Барков, Иван, писатель, род. в 1732 г., ум. в 1768 г. (Отчество его указывается различно: Бекетов называет его «Степановичем», митрополит Евгений и Геннади — «Ивановичем», а Греч, Губерти и лексиконы Плюшара и Березина — «Семеновичем»). Происходя из духовного звания, Барков сначала обучался в семинарии при Александро-Невской лавре, а 26 Апреля 1748 г. явился к Ломоносову и заявил о своем желании быть студентом при Академии наук. Ввиду этого Ломоносов «говорил с ним по латине и задавал переводить с латинского на российской язык, из чего усмотрел, что он имеет острое понятие и латинской язык столько знает, что он профессорские лекции разуметь может». На основании этого экзамена Ломоносов доложил Академии, что «ежели канцелярия Академии наук заблагорассудит его с протчими семинаристами в Академию потребовать, то я уповаю, что он в науках от других отменить себя может». Ввиду похвальной аттестации Ломоносова, Барков был тогда же принят в академический университет, где слушал философию, математику, физику, историю, а также литературу, преимущественно классическую. Экзамен, произведенный студентам в начале 1750 г. обнаружил, что Барков «несколько показал успехов в арифметике, а в других математических науках не столько, также и в философии немного учился. Он объявляет, что он большей части трудился в чтении латинских авторов и между оными Саллюстия, которого перевел по-русски войну Катилинову. Понятия не худово; но долго лежал болен и кажется, что острота его от оной болезни еще нечто претерпевает». Как оказалось, все студенты могли читать французских и немецких авторов, а Барков представил сверх того на экзамене и сочинение свое на латинском языке. Поведение Баркова однако же не одобрялось: Фишер писал о нем: «средних обычаев, но больше склонен к худым делам». Впрочем, в то время общий уровень нравственности среди студентов был необыкновенно низок. Но скоро Барков и в этой среде выделился своим буйством и невоздержной жизнью. В 1751 г. заведующий студентами проф. Крашенинников доносил, что посаженный в карцер за то, что отпуском в церковь воспользовался для кутежа, Барков «ушел из университета без позволения, пришел к Крашенинникову в дом, с крайнею наглостью и невежеством учинил ему прегрубые и предосадные выговоры с угрозами», а затем стал чернить Крашенинникова в глазах других профессоров. По настоянию Крашенинникова, Барков был, в присутствии всех студентов, подвергнут телесному наказанию. Озлобленный экзекуциею, Барков загулял опять, и ему грозило новое наказание. Тогда он сказал за собою «слово и дело» и, взятый «под караул», отправлен был в тайную канцелярию розыскных дел, откуда, впрочем, был скоро возвращен и снова принят в университет, но с приказанием впредь вести себя скромнее, под страхом жестокого наказания и отдачи в матросскую службу. Несмотря на то, чрез месяц после всех этих злоключений — 25 мая 1751 г., за новые проделки Барков оказался уже исключенным из числа студентов, и, в виде наказания, послан в академическую типографию «учеником наборного дела, — с содержанием по 2 р. в месяц»; впрочем, канцелярия, «усмотря его молодые лета и ожидая, не будет ли от него впредь какого плода», назначила ему обучаться российскому штилю, у проф. Крашенинникова, и языкам французскому и немецкому, а по окончании учебных часов приходить в типографию. Сначала Барков, по-видимому, усердно принялся за дело, но, год спустя, снова набуянил и вторично был наказан розгами. К началу следующего года Барков, однако же, вернул к себе милость начальства и 2 марта 1753 г. был «впредь до усмотрения» перемещен из типографии в академическую канцелярию — для переписки набело, с обещанием прибавки жалования, «ежели он свои худые поступки оставит». Несмотря на неправильную жизнь, Барков, за три года пребывания в университете, успел приобрести хорошее, по тому времени образование. Он изучил теорию и историю словесности и многие иностранные языки. Этим и объясняется, что академическое начальство относилось к Баркову снисходительно, а Ломоносов даже приблизил его к себе. По крайней мере, конференц-секретарь Миллер в январе 1756 г. жаловался на то, что Барков «находится беспрестанно у Ломоносова», ибо «переписывает сочиненную Ломоносовым российскую грамматику». Посещения Ломоносова на дому, впрочем, Баркова особенно не прельщали, так как Ломоносов, по отзывам современников, был «с низшими и в семействе суров». По этой причине, а, быть может, из опасения утратить в Академии должность, Барков 24 мая 1756 г. просил, чтобы ему приказано было «данные от Ломоносова дела переписывать в канцелярии, и от Академии бы его никуда не отлучать». Академическая канцелярия удовлетворила его желание.
По мере того как становилось сноснее существование Баркова, он все деятельнее выступал на литературном поприще частью самостоятельными, частью переводными трудами. По показании Штеллина, впервые Барков в литературе объявился около 1753 г., издав в Москве остроумные и колкие сатиры, написанные прекрасными стихами, и направленными против ограниченности тогдашних русских стихотворцев. В 1762 г. последовала «Ода на день рождения Императора Петра IIІ» (напечатанная in 4°, без подписи имени); за это произведение Барков удостоен был звания переводчика Академии. В том же 1762 г. Барков написал «Житие князя Антиоха Дмитриевича Кантемира» — или, вернее, сократил и перевел биографию русского сатирика, сочиненную аббатом де Гуаско; помещена эта биография, как введение к «Сатирам и другим стихотворческим сочинениям Кн. А. К.», снабженным объяснительными примечаниями Баркова. Кроме того Барковым сочинена была, но осталась не напечатана, «Краткая российская история от Рюрика до времен Петра Великого». Еще более многочисленны переводы Баркова. Первым его опытом в этом направлении надо считать вышедшие лишь в 1786 г., но изготовленные в 1758 г. «Переводы с латинского и шведского языка, случившиеся во времена Императора Марка Аврелия Римского и Каролуса XII Шведского». Вообще, главнейшим и полезнейшим занятием Баркова при Академии было исправление русского стиля в переводах и других сочинениях, предназначавшиеся академиею для печати. Так, он почти заново переделал и издал в 1761 г. перевод Телемака, напечатанный Хрущовым в царствование Анны Иоанновны. — В 1762 г. появился перевод Баркова с итальянского: «Мир героев — драмма на музыке» Людовика Лазарони Венецианина; перевод этот был напечатан en regard с подлинником, написанным и представленным по случаю торжеств при заключении мира между Россиею и Пруссиею. В 1763 г. последовали «Квинта Горация Флакка сатиры или беседы, перевод с латинского стихами и с примечаниями переводчика». Сверх посвящения в стихах гр. Гр. Гр. Орлову, где объясняется польза и удовольствие, доставляемое чтением сатир, и подчеркиваются права, даруемые сатирику самими музами, Барков в предисловии распространяется о цели сатиры вообще и о преимуществе ее пред нравоучительною философиею; последняя не в состоянии оказать такого влиянии на страсти человеческие и привести к исправлению, как сатира, живо изображающая пороки и могущая скорее возбудить в сердцах отвращение к злонравию. В том же 1763 г. Барковым переведены басни Федра (2-е издание — 1787 г.). Барков пытается шестистопными стихами передать в точности сжатость подлинника, и, за исключением отдельных выражений, обветшавших и жестких, перевод Федра поныне читается без особого напряжения. К сочинениям Федра переводчик присоединил предисловие о пользе басен, заметку о жизни самого баснописца, а в конце книги поместил «Дионисия Катона двустрочные стихи о благонравии к сыну». Весьма солидный перевод выполнен Барковым по истории в 1766 г.: «Сокращенная универсальная история Голберга»; скоро приобретший популярность перевод этот выдержал 3 издания. В начале 70-х годов Тауберт задумал издание «Летописи Нестора по Кенигсбергскому списку» и поручил печатание, корректуру и вообще все дело Баркову. Это издание было выпущено в 1767 г. и вызвало у Шлецера весьма отрицательное отношение. Но винить Баркова в недостатках издания нельзя, так как Тауберт приказывал Баркову подновлять старую орфографию, пропускать целые отрывки не исторического содержания, непонятные места изменять по догадкам и делать их понятными, старые, обветшалые слова заменять новыми по соображению и т. п. Такая система в корень противоречит принципам археографии. Однако позднейшие ученые отнеслись к труду Баркова снисходительнее Миллера и находят, что текст Кенигсбергской летописи передан довольно верно, исключая пропусков. Если же и найдутся против ее ошибки или несходства то они, в сущности, маловажны и по количеству незначительны.
Помимо серьезных переводов Барков, веселый нравом и беспечный, охотно грешил фривольными стихотворениями, благодаря коим имя его живет в публике до сих пор. Среди их заслуживают внимания разве только «Трагические безделки»; здесь Барков, потешаясь над ходульною торжественностью Сумароковских трагедий, не без юмора влагает в уста своим героям возвышенные речи на совершенно непристойные и тривиальные темы. Зато «Бакханальныя и эротико-приапейские стихотворения» представляют не более как грубое «сквернословие, сплетенное в стихи». Необходимо заметить, однако, что рукописные тетради часто приписывают Баркову вещи, вовсе не принадлежащие ему. Полный список «непечатных» сочинений Баркова принесен библиотекарем Поповым в дар Императорской публичной библиотеке и носит заглавие «Девическая игрушка, или Собрание сочинений Баркова».
Продукт низкой культурности эпохи, Барков до конца недолгой своей жизни был беспорядочным «пьяницею» и, как гласит предание, 36 лет от роду, он покончил с собою самоубийством, оставив шутливую и лаконическую записку. А между тем литературные труды Баркова отличаются чистым и приятным слогом, а в сатирических произведениях проявляется несомненное остроумие. Стихом Барков владел, как немногие из его современников, а превосходные переводы дают ему полное право на почтенное место в истории русского просвещения прошлого века. Барков сам хорошо знал себе цену и недаром он, поддразнивая Сумарокова, уверял, что он, Барков, — первый в России стихотворец, Ломоносов — второй, а на третьем только месте стоит Сумароков; этим то самосознанием, наряду с неудачничеством, и объясняется жалкое существование и печальная смерть Баркова.
Бекетова «Пантеон русских авторов». — Словари: митр. Евгения, Геннади, Плюшара, Березина, Венгерова. — Билярский, «Материалы для биографии Ломоносова». — Пекарский, «Редактор, сотрудники и цензура в русском журнале 1755—1764 гг.» (Приложение к XII т. «Записок И. А. Н.»). — Толстой, гр. Д. А., «Академический университет в ХVIII в.» (Приложение к LI т. «Записок И. А. Н.»). — А. А. Куник, «Сборник материалов для истории И. A. Н.» — Штеллин, Записка в «Москвитянине» 1851 г., № 2. — Губерти, «Материалы для русской библиографии». — Шлецер, «Автобиография» (пер. Кеневича в «Сборнике Отделения Русского яз. и Словесности», т. XXX). — Поленов, «Библиографическое обозрение летописей». — Пекарский, «История Академии Наук». — Пушкин, А. С., «Исторические анекдоты». — «Собрание сочинений и переводов И. С. Баркова», СПб., 1872 г.