О скупости (Сюар; Жуковский)

О скупости
автор Жан-Батист-Антуан Сюар, пер. Василий Андреевич Жуковский
Оригинал: фр. De l’avarice // Mélanges de littérature, опубл.: 1805. — Перевод опубл.: 1808[1]. Источник: az.lib.ru со ссылкой на Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах. Т. 10. Проза 1807—1811 гг. Кн. 1. М.: Языки славянской культуры, 2014.

О скупости.

править

Милорд Вортлей Монтегю, бывший посланником в Константинополе, человек умный, с талантами и сведениями, умножил свое богатство расчетливою бережливостью, которая наконец обратилась в совершенную скупость.

Он имел во владении обширные поместья, и первая мысль его всегда была сохранить их в целости для >своих потомков. Сын его, великий чудак[2], который в молодости бежал из университета для того, чтоб сделаться — трубочистом, а в совершенных летах, оставя отечество, надел чалму и записался в магометане, превзошел расточительностью своею скупость отца и нажил более ста тысяч фунтов стерлингов долгу. Милорд, опасаясь, чтоб все прекрасные планы его, в рассуждении целости земель, не были уничтожены, лишил безрассудного сына своего наследства, хотя любил его очень нежно.

Скупость его была некоторым образом приведена в политическую систему. Он только тогда принимал живое участие в делах государственных, когда имел надежду увеличить доброту и цену своих владений; будучи парламентским членом, он требовал настоятельно учреждения национальной милиции, которая казалась ему силою благодетельною, необходимою для сбережения помещичьих земель от хищничества и незапного нападения неприятелей.

Его духовная представляет нам с этой стороны превосходный образец тонкости. Лишив наследства сына, укрепляет он все принадлежавшие ему поместья графине Бют, своей дочери, но с тем, чтобы они достались не старшему, а среднему ее сыну. Какое ж имел он намерение? Хотел, чтобы наследники его, милорд и милади Бют, принуждены были, для приведения в равновесие фортуны старшего сына своего с фортуною младшего, откладывать некоторую часть из годового дохода и, следовательно, могли бы привести в лучшее состояние свои поместья. Известно, что он не мог смотреть прямо в глаза тому из сыновей милорда Бюта[3], которого назначил по себе наследником.

Сколько размышлений представляют уму сии тонкие расчеты безрассудной страсти! Например, чрезмерное беспокойство какого-нибудь Гарпагона об участи своих поместьев в то время, когда и памяти его не останется в потомстве, не объясняет ли в наших глазах чрезмерной привязанности к славе, которая сама по себе есть чувство более естественное? Кто не уважает человеческого мнения? И удовольствия, доставляемые нам воображением, ужели менее существенны тех удовольствий, которые доставляют нам чувства? Потомки и люди, отделенные от нас большим пространством — одно и то же: хорошее мнение тех и других должно иметь в глазах наших одинакую цену.

Тем моралистам, которые почитают пружиною всех наших действий какую-нибудь пользу, близкую или отдаленную, совсем неизвестно человеческое сердце. Не будучи намерены разрешать сей трудной задачи, мы ограничим себя одним феноменом скупости. Желание иметь некоторые преимущества в жизни произвело в нас привязанность к деньгам; после мы полюбили деньги единственно для того, что они — деньги; наконец, для сбережения денег начали отказывать себе в тех самых наслаждениях, которые одни придают им в глазах наших истинную цену. Первый охотник искал дичины; теперь охотник любит одну охоту и совсем не заботится о дичине.

Скупость, по моему мнению, совсем не естественна дикому: она, как и другие страсти, произведена общежитием, неразлучна с заботами о будущем, которых не знает дикарь: он ищет одних наслаждений настоящих; за бутылку вина продает свою постель, не думая о том, что она понадобится ему завтра.

Вот любопытная черта скупости: милорд Бют, великий скупец, будучи на одре смерти, велел позвать к себе генерала Пюльтнея, своего брата, истинного Гарпагона; подал ему ключи от своих сундуков и начал вычислять перед ним свои сокровища. «Не можешь ли ты, — сказал ему генерал, — отдать своих ключей и сундуков кому-нибудь другому? Я стар, болен и не имею нужды в твоем богатстве». «Я старее тебя, — отвечал милорд, — болен, при смерти и еще менее имею нужды в богатстве».

Эта страсть весьма разнообразна в своих причинах и действиях. Есть много скупых по привычке, а не по страсти: они собирают червонцы, как все любители древностей медали. Случай или каприз вселил им в голову эту охоту; навык сделал ее приятною; наконец она обратилась в важнейшее дело жизни.

По словам Дюкло[4] — скупость, из всех страстей, самая низкая, не есть еще самая несчастная. Многие утверждают то же; но это мнение противно опыту всех времен и всех народов. Латинское слово miser (жалкий) означало у римлян скупого; оно сохранилось у англичан и отвечает итальянскому misero.

Бедный — говорит Сенека[5] — терпит недостаток во многом, скупец во всем. Будучи бесполезен для других и в тягость самому себе, он может сделать одно только доброе дело — умереть! Скупец, говорит Шарон5, несчастнее нищего, так точно, как ревнивый муж несчастнее — рогоносца. По словам Квеведо6, скупец есть человек, знающий, в котором месте зарыто сокровище.

Скупец, подобно набожному, может находить в своих пожертвованиях некоторое удовольствие, но ему, как и всем, должно быть неприятно сидеть в нетопленной комнате зимою или отказывать себе в бульоне, когда он болен; скупой охотно согласился бы иметь и теплую комнату, и здоровую пищу, и хорошее платье, когда бы они — не стоили денег.

Что такое скупость? Произвольная нищета, соединенная с заботами и презрением.

Всякая страсть, неразлучная с робостью, низка и несчастна, а скупость еще отвратительнее: она умерщвляет в нас самые благородные и человеколюбивые склонности.

Хотите ли назначить ту степень, которую скупость должна занимать между другими пороками? Она единственный порок, несовместимый с великостью, благотворительностью, великодушием, человеколюбием, доверенностью и откровенностью, с прямою любовью и прямою дружбою, с нежностью родительскою и привязанностью сыновнею. Какая же добродетель останется для скупого; какое счастье для человека, не способного иметь ни одной добродетели?

Были знаменитые злодеи, но я не знаю, бывал ли хотя один скупец человеком знаменитым — это мнение госпожи Ламбер7 опровергается примером Мальборуга8, привязанного к славе, но еще более привязанного к богатству. Сей знаменитый полководец не стыдился никакой низости для удовлетворения презренной своей страсти. Один человек, имея нужду в покровительстве Мальборуга для получения некоторого прибыльного места, осмелился ему сказать: «Милорд, вот тысяча гиней, которые оставлю на ваше расположение; с своей стороны, обещаюсь быть скромным». «Дай две тысячи, — отвечал герцог, — и позволяю тебе рассказывать об этом кому угодно».

Накануне Гохштетской победы, принц Евгений9 пришел к нему в палатку и целый вечер рассуждал с ним о плане сражения. По выходе принца Мальборуг кликнул своего камердинера и сделал ему жестокий выговор за то, что он зажег четыре свечи, когда довольно было и двух.

Скупость Мальборуга вошла в пословицу. Лорд Петерборуг10, один из самых храбрых и самых великодушных людей на свете, встретился на улице с нищим, который, прося у него подаяния, называл его милордом Мальборугом. — «Я Мальборуг? В доказательство, что ты ошибся, даю тебе гинею».

Вот другая странность: я знал в своей молодости человека, в котором скупость соединена была со всеми общественными и семейственными добродетелями. Он был хороший господин, супруг, отец и даже хороший друг; находясь при должности, исполнял ее благоразумно и с самою строгою справедливостью; будучи бережлив в самых мелочах относительно к самому себе, любил, чтобы жена его одевалась прилично своему состоянию; не жалел ничего необходимого для образования своих детей — сына и дочери — но в этом необходимом соблюдал самую верную определенность и точность. В тридцать лет не прибавил он ни копейки к той сумме, которую обязаны были ему платить откупщики за наем принадлежавшей ему земли, хотя все цены земель удвоились в течение этого времени, но требовал, чтобы они приносили ему плату в назначенный день и час, и в случае неустойки отнимал у них без всякой милости аренду.

Он охотно давал взаймы деньги, если должник был верен, и никогда не соглашался брать более четырех процентов, несмотря на то, что законом назначено было пять. Если капитал мой не пропадет, говорил он, то я доволен и четырью; земля приносит мне гораздо менее доходу.

Одному из коротких его друзей, не очень расчетливому в делах своих человеку, понадобилось на самую крайнюю нужду 6000 ливров; он приходит к своему другу и просит денег. «Я знаю твою расточительность, — отвечает скупой, — и совесть будет меня мучить, если отдам тебе деньги, приготовленные на приданое моей дочери». «Вот бриллиантовая нитка, — говорит ему друг, — жена позволила мне ее заложить, но ростовщик, у которого я просил денег, хочет, чтобы я платил по одному с половиною процентов в месяц — это ужасно!» — «Оставь у меня свои бриллианты, — сказал скупой, — и возьми 6000 ливров без процентов. Теперь не могу опасаться, чтоб мои деньги пропали; и так как эта сумма лежала бы у меня в сундуке без всякого употребления, то было бы несправедливо думать о выгоде, когда могу услужить своему другу без всякого для себя наклада».

Я знал одного банкира, богача, пышного и чрезмерно скупого; он обыкновенно ходил в шитом кафтане; на каждом пальце имел по три перстня, и — по вечерам горели у него сальные огарки. Один раз в год давал он великолепный пир своим знакомым и в остальное время — довольствовался двумя блюдами, очень дурно изготовленными. Он имел правилом не проживать более половины годового дохода, но если случалось, что месячные издержки его, по какой-нибудь прихоти, превосходили назначенную сумму, обращался он с своею шкатулкою как с жидом, отдавал ей под заклад перстень, золотую табакерку и тому подобное; занимал у самого себя нужные деньги по десяти процентов на сто и в назначенный срок вносил непременно и капитал, и проценты.

Граф Плело11, молодой человек, отменно любезный и умный, проиграв большую сумму денег на честное слово, принужден был прибегнуть к своему дяде, который, несмотря на свою чрезмерную скупость, любил его очень нежно. Тронутый отчаянием своего племянника, скупец согласился ему помочь. Через несколько месяцев молодой граф приносит деньги. Дядя рассердился. «Безрассудный! — сказал он. — Зачем напоминаешь мне о моей глупости? Я позабыл об ней! Если опять отважишься сказать мне хотя одно слово об этих деньгах, то мы расстанемся навеки». Надобно признаться, что это — совсем необыкновенная черта скупости.

Какое выведем следствие из сих замечаний, по-видимому, несогласных, одно другое опровергающих? Не то ли, что свойство человеческого сердца есть гибкость; что нет ни одного чувства, которое не могло бы в нем иметь места и быть в согласии с другими, самыми разнородными и ему противными?

Сюар

Примечания

править

Автограф неизвестен.

Впервые: ВЕ. 1808. Ч. 38. № 8. Апрель. С. 261—271 — в рубрике «Литература и смесь», с указанием источника в конце: Сюар. В прижизненных изданиях отсутствует. Печатается по тексту первой публикации. Датируется: не позднее первой декады апреля 1808 г.

Источник перевода: Suard J. В. A. De l’avarice [О скупости] // Mélanges de Littérature. Publiés par J. B. A. Suard. T. 3. Paris, 1805. P. 316—328.

Еще один перевод из сборника «Литературная смесь» Ж. Б. А. Сюара, из которого Жуковский перевел для ВЕ ряд произведений (см. комментарий к рассказам «О дружбе», «О выгодах славы» в настоящем томе). Рассказ «О скупости» является развитием мыслей Жуковского о «светском» нравственном воспитании, программных для журнала. Как и другие рассказы Сюара, он органично соединяет занимательность повествования, идеи моральной практической философии и зарисовки нравов.

Перевод «О скупости» Жуковский насытил морально-психологическими афоризмами и максимами из авторов, входивших в круг его чтения, стремясь придать анекдотической основе более обобщенный смысл. Нравственный вывод исследования скупости как страсти, уничтожающей самые важные, по мнению писателя, добродетели («Она единственный порок, несовместимый с великостью, благотворительностью, великодушием, человеколюбием, доверенностью и откровенностью, с прямою любовью и прямою дружбою, с нежностью родительскою и привязанностью сыновнею»), не заслоняет, однако, разностороннего видения человеческой личности, раскрывающегося в целой галерее колоритных психологических портретов знаменитых людей. В контексте журнала она дополнится образами других эксцентриков из рассказов «Бомарше в Испании» (1808. № 3), «Анекдоты из жизни Иосифа Гайдена» (1810. № 11), «Чудаки» (1810. № 13—14) и др.

  1. Впервые — в журнале «Вестник Европы», 1808, ч. XXXVIII, № 8 с указанием источника в конце: «Сюар» и без подписи.
  2. Сын его, великий чудак…Эдвард Уортли Монтегю (1713—1776), английский писатель, долго жил в Португалии, потом в английских колониях; служил наездником в цирке, был землепашцем и почтальоном; в Париже попал в руки проходимцев и был заключен в тюрьму, вернувшись в Англию, был выбран в палату общин, но вскоре уехал на Восток и, поселившись в Константинополе, принял ислам.
  3. …милорда Бюта… — Джон Стюарт Бьют (1713—1792), английский общественный деятель, граф, воспитатель принца Георга, царствовавшего впоследствии под именем Георга III. При нем занимал сначала пост статс-секретаря, а после падения герцога Ньюкастльского стал первым министром. Заключение мира с Францией в 1762 г., введение новых налогов, постоянная поддержка одних лишь тори — все это сделало его настолько непопулярным, что в 1763 г. он вынужден был подать в отставку.
  4. По словам Дюкло… — Шарль Пино Дюкло (1704—1772), французский историк, королевский историограф, автор моралистических произведений. Изречение взято из его «Рассуждения о нравах сего века» (1749).
  5. …говорит Сенека… — Луций Анней Сенека (4 до н. э. — 65 н. э.), известный римский философ, моралист, оратор и драматург. Афоризм, о котором идет речь, принадлежит Публию Сиру (I в. до н. э.), римскому драматургу и актеру родом из Сирии. Под его именем дошел сборник моральных сентенций, составленных в I в. н. э.

5 …Шарон… — Арман Жозеф де Бетюн дюк де Шаро (1738—1800), известный французский филантроп и писатель.

6 …Квеведо… — Франсиско де Кеведо (1580—1645), знаменитый испанский писатель-сатирик.

7 …госпожи Ламбер… — Anne-Thérèse де Marguenat de Courcelles, в браке мадам де Ламбер, маркиза де Сен-Брис, известна как маркиза де Ламбер (1647—1733), французская писательница, хозяйка знаменитого салона, прославившегося как храм приличия и хорошего вкуса.

8 …Мальборуга… — Джон Черчилль Мальборо (1650—1722), позже граф и герцог Мальборо, знаменитый английский полководец и государственный деятель.

9 Н акануне Гохштетской победы, принц Евгений… — В ходе войны за испанское наследство возведенный в сан герцога Мальборо вместе с принцем Евгением Савойским разбил французов и баварцев при Бленгейме (Гохштедте) 13 августа 1704 года. Евгений Савойский (1663—1736), принц кариньянский, маркграф Салуццо, австрийский генералиссимус, прославился победами над Османской империей и удачами в войнах за испанское и польское наследство.

10 Лорд Петерборуг… — Карл Мордаунт Петерборо (1658—1755), английский полководец, участвовал в войне за испанское наследство, состоял посланником при венском и разных итальянских дворах.

11 Граф Плело… — Луи-Роберт-Ипполит де Бреган Плело (1699—1734), французский дипломат и писатель, в молодости служил в армии.

В. Киселев