Путаница (Куприн)/ПСС 1912 (ДО)
См. также одноимённые страницы.
| Путаница |
Опубл.: 1897. Источникъ:  Полное собраніе сочиненій А. И. Куприна (1912) т. 1. — СПб.: Т-во А. Ф. Марксъ, 1912. |
— Мнѣ кажется, никто такъ оригинально не встрѣчалъ Рождества, какъ одинъ изъ моихъ паціентовъ въ 1896-мъ году, — сказалъ Бутынскій, довольно извѣстный въ городѣ врачъ-психіатръ. — Впрочемъ, я не буду ничего разсказывать объ этомъ трагикомическомъ происшествіи. Лучше будетъ, если вы сами прочтете, какъ его описываетъ главное дѣйствующее лицо.
Съ этими словами докторъ выдвинулъ средній ящикъ письменнаго стола, гдѣ въ величайшемъ порядкѣ лежали связки исписанной бумаги различнаго формата. Каждая связка была заномерована и обозначена какой-нибудь фамиліей.
— Все это — литература моихъ несчастныхъ больныхъ, — сказалъ Бутынскій, роясь въ ящикѣ. — Цѣлая коллекція составлена мною самымъ тщательнымъ образомъ въ теченіе послѣднихъ десяти лѣтъ. Когда-нибудь въ другой разъ мы ее разберемъ вмѣстѣ. Тутъ очень много и забавнаго, и трогательнаго, и, пожалуй, даже поучительнаго… А теперь… вотъ, не угодно ли вамъ прочесть эту бумажку?
Я взялъ изъ рукъ доктора небольшую тетрадку, въ четвертую долю листа, исписанную крупнымъ, прямымъ, очень нажимистымъ, но неровнымъ почеркомъ. Вотъ что я прочелъ (оставляю рукопись цѣликомъ, съ любезнаго разрѣшенія доктора):
«г-ну доктору Бутынскому,
«консультанту при психіатрическомъ отдѣленіи N—ской больницы.
«Содержащагося въ помянутомъ отдѣленіи дворянина Ивана Ефимовича Пчеловодова
«Находясь уже болѣе двухъ лѣтъ въ палатѣ умалишенныхъ, я неоднократно пробовалъ выяснить то прискорбное недоразумѣніе, которое привело меня, совершенно здороваго человѣка, сюда. Я обращался съ этой цѣлью и письменно и словесно къ главному врачу и ко всему медицинскому персоналу больницы и, въ томъ числѣ, если помните, и къ вашему любезному содѣйствію. Теперь я еще разъ беру на себя смѣлость просить вниманія вашего къ нижеслѣдующимъ строкамъ. Я дѣлаю это потому, что ваша симпатичная наружность, равно какъ и ваше человѣческое обращеніе съ больными заставляютъ предполагать въ васъ добраго человѣка, котораго еще не коснулось профессіональное доктринерство.
«Убѣдительно прошу васъ — дочитайте это письмо до конца. Пусть васъ не смущаетъ, если порой вы натолкнетесь на грамматическія погрѣшности или на невязку во фразахъ. Вѣдь трудно, согласитесь, проживая въ сумасшедшемъ домѣ два года и слыша только брань сторожей и безумныя рѣчи больныхъ, сохранить способность къ ясному изложенію мысли на письмѣ. Я окончилъ высшее учебное заведеніе, но, право, теперь сомнѣваюсь при употребленіи самыхъ дѣтскихъ правилъ синтаксиса.
«Прошу же я вашего особаго вниманія потому, что мнѣ хорошо извѣстно, что всѣ психически-больные склонны считать себя посаженными въ больницу по недоразумѣнію или по проискамъ враговъ. Я знаю, какъ они любятъ доказывать это и докторамъ, и сторожамъ, и посѣтителямъ, и товарищамъ по несчастію. Поэтому мнѣ совершенно понятно недовѣріе, съ которымъ относятся врачи къ ихъ многочисленнымъ заявленіямъ и просьбамъ. Я же прошу у васъ только фактической провѣрки того, что̀ я сейчасъ буду имѣть честь изложить.
«Это случилось 24-го декабря 1896 года. Я служилъ тогда старшимъ техникомъ на сталелитейномъ заводѣ «Наслѣдники Карла Вудта и Ко», но въ серединѣ декабря сильно поссорился съ директоромъ изъ-за безобразной системы штрафовъ, которой онъ опуталъ рабочихъ, вспылилъ въ объясненіи съ нимъ, накричалъ на него, наговорилъ пропасть жесткихъ и оскорбительныхъ вещей и, не дожидаясь, пока меня попросятъ объ удаленіи, самъ бросилъ службу.
«Дѣлать мнѣ больше на заводѣ было нечего, и вотъ, въ концѣ Рождества, я уѣхалъ оттуда, чтобы встрѣтить Новый годъ и провести рождественскіе праздники въ городѣ N., въ кругу близкихъ родственниковъ.
«Поѣздъ былъ переполненъ пассажирами. Въ томъ вагонѣ, гдѣ я помѣстился, на каждой скамейкѣ сидѣло по три человѣка. Моимъ сосѣдомъ слѣва оказался молодой человѣкъ, студентъ академіи художествъ. Напротивъ же меня сидѣлъ какой-то купчикъ, который выходилъ на всѣхъ большихъ станціяхъ пить коньякъ. Между прочимъ, купчикъ упомянулъ вскользь, что у него въ N., на Нижней улицѣ, есть своя мясная торговля. Онъ также называлъ свою фамилію; я теперь не могу ее припомнить съ точностью, но — что-то въ родѣ Сердюкъ… Среднякъ… Сердоликъ… однимъ словомъ, здѣсь была какая-то комбинація буквъ С. Р. Д. и К. Я такъ подробно останавливаюсь на его фамиліи потому, что, если бы вы отыскали этого купчика, онъ совершенно подтвердилъ бы вамъ весь мой разсказъ. Онъ средняго роста, плотенъ, съ розовымъ, довольно миловиднымъ пухлымъ лицомъ, блондинъ, усы маленькіе, тщательно закрученные вверхъ, бороду бреетъ.
«Спать мы не могли и, чтобы убить время, болтали и немного пили. Но къ полуночи насъ совсѣмъ разморило, а впереди предстояла еще цѣлая безсонная ночь. Стоя въ коридорѣ, мы полушутя, полусерьезно стали придумывать различныя средства, какъ бы поудобнѣе устроиться, чтобы поспать хоть три или четыре часа. Вдругъ академикъ сказалъ:
«— Господа! Есть великолѣпное средство. Только не знаю, согласитесь ли вы. Пусть одинъ изъ насъ возьметъ на себя роль сумасшедшаго. Тогда другой долженъ остаться при немъ, а третій пойдетъ къ оберъ-кондуктору и заявитъ, что вотъ, молъ, мы везли нашего психически-разстроеннаго родственника, что онъ до сихъ поръ былъ спокоенъ, а теперь вдругъ началъ приходить въ нервное состояніе, и что, въ виду безопасности прочихъ пассажировъ, его не мѣшало бы заблаговременно изолировать.
«Мы согласились, что планъ академика простъ и вѣренъ. Но никто изъ насъ не высказывалъ первымъ желанія сыграть роль сумасшедшаго. Тогда купчикъ предложилъ, мигомъ разсѣявъ наши колебанія:
«— Бросимъ жребій, господа!
«Изо всѣхъ троихъ я былъ самый старшій, и мнѣ надлежало бы быть самымъ благоразумнымъ; но я все-таки принялъ участіе въ этой идіотской жеребьевкѣ и… конечно, вытащилъ узелокъ изъ зажатаго кулака мясоторговца.
«Комедія съ оберъ-кондукторомъ была продѣлана съ поразительной натуральностью. Намъ немедленно отвели купе.
«Иногда, во время большихъ остановокъ, мы слышали около нашей двери сердитые голоса, громко говорившіе:
«— Хорошо-съ… ну, а это купе?.. Потрудитесь его отворить!
«Вслѣдъ за этимъ приказаніемъ слышался голосъ кондуктора, отвѣчавшаго въ пониженномъ тонѣ и съ оттѣнкомъ боязни:
«— Извините, въ этомъ купе вамъ будетъ неудобно… здѣсь везутъ больного… сумасшедшаго… онъ не совсѣмъ спокоенъ…
«Разговоръ тотчасъ же обрывался, слышались удаляющіеся шаги. Планъ нашъ оказался вѣрнымъ, и мы заснули, насмѣявшись вдоволь. Спалъ я однако неспокойно, точно у меня во снѣ было предчувствіе бѣды. Душили меня какіе-то тяжкіе кошмары, и помню, что подъ утро я нѣсколько разъ просыпался отъ собственнаго громкаго крика.
«Я проснулся окончательно въ 10 часовъ утра. Моихъ компаньоновъ не было (они должны были сойти на одной станціи, куда поѣздъ приходилъ раннимъ утромъ). Зато на диванѣ противъ меня сидѣлъ рослый рыжій дѣтина въ форменномъ желѣзнодорожномъ картузѣ и внимательно смотрѣлъ на меня. Я привелъ свою одежду въ порядокъ, застегнулся, вынулъ изъ сака полотенце и хотѣлъ итти въ уборную умываться. Но едва я взялся за дверную ручку, какъ дѣтина быстро вскочилъ съ мѣста, обхватилъ меня сзади вокругъ туловища и повалилъ на диванъ. Взбѣшенный этой наглостью я хотѣлъ вырваться, хотѣлъ ударить его по лицу, но не могъ даже пошевелиться. Руки этого добраго малаго сжимали меня точно стальными тисками.
«— Чего вы отъ меня хотите? — закричалъ я, задыхаясь подъ тяжестью его тѣла. — Убирайтесь!.. Оставьте меня!..
«Въ первые моменты въ моемъ мозгу мелькала мысль, что я имѣю дѣло съ сумасшедшимъ. Дѣтина же, разгоряченный борьбой, давилъ меня все сильнѣе и повторялъ со злобнымъ пыхтѣньемъ:
«— Погоди, голубчикъ, вотъ посадятъ тебя на цѣпуру, — тогда и узна̀ешь, чего отъ тебя хотятъ… Узна̀ешь тогда, братъ… узна̀ешь.
«Я началъ догадываться объ ужасной истинѣ и, давъ время моему мучителю успокоиться, сказалъ:
«— Хорошо, я обѣщаюсь не трогаться съ мѣста. Пустите меня. «Конечно, — думалъ я: — съ этимъ болваномъ напрасны всякія объясненія. Будемъ терпѣливы, и вся эта исторія, безъ сомнѣнія, разъяснится».
«Остолопъ сначала мнѣ не повѣрилъ, но, видя, что я лежу совершенно покойно, онъ сталъ понемногу разжимать руки и наконецъ, совсѣмъ освободивъ меня изъ своихъ жестокихъ объятій, усѣлся на диванъ, напротивъ. Но глаза его не переставали слѣдить за мною съ напряженной зоркостью кошки, стерегущей мышь, и на всѣ мои вопросы я не добился отъ него въ отвѣтъ ни словечка.
«Когда поѣздъ остановился на станціи, я услышалъ, какъ въ коридорѣ вагона кто-то громко спросилъ:
«— Здѣсь больной?
«Другой голосъ отвѣтилъ скороговоркой:
«— Точно такъ, господинъ начальникъ.
«Вслѣдъ затѣмъ щелкнулъ замо̀къ, и въ купе просунулась голова въ фуражкѣ съ краснымъ верхомъ.
«Я рванулся къ этой фуражкѣ съ отчаяннымъ воплемъ:
«— Господинъ начальникъ станціи, ради Бога!..
«Но въ то же мгновеніе голова проворно спряталась, громыхнулъ замо̀къ въ дверцѣ, а я уже лежалъ на диванѣ, барахтаясь подъ придавившимъ меня тѣломъ моего спутника.
«Наконецъ мы доѣхали до N. Только минутъ черезъ десять послѣ остановки за мною пришли… трое артельщиковъ. Двое изъ нихъ схватили меня крѣпко за руки, а третій вмѣстѣ съ моимъ прежнимъ истязателемъ вцѣпились въ воротникъ моего пальто.
«Такимъ образомъ меня извлекли изъ вагона. Первый, кого я увидѣлъ на платформѣ, былъ жандармскій полковникъ съ великолѣпными подусниками и съ безмятежными голубыми глазами въ тонъ околышку фуражки. Я воскликнулъ, обращаясь къ нему:
«— Господинъ офицеръ, — умоляю васъ, выслушайте меня…
«Онъ сдѣлалъ знакъ артельщикамъ остановиться, подошелъ ко мнѣ и спросилъ вѣжливымъ, почти ласковымъ тономъ:
«— Чѣмъ могу служить?
«Видно было, что онъ хотѣлъ казаться хладнокровнымъ, но его нетвердый взглядъ и безпокойная складка вокругъ губъ говорили, что онъ все время держится насторожѣ. Я понялъ, что все мое спасеніе въ спокойномъ тонѣ, и я, насколько могъ, связно, неторопливо и увѣренно разсказалъ офицеру все, что̀ со мной произошло.
«Повѣрилъ онъ мнѣ или нѣтъ? Порою его лицо выражало живое, неподдѣльное участіе къ моему разсказу, временами же онъ какъ будто сомнѣвался и только кивалъ головой съ тѣмъ хорошо мнѣ знакомымъ выраженіемъ, съ которымъ слушаютъ болтовню дѣтей или сумасшедшихъ.
«Когда я кончилъ свой разсказъ, онъ сказалъ, избѣгая глядѣть мнѣ прямо въ глаза, но вѣжливо и мягко:
«— Видите-ли… я, конечно, не сомнѣваюсь… но, право, мы получили такія телеграммы… И потомъ… ваши товарищи… О, я вполнѣ увѣренъ, что вы совершенно здоровы, но… знаете ли, вѣдь вамъ ничего не сто̀итъ поговорить съ докторомъ какихъ-нибудь десять минутъ. Безъ сомнѣнія, онъ тотчасъ же убѣдится, что ваши умственныя способности находятся въ самомъ прекрасномъ состояніи и отпуститъ васъ; согласитесь, что я вѣдь въ концѣ концовъ вовсе не компетентенъ въ этомъ дѣлѣ.
«Все-таки онъ былъ до того любезенъ, что назначилъ мнѣ въ провожатые только одного артельщика, взявъ съ меня предварительно честное слово, что я никоимъ образомъ не буду выражать на дорогѣ своего негодованія и дѣлать попытокъ къ бѣгству.
«Мы пріѣхали въ больницу какъ разъ къ часу визитацій. Ждать мнѣ пришлось недолго. Вскорѣ въ пріемную пришелъ главный врачъ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ ординаторовъ, смотрителя психіатрическаго отдѣленія, сторожей и человѣкъ двадцати студентовъ. Онъ прямо подошелъ ко мнѣ и устремилъ на меня долгій, пристальный взглядъ. Я отвернулся. Мнѣ почему-то показалось, что этотъ человѣкъ сразу возненавидѣлъ меня.
«— Только, пожалуйста, не волнуйтесь, — сказалъ докторъ, не спуская съ меня своихъ тяжелыхъ глазъ. — Здѣсь у васъ нѣтъ враговъ. Никто васъ не будетъ преслѣдовать. Враги остались тамъ… въ другомъ городѣ… Они не посмѣютъ васъ здѣсь тронуть. Видите, кругомъ все добрые, славные люди, многіе васъ хорошо знаютъ и принимаютъ въ васъ участіе. Меня, напримѣръ, вы не узнаёте?
«Онъ уже заранѣе считалъ меня сумасшедшимъ. Я хотѣлъ возразить ему, но во̀-время сдержался: я отлично понималъ, что каждый мой гнѣвный порывъ, каждое рѣзкое выраженіе сочтутъ за несомнѣнный признакъ сумасшествія. Поэтому я промолчалъ.
«Затѣмъ докторъ спросилъ у меня мое имя и фамилію, сколько мнѣ лѣтъ, чѣмъ занимаюсь, кто мои родители и т. д. На всѣ эти вопросы я отвѣчалъ коротко и точно.
«— А давно ли вы себя чувствуете больнымъ? — обратился ко мнѣ внезапно докторъ.
«Я отвѣчалъ, что больнымъ себя совсѣмъ не чувствую и что вообще отличаюсь прекраснымъ здоровьемъ.
«— Ну, да, конечно… Я не говорю о какой-нибудь серьезной болѣзни, но… скажите, давно ли вы страдаете головной болью, безсонницей? Не бываетъ ли галлюцинацій? Головокруженія? Не испытываете ли вы иногда непроизвольныхъ сокращеній мышцъ?
«— Наоборотъ, господинъ докторъ, я сплю очень хорошо и почти не знаю, что̀ такое головная боль. Единственный случай, когда я спалъ неспокойно, — это въ прошлую ночь.
«— Это мы уже знаемъ, — сказалъ спокойно докторъ. — Теперь не можете ли вы мнѣ подробно разсказать, что̀ вы дѣлали съ того времени, когда сопровождавшіе васъ господа остались на станціи Криворѣчье, не успѣвъ сѣсть на поѣздъ? Какое, напримѣръ, побужденіе заставило васъ вступить въ драку съ младшимъ кондукторомъ? Или почему вслѣдъ за этимъ вы набросились съ какими-то угрозами на начальника станціи, вошедшаго въ ваше купе?
«Тогда я подробно передалъ доктору все, что̀ раньше разсказывалъ жандармскому офицеру. Но разсказъ мой не былъ такъ связенъ и такъ увѣренъ, какъ раньше, — меня смущало безцеремонное вниманіе окружавшей меня толпы. Да кромѣ того и настойчивость доктора, желавшаго во что бы то ни стало сдѣлать меня сумасшедшимъ, волновала меня. Въ самой серединѣ моего повѣствованія главный врачъ обернулся къ студентамъ и произнесъ:
«— Обратите вниманіе, господа, какъ иногда жизнь бываетъ неправдоподобнѣе всякаго вымысла. Приди въ голову писателю такая тема — публика ни за что не повѣритъ. Вотъ это я называю изобрѣтательностью.
«Я совершенно ясно понялъ иронію, звучавшую въ его словахъ. Я покраснѣлъ отъ стыда и замолчалъ.
«— Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, я васъ слушаю, — сказалъ главный врачъ съ притворной ласковостью.
«Но я еще не дошелъ до эпизода съ моимъ пробужденіемъ, какъ онъ вдругъ огорошилъ меня вопросомъ:
«— А скажите, какой у насъ сегодня мѣсяцъ?
«— Декабрь, — не сразу отвѣтилъ я, нѣсколько изумленный этимъ вопросомъ.
«— А раньше какой былъ?
«— Ноябрь…
«— А раньше?
«Я долженъ сказать, что эти мѣсяцы на «брь» всегда были для меня камнемъ преткновенія, и для того, чтобы сказать, какой мѣсяцъ раньше какого, мнѣ нужно мысленно назвать ихъ всѣ, начиная съ разбѣга отъ августа. Поэтому я нѣсколько замялся.
«— Ну да… порядокъ мѣсяцевъ вы не особенно хорошо помните, — замѣтилъ небрежно, точно вскользь, главный врачъ, обращаясь больше не ко мнѣ, а къ студентамъ. — Нѣкоторая путаница во времени… это ничего. Это бываетъ… Ну-съ… дальше-съ. Я слушаю-съ.
«Конечно, я былъ неправъ, сто разъ неправъ, и сдѣлалъ непріятность только самому себѣ, но эти іезуитскіе пріемы доктора привели меня положительно въ ярость, и я закричалъ во все горло:
«— Болванъ! Рутинеръ! Вы гораздо болѣе сумасшедшій, чѣмъ я!
«Повторяю, что это восклицаніе было неосторожно и глупо, но вѣдь я не передалъ и сотой доли того злобнаго издѣвательства, которымъ были полны всѣ вопросы главнаго врача.
«Онъ сдѣлалъ едва замѣтное движеніе глазами. Въ эту же секунду на меня со всѣхъ сторонъ бросились сторожа. Внѣ себя отъ бѣшенства я ударилъ кого-то по щекѣ. Меня повалили, связали…
«— Это явленіе называется raptus, — неожиданный, бурный порывъ! — услышалъ я сзади себя размѣренный голосъ главнаго врача въ то время, когда сторожа выносили меня на рукахъ изъ пріемной.
«Прошу васъ, господинъ докторъ, провѣрьте все, написанное мною, и если оно окажется правдой, то отсюда только одинъ выводъ — что я сдѣлался жертвой медицинской ошибки. И я васъ прошу, умоляю освободить меня какъ можно скорѣе. Жизнь здѣсь невыносима. Служители, подкупленные смотрителемъ (который, какъ вамъ извѣстно — прусскій шпіонъ), ежедневно подсыпаютъ въ пищу больнымъ огромное количество стрихнину и синильной кислоты. Третьяго-дня эти изверги простерли свою жестокость до того, что пытали меня раскаленнымъ желѣзомъ, прикладывая его къ моему животу и къ груди.
«Также и о крысахъ. Эти животныя, повидимому, одарены…»
— Что̀ же это такое, докторъ! Мистификація? Бредъ безумнаго? — спросилъ я, возвращая Бутынскому рукопись. — Провѣрилъ ли кто-нибудь факты, о которыхъ пишетъ этотъ человѣкъ?
На лицѣ Бутынскаго мелькнула горькая усмѣшка.
— Увы! Здѣсь дѣйствительно произошла такъ называемая медицинская ошибка, — сказалъ онъ, пряча листки въ столъ. — Я отыскалъ этого купца — его фамилія Свириденко — и онъ въ точности подтвердилъ все, что вы сейчасъ прочитали. Онъ сказалъ даже больше: высадившись не станціи, они вмѣстѣ съ художникомъ выпили такъ много чаю съ ромомъ, что рѣшили продолжать шутку и вслѣдъ поѣзду послали телеграмму такого содержанія: «Не успѣли сѣсть въ поѣздъ, остались въ Криворѣчьѣ, присмотрите за больнымъ». Конечно, идіотская шутка! Но знаете ли, кто окончательно погубилъ этого бѣднягу? Директоръ завода «Наслѣдники Карла Вудта и Ко». Когда его запросили, не замѣчалъ ли онъ и окружающіе какихъ-нибудь странностей или ненормальностей у Пчеловодова, онъ такъ-таки напрямикъ и отвѣтилъ, что давно уже считалъ старшаго техника Пчеловодова сумасшедшимъ, а въ послѣднее время даже буйно-помѣшаннымъ. Я думаю, онъ сдѣлалъ это изъ мести.
— Но зачѣмъ же, въ такомъ случаѣ, держать этого несчастнаго, если вамъ все это извѣстно? — заволновался я. — Выпустите его, хлопочите, настаивайте!..
Бутынскій пожалъ плечами.
— Развѣ вы не обратили вниманія на конецъ его письма? Прославленный режимъ нашего заведенія сдѣлалъ свое дѣло. Этотъ человѣкъ уже годъ тому назадъ признанъ неизлѣчимымъ. Онъ былъ сначала одержимъ маніей преслѣдованія, а затѣмъ впалъ въ идіотизмъ.