Подъ небомъ Пруссіи
авторъ Генрихъ Гейне (1797—1856), пер. Д. Д. Минаевъ (1835—1889)
Оригинал: нем. «Das alte Geschlecht der Heucheley…» (Deutschland. Ein Wintermärchen, XXVII). — Изъ сборника «Новыя стихотворенія». Источникъ: Д. Д. Минаевъ. На перепутьи. — СПб.: Изданіе книгопродавца-типографа Б. Н. Плотникова, 1871. — С. 252—255..

Подъ небомъ Пруссіи.


(Изъ Гейне.)


[252]

Съ каждымъ днемъ, слава Богу, рѣдѣетъ вокругъ
Поколѣнія стараго племя;
Лицемѣрныхъ и дряхлыхъ льстецовъ съ каждымъ днемъ
Рѣже видимъ мы въ новое время.

Поколѣнье другое ростетъ въ цвѣтѣ силъ,
Жизнь испортить его не успѣла,
И для этихъ-то новыхъ, свободныхъ людей
Пѣть могу я свободно и смѣло.

Эта чуткая юность умѣетъ цѣнить
10 Честность мысли и гордость поэта;
Вдохновенья лучи грѣютъ юности кровь,
Словно волны весенняго свѣта.

Словно солнце, полно мое сердце любви,
Какъ огонь цѣломудренно-чисто;
15 Сами граціи лиру настроили мнѣ,
Чтобъ звучала она серебристо.


[253]

Эту лиру изъ древности мнѣ завѣщалъ
Прометея поэтъ вдохновенный:
Извлекалъ онъ могучіе звуки изъ струнъ
20 Къ удивленію цѣлой вселенной.

Подражать его „Птицамъ“ я пробовалъ самъ,
Ихъ любя до послѣдней страницы;
Изо всѣхъ его драмъ, нѣтъ сомнѣнія въ томъ,
Драма самая лучшая — „Птицы.“

25 Хороши и „Лягушки,“ однако. Теперь
Ихъ въ Берлинскомъ театрѣ играютъ:
Въ переводѣ нѣмецкомъ, они, говорятъ,
Въ наши дни короля забавляютъ.

Королю эта пьеса пришлась по душѣ, —
30 Значитъ — вкусъ его тонко-античенъ.
Къ крику прусскихъ лягушекъ нашъ прежній король
Почему-то былъ больше привыченъ.

Королю эта пьеса пришлась по душѣ,
Но, однако, должны мы сознаться:
35 Если бъ авторъ былъ живъ, то ему бы наврядъ
Можно въ Пруссіи было являться.

Очень плохо пришлось бы живому пѣвцу
И бѣдняжка покончилъ бы скверно:
Вкругъ поэта мы всѣ увидали бы хоръ
40 Изъ нѣмецкихъ жандармовъ навѣрно;

Чернь ругалась бы, право на брань получивъ,
Наглость жалкихъ рабовъ обнаружа,

[254]

А полиція стала бы зорко слѣдить
Каждый шагъ благороднаго мужа.

45 Я желаю добра королю… О, король!
Моего ты послушай совѣта:
Воздавай похвалы ты умершимъ пѣвцамъ,
Но щади и живаго поэта.

Нѣтъ, живущихъ пѣвцовъ берегись оскорблять,
50 Ихъ оружья нѣтъ въ мірѣ опаснѣй;
Ихъ карающій гнѣвъ — всѣхъ Юпитера стрѣлъ,
Всѣхъ громовъ и всѣхъ молній ужаснѣй.

Оскорбляй ты отжившихъ и новыхъ боговъ,
Потрясай весь Олимпъ безъ смущенья,
55 Лишь въ поэта, король, никогда, никогда
Не рѣшайся бросать оскорбленья!..

Боги могутъ, конечно, карать за грѣхи,
Пламя ада ужасно, конечно,
Гдѣ за грѣшные подвиги въ вѣчномъ огнѣ
60 Будутъ многихъ поджаривать вѣчно, —

Но молитвы блаженныхъ и праведныхъ душъ
Могутъ грѣшннкамъ дать искуплепье;
Подаяньемъ, упорнымъ и долгимъ постомъ
Достигаютъ иные прощенья.

65 А когда дряхлый міръ доживетъ до конца
И на небѣ звукъ трубный раздастся,
Очень многимъ придется избѣгнуть суда
И отъ тяжкихъ грѣховъ оправдаться.


[255]

Адъ другой есть, однако, на самой землѣ,
70 И нѣтъ силы на свѣтѣ, нѣтъ власти,
Чтобы вырвать могла человѣка она
Изъ его огнедышащей пасти.

Ты о Дантовомъ „Адѣ,“ быть можетъ, слыхалъ,
Знаешь грозные эти терцеты,
75 И когда тебя ими поэтъ заклеймитъ,
Не отыщешь спасенья нигдѣ ты.

Предъ тобою раскроется огненный кругъ,
Гдѣ невѣдомо слово — пощада…
Берегись же, чтобъ мы не повергли тебя
80 Въ бездну новаго, мрачнаго ада.