Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Хозяин и гость/ДО

Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши — Хозяинъ и гость
авторъ Евгеній Петровичъ Карновичъ

Источникъ: Карновичъ Е. П. Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши. — СПб.: Типографія Ф. С. Сущинскаго, 1873. — С. 296.

Старинная Польша отличалась гостипріимствомъ. «Гость въ домъ, Богъ въ домъ» — говоритъ одна польская пословица. Принять въ своемъ домѣ гостя и отпустить его отъ себя вполнѣ довольнымъ, взявъ съ него обѣщаніе пріѣхать снова было для поляковъ прежняго покроя однимъ изъ высшихъ наслажденій.

Чтобы какъ можно яснѣе выразить это чувство, сродное впрочемъ всему славянскому племени, одинъ богатый шляхтичъ приказалъ на своемъ домѣ сдѣлать слѣдующую надпись: «для пріятелей, земляковъ и соотчичей и во славу Бога построилъ я этотъ замокъ». Недостаточно было, однако, только накормитъ заѣзжаго гостя, нужно было умѣть напоить его. Не будемъ удивляться, что страсть пить была необыкновенно развита въ Польшѣ; это было, впрочемъ, не пьянство, а удалыя попойки въ пріятельскомъ кругу. Быть самому крѣпкоголовымъ и споить своихъ гостей считалось въ прежнее время у поляковъ однимъ изъ главныхъ условій радушнаго пріема. Люди, умѣвшіе лихо пить, пріобрѣтали себѣ почетную извѣстность. Въ этомъ искуствѣ были своего рода конкурсы и преміи. Такъ, въ началѣ царствованія Августа II, воевода равскій Валицкій велѣлъ сдѣлать огромный серебряный кубокъ, осыпалъ его драгоцѣнными каменьями и объявилъ по всей Польшѣ и по всей Литвѣ, что тотъ, кто выпьетъ разомъ этотъ кубокъ, вмѣщавшій въ себѣ гарнецъ, тотъ получитъ его въ подарокъ, но что тотъ кто возьмется за это, и этого не исполнитъ, вмѣсто кубка, получитъ 50 батоговъ. Множество гостей-конкурентовъ пріѣзжали въ воеводѣ; иные посмотрятъ на кубокъ, пошепчутся между собой, поѣдятъ, попьютъ у воеводы, да и съ Богомъ домой: нечего напрасно и искушать себя. Но были и такіе, которые уѣзжали отъ воеводы, увозя съ собою, вмѣсто кубка, память о полсотнѣ батоговъ и сознаніе своей немощи. Были наконецъ и такіе, которые разставались съ гостепріимнымъ хозяиномъ, не по полученіи отъ него 50-ти, но цѣлой сотни батоговъ, потому что, жадно посматривая на дорогой кубокъ, они принимались за него два раза, и каждый разъ исполненіе обоюдныхъ условій оканчивались батогами. Чтобы не сдѣлать расправу позорною въ глазахъ братьи-шляхты, воевода приказалъ вырѣзать на кубкѣ надпись: Volenti non fit injuria^[1] въ томъ смыслѣ, что въ полученіи пятидесяти батоговъ, по своему собственному согласію, нѣтъ ничего предосудительнаго для шляхтича. Прошелъ годъ въ такихъ напрасныхъ попыткахъ. На другой годъ явился изъ Литвы одинъ удалецъ и успѣлъ увезти кубовъ съ собою.

Позднѣе Валицкаго, Адамъ Малаховскій, этотъ образецъ благородства и рыцарства, поставилъ себѣ въ обязанность упаивать своихъ гостей, но онъ упаивалъ ихъ до того, что всѣ наконецъ стали объѣзжать мимо радушнаго хозяина. Нѣсколько гостей были жертвою его дружескаго пріема и улеглись на кладбищѣ въ имѣніи Малаховскаго. Если нужно было кому нибудь непремѣнно видѣть Малаховскаго, то они предварительно вступали съ нимъ въ переговоры о количествѣ, которое должно быть выпито въ его домѣ, и брали отъ него особыя въ этомъ случаѣ подписки. Малаховскій былъ честенъ, и слѣдовательно на него можно было положиться, но только трудно было добыть отъ него такое обязательство. Притомъ слуги, которые посылались къ Малаховскому для подобныхъ переговоровъ, были опаиваемы имъ въ теченіе нѣсколькихъ дней, и поэтому паны, желавшіе видѣть Малаховскаго, должны были жить въ его сосѣдствѣ иногда очень долго, поджидая возвращеніе своихъ загулявшихъ посланцевъ.

На большихъ пирахъ и на пріятельскихъ сходкахъ дѣло обыкновенно оканчивалось тѣмъ, что сперва гостей, одного за другимъ, а потомъ и самого хозяина выносили изъ-за стола въ безпамятствѣ и укладывали на постели, другіе предупреждали такіе выносы тѣмъ, что сами спускались подъ столъ и тамъ оставались покуда не приходили въ себя.

Такая страсть въ выпивкѣ еще въ началѣ XVIII вѣка существовала и у насъ; стоитъ только заглянуть въ дневникъ гольштинскаго камеръ-юнкера Берхгольца, чтобъ видѣть, какъ славно пили при дворѣ Петра I, какъ онъ заставлялъ пить и пословъ, и придворныхъ дамъ, а для того, чтобы никто не могъ уклоняться отъ этого, ставилъ въ дверямъ военный караулъ.

У поляковъ угощеніе и попойка, кромѣ значенія ихъ какъ проявленія гостепріимства, имѣли еще политическую важность. Магнаты поддерживали свое вліяніе среди мелкой шляхты, кормя ее и поя на свой счетъ. Такъ извѣстный Карлъ Радзивилъ, имѣвшій прозваніе «Panie Kochanku», пріѣзжая на сеймикъ въ Новогрудокъ, обѣдалъ два раза, сперва ѣлъ съ мелкою шляхтою рубцы (фляки) и крупничекъ, а потомъ обѣдалъ во второй разъ съ значительными шляхтичами. Для такихъ угощеній убивали на счетъ Радзивила ежедневно двухъ воловъ.

Конечно, это было злоупотребленіе гостепріимства людьми сильными, но задушевное польское радушіе встрѣчалось въ среднемъ кругѣ, у не слишкомъ важныхъ шляхтичей. Туда сбирались толпы гостей, обыкновенно къ имянинамъ хозяина и хозяйки.

Въ первой половинѣ прошлаго столѣтія самые богатые поляки жили очень просто. Первые роскошные замки, въ итальянскомъ вкусѣ, стали являться у подольскихъ и волынскихъ магнатовъ, вслѣдствіе открытія русскимъ оружіемъ торговли на берегахъ Чернаго моря; туда изъ своихъ помѣстій стали отправлять хлѣбъ и пшеницу польскіе паны и оттуда стали получать большія деньги. Въ прежнее же время было не такъ. Вмѣсто англійскихъ садовъ, которыми зажиточные паны стали окружать свои жилища, стояло обыкновенно передъ помѣщичьимъ домомъ нѣсколько липъ; иногда передъ домомъ было озеро или прудъ, и по берегамъ ихъ были посажены гряды табаку, капусты, свекловицы и иныхъ овощей. Между домомъ и липовыми аллеями росли махровыя розы, сирень и маргаритки. Къ одной изъ сторонъ дома, противоположной главному фасаду, примыкалъ обширный дворъ, и часть его была засѣяна макомъ и анисомъ. Заборъ дѣлали изъ высокаго дубоваго частокола; за внѣшней стороной забора былъ широкій выгонъ, который большею частію замыкался полукругомъ хатъ. На дворѣ былъ панскій домъ, иногда, смотря по состоянію хозяина, и на каменномъ фундаментѣ; подлѣ дома была кухня и особыя избы для гостей, нарочно выстроенныя заботливымъ хозяиномъ. Напротивъ кухни устроивался амбаръ; въ немъ хранились водка, солонина, ветчина и прочее. Годовые запасы амбара истреблялись иной разъ совершенно въ нѣсколько дней пріѣхавшими гостями, которымъ ни въ чемъ не было отказа.

У воротъ устроивались голубятня и коптильня.

Но прежде, чѣмъ намъ удастся побывать въ палатахъ магната, посмотримъ жилище, довольно зажиточнаго шляхтича. Домъ его, если только онъ былъ довольно великъ, слылъ въ околодкѣ подъ громкимъ именемъ замка. Надъ крыльцомъ висѣлъ гербъ владѣльца. Крыша дома была высока и покатиста; подъ нее обыкновенно ссыпалась мука.

Съ крыльца гости входили въ просторныя сѣни, отопляемыя зимой; тамъ, если не было въ домѣ гостей, сидѣла прислуга, занимаясь весьма-часто приготовленіемъ неводовъ. Изъ сѣней гости входили прямо въ гостиную; надъ дверьми, ведшими въ эту комнату, висѣлъ образъ или Борунской, или Ченстоховской, или Остробрамской Божіей Матери. Въ этомъ лучшемъ покоѣ всего дома мебель состояла изъ двухъ дивановъ, дюжины стульевъ, обитыхъ простой холстиной, окрашенной въ клѣточки, изъ двухъ столиковъ и одного комода, окрашенныхъ черною краской. На окнахъ были кисейныя занавѣски, надъ каминомъ было вдѣлано зеркало, а на стѣнахъ висѣли изображенія святыхъ, портреты королей, особенно Августа III, весьма разошедшіеся по всей Польшѣ, и фамильные портреты, писанные неприхотливою кистью мѣстнаго художника, всѣ на одинаковый образецъ, какъ бы для подтвержденія фамильнаго единства ихъ оригиналовъ.

Изъ гостиной одна дверь вела въ спальню, назначенную для самыхъ почетныхъ гостей. Тамъ стояли двѣ широкія лавки съ сѣнниками, закрытыми коврами домашней работы, два дубовыхъ стола, ничѣмъ не покрытые; на одномъ изъ нихъ стояла туалетка съ шашешницею, на другомъ — деревянное распятіе; въ этой комнатѣ было еще шесть стульевъ, а на стѣнѣ висѣлъ образъ. Одинъ изъ двухъ входовъ въ эту комнату былъ обыкновенно запертъ и отпирался только передъ тѣми гостями, которымъ хозяинъ дома оказывалъ особенную честь, помѣщая ихъ на ночлегъ въ этой, а не въ другой комнатѣ. За перегородкою этой комнаты стояла кровать самаго хозяина подъ шерстянымъ или ситцевымъ пологомъ; надъ нею обыкновенно висѣлъ образъ, переходившій посредствомъ благословеній, отъ одного поколѣнія къ другому въ родѣ хозяина. Подъ образомъ была прилѣплена свѣча, называемая у поляковъ громница^[2], освящаемая въ праздникъ Срѣтенія Господня и даваемая въ руки умирающимъ; подъ образомъ же висѣла въ кувшинчикѣ святая вода съ кропиломъ, нѣсколько вербъ и вѣнковъ, сдѣланныхъ для католическаго праздника «Божьяго Тѣла». У хозяйской постели стоялъ большой столъ, покрытой иногда сукномъ, иногда скатертью; на этомъ столѣ было поставлено распятіе, съ которымъ во время грозы бѣгалъ мальчикъ кругомъ дома, спасая его отъ ударовъ молніи.

Сѣни отдѣляли столовую отъ гостиной. Въ столовой находился столъ, за которымъ могло помѣститься сорокъ человѣкъ; кругомъ стола были лавки, обитыя зеленымъ сукномъ. Въ столовой были часы съ кукушкой и шкапъ для буфета.

Вотъ всѣ главныя комнаты хозяина; въ особой сторонѣ дома находились спальни для его жены и дѣтей, не отличавшіяся своимъ убранствомъ и мебелью отъ прочихъ покоевъ.

Гости, пріѣзжавшіе къ пану, останавливались, смотря по личной своей важности, или въ домѣ самого хозяина, или въ домѣ его эконома, или въ избахъ, нарочно устроенныхъ для гостей; въ случаѣ же большого прилива гостей, молодежь размѣщалась по крестьянскимъ избамъ. Въ гости ѣздили не только на нѣсколько дней, но и на нѣсколько недѣль, съ цѣлыми семьями. Покуда гости оставались у пригласившаго ихъ, хозяинъ каждый день обходилъ или объѣзжалъ своихъ гостей, если они останавливались у эконома или въ деревнѣ; онъ это дѣлалъ для того, чтобы пожелать имъ добраго утра. Хозяинъ большею частію будилъ гостей, потому что по старопольскимъ обычаямъ не годилось, чтобъ гости вставали раньше хозяина; обязанность хозяина была какъ можно болѣе быть внимательнымъ и предупредительнымъ въ своимъ гостямъ.

Въ то же время хозяйка навѣщала гостей женскаго пола, разославъ имъ передъ этимъ кофе съ обильнымъ количествомъ бѣлаго хлѣба и со сливками, ею самою вскипячеными.

Посѣщеніе гостей хозяиномъ и хозяйкою происходило очень рано, часовъ въ 6 или 7; около полудня гости собирались въ хозяйскій домъ. Хозяинъ встрѣчалъ каждаго гостя въ сѣняхъ и провожалъ къ женѣ. Почетъ отъ хозяина всѣмъ гостямъ былъ одинаковъ; но за то уже сами гости старались выразить или свое старшинство, или свою малость передъ хозяиномъ. Поэтому, когда послѣдній всѣмъ своимъ гостямъ безъ различія только кланялся, гости, соображаясь съ своимъ собственнымъ значеніемъ, цѣловали хозяина или въ плечо, или въ колѣно. Входя въ гостиную, всѣ мущины подходили къ ручкѣ сперва къ хозяйкѣ дома, потомъ къ ея дочерямъ, а потомъ и ко всѣмъ дамамъ.

Когда всѣ гости собирались, то слуга приносилъ водку и закуску; хозяинъ снималъ саблю и говорилъ: «господа, прошу быть гостями!» Вслѣдъ за хозяиномъ всѣ гости снимали сабли и ставили ихъ по угламъ; но если въ это время являлся сенаторъ, или другой какой нибудь знатный сановникъ, то всѣ снова надѣвали свои сабли и выходили вмѣстѣ съ хозяиномъ на встрѣчу ясновельможному гостю. Особенно-важныхъ гостей хозяинъ дома, со всѣми своими гостями, встрѣчалъ на границахъ своихъ владѣній; такому гостю всѣ встрѣчавшіе кричали: «виватъ!», называя его красою своего околодка. Всѣ сходили съ коней, даже въ самый глубокій снѣгъ; то же самое дѣлала и встрѣчаемая знатная особа, не смотря на просьбы встрѣчающихъ, чтобъ ясновельможный не безпокоился и не вылѣзалъ изъ саней. Такія встрѣчи продолжались иногда нѣсколько часовъ, потому что знатный гость обходилъ всѣхъ встрѣтившихъ его шляхтичей и цѣловался съ каждымъ, а потомъ ужъ садился не въ сани, а на коня. Послѣ того высшей степенью вѣжливости было опередить такого гостя и встрѣтить его всею ватагой у крыльца хозяйскаго дома.

По прибытіи знатнаго гостя хозяинъ уже не снималъ сабли, а ожидалъ, покуда это сдѣлаетъ почетный посѣтитель, и только тогда предлагалъ прочимъ гостямъ поставить по угламъ свои сабли; но чуть только старшій гость брался за саблю, какъ всѣ кидались по угламъ, чтобъ надѣть свои сабли.

По прибытіи всѣхъ гостей и по принесеніи водки, хозяинъ наливалъ первую рюмку и самъ выпивалъ ее (обычай этотъ и донынѣ сохраняется въ польскихъ домахъ) и потомъ рюмку вмѣстѣ съ бутылкою передавалъ самому почетному гостю, этотъ слѣдующему и такъ далѣе. Послѣдній изъ гостей, пившій водку, наливалъ рюмку слугѣ, который, опорожнивъ ее тутъ же, уносилъ водку. Тогда всѣ принимались за копченое. Но если среди гостей былъ ксендзъ, то питіе водки начиналось съ него, хотя бы въ числѣ гостей и былъ сенаторъ. Послѣ закуски, поджидая обѣда, садились играть въ карты; обыкновенно играли въ марьяжъ по злоту.

Неигравшіе мужчины толковали о сеймахъ, о послахъ, женщины толковали о хозяйствѣ и рукодѣліяхъ; сплетничали въ ту пору довольно рѣдко.

Около втораго часу входилъ человѣкъ съ салфеткою на плечѣ и докладывалъ тихо хозяину, что столъ готовъ, а хозяинъ, обращаясь въ своей женѣ, громко говорилъ ей: «проси такого-то въ столу!» Разумѣется, избирался для этого самый почетный гость. Тогда мужчины брали дамъ подъ руку и шли въ столовую. Всѣ садились за столъ, кромѣ хозяина, который переходилъ отъ гостя въ гостю, предупреждая желаніе каждаго.

Во время обѣда старые слуги имѣли право вмѣшиваться въ разговоры хозяина и гостей, особенно если рѣчь шла объ умершихъ панахъ. Послѣ перваго кушанья, начиналось угощеніе виномъ и медомъ изъ малаго круговаго бокала. Обѣдъ былъ продолжителенъ; въ числѣ прочихъ блюдъ подавали: борщъ, росолъ, говядину съ хрѣномъ, рубцы съ инбиремъ, утокъ съ капорцами, индѣекъ съ миндальной подливкой, каплуновъ и тетеревей со свеклою, и разную жареную дичь. Эти блюда перемѣшивались щуками, приготовленными подъ шафраномъ, карпами, поджаренными въ меду, ершами и селявой (родъ ряпушки), подправленной гвоздикой и мускатомъ. У большихъ пановъ, кромѣ этого, подавали медвѣжьи лапы съ вишневымъ соусомъ, бобровые хвосты съ икрой, лосьи ноздри съ грибами, печеныхъ ежей, сернъ, поджаренныхъ съ фисташками, и кабаньи головы.

У магнатовъ только для важныхъ гостей былъ во время обѣда токай, для простой же шляхты и молодежи подпивокъ, рѣдко медъ, на томъ основаніи, что простые и молодые желудки не требуютъ поддержки. Послѣ обѣда хозяинъ приглашалъ гостей помолиться Богу. Чубатыя головы пожилыхъ гостей благоговѣйно склонялись на широкія воловьи груди, и старое поколѣніе набожно шептало молитву, но молодежь около того времени уже начинала шаркать ногами, а нѣкоторые изъ среды ея, жалѣя недопитаго, спѣшила опорожнить стоявшіе передъ ними кубки и рюмки. Поѣвши хорошенько, всѣ распускали пояса.

Послѣ обѣда молодые паны и паничи, а также панны и паненки пускались въ танцы. У старинныхъ поляковъ, до введенія вальсовъ, экосезовъ и т. д., были дзигунъ, гайдукъ, цыганка, подолянка и проч., замѣненныя потомъ мазуркой, краковякомъ и обертасомъ. Но пока молодежь плясала, пожимая другъ другу ручки, паны тоже не теряли времени, у нихъ начиналась настоящая польская попойка. Подгулявши, они принимались пѣть хоромъ извѣстную польскую пѣсню: «Kociubruche» и когда доходили до словъ: kurdesz kurdesz^[3], то вскрикивали разомъ kochaj my się, т. е. обнимемся, и тутъ-то начинались и объятія, и поцѣлуи, и усиленная выпивка.

Послѣ нѣкотораго времени, кубки и стаканы казались уже маловаты, а къ вечеру брались за такъ-называемые кіи, огромные бокалы, вышиною чуть-ли не въ аршинъ. Эти кіи нужно было выпивать разомъ, кто же не могъ этого сдѣлать, тѣхъ обрызгивали виномъ и лили имъ воду за воротникъ. Послѣ такихъ попоекъ, если у хозяина и у гостей оставались еще силы, всѣ пытались стать на ноги и начинали читать молитвы, а для облегченія отъ послѣдствій сильной выпивки каждый съѣдалъ огромную миску кислой капусты.

Если гостей было слишкомъ много, такъ что не всѣ могли помѣститься въ домѣ, а время было теплое, то угощеніе происходило на открытомъ воздухѣ. Это всего чаще случалось при сборахъ шляхты для конфедерацій. Въ такихъ случаяхъ шляхтичи размѣщались у хозяина, смотря по своему значенію: одни оставались на дворѣ, другіе сидѣли на крыльцѣ, а третьи были приглашаемы въ домъ. Впрочемъ хозяинъ выражалъ особенную заботливость и о гостяхъ низшаго разряда, прохаживался между ними, обнималъ, цѣловалъ ихъ, дружески разговаривалъ со всѣми, нѣкоторымъ самъ подносилъ и кушанье, и вино. Но гости этого разряда являлись въ хозяину съ своими ложками, вилками и ножами, которые они имѣли при себѣ за пазухой. Пили же они изъ серебрянныхъ хозяйскихъ кубковъ.

Расходы на угощеніе были различны; угощеніе бѣдной шляхты стоило весьма не дорого, но пріемъ инаго гостя обходился нерѣдко въ 30.000 злотыхъ; разумѣется, что такого рода пріемы могъ давать только магнатъ магнату или самому королю.

Часто случалось, что при съѣздахъ гостей происходило сватовство; одинъ изъ гостей просилъ руки хозяйской дочери для своего сына, или на оборотъ, и тогда попойка еще болѣе увеличивалась. Гости, поздравляя невѣсту съ помолвкой, снимали узенькій башмачекъ съ ея ножки и пили за здоровье нареченной.

Молодежь оканчивала свое веселье танцемъ, извѣстнымъ подъ названіемъ драбанта и занесеннымъ въ Польшу шведами; это было нѣчто въ родѣ нынѣшняго лансье.

Если пиръ происходилъ наканунѣ заговѣнья, и если въ числѣ гостей былъ ксендзъ, то онъ тутъ же начиналъ свою проповѣдь, и гости, слѣдуя его поученіямъ, утихали и начинали мало по малу приходить въ себя, а по утру всѣ отправлялись въ костелъ, и въ слѣдующіе дни за тѣмъ не было видно на столѣ ни вина и ни одного скоромнаго блюда, хотя бы гости и оставались еще нѣкоторое время.

Примѣчанія

1. лат. Volenti non fit injuria — Изъявляющему согласіе, обида не въ обиду. Прим. ред.
2. польск. Gromnica. Прим. ред.
3. польск. Kurdesz — Хорошій пріятель, собесѣдникъ. Прим. ред.