къ этому пруду и выше заросшей камышами рѣчкѣ примыкалъ обширный англійскій садъ, обнесенный стрѣльчатой деревянной рѣшеткой съ двумя такими же воротами, выходившими на широкую улицу. Между воротами стоялъ большой одноэтажный домъ, обращенный подъѣздомъ къ саду, въ которомъ кромѣ ближайшей кухни построекъ не было, такъ какъ прекрасный флигель, конюшни и прочія постройки находились противъ дома по другую сторону улицы. Обширный садъ окаймленъ былъ старинными березами съ гнѣздившимися на нихъ аистами; но при этомъ въ глубинѣ его было столько липъ, кленовъ и тополей, что, выйдя на крыльцо, можно бы было принять паркъ за лѣсъ. Влѣво отъ лѣвыхъ воротъ въ той же оградѣ находилась прекрасная сельская церковь, куда по воскресеньямъ приходили крестьяне съ женами и дочерьми въ пестрыхъ платкахъ, со множествомъ живыхъ цвѣтовъ на головѣ. Всѣмъ садомъ завѣдывалъ ученый садовникъ панъ Кульчицкій, гордившійся преимущественно тѣмъ, что передъ примыкающею къ гостиной теплицей, служившею зимнимъ садомъ, онъ содержалъ большой цвѣточный кругъ, на которомъ цвѣты были разбиты на 24 группы, изъ которыхъ на каждой они распускались послѣдовательно въ каждый часъ дня и ночи. Этотъ же Кульчицкій выводилъ въ двухъ скрывавшихся за деревьями сада оранжереяхъ безчисленное множество персиковъ, сливъ и абрикосовъ. Говоря о Березовскомъ прудѣ, нельзя забыть о парѣ лебедей, постоянно выплывавшихъ изъ тростниковъ. Не вдаваясь въ описаніе додомашней половины дома, скажу нѣсколько словъ о главныхъ комнатахъ.
Изъ большой прихожей единственная дверь вела въ залу, которая въ то же самое время служила и столовой. Изъ этой залы двери вели направо въ кабинетъ хозяйки и налѣво въ парадную гостиную. Кромѣ того изъ той же залы налѣво былъ ходъ въ корридоръ, проходившій на черное крыльцо. Изъ кабинета хозяйки былъ тоже выходъ въ цвѣтникъ, какъ я уже говорилъ, черезъ зимній садъ. Вправо изъ залы шла еще дверь въ угольную комнату, бывшую кабинетомъ хозяина. Эти двѣ комнаты, т. е. два кабинета хозяевъ, видимо были ихъ любимыми. Въ дамскомъ кабинетѣ независимо отъ экзотическихъ растеній, глядящихъ въ комнату черезъ зеркальное стекло двери, красовались пальмы, олеандры и цвѣтущія лимонныя деревья. Вся шелковая мебель съ великолѣпной перламутровой инкрустаціей была выписана изъ Вѣны. На стѣнахъ висѣли прекрасныя гравюры, воспроизводившія сцены изъ Байрона, любимаго поэта Алексѣя Ѳедоровича.
Такъ какъ мнѣ придется часто говорить о ближайшихъ родственникахъ Бржесскаго, то скажу все, что я слышалъ объ его отцѣ, выдавшемъ при жизни двухъ дочерей: Екатерину за флота капитана Вл. Павл. Романова, а Елизавету за отставнаго поручика Военнаго Ордена полка Мих. Ильича Петковича. Сына Алексѣя, получившаго, если не ошибаюсь, домашнее воспитаніе, старикъ опредѣлилъ въ сосѣдній кирасирскій принца Петра Ольденбургскаго полкъ. Полкъ этотъ и въ мое время продолжалъ пребывать съ своимъ штабомъ въ посадѣ Новая Прага, въ которомъ находился и дивизіонный штабъ. Для избѣжанія недоразумѣній скажу, что первая бригада нашей дивизіи состояла изъ нашего Орденскаго и Стародубовскаго полковъ. Нашъ полкъ съ чернымъ воротникомъ и обшлагами на бѣкомъ колетѣ и съ черными вольтрапами на гнѣдыхъ лошадяхъ; а въ Стародубовскомъ черный цвѣтъ замѣнялся на всемъ свѣтлоголубымъ на рыжихъ лошадяхъ. Вторая бригада состояла изъ третьяго полка съ зеленою отдѣлкою на караковыхъ лошадяхъ и полка Елены Павловны съ темносинимъ на вороныхъ. Въ противоположность первой дивизіи, одѣтой первоначально въ оставшіяся отъ 12-го года стальныя французскія кирасы и впослѣдствіи таковыя же каски, вся наша дивизія носила мѣдныя каски и латы.
Легко повѣрить неутомимой хозяйственной дѣятельности стараго вдовца Бржесскаго, принявъ въ соображеніе данныхъ имъ большимъ два имѣнія въ приданое: Романовой Снѣжково и ІІетковичъ Ѳедоровку, и оставившаго кромѣ того благоустроенную Березовку съ восемью тысячами десятинъ земли единственному сыну Алексѣю. Къ этому надо прибавить, что Ал. Ѳед. получилъ въ наслѣдство, кромѣ имѣнія, значительный деньги. О трагикомической смерти старика я не разъ слышалъ отъ близкихъ къ дѣлу людей, но несмотря на тѣсную дружбу съ Алексѣемъ Ѳедоровичемъ, никогда не рѣшался его распрашивать о подробностяхъ. Дѣло сложилось изъ самыхъ будничныхъ явленій, совпавшихъ неожиданнымъ образомъ. Ѣхавшій осмотрѣть осенніе посѣвы, старикъ поднялся на лошади верхомъ по откосу балки въ ту минуту, когда наклевавшееся зеренъ стадо гусей, вытянувшись въ веревочку, неслось надъ самой землей съ равнины къ родимымъ тростникамъ. Ни всадникъ, ни гуси не могли видѣть другъ друга до послѣдней минуты, когда передовой тяжеловѣсный гусакъ, ударившись въ грудь всадника, вышибъ послѣдняго изъ сѣдла, и самъ мертвый покатился за нимъ подъ гору. Къ вечеру старикъ Бржесскій отдалъ Богу душу.
Не удивительно, что красивый, образованный, богатый и начитавшійся Байрона юноша увлекался, какъ говорятъ, страстью порисоваться тѣмъ тономъ „все нипочемъ“, который такъ часто сквозитъ въ твореніяхъ Байрона. Конечно, находились добрые пріятели, которые приходили къ корнету Бржесскому на квартиру и не стѣсняясь говорили: „Бржесскій, я у тебя возьму денегъ“. — „Хорошо, отвѣчалъ равнодушно Бржесскій: Иванъ, подай деньги на столъ“. И Иванъ вынималъ изъ шкатулки отсчитанныя пачки ассигнацій, изъ которыхъ одну или нѣсколько проситель небрежно клалъ къ себѣ въ карманъ и требовалъ у того же Ивана трубку.
Объ извѣстной въ свое время красавицѣ Ал. Льв. Бржесской я могу только сказать, что она была дочерью красивой вдовы Добровольской, у которой было два сына, служившйхъ: одинъ въ Черноморскомъ флотѣ, а другой въ Петербургѣ въ министерствѣ народнаго просвѣщенія. Полагаю, что Ал. Ѳед., женившись на Добровольской и получивши за нею 30 тыс. приданаго, скоро вышелъ въ отставку и уѣхалъ съ женою заграницу. Какъ молодая чета смотрѣла въ то время на жизнь, можно судить изъ слѣдующаго его разсказа за послѣобѣденной чашкой кофе. Несмотря на то, что я ни разу не слыхалъ со стороны Ал. Льв. ничего похожаго на жалобу, я хорошо зналъ и даже собственными глазами видѣлъ весьма сильную страсть Бржесскаго къ картамъ.
„Поѣхали мы, сказывалъ онъ, съ Саничкой (такъ онъ называлъ жену), заграницу черезъ Одессу, но намъ пришлось два дня поджидать парохода въ Вѣну, и отъ нечего дѣлать вечеромъ я ушелъ въ клубъ. Мнѣ страшно не повезло, и въ часъ ночи я вернулся въ номеръ и разбудилъ жену словами: „Саничка, мы ѣхать заграницу не можемъ, я всѣ деньги проигралъ“.
— „Возьми ключикъ, отопри мой саквояжъ, отвѣчала жена тамъ пятьсотъ рублей, возьми ихъ, ты отыграешься.“. Съ этими словами она отвернулась къ стѣнѣ и мгновенно заснула. Къ четыремъ часамъ утра я вернулся въ гостинницу, отыгравъ весь свой значительный проигрышъ, присовокупивъ къ нему пять тысячъ рублей выигрышу“.