Письма из Африки (Сенкевич; Лавров)/XII/ДО
Текст содержит фрагменты на иностранных языках. |
| ← XI | Письма изъ Африки — XII | XIII → |
| Оригинал: польск. Listy z Afryki. — Источникъ: Сенкевичъ Г. Путевые очерки. — М.: Редакція журнала «Русская мысль», 1894. — С. 192. |
Наступили дни суетни, предвѣщающей выступленіе изъ миссіи. «Frère Oscar»[1] запирался въ своей комнатѣ со всѣми нашими пожитками, то-есть съ запасами пищи и товарами, и раздѣлялъ ихъ на тюки, по 30 килограммовъ. Столько всякій «пагази»[2] несетъ на головѣ во время похода. Вьючныхъ животныхъ въ этой части Африки не употребляютъ, да и вообще ихъ здѣсь почти нѣтъ. Во время экспедиціи ихъ замѣняютъ негры. Въ самомъ Багамойо нашлось бы, можетъ-быть, двѣ дюжины ословъ, которыхъ употребляютъ при работахъ на плантаціяхъ; лошадей, насколько я знаю, пара у Сева-Гаджи; верблюдовъ здѣсь совсѣмъ не знаютъ; рогатый скотъ держатъ горбатый, индійской разновидности, такъ называемый зебу. Быки, пожалуй, были бы способны перевозить тяжести, но по своей медленности страшно замедляли бы походъ, привлекали бы львовъ и, въ концѣ-концовъ, неизбѣжно погибли бы отъ укушенія мухи тсе-тсе, которая въ изобиліи водится при всякихъ источникахъ.
Два или три осла были бы не лишними въ караванѣ, — въ случаѣ утомленія, кто-нибудь могъ бы присѣсть на нихъ. Но, прежде всего, они здѣсь очень дороги. Въ Египтѣ цѣна осла нѣсколько десятковъ франковъ, а въ Багамойо она доходитъ до пятисотъ. Дальше, муха тсе-тсе для ословъ почти такъ же опасна, какъ и для воловъ, по ночамъ также нужно сторожить ихъ, а при переправахъ хлопотъ съ ними и не оберешься. Мостовъ, понятно, нигдѣ нѣтъ, черезъ рѣки переѣзжаютъ въ пиро́гахъ или переправляются въ бродъ, нарочно выискивая мѣста мелкія, но съ быстрымъ теченіемъ, — во всѣхъ другихъ крокодилы такъ и кишатъ. И вотъ, гдѣ человѣкъ проходитъ съ большею или меньшею легкостью, осла, который подставляетъ теченію свои бока, вода обыкновенно сноситъ, и въ такомъ случаѣ онъ становится добычей крокодиловъ. Значитъ, нужно несчастныхъ вислоухихъ переправлять при помощи веревокъ, а это занимаетъ не мало времени, если принять въ соображеніе ослиное упрямство.
И такъ, мы рѣшили послѣдовать совѣту брата Оскара и не брать ословъ. Съ черными носильщиками хлопоты были тоже не малые. Офицеръ, который во время обѣда въ миссіи говорилъ, что ему приказано отправиться въ страну У-Загара, дѣйствительно вышелъ на другой день во главѣ двухсотъ солдатъ, при чемъ подъ свои вещи забралъ всѣхъ негровъ, которыхъ могъ найти въ окрестностяхъ, — остальные убѣжали въ лѣсъ. Я видѣлъ этотъ караванъ на городской площади возлѣ нѣмецкаго форта. Солдаты стояли въ рядахъ подъ оружіемъ, а «пагази»[2] лежали живописными группами на выжженой травѣ и ожидали выступленія. Сначала я пожалѣлъ, что не присоединился къ этой экспедиціи, потому что если неграмъ, которыхъ нѣмецкій офицеръ не могъ забрать съ собою, вздумается, ради безопасности, просидѣть въ лѣсу двѣ или три недѣли, то нашимъ непріятностямъ и хлопотамъ конца не будетъ. И дѣйствительно, еслибъ не миссіонеры и не авторитетъ, которымъ въ глазахъ черныхъ пользуется братъ Оскаръ, то мы сѣли бы какъ ракъ на мели. Братъ Оскаръ зналъ секретъ, какъ пробраться къ бѣглецамъ и объяснить, что тутъ дѣло идетъ объ экспедиціи съ друзьями отца Стефана, которые идутъ не на войну и, кромѣ того, хорошо заплатятъ. Благодаря этому объясненію, на другой же день въ миссіи начали появляться черныя фигуры сначала по-одиночкѣ, потомъ цѣлыми кучками. Кто взялъ задатокъ, насколько я помню, полторы рупіи, то-есть около трехъ франковъ, тотъ и считался поступившимъ въ нашъ караванъ. Намъ не грозило разочарованіе, которому подвергается всякій путешественникъ, нанимающій людей въ Занзибарѣ, гдѣ негры берутъ задатокъ и больше уже не показываются.
Братъ Оскаръ зналъ людей и поэтому выбиралъ самыхъ лучшихъ, да, наконецъ, негры, любящіе миссіонеровъ и всегда нуждающіеся въ ихъ покровительствѣ, рѣдко позволяютъ себѣ нарушать свои обязательства по отношенію къ нимъ. Я то и дѣло заходилъ въ келью брата Оскара присмотрѣться къ лицамъ будущихъ своихъ товарищей, чтобы потомъ различать ихъ отъ другихъ черныхъ. Негры, для непривычнаго глаза, всѣ похожи другъ на друга, точно такъ же, какъ и мы для нихъ кажемся похожими другъ на друга. Я, впрочемъ, скоро научился различать ихъ. То были люди изъ страны М’Гуру и У-Зарамо, въ томъ числѣ нѣсколько христіанъ, какъ Бруно, проводникъ каравана, маленькій Тома́ изъ племени людоѣдовъ У-Доэ, сынъ короля Муэне-Пира, о которомъ я говорилъ раньше, и Франсуа, переводчикъ.
Этихъ послѣднихъ легко было отличить по крестикамъ, красующимся на ихъ груди, а у маленькаго Тома́, кромѣ того, передніе зубы были искусственно заострены подпилкомъ: эту особенность, распространенную у людоѣдовъ, онъ вынесъ изъ дома. Брату Оскару работы было по горло. Однѣ закупки припасовъ и разныхъ вещей: походныхъ кроватей, палатокъ, ружей, коленкору и раздѣленіе ихъ на пачки одинаковаго вѣса заняли не мало времени. Притомъ, съ каждымъ негромъ нужно было толковать порознь, уломать его, вручить задатокъ, каждому назначить, что именно ему придется нести. Казалось бы, что если каждый тюкъ вѣситъ ровно тридцать кило, то все равно — какой кому ни нести, а на самомъ дѣлѣ нѣтъ! Негръ выбираетъ себѣ тюкъ, ставитъ на немъ отмѣтку въ знакъ того, что обязанъ нести именно этотъ тюкъ, а не другой, и ему кажется, что онъ унизитъ свое достоинство, если прикоснется къ другому. Къ этому присоединяется и самолюбіе, и наивное тщеславіе: несущіе, напримѣръ, ружья бѣлаго человѣка, его постель, дорожную сумку или какія-нибудь необходимыя вещи считаютъ себя болѣе важными персонами, чѣмъ тѣ, кто несетъ коленкоръ или муку. Переводчикъ — это сановникъ, который если и понесетъ что-нибудь, такъ ужь не меньше ружья или фонаря.
Присматриваясь къ подобному переливанію изъ пустаго въ порожнее, пріобрѣтаешь необходимую для путешественника опытность и терпѣніе, узнаешь черныхъ ближе. Негры болтливы не менѣе египетскихъ арабовъ и при своемъ дѣтскомъ развитіи спорятъ изо всякаго пустяка, ссорятся, смѣются или кричатъ; легко вообразить, какая изо всего выходитъ путаница, въ особенности въ первое время, при организаціи каравана. Нужно очень хорошо знать этихъ людей, чтобы съумѣть удержать дисциплину и, вмѣстѣ съ тѣмъ, не прибѣгать къ тиранству.
Много я удивлялся, глядя на брата Оскара. Въ его обращеніи съ черными не было ни сантиментальнаго пересаливанія, ни свирѣпости. Обращался онъ съ ними весело, фамильярно, раздавалъ отъ времени до времени шлепки и сопровождалъ ихъ шутками, отъ которыхъ черные покатывались со смѣху и повторяли: «О м’буанамъ, м’буанамъ!»[3] Добродушная улыбка не сходила съ лица брата Оскара, но порядокъ онъ поддерживалъ, однимъ взглядомъ прекращалъ споры или излишнюю болтовню. Кто умѣетъ быть веселымъ, не теряя притомъ достоинства, тотъ смѣхомъ и шуткою можетъ всего добиться отъ негровъ, привести ихъ къ чему угодно. Но, очевидно, этотъ способъ хорошъ только для тѣхъ, кто отлично знаетъ мѣстный языкъ. Кто его не знаетъ, тотъ не можетъ отваживаться на остроты, а людей своихъ все-таки нужно держать въ рукахъ, потому что, несмотря на всѣ хорошія стороны негровъ, плохо пришлось бы тому путешественнику, къ которому они не будутъ питать уваженія. Приходится выбирать что-нибудь одно: или водворить слѣпую дисциплину, или сдѣлаться жертвой расходившагося буйства. А такъ какъ и братъ Оскаръ совѣтовалъ намъ держать своихъ людей покороче, то при встрѣчѣ съ ними мы принимали такой олимпійскій видъ, что намъ самимъ хотѣлось смѣяться. А негры съ любопытствомъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и со страхомъ глядѣли на своихъ будущихъ «м’буанамъ Куба»[4] и «м’буанамъ Ндого»[5], съ которыми должны не разставаться цѣлыя недѣли и которые могли оказаться по отношенію къ нимъ или очень добрыми, или очень злыми. Бѣлый человѣкъ, который идетъ съ караваномъ въ глубь страны, въ силу необходимости становится неограниченнымъ повелителемъ своихъ людей, а у каждаго негра въ душѣ коренится убѣжденіе, что во время существованія договора найма онъ — рабъ своего хозяина.
Работа шла быстро, число «пагази»[2] достигло двадцати, и мы могли выступить, когда угодно, но тутъ начали вырастать преграды съ другой стороны. Опасенія войны увеличивались; отъ Виссмана по-старому не было никакихъ извѣстій, вслѣдствіе чего замѣститель его въ Багамойо началъ колебаться — можно ли пустить нашъ караванъ въ глубину края. Для путешественника же разрѣшеніе прибрежныхъ властей положительно необходимо, если не для него самого лично, то, по крайней мѣрѣ, для черныхъ, идущихъ съ нимъ. Пришлось опять ходить, условливаться, объяснять. Еслибъ не имѣющіяся у меня письма изъ Берлина, не знаю, привели ли бы мои объясненія къ желанному результату, потому что замѣститель боялся брать дѣло на свою отвѣтственность. Но письма, вѣроятно, превозмогли опасенія, и, въ концѣ-концовъ, мы получили желанное согласіе. Съ насъ только взяли слово, что мы не пойдемъ въ страны, объятыя войной; да, впрочемъ, съ двадцатью носильщиками мы ни въ какомъ случаѣ не могли бы сдѣлать этого.
Въ нѣмецкихъ владѣніяхъ оружіе подлежитъ сильному контролю; власть заботится о томъ, чтобы оно не переходило въ руки туземцевъ. Ружья клеймятся правительственнымъ штемпелемъ, а кто хочетъ избѣжать этого, тотъ платитъ десять рупій налогу и сто залогу, — послѣдняя сумма возвращается обратно. Штемпелеваніе портитъ стволы, — мы на него не соглашались, и отъ залога насъ освободили, можетъ-быть, по любезности, а, можетъ-быть, вслѣдствіе берлинскихъ писемъ.
Всѣ эти формальности были очень скучны; онѣ имѣли только ту хорошую сторону, что, благодаря долгому пребыванію, мы могли лучше присмотрѣться къ городу и по столкновенію съ людьми точнѣе понять мѣстныя условія. А интереснаго здѣсь много. Напримѣръ, я думалъ, что въ Багамойо, также какъ и во всей Германіи, на стражѣ нѣмецкихъ интересовъ стоятъ бѣлые солдаты, родомъ съ береговъ Эльбы, Шпре или Рейна, а теперь убѣдился, что ихъ вовсе нѣтъ. Можетъ-быть, тѣхъ, которые были, Виссманъ забралъ съ собою, — я, по крайней мѣрѣ, не видалъ въ городѣ ни одного нѣмца, кромѣ унтеръ-офицеровъ и офицеровъ. Рядовые — зулусы и суданцы. Послѣдніе, скованные цѣпями желѣзной европейской дисциплины, скоро преобразовываются въ настоящихъ хорошихъ солдатъ. Мѣстное населеніе (Суагили и У-Зарамо), какъ менѣе надежный элементъ, не призывается на службу. Очевидно, жители Зулуланда и Судана не признаютъ своего родства съ мѣстными жителями, а сдѣлавшись «аскарисами»[6], то-есть солдатами, считаютъ себя за существа безконечно-высшія, имѣющія право презирать бѣдныхъ полунагихъ негровъ окрестностей Багамойо.
Такимъ-то образомъ бѣлые люди захватываютъ Черный материкъ и удерживаютъ его черными руками. Иначе, впрочемъ, и не могло бы быть, потому что подъ этой широтой бѣлый человѣкъ не можетъ вынести тяжести ранца и карабина.
Другая вещь, болѣе важная, которая бросилась мнѣ въ глаза при самомъ пріѣздѣ сюда, это — ничтожность средствъ, при помощи которыхъ удерживается африканское пріобрѣтеніе. Напримѣръ, нѣмецкія владѣнія въ этой сторонѣ Африки значительно превышаютъ размѣры всей Германіи, и все это стережетъ нѣсколько сотенъ черныхъ солдатъ и нѣсколько десятковъ бѣлыхъ офицеровъ. Выйдя за предѣлы Багамойо, можно пройти сотни миль и не встрѣтить ни одного нѣмецкаго солдата. Кое-гдѣ, въ стоянкахъ, разбросанныхъ на громадномъ пространствѣ, стоятъ малые гарнизоны. Страна въ дѣйствительности не занята, а нѣмецкою называется только потому, что ее такъ признали, въ силу договоровъ, европейскія державы. Что касается черныхъ, то они, за исключеніемъ живущихъ въ непосредственномъ сосѣдствѣ съ городомъ, нѣмецкую власть признаютъ постольку, поскольку боятся, что, въ случаѣ непослушанія, придетъ военная экспедиція и накажетъ ихъ. Отсюда является необходимость въ періодическихъ военныхъ экспедиціяхъ, которыя, однако, не всегда утверждаютъ власть бѣлыхъ. Легко понять, что при такихъ условіяхъ многое зависитъ отъ личности человѣка, который управляетъ краемъ, и отъ репутаціи, которою онъ пользуется среди негровъ. Виссманъ, несомнѣнно, соотвѣтствовалъ этимъ условіямъ не только потому, что умѣлъ бить черныхъ въ случаѣ необходимости, но и потому, что съумѣлъ привязать ихъ къ себѣ. «Виссманъ любитъ черныхъ, — говорилъ мнѣ отецъ Стефанъ, — и они это понимаютъ». Благодаря этому, его правленіе, при всей энергіи и даже суровости, не было бездушнымъ. Черные, правда, боялись его, но такъ, какъ дѣти боятся отца, вслѣдствіе чего, по крайней мѣрѣ, въ тѣхъ племенахъ, которыя чаще сталкивались съ нимъ, выработывалось понятіе, что власть его вполнѣ естественна и законна. Очевидно, что такое сознаніе сильнѣе страха передъ штыками.
Но въ минуту, когда я пишу это, Виссманъ пересталъ уже быть главнымъ начальникомъ края, а средства остались такими же скудными, какъ и были, поэтому будущему начальнику предстоитъ трудная задача. Правда, нѣмцы настолько сильны, что при первой надобности могутъ прислать сюда войска сколько нужно, и страны, по всей вѣроятности, изъ рукъ не выпустятъ, но теперешняя скудость средствъ едва ли окажетъ благопріятное вліяніе на ихъ дѣла. Эта экономія очень убыточна, потому что она ведетъ за собою безпрестанныя военныя экспедиціи, питаетъ стремленіе къ сопротивленію, длитъ время чисто-военнаго управленія и отдаляетъ ту минуту, когда край началъ бы вознаграждать за пожертвованія, т.-е. открылся бы для торговли, промышленности и земледѣлія.
Для тѣхъ нѣмецкихъ владѣній, о которыхъ я пишу, время это, вѣроятно, наступитъ еще не скоро. Для нѣмецкой торговли и промышленности страна будетъ представлять интересъ лишь тогда, когда черные цивилизуются и потребности ихъ возрастутъ. Что касается земледѣлія, то надежда, что со временемъ избытокъ нѣмецкаго народонаселенія будетъ направляться въ эту страну, что нѣмецкіе крестьяне начнутъ здѣсь строить дома и взрывать плугомъ землю, — чистѣйшее заблужденіе. Если это и можетъ быть гдѣ-нибудь, то исключительно въ мѣстахъ, близкихъ къ горамъ, съ болѣе холоднымъ климатомъ. Вообще, бѣлый человѣкъ здѣсь не можетъ работать, а о колонизаціи, въ общемъ значеніи этого слова, не можетъ быть и рѣчи. Если земледѣліе и разовьется когда-нибудь въ этой странѣ, то непремѣнно въ формѣ большихъ компаній, въ родѣ существующаго уже Ost-Afrikanische Gesellschaft[7], а на плантаціяхъ кофе, сахарнаго тростника, хлопка и т. д. работа будетъ производиться руками черныхъ. Но времена невольничества миновали, значитъ, земледѣльческія предпріятія должны искать наемныхъ рабочихъ, а это обстоятельство долго еще будетъ служить немаловажнымъ тормазомъ, потому что черные не любятъ труда и не хотятъ трудиться больше, чѣмъ это нужно для ихъ собственныхъ потребностей. Негръ-магометанинъ думаетъ, что трудъ просто-на-просто унижаетъ его. Одни только христіане работаютъ охотнѣе, значитъ, будущее развитіе страны стоитъ въ прямой зависимости отъ развитія дѣятельности миссіонеровъ. Поэтому нѣмцы и не ставятъ никакихъ преградъ миссіямъ, несмотря на то, что онѣ почти исключительно всѣ французскія.
Еще до своего прибытія въ эти страны я не разъ слышалъ и читалъ о жестокомъ обращеніи нѣмцевъ съ черными. Въ этомъ много преувеличенія, — нужно принять во вниманіе, что страна находится подъ чисто-военнымъ управленіемъ. Управленіе суровое, потому что это свойственно нѣмецкому характеру, но вовсе не ставящее себѣ цѣлью истребленіе мѣстной національности. Это было бы даже противно нѣмецкимъ интересамъ, потому что, какъ я говорилъ раньше, будущее развитіе края должно основываться на трудѣ черныхъ, — значитъ, этихъ черныхъ надо жалѣть. Среди нѣмецкихъ офицеровъ, конечно, найдется много людей, не достигшихъ развитія Виссмана, не оживленныхъ духомъ филантропіи, идущихъ впередъ безъ твердо опредѣленной цѣли и не умѣющихъ понять, что къ черному человѣку нельзя предъявлять такихъ требованій, какъ къ европейцу.
Такъ какъ краемъ управляютъ военные люди съ развитыми кулаками, то здѣсь негровъ бьютъ иногда безъ крайней необходимости, иногда черезчуръ сильно, но всегда лишь въ случаѣ сопротивленія. Зато невольничество здѣсь уничтожено и торговля людьми преслѣдуется съ большею энергіею, чѣмъ въ Занзибарѣ, находящемся подъ англійскимъ протекторатомъ. Здѣсь какой-нибудь арабъ не можетъ уже гарцовать по странѣ во главѣ отряда кровожадныхъ оборванцевъ, жечь, грабить, уводить дѣтей и женщинъ въ неволю. А вѣдь прежде это было нормальнымъ порядкомъ вещей, и ни одинъ негръ не зналъ, когда наступятъ его часъ и минута. Точно также прекратились войны разныхъ маленькихъ народцевъ, которые въ прежнее время взаимно уничтожали другъ друга. Если какое-нибудь дикое племя, какъ, напримѣръ, Массаи, и нападетъ на сосѣдей, то сейчасъ же является экспедиція и жестоко наказываетъ за разбой. Вообще безопасность, и личная, и имущественная, теперь гораздо больше обезпечена, чѣмъ во времена владычества арабовъ.
Конечно, положеніе, при которомъ каждый оставался бы при своемъ, болѣе приближалось бы къ идеалу, но несомнѣнно, что еслибъ европейскія государства не забрали и не подѣлили между собою Африку, то это сдѣлали бы арабы, и сдѣлали бы съ гораздо большею жестокостью. Нѣмцы взяли свою часть на основаніи ни большаго, ни меньшаго права, чѣмъ права другихъ, и управляютъ ею не хуже другихъ. Несомнѣнно, они дѣлаютъ много ошибокъ, потому что на этомъ поприщѣ не обладаютъ практикою англичанъ; но нужно признать, что правленіе ихъ, въ сравненіи съ арабскими временами, болѣе благопріятно, если не для теперешнихъ, то для будущихъ поколѣній.
И, однако, несмотря на то, что во главѣ правленія стоялъ человѣкъ, который самъ любилъ черныхъ и умѣлъ ихъ привязывать къ себѣ, — негры все-таки сожалѣютъ объ арабахъ. Во время возстанія Бушири почти всѣ негры перешли на его сторону, и теперь, еслибъ имъ предоставить право выбора, они голосовали бы за арабовъ. Чтобы понять это, нужно знать психологію дикаго человѣка. Безправіе, рабство, жестокость, хотя бы доведенную до крайности, онъ сноситъ, потому что долженъ, когда придется страдать — страдаетъ; но зато при арабахъ онъ отдавалъ себѣ ясный отчетъ въ условіяхъ своей жизни: зналъ что ему угрожаетъ и что не угрожаетъ, за что онъ будетъ наказанъ и что можетъ дѣлать безнаказанно. При столкновеніи съ цивилизаціей дикій человѣкъ утрачиваетъ эту увѣренность. Является право, котораго онъ не знаетъ, законы которыхъ онъ не понимаетъ, предостереженія, къ которымъ не привыкъ, условія жизни, въ которыхъ онъ запутывается. Все это тяготѣетъ надъ нимъ, какъ туча. Онъ знаетъ, что ему грозитъ что-то, но не знаетъ, что именно; знаетъ, что за извѣстныя дѣянія онъ будетъ наказанъ, но не знаетъ за какія именно. Въ концѣ-концовъ онъ теряетъ голову, ошалѣваетъ. Въ немъ зарождается непрестанное безпокойство, подъ вліяніемъ котораго его жизнь становится по истинѣ тяжкою и отъ котораго онъ, въ концѣ-концовъ, чахнетъ, какъ чахнетъ дикая птица, запертая въ клѣтку.
Англичане, которые колонизуютъ давно, считаются съ этою психологіею и умѣютъ считаться; но, однако, и подъ ихъ властью разные дикіе народы вымерли совершенно, не вслѣдствіе преслѣдованія, не по милости уиски и заразительныхъ болѣзней, но, главное, потому, что цивилизація оказалась для нихъ черезчуръ трудною и цивилизованная жизнь черезчуръ сложною. Тасманцы вымерли, кажется, просто отъ нервнаго разстройства. Негры легче освоиваются съ цивилизаціей, чѣмъ другія племена, но и они, столкнувшись съ нею въ первый разъ, также утрачиваютъ внутреннее равновѣсіе и испытываютъ такія страданія, что предпочитаютъ прежнія времена рабства и жестокости.
Нѣмцы въ обращеніи съ черными, вѣроятно, впадаютъ въ бо́льшія ошибки, чѣмъ англичане. Я слышалъ, напримѣръ, что въ Багамойо вышелъ законъ, въ силу котораго негръ, обладающій землею, долженъ записать ее въ канцеляріи. Миссіонеры увѣряли меня, что черные абсолютно не понимаютъ, чего отъ нихъ хотятъ. Тамъ столько пустой земли и собственность такъ неопредѣленна, что переписка эта являлась неосуществимою. Я думаю, что сотни подобныхъ преждевременныхъ законовъ только затемняютъ головы черныхъ и обременяютъ ихъ жизнь.
Недовольство нѣмцами здѣсь очень сильно, хотя миссіонеры и стараются смягчить его. Въ самомъ Багамойо негры демонстративно отвѣшивали арабамъ поклоны въ поясъ и съ презрѣніемъ отворачивались отъ европейцевъ. Дѣлали это они до тѣхъ поръ, пока не вышелъ приказъ, чтобы всякій цвѣтной человѣкъ, не исключая арабовъ, становился во фрунтъ передъ бѣлымъ, хотя бы то былъ простой матросъ. Съ той поры трудно ходить по Багамойо, потому что все населеніе — арабское, негритянское и индійское — встаетъ при видѣ тебя и отдаетъ честь, а когда человѣкъ не привыкъ къ этому, то ему становится невыносимо. Впрочемъ, это не нѣмецкое изобрѣтеніе. Въ Аденѣ я видѣлъ то же самое. Такимъ способомъ пріучаютъ людей цвѣтныхъ расъ считать бѣлыхъ за высшія существа.
Городъ Багамойо не отличается ничѣмъ, даже положеніемъ, потому что не имѣетъ порта и самой маленькой лодки не можетъ подпустить къ берегу. Я думаю, что столицею края скоро сдѣлается Даръ-эсъ-Саламъ, лежащій южнѣе. Багамойо вдвое меньше Занзибара. Дома такіе же, какъ въ Занзибарѣ, коралловые, въ концѣ города негритянская часть съ круглыми хижинами, крытыми тростникомъ. Находящаяся въ разстояніи километра миссія — это одинъ огромный садъ, а въ самомъ городѣ деревьевъ нѣтъ, вслѣдствіе чего жара такая страшная, что днемъ трудно ходить по улицамъ. Единственная достопримѣчательность — домъ, изъ котораго вылетѣлъ Эминъ-паша по возвращеніи Стэнли изъ Ваделаи. Деревянный домъ Виссмана лежитъ у самаго моря. Столбы, на которые опирается постройка, помѣщены во что-то въ родѣ желѣзныхъ вазъ, вышиною въ нѣсколько футовъ, наполненныхъ водою. Благодаря такому пріему, муравьи и термиты не могутъ точить стѣны. Здѣсь нѣсколько разновидностей муравьевъ; самая опасная для деревянныхъ построекъ — это бѣлые, мелкіе муравьи, они выѣдаютъ дерево извнутри, оставляя снаружи пластинку, не толще облатки. Домъ, выточенный такимъ образомъ, можетъ каждую минуту обрушиться на голову жильцовъ. До сихъ поръ не придумано никакого средства противъ этихъ разбойниковъ, которые забираются и въ каменные дома и портятъ разныя вещи. Одинъ изъ сомалійскихъ луковъ, который я купилъ въ Занзибарѣ, муравьи весь выточили въ теченіе сутокъ.
Вообще, насѣкомыя дѣлаютъ жизнь въ Багамойо совершенно невыносимою. Спустя нѣсколько дней послѣ нашего прибытія мѣстные офицеры пригласили меня и моего товарища обѣдать въ свой клубъ. Я готовъ поклясться, что ни одному изъ насъ во всю жизнь не пришлось съѣсть столько мухъ, москитовъ и тому подобныхъ тварей. Рюмка должна быть закрыта, но въ то время, когда ее подносишь ко рту, въ нее ввалятся десятки большихъ и меньшихъ существъ. Надъ столомъ носились цѣлые рои ночныхъ бабочекъ. Длинныя, въ нѣсколько дюймовъ, насѣкомыя, похожія на колосья желтой соломы, ходили по нашимъ плечамъ и головамъ; жуки различныхъ размѣровъ, иногда весьма внушительныхъ, били насъ по лицу и по глазамъ. Въ Африкѣ нужно привыкать къ такимъ мелкимъ неудобствамъ и мы привыкли такъ скоро и хорошо, что позже, когда въ глубинѣ края пришлось спать въ палаткѣ, вовсе не обращали вниманія, ползетъ по тебѣ что-нибудь или нѣтъ. Только бы не скорпіонъ, и то ладно.
Одинъ изъ нѣмецкихъ офицеровъ, поручикъ фонъ-Бронзартъ, очень любезный и образованный молодой человѣкъ, обѣщалъ сопровождать насъ до рѣки Кингани, на одинъ переходъ отъ Багамойо. Служебныя обязанности удержали его на слѣдующій день, но онъ все-таки прислалъ намъ двухъ «аскарисовъ»[6], т.-е. солдатъ, съ веслами и уключинами отъ казенной лодки, находящейся въ М’Тони у переправы.
Братъ Оскаръ окончилъ всѣ свои дѣйствія, и мы могли выступить сейчасъ же.