Гдѣ съ ножнами скрестился палашъ.
Лишь тебя намъ съ пути не вернуть:
Не вздохнетъ молодецкая грудь,
И рука, цѣпенѣя какъ ледъ,
На прощанье ни чьей не пожметъ.
Но безмолвный красавецъ въ гробу
Ты дрожащую слышишь трубу,
И тебѣ и въ землѣ не забыть,
Какъ тебя мы привыкли любить.
Взводъ впередъ, справа по три, — не плачь!
Маршъ могильный играй штабъ-трубачъ!
2 іюня 1845.
Какъ ни тяжело было просить отца о высылкѣ обѣщаннаго мнѣ полугодоваго содержанія, но въ виду опустошенія моего кошелька закройщикомъ Лихотой я принужденъ былъ довести до свѣдѣнія отца о моемъ полнѣйшемъ безденежьи. Тогда не существовало теперешнихъ путей сообщенія, и каково было мое грустное изумленіе, когда черезъ мѣсяцъ я получилъ письмо, въ которомъ отецъ спрашивалъ меня, куда я такъ скоро дѣвалъ высланныя мнѣ деньги.
Жутко припомнить, что такое недоразумѣніе, повторявшееся съ каждымъ отвѣтнымъ письмомъ отца, тянулось до самаго корпуснаго кампамента, т. е. до сентября мѣсяца. Положимъ, что жизнь въ новороссійскомъ краѣ въ то время была дешева: отборная говядина стоила 3 коп. фунтъ, курица 10 коп., десятокъ яицъ 5 коп., воловій возъ громадныхъ раковъ 1½ руб. За отдѣльную небольшую квартиру я платилъ 3 р. въ мѣсяцъ. Тѣмъ не менѣе нужно было купить чаю, сахару, кофею и на простую провизію нужны были деньги, которыхъ сперва было очень мало, а затѣмъ окончательно не стало.
