Принц и нищий (Твен; Ранцов)/СС 1896—1899 (ДО)/Глава I

[4]

Милосердіе несетъ съ собой двойное благословеніе — и для дающаго и для пріемлющаго!

Оно возвышеннѣе всего, чѣмъ можетъ гордиться человѣкъ, занимающій самое высокое положеніе, и лучше, чѣмъ царскій вѣнецъ украшаетъ монарха, возсѣдающаго на престолѣ.

„Венеціанскій купецъ“.
ГЛАВА I.
Рожденіе принца и нищаго.

Однажды осенью, во вторую четверть XVI столѣтія родился въ старинномъ уже тогда столичномъ англійскомъ городѣ, Лондонѣ, мальчикъ въ бѣдной семьѣ, носившей фамилію Канти и не имѣвшей ни малѣйшей надобности въ ребенкѣ. Въ тотъ же самый день родился другой малютка-англичанинъ въ богатой семьѣ, носившей фамилію Тюдоровъ и очень нуждавшейся въ сынѣ. Впрочемъ, въ этомъ мальчикѣ нуждалась также и вся Англія. Ей очень хотѣлось, чтобы онъ родился, и она ждала съ такимъ нетерпѣніемъ и такъ пламенно молилась Богу о ниспосланіи ей маленькаго Тюдора, что, когда онъ и въ самомъ дѣлѣ родился, англичане чуть не помѣшались отъ радости. Даже не особенно близкіе знакомые, встрѣчаясь на улицѣ, обнимались, цѣловали другъ друга и проливали отъ радости слезы. Рожденіе этого малютки было праздникомъ для всѣхъ: для знати и простонародья, — богачей и бѣдняковъ. Всѣ принялись пировать, плясать и пѣть. Это жизнерадостное настроеніе длилось безъ перерыва нѣсколько дней и ночей. Днемъ Лондонъ, украшенный разноцвѣтными флагами, развѣвавшимися на всѣхъ балконахъ и крышахъ, представлялъ интересное зрѣлище. Ночью его дѣлали не менѣе интереснымъ весело пылавшіе на всѣхъ перекресткахъ костры, вокругъ которыхъ собирались цѣлыя толпы веселыхъ гулякъ. Во всей Англіи только и говорили, что про новорожденнаго младенца, Эдуарда Тюдора, принца Уэльскаго. Онъ лежалъ завернутый въ [5]шелкъ и атласъ, не давая себѣ отчета въ этой роскоши, къ которой пребывалъ настолько же равнодушнымъ, какъ и къ тому, что его няньчили и за нимъ ухаживали самые знатные лорды и лэди. Равнодушіе малютки можно было объяснить въ обоихъ случаяхъ молодостью и неопытностью. О другомъ новорожденномъ мальчикѣ, Томѣ Канти, завернутомъ въ нищенскіе лохмотья, говорили единственно только въ семьѣ бѣдняковъ, для которой появленіе его на свѣтъ было само по себѣ непріятнымъ и нежелательнымъ осложненіемъ.