Съ трудомъ удерживаясь отъ улыбки, Гендонъ нагнулся къ королю и шепнулъ ему на ухо:
— Пожалуйста потише, ваше величество! Говорите осторожнѣе, а лучше всего воздержитесь совсѣмъ отъ лишнихъ словъ. Довѣрьтесь мнѣ, и я постараюсь, чтобы все благополучно окончилось.
Затѣмъ онъ присовокупилъ уже про себя:
— Онъ назвалъ меня сэромъ Мильсомъ! Чортъ возьми! А я-то совсѣмъ забылъ, что меня пожаловали въ бароны! Какъ это странно, однако, что мальчикъ такъ хорошо запоминаетъ все, состоящее такъ или иначе въ связи съ пунктомъ его помѣшательства... Баронскій мой титулъ просто-на-просто мыльный пузырь, или, лучше сказать, игра воображенія, не имѣющая дѣйствительной подкладки, но всетаки мнѣ до извѣстной степени лестно, что я его заслужилъ. Я нахожу для себя почетнѣе быть призрачнымъ барономъ въ его царствѣ грезъ и тѣней, чѣмъ надѣлать достаточно подлостей для того, чтобы получить графское достоинство отъ нѣкоторыхъ настоящихъ королей.
Толпа разступилась, чтобы пропустить полицейскаго, который, подойдя къ королю, хотѣлъ уже положить ему руку на плечо. Гендонъ, однако, остановилъ констебля замѣчаніемъ:
— Потише, пріятель! Не дотрагивайтесь до него. Онъ и такъ пойдетъ. Я ручаюсь за это! Показывайте дорогу! Мы послѣдуемъ за вами.
Полицейскій пошелъ впередъ съ бабою и ея сверткомъ; Мильсъ и король шли непосредственно позади, а за ними слѣдовала по пятамъ цѣлая толпа мужичья. Король обнаружилъ было наклонность возмутиться, но Гендонъ сказалъ ему потихоньку:
— Подумайте, государь, о томъ, что ваши законы являются, такъ сказать, благодатнымъ дыханіемъ собственной вашей царственной власти. Августѣйшая ваша особа является источникомъ закона и права. Если вы сами будете сопротивляться закону, такимъ же образомъ можно будетъ требовать уваженія къ нему отъ вашихъ подданныхъ? Очевидно, что въ данномъ случаѣ одинъ изъ этихъ законовъ нарушенъ. Когда король снова возсядетъ на престолѣ, ужели ему будетъ непріятно вспомнить, какъ въ бытность свою, якобы частнымъ лицомъ, онъ подавалъ гражданамъ примѣръ безропотнаго поклоненія закону и преклонялся передъ его авторитетомъ?
— Довольно! Ты совершенно правъ! Ты увидишь, что если англійскій король требуетъ чего-нибудь отъ своего поданнаго во имя закона, то онъ и самъ этому подчинится, находясь въ роли поданнаго!
Въ камерѣ мирового судьи баба показала подъ присягой, что приведенный въ судъ мальчикъ былъ именно тѣмъ самымъ лицомъ, которое совершило кражу. За отсутствіемъ свидѣтелей, которые могли бы опровергнуть ея показаніе, король являлся уличеннымъ въ воровствѣ. Развернувъ свертокъ, тамъ нашли маленькаго, жирнаго, уже выпотрошеннаго поросенка. Судья, очевидно, смутился, Гендонъ же поблѣднѣлъ какъ смерть и по его тѣлу безпрерывно пробѣгала дрожь. Маленькій король, благодаря счастливому невѣдѣнію законовъ, оставался совершенно спокоенъ. Наступило тяжелое молчаніе, въ продолженіе котораго судья погрузился въ глубокую задумчивость. Пробудившись наконецъ отъ нея, онъ спросилъ у бабы:
— Сколько по твоему стоитъ твое имущество?
Баба отвѣчала съ поклономъ:
— Ровнехонько три шиллинга и восемь пенсовъ, ваша честь. Клянусь Богомъ, я не могла бы уступить даже и гроша!
Судья, окинувъ недовольнымъ взглядомъ толпу, шептавшуюся въ залѣ, кивнулъ головою полицейскому констеблю и сказалъ:
— Очисти залу засѣданія и запри двери! Приказаніе это было выполнено; послѣ чего въ залѣ остались только судья, констебль, обвиняемый, обвинительница и Мильсъ Гендонъ. Храбрый воинъ стоялъ, выпрямившись во весь ростъ; крупныя капли холоднаго пота выступили на помертвѣвшемъ его челѣ и струились по блѣдному лицу. Судья снова обратился къ бабѣ и сказалъ тономъ искренняго состраданія:
— Этотъ бѣдный невѣжественный мальчикъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, былъ очень голоденъ. Для такихъ несчастливцевъ, какъ онъ, времена теперь вѣдь очень тяжелыя. Вглядись въ него хорошенько и ты увидишь сама, что лицо у него честное. По крайней мѣрѣ на меня онъ вовсе не производитъ впечатлѣнія закоренѣлаго мошенника. Голодъ вѣдь не свой братъ. Знаешь ли ты, почтенная женщина, что если похищенная вещь стоитъ дороже тринадцати съ половиною пенсовъ, англійскіе законы приговариваютъ вора къ смертной казни на висѣлицѣ?
Маленькій король вздрогнулъ, широко раскрывъ глаза отъ изумленія и ужаса. Тѣмъ не менѣе онъ сохранилъ достаточно самообладанія для того, чтобы воздержаться отъ протеста, навертывавшагося ему на уста. Напротивъ того, баба чуть не помѣшалась отъ страха. Она вскочила со скамьи и дрожа всѣмъ тѣломъ воскликнула:
— Ахъ, я. несчастная, что я надѣлала! Богъ видитъ, что я ни подъ какимъ видомъ не хочу губить этого бѣдняжку. Меня всю жизнь стало бы мучить сознаніе, что его изъ-за меня повѣсили. Избавьте меня отъ этого, ваша честь! Научите, что именно могла бы я для этого сдѣлать?
Судья, сохраняя авторитетную свою серьезность, объяснилъ:
— Рѣшеніе по дѣлу еще не постановлено и оцѣнка похищенной вещи не записана въ протоколъ. Тебѣ, какъ пострадавшей сторонѣ, несомнѣнно разрѣшается исправить эту оцѣнку, если находишь ее ошибочной!
— Тогда, ради Бога, напишите, что поросенокъ стоитъ всего лишь восемь пенсовъ. Ваша честь не можете представить, какъ я рада, что освободила свою совѣсть отъ такого страшнаго бремени!
Мильсъ Гендонъ пришелъ въ такой восторгъ, что забылъ всѣ приличія. Онъ изумилъ мальчика и оскорбилъ королевское его достоинство, безцеремонно обнявъ и припавъ къ его сердцу. Обрадованная баба простилась съ судьей и ушла со своимъ поросенкомъ. Отворивъ бабѣ дверь, полицейскій констебль послѣдовалъ за нею внизъ, а судья тѣмъ временемъ записывалъ въ свою книгу протоколъ разбирательства дѣла. Гендону, державшемуся всегда на-сторожѣ, захотѣлось узнать, чего ради констебль пошелъ за женщиной. Потому онъ въ свою очередь тихонько проскользнулъ въ темную прихожую и началъ прислушиваться. Ему удалось уловить слѣдующій разговоръ:
— Поросенокъ твой жирный и будетъ очень недуренъ, если его отварить подъ хрѣномъ. Получай за него восемь пенсовъ!
— Экій, подумаешь, ты шутникъ! Проваливай со своими восемью пенсами! Я сама заплатила за него три шиллинга и восемь пенсовъ полновѣсной старинной серебряной монетой, до которой покойникъ Гарри, да помянетъ его Господь Богъ во царствіи Своемъ, не успѣлъ дотронуться и пальцемъ. Это не то, что нынѣшнія деньги, въ которыхъ больше мѣди, чѣмъ серебра. Оставь у себя свои восемь пенсовъ, а поросенка изготовлю ужь я сама подъ хрѣномъ, или иначе, какъ мнѣ вздумается.
— Такъ вотъ накую пѣсенку ты запѣла! Ладно!.. Ты значитъ дала подъ присягой ложное показаніе, объявивъ, что поросенокъ стоитъ всего восемь пенсовъ! Пойдемъ-ка сейчасъ назадъ къ его чести! Пусть-ка онъ засудитъ тебя за клятвопрестуйленіе. Ну, а маленькаго воришку тогда, разумѣется, повѣсятъ!
— Помилуй, голубчикъ меня, глупую бабу! Не говори такихъ страшныхъ словъ! Дай мнѣ восемь пенсовъ, бери себѣ поросенка и отпусти меня съ миромъ.
Баба ушла, заливаясь слезами. Гендонъ потихоньку ушелъ въ судебную камеру, а вскорѣ вернулся туда и констебль, предварительно спрятавъ свою добычу въ надежное мѣсто. Судья продолжалъ писать еще нѣсколько времени и послѣ того прочелъ королю мудрую, добродушную нотацію. Затѣмъ онъ приговорилъ мальчика къ кратковременному заключенію въ мѣстной тюрьмѣ и къ публичному наказанію розгами. Изумленный король раскрылъ ротъ и, безъ сомнѣнія, немедленно же отдалъ бы высочайшее повелѣніе отрубить судьѣ голову, но, замѣтивъ поданный Гендономъ знакъ, закрылъ ротъ, не произнеся ни слова. Гендонъ поклонился судьѣ и, взявъ мальчика за руку, направился вмѣстѣ съ нимъ подъ конвоемъ констебля по направленію къ тюрьмѣ. Выйдя на улицу, раздраженный монархъ остановился, выдернулъ у Гендона руку и воскликнулъ:
— Ты положительно идіотъ, если воображаешь, что я позволю посадить себя въ тюрьму! Нѣтъ, живой я туда не войду!
Гендонъ нагнулся къ королю и довольно рѣзко замѣтилъ ему вполголоса:
— Угодно вамъ будетъ довѣриться мнѣ? Въ такомъ случаѣ благоволите держать себя смирно и не ухудшать столь опасными рѣчами имѣющихся у насъ вѣроятностей благополучно выпутаться изъ этого затруднительнаго положенія. Что предопредѣлено Господомъ Богомъ, то и случится. Ты не можешь измѣнить Господней воли, или же ускорить ея осуществленіе, а потому терпѣливо жди. Когда судьба твоя совершится, тогда лишь наступитъ время сокрушаться о ней или радоваться.