Викитека

Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Пан Лада и Фридрих Великий/ДО

< Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)‎ | Пан Лада и Фридрих Великий

Въ 1772 году совершился первый раздѣлъ Польши, и вотъ началось межеваніе между новыми владѣльцами и Рѣчью-Посполитой. Проще всѣхъ распоряжался въ этомъ случаѣ король прусскій Фридрихъ Великій. Въ ту часть Польши, которая при первомъ ея дѣлежѣ досталась Пруссіи, было послано въ каждый уѣздъ по два комисара; комисары пріѣзжали къ приходскому ксендзу и заговаривали съ нимъ по-нѣмецки, но какъ, въ большей части случаевъ, ксендзы не понимали по-нѣмецки, то между ними и представителями новой власти начинался разговоръ на ломаномъ полу-польскомъ и полу-нѣмецкомъ языкѣ. Въ заключеніе разговора, ксендзъ и собиравшіеся около него прихожане догадывались, о чемъ идетъ дѣло; они подъ конецъ узнавали, что мѣстность, посѣщенная пруссаками, принадлежитъ уже не свѣтлѣйшей республикѣ, но его величеству, королю прусскому, которому она досталась при раздѣлѣ Рѣчи-Посполитой, подъ именемъ южной Пруссіи.

Послѣ такого объясненія, комисары вынимали изъ кармановъ нѣсколько листовъ печатныхъ бумагъ, которые они называли королевскими патентами. Четыре экземпляра такихъ патентовъ вручались мѣстному владѣльцу, четыре ксендзу для прочтенія съ амвона въ первое воскресеніе или въ первый праздничный день и для прибитія къ дверямъ костела, и наконецъ еще четыре экземпляра слуга, состоявшій при комисарѣ, относилъ въ ближайшую корчму, для сообщенія во всеобщее свѣденіе.

За распоряжавшимися такимъ образомъ королевско-прусскими комисарами, являлись прусскіе солдаты; они ставили на указанномъ комисарами мѣстѣ столбы, съ прусскими черными орлами, и въ заключеніе всего оставлялось у ксендза столько экземпляровъ объявленій на нѣмецкомъ языкѣ, сколько считалось въ околодкѣ шляхетскихъ домовъ.

Излишнимъ кажется говорить, что патенты и объявленія извѣщали о присоединеніи къ королевству прусскому тѣхъ мѣстностей, въ которыхъ ставились солдатами столбы съ королевскими орлами. Разставляя столбы, нѣмцы упорно торговались съ поляками, отстаивая въ свою пользу каждый клочекъ земли. При этомъ, для избѣжанія недоразумѣній на будущее время, они старались проводить границу вдоль рѣкъ, ручьевъ, болотъ и вообще по такимъ мѣстамъ, гдѣ сама природа уже провела свою собственную границу. Пруссаки крѣпко держались такого способа размежеванія; но весьма часто случалось, что земли, принадлежавшія одной и той же деревнѣ, были расположены по обоимъ берегамъ пограничныхъ рѣчекъ и ручьевъ, и такъ какъ оказывалось невозможнымъ дѣлить деревню, то возникало множество столкновеній и споровъ. Въ виду этихъ обстоятельствъ, въ Берлинѣ, послѣ разныхъ толковъ и недоразумѣній, постановили наконецъ правиломъ, что положеніе помѣщичьей усадьбы должно рѣшать вопросъ, къ какому государству принадлежитъ все помѣстье.

Идя съ патентами и столбами вдоль новой прусско-польской границы, королевскіе комисары и сопровождавшіе ихъ солдаты приближались къ обширному имѣнію, расположенному на одномъ изъ пограничныхъ ручьевъ. Въ этомъ имѣніи крестьянскія хаты живописно были раскинуты подъ тѣнью развѣсистыхъ липъ, дубовъ и кленовъ, за ними не въ дальнемъ разстояніи виднѣлся большой замокъ причудливой архитектуры. Это имѣніе и этотъ замокъ принадлежали пану Яну Ладѣ, потомку древняго шляхетскаго рода.

Пану Ладѣ въ ту пору, когда собирались навѣстить его прусскіе комисары, было уже лѣтъ за пятьдесятъ, и не смотря на рану, которую ему пришлось получить въ бою, сражаясь въ рядахъ конфедератовъ, онъ крѣпко стоялъ на ногахъ, и не прочь былъ опять отправиться въ походъ противъ своихъ недруговъ. Панъ Лада былъ широкоплечій мужчина высокаго роста, и отличался такой величавой и молодецкой осанкой, которой могъ бы позавидовать каждый сенаторъ и каштелянъ. Панъ Лада происходилъ изъ обѣднѣвшей шляхты, но ему посчастливилось жениться на внучкѣ воеводы Сѣрадзскаго; за женой онъ получилъ много богатыхъ помѣстьевъ, а въ числѣ ихъ и то, къ которому приближались теперь нежданные и непрошенные гости. Не смотря на богатство и отвагу, панъ Лада былъ человѣкъ весьма добрый, обходительный, и потому во всемъ околодкѣ пользовался любовью и преданностію шляхты.

Не безъ сильнаго волненія узналъ панъ Лада о приближеніи пруссаковъ, и волненіе его обратилось въ ужасъ, когда ему сообщили правила, которыми руководствуются при размежеваніи комисары. Старый замокъ пана Лады стоялъ на прусской сторонѣ ручья, и слѣдовательно по силѣ правилъ, принятыхъ въ Берлинѣ, владѣлецъ этого замка долженъ былъ перейти въ пруссакамъ. Этой ужасной мысли никакъ не могъ перенести панъ Лада.

Извѣстно, что въ виду близкой опасности люди бываютъ находчивѣе, нежели въ ту пору, когда ихъ ничто не пугаетъ порядкомъ; такъ было и съ паномъ Ладой. Не ожидай онъ къ себѣ въ скоромъ времени прусскихъ комисаровъ, онъ бы не догадался, какимъ способомъ можно отдѣлаться отъ подданства Пруссіи, но теперь, въ виду неминуемой опасности, вдругъ озарила его голову свѣтлая мысль.

Панъ Лада поспѣшно собралъ всѣхъ своихъ крестьянъ, далъ имъ заступы и лопаты, и послѣ трудной, но непродолжительной работы, успѣлъ отвести русло ручья за свой садъ. Быстрый токъ, бросившійся стремглавъ по покатистому мѣсту въ новое узкое ложе, рвалъ и уносилъ землю, и къ прибытію комисаровъ, граница, за которую съ такимъ удовольствіемъ хватались нѣмцы, была уже на новомъ мѣстѣ. Шумно бѣжалъ теперь ручей не передъ садомъ, но за садомъ. Находчивый шляхтичъ вздохнулъ свободно, и спокойно ожидалъ королевскихъ комисаровъ. Явились они въ помѣстье пана Лады, походили кругомъ да около, потолковали между собою, и затѣмъ, къ общему удовольствію, вскорѣ удалились, поставивъ граничные столбы далеко за лѣсомъ, который принадлежалъ пану Ладѣ и тянулся сплошной, широкой полосой по его владѣніямъ.

Успѣшная сдѣлка пана Лады съ обманутыми комисарами была отпразднована въ его замкѣ достойнымъ образомъ. Множество гостей, послѣ трехдневныхъ пировъ, уѣхали отъ пана, жалуясь на тяжесть въ головѣ, и не совсѣмъ отчетливо припоминая все что имъ привелось видѣть и слышать въ домѣ радушнаго хозяина.

Оправившись отъ лихой выпивки съ пріятелями и сосѣдями, панъ Лада вдругъ началъ сильно хмуриться. Въ головѣ его, вмѣсто пріятнаго чада отъ токайскаго, стали бродить самыя тяжелыя думы.

— Я радуюсь, но чему? — спрашивалъ самъ себя панъ Лада, — развѣ тому только, что я спасся отъ нѣмцевъ?.. Но неужели же мнѣ не позоръ принадлежать къ такой безсильной, разслабленной республикѣ? Нѣтъ! Польша не стоитъ меня: она не съумѣла удержать за собою такого гражданина, и чуть было не выдала меня нѣмцамъ… Развѣ я заслужилъ подобное пренебреженіе отъ своей родины?.. Я докажу, что я человѣкъ не дюжинный… Я знаю что сдѣлаю…

Проговоривъ эти слова самымъ рѣшительнымъ голосомъ, панъ Лада пріосанился и гордо посмотрѣлъ вокругъ себя, но въ комнатѣ на этотъ разъ не было никого.

Черезъ нѣсколько дней разнесся въ замкѣ слухъ, что скоро пріѣдутъ польскіе комисары для постановки пограничныхъ столбовъ со стороны Рѣчи-Посполитой. Снова скликнулъ панъ Лада всѣхъ своихъ крестьянъ, снова роздалъ имъ заступы и лопаты, и спустя нѣсколько времени, ручей бѣжалъ по прежнему руслу. Грустно посмотрѣли польскіе комисары на великолѣпное имѣніе, отошедшее къ Пруссіи, и поставили столбы далеко за лугомъ, за орѣшникомъ и песчанымъ холмомъ.

Производя постановку столбовъ съ бѣлыми польскими орлами, комисары пытались было навѣстить пана Ладу, но вмѣсто гостепріимнаго приглашенія получили отъ него слѣдующій отвѣтъ:

«Я пересталъ быть подданнымъ Рѣчи-Посполитой и не принимаю гражданъ ея въ моемъ домѣ».

Съ грустью прочли этотъ обидный отвѣтъ прежніе соотечественники пана Лады; они въ раздумьѣ покачали головами, пошали плечами, и принимая подобный отвѣтъ, какъ выраженіе скорби, перенесли обиду и постановили между собою избѣгать на будущее время всякихъ сношеній съ паномъ Ладой.

Послѣ этого происшествія панъ Лада видимо измѣнился. Изъ человѣка, прежде веселаго и общительнаго, онъ сдѣлался суровъ и молчаливъ. Большую часть дня онъ сидѣлъ безвыходно у себя въ комнатѣ, а если проходилъ иногда черезъ залы, то шелъ мѣрными, медленными шагами, не обращая вниманія ни на прислугу, ни на шляхтичей, жившихъ въ его замкѣ.

Всѣ начали перешептываться между собою, недоумѣвая о причинѣ такой быстрой перемѣны. Даже супруга ясновельможнаго пана не могла объяснить себѣ нѣкоторыхъ странностей своего сожителя, который сталъ смотрѣть на нее свысока и говорилъ съ ней только изрѣдка, да и то какъ-то важно и отрывисто.

Послѣ продолжительныхъ совѣщаній и долгихъ колебаній, обитатели замка положили, наконецъ, разрѣшить мучившее ихъ сомнѣніе. Для того они избрали изъ своей среды старика-шляхтича, пана Онуфрія, любимца пана Лады, и поручили ему освѣдомиться обо всемъ подробно. Пять разъ приближался старикъ къ ясновельможному, пять разъ раскрывалъ ротъ и пять разъ, не пробормотавъ ни слова, отступалъ почтительно передъ величавымъ взглядомъ пана Лады.

Всѣ были недовольны депутатомъ. На него со всѣхъ сторонъ сыпались укоры и насмѣшки. Приходилось, для избѣжанія непріятностей, дѣйствовать съ большею рѣшимостью, и старикъ, помолившись усердно Богу и подкрѣпивъ себя порядочной чаркой, явился снова передъ сумрачнымъ паномъ.

При появленіи пана Онуфрія панъ Лада быстро вскочилъ съ креселъ.

— Что тебѣ нужно отъ меня?.. — грозно, почти бѣшено закричалъ онъ.

— Простите великодушно, — проговорилъ запинаясь оторопѣлый старикъ, — простите великодушно, но ваша печаль, ваше одиночество безпокоитъ всѣхъ, кто вамъ преданъ и кто любитъ васъ…

— А кто тебѣ сказалъ, что я печаленъ… Напротивъ, мнѣ весело, да и какъ еще весело, — какъ никогда не бывало!.. Ну что ты смотришь на меня такимъ бараньимъ, безтолковымъ взглядомъ?..

— Я… я сомнѣваюсь…

— Сомнѣваешься! а въ чемъ?.. Неужели же ты или кто нибудь другой можетъ сомнѣваться, что я теперь государь, что я король, ни отъ кого независимый?

Изумленный панъ Онуфрій разинулъ ротъ и съ явнымъ недовѣріемъ смотрѣлъ на стоявшаго передъ ними пана Ладу.

— Я хотѣлъ сказать… — заговорилъ оправившійся немного старикъ, — я хотѣлъ сказать, что мы очень радовались, когда увидѣли, что вы такъ искусно спасли насъ отъ нѣмцевъ.

— Ну такъ что же? Говори скорѣй!.. — крикнулъ нетерпѣливо панъ Лада.

— А теперь мы съ грустію видимъ, что вы, надумавшись, предполагаете, по своей доброй волѣ, передаться пруссакамъ.

— Чортъ ихъ побери! — гаркнулъ громовымъ голосомъ панъ Лада, — кто это тебѣ навралъ, старый пустомеля?..

— Но вѣдь ваша милость не приняли польскихъ комисаровъ, и столбы, которые бѣлѣются теперь за орѣшникомъ и песчанымъ холмомъ, ясно показываютъ…

— Что ты просто на просто глупъ… Да, ты глупъ, панъ Онуфрій, — заговорилъ съ замѣтнымъ хладнокровіемъ панъ Лада, не давая вымолвить старику ни полслова. — Я хотѣлъ было сдѣлать тебя канцлеромъ, но вижу, что ты въ этому неспособенъ. Убирайся съ Богомъ… Да и всѣ вы оставьте меня въ покоѣ и знайте только одно, что всякія перешептыванія и догадки вамъ строго воспрещаются… Ждите — придетъ время, и узнаете то, чего теперь никакъ не можете понять.

Растерявшійся старикъ поплелся назадъ: въ головѣ его былъ невообразимый переполохъ.

Между тѣмъ панъ Лада, запершись въ своей комнатѣ, все читалъ и писалъ. Никто не смѣлъ потревожить его, кромѣ гайдука Игнація, который получалъ непосредственно отъ него какія-то таинственныя приказанія. Гайдукъ почти не слѣзалъ съ лошади. Едва успѣвалъ онъ отвезти одно письмо, какъ долженъ былъ скакать, сломя шею, съ новымъ посланіемъ своего пана. Но отъ этого вѣрнаго слуги нельзя было добиться ни слова: онъ всегда молчалъ и имѣлъ привычку раскрывать ротъ только тогда, когда нужно было ѣсть или пить.

Прошло еще нѣсколько недѣль, среди тревожныхъ ожиданій всѣхъ проживавшихъ у пана Лады и среди постоянныхъ его занятій писаніемъ и чтеніемъ. Между тѣмъ изъ Торна и Познани, по его приглашенію, явились въ замокъ обойщики, драпировщики и разные мастеровые; въ замкѣ закипѣла дѣятельная работа, и дней черезъ пять жилище пана Лады явилось въ полномъ блескѣ. Въ главной залѣ замка стѣны покрылись дорогими обоями, голубаго и бѣлаго цвѣта, а на возвышеніи въ нѣсколько ступеней, устланномъ краснымъ сукномъ, поставлено великолѣпное золоченое кресло съ пунцовою бархатною подушкою и гербомъ пана Лады подъ королевскою короною. По обѣимъ сторонамъ этого кресла, на низшихъ уступахъ возвышенія, было поставлено двое другихъ креселъ, хотя и весьма искусной работы, но уже не столь великолѣпныхъ, какъ среднее. Прямо передъ сѣдалищемъ были двѣ рѣзныя скамьи, а остальная часть залы осталась пустою, какъ это принято для тронныхъ залъ.

Потолокъ залы украсился позолотой и разными лѣпными фигурами и изображеніями, служащими символами для означенія верховной власти и разныхъ царственныхъ добродѣтелей. На стѣнахъ залы были развѣшаны гербы тѣхъ благородныхъ фамилій, съ которыми была въ родствѣ фамилія пана Лады, а по бокамъ возвышенія, какъ эмблема могущества и силы, были поставлены военные трофеи и рыцарскіе доспѣхи.

Наружность замка тоже подновилась; на фасадахъ его явилось много фигуръ и изображеній, сходныхъ съ тѣми, которыя были помѣщены на потолкѣ парадной залы; надъ главнымъ подъѣздомъ замка былъ прибитъ огромный гербовый щитъ подъ королевскою короной, а на самой возвышенной точкѣ кровли, на высокомъ древкѣ, величественно развѣвался огромный флагъ съ гербовыми цвѣтами пана Лады, бѣлымъ и голубымъ.

Всѣ работы, какъ внутри, такъ и снаружи замка, производились съ чрезвычайною поспѣшностію, подъ надзоромъ самаго пана, но никто, даже проницательный капеланъ пана Лады, не могъ угадать цѣль этихъ необыкновенныхъ приготовленій.

Когда замокъ былъ совсѣмъ отдѣланъ и убранъ, то наканунѣ праздника рождества Богородицы стали являться къ пану Ладѣ гости, приглашенные имъ черезъ письма, развезенныя Игнаціемъ.

Великолѣпные новомодные экипажи, старинные рыдваны и колымаги, телѣжки и повозки постоянно подъѣзжали къ главному крыльцу замка; тутъ же останавливались и пріѣзжавшіе верхомъ въ гости. Панъ Лада радушно встрѣчалъ гостей, и сообразно съ важностію каждаго изъ нихъ приказывалъ отводить помѣщеніе или во флигелѣ или въ крестьянской избѣ. Затѣмъ, когда по повѣркѣ списковъ всѣ приглашенные оказались на лицо, гости, по особому зову хозяина, собрались въ назначенному времени въ праздничныхъ нарядахъ въ главной залѣ замка, и тамъ съ нетерпѣніемъ ожидали развязки непонятныхъ для нихъ затѣй.

Появленіе пана Лады положило конецъ мучительному ожиданію.

Двери залы широко распахнулись на обѣ половинки, и въ дверяхъ показался хозяинъ. На головѣ у пана Лады была дорогая мѣховая шапка съ цаплинымъ перомъ, пристегнутымъ большою брилліантовой запонкой; одѣтъ онъ былъ въ кунтушъ изъ бархата пурпуроваго цвѣта съ золотымъ поясомъ, на которомъ висѣла кривая сабля, осыпанная драгоцѣнными каменьями. Но въ глаза гостей не столько бросался этотъ великолѣпный нарядъ хозяина, сколько его повелительный видъ и величественная осанка.

Панъ Лада велъ подъ руку свою жену; ея роскошный нарядъ и блескъ дорогихъ каменьевъ и яркая бѣлизна жемчуга еще рѣзче выставляли смущеніе скромной женщины. Видно было, что она смиренно подчинилась волѣ своего мужа, но что сердце ея какъ будто предчувствовало что-то недоброе. Съ выраженіемъ грусти и сдержаннаго ужаса смотрѣла она на все что окружало ее теперь, и какъ будто хотѣла спросить: что же все это значитъ, въ чему всѣ эти приготовленія? За паномъ Ладой и его женой шелъ ихъ сынъ, прехорошенькій десятилѣтній мальчикъ, единственный наслѣдникъ имени, славы и богатства своихъ родителей; онъ былъ одѣтъ въ дорогой венгерскій костюмъ.

При появленіи пана Лады мгновенно смолкнулъ говоръ присутствующихъ. Онъ медленнымъ шагомъ прошелъ мимо изумленной и онѣмѣвшей толпы, поднялся на возвышеніе, и поставивъ подлѣ себя съ одной стороны жену, а съ другой сына, приподнялъ немного свою шапку, въ знакъ поклона, и громко произнесъ слѣдующую рѣчь:

«При новомъ разграниченіи Польши и Бранденбурга, оба эти государства обошли мои владѣнія, какъ это ясно показываютъ пограничные столбы, разставленные и прусскими, и польскими комисарами. Такимъ образомъ, земли мои остались независимыми!.. Вознося благодарственную молитву Господу за явленную его къ намъ милость, мы, Янъ-Капистранъ-Идзій I, обѣщаемся употребить всѣ усилія, чтобы доказать міру, что простой нѣкогда шляхтичъ Янъ Лада, по гербу, впрочемъ, не хуже Понятовскихъ, съумѣетъ править подвластными ему, хотя не многочисленными, но за то храбрыми, ввѣренными ему Богомъ народами!.. Мы не оставимъ границъ нашихъ владѣній безъ обороны, казны безъ денегъ и законовъ безъ исполненія и опоры.

Я учреждаю отнынѣ отдѣльную державу подъ наслѣдственнымъ правленіемъ моего дома. Кто захочетъ споспѣшествовать новому государству и остаться въ его предѣлахъ, тотъ пусть громогласно изъявитъ свое желаніе… Будьте увѣрены, что со временемъ, когда все устроится, какъ слѣдуетъ, ни одинъ благонамѣренный гражданинъ и ни одинъ истинно-храбрый воинъ не будутъ скучать въ тѣсныхъ, по видимому, границахъ моей державы.

Законы и конституція уже готовы, остается только присягнуть имъ. Должности военныя, гражданскія и придворныя уже учреждены и ожидаютъ только достойныхъ кандидатовъ. Теперь же, братья-шляхта, предлагаемъ вамъ объявить ваше мнѣніе: кто со мной, тотъ пусть остается, а тотъ, кто хочетъ служить республикѣ, тотъ пусть скорѣе убирается изъ моихъ владѣній».

Рѣчь эта произвела странное впечатлѣніе на слушателей. Одни изъ нихъ во все время, пока говорилъ панъ Лада, стояли разинувъ ротъ и вытаращивъ глаза, другіе почесывали затылки, третьи потирали лбы, четвертые легонько откашливались, и хотя каждый изъ гостей еще заранѣе ожидалъ чего-то необыкновеннаго, но то что они теперь услышали далеко превзошло всѣ ожиданія.

По окончаніи рѣчи, гости зашумѣли; они принялись съ жаромъ толковать между собою о сдѣланномъ имъ предложеніи, и такъ какъ всѣ чрезвычайно любили пана Ладу, какъ добраго сосѣда, и такъ какъ смѣлость его понравилась, то послѣ непродолжительныхъ совѣщаній общій шумъ и говоръ слились въ единодушный, со всѣхъ сторонъ раздавшійся крикъ: «да здравствуетъ панъ Лада!»

Увидѣвъ, что дѣло съ перваго разу идетъ удачно, панъ Лада, привѣтливо поклонившись своимъ новымъ подданнымъ, величественно помѣстился на тронѣ, посадивъ на стоявшихъ по бокамъ его креслахъ жену и сына, и когда, по данному имъ знаку, все смолкло, онъ заговорилъ снова:

«Итакъ, пусть по единодушному желанію, изъявленному предстоящими здѣсь моими соотечественниками, начнется отнынѣ благополучное наше царствованіе. Граматы на должности уже готовы, нужно только вписать въ нихъ имена и фамиліи назначенныхъ мною лицъ».

— Вы, отче, — сказалъ панъ Лада, обращаясь къ ксендзу, — займете должность канцлера.

Ксендзъ осмотрѣлся, и видя со всѣхъ сторонъ одобрительный взглядъ, почтительно поклонился новому государю и отошелъ къ указанному ему мѣсту.

— Вы, панъ Балтазаръ, будете моимъ государственнымъ казначеемъ, — проговорилъ панъ Лада, смотря на шляхтича Годзембу.

Шляхтичъ покраснѣлъ отъ удовольствія и, низко поклонившись пану Ладѣ, отошелъ въ сторону и занялъ мѣсто подлѣ канцлера.

— Вамъ, Якубъ Наленчъ, ввѣряется гетманская булава, — произнесъ торжественно панъ Лада, и тотъ, къ кому относились эти слова, послѣдовалъ примѣру канцлера и казначея, а между тѣмъ новый повелитель продолжалъ:

«Въ большомъ числѣ сановниковъ мы пока не нуждаемся, и жезлъ нашего придворнаго маршала остается въ рукахъ пана Онуфрія Побоча. Учреждаемъ, впрочемъ, новую должность съ титуломъ оберегателя государственныхъ нашихъ границъ, и поручаемъ ее племяннику нашему, пану Юзефу. Обязанность его будетъ заключаться въ неусыпномъ надзорѣ за цѣлостію и неприкосновенностію границъ и во внимательномъ наблюденіи, чтобы въ предѣлы наши не допускались люди вредныхъ правилъ и еретики, то есть нѣмецкая саранча изъ-за Одера.

Завтра, послѣ торжественной службы въ честь Пресвятой Богородицы, мы разставимъ наши пограничные столбы, дабы каждый изъ сосѣдей нашихъ зналъ наши предѣлы и почиталъ бы въ насъ коронованную особу. Но такъ какъ, по этому случаю, дворъ нашъ долженъ будетъ явиться въ полномъ блескѣ, то мы повелѣваемъ нашему канцлеру раздать всѣмъ надлежащія граматы, а казначею нашему — выплатить впередъ мѣсячное жалованье по утвержденнымъ нами окладамъ.

Въ заключеніе приглашаемъ васъ, благородные гости, раздѣлить съ нами нашъ королевскій пиръ».

Окончивъ эту рѣчь, панъ Лада всталъ съ своего сѣдалища при громкихъ крикахъ: «Да здравствуетъ король!» Затѣмъ гости, предшествуемые державнымъ хозяиномъ, отправились въ залы, гдѣ были накрыты столы. Много въ этотъ день было съѣдено, а еще болѣе выпито, какъ гостями, такъ и сановниками новаго королевства.

На другой день происходило въ Ладовѣ, по особому церемоніалу, поставленіе пограничныхъ столбовъ. Торжественное шествіе сопровождали два отряда: одинъ конный, состоявшій изъ сорока человѣкъ шляхтичей, а другой пѣхотный, состоявшій изъ шестидесяти крестьянъ, вооруженныхъ алебардами и пиками.

Гимнъ, пропѣтый передъ статуей Богородицы, стоявшей на каменномъ столбѣ при въѣздѣ во владѣнія пана Лады, завершилъ торжество этого дня, съ котораго и положено было считать воцареніе въ Ладовѣ короля Яна-Капистрана-Идзія I.

Вскорѣ вѣсть о продѣлкахъ пана Лады разнеслась во всѣ стороны. Одни подсмѣивались надъ нимъ, считая его за самодура, другіе же, напротивъ, хвалили его смѣлость и рѣшительность. Короче, о немъ шли самые разнорѣчивые толки. Впрочемъ, такъ какъ новый владѣтель былъ богатъ, щедръ, обходителенъ и гостепріименъ, то замокъ его не оставался пустымъ, и во владѣнія его со всѣхъ сторонъ густыми толпами валили новые граждане. Пиры въ Ладовѣ не прекращались.

Что же касается сосѣднихъ государствъ, то отношенія ихъ къ новому королевству были неодинаковы. Польшѣ, обуреваемой въ то время внутренними смутами и угрожаемой извнѣ сосѣдями, некогда было обращать вниманія на отпаденіе пана Лады отъ Рѣчи-Посполитой, но акуратные нѣмцы посмотрѣли на поступокъ польскаго пана нѣсколько иначе, и тогда какъ въ Варшавѣ, при дворѣ Понятовскаго кромѣ самого короля, подсмѣивались надъ Ладой, какъ надъ чудакомъ, въ Берлинѣ, при дворѣ великаго Фридриха, толковали о немъ очень серьезно и методически обсуждали послѣдствія подобныхъ поступковъ. Прусское правительство придавало дѣйствіямъ пана Лады характеръ государственной измѣны и не было вовсе намѣрено выпустить изъ своихъ рукъ превосходное его имѣнье.

Вслѣдствіе всѣхъ этихъ политическихъ и финансовыхъ соображеній, къ пану Ладѣ послано было объявленіе, предлагавшее ему уплатить, безъ малѣйшаго сопротивленія, въ окружную королевскую кассу всевозможныя подати и налоги: подушныя, дорожныя, рѣчныя, лѣсныя, трубныя и т. д.

Нешуточное требованіе Пруссіи заставило опомниться пана Ладу; онъ какъ будто очнулся отъ непріятнаго сна, всѣ его мечтанія о независимости разлетѣлись въ прахъ при видѣ бумаги, запечатанной печатью съ прусскимъ орломъ. Но такое состояніе духа продолжалось самое короткое время. Панъ Лада скоро оправился и въ пылу негодованія велѣлъ, къ общему удовольствію своихъ гостей, затравить гончими пруссака, доставившаго ему объявленіе.

Такое самоволіе пана Лады должно было накликать на него со стороны Пруссіи грозную расправу. И дѣйствительно, черезъ нѣсколько дней послѣ травли чиновника, оберегатель границъ, панъ Юзефъ, извѣстилъ своего царственнаго дядю, что во владѣнія его идутъ двадцать человѣкъ пѣхоты и столько же конницы въ зеленыхъ бранденбургскихъ мундирахъ, съ красными отворотами и такими же отложными воротниками, въ низенькихъ треуголкахъ, бѣлыхъ чулкахъ, башмакахъ и съ напудренными косами. Посмѣялся панъ Лада надъ нарядомъ своихъ недруговъ, но на дѣлѣ они были для него опасны. Онъ положилъ дѣйствовать рѣшительно, и собравъ десять человѣкъ вооруженной шляхты, принялъ надъ ними начальство и смѣло двинулся противъ приближавшихся пудренныхъ бранденбургцевъ.

Панъ Онуфрій, высланный къ приближавшимся пруссакамъ въ качествѣ парламентера, добился наконецъ отъ нѣмцевъ объясненія, что войско, вторгнувшееся во владѣнія пана Лады, имѣетъ предписаніе арестовать его за неуваженіе къ королевскому чиновнику и за разные другіе самовольные поступки, совершенные имъ въ противность прусскихъ узаконеній. Съ трудомъ выслушалъ панъ Лада эту вѣсть; онъ кипѣлъ отъ сильнаго гнѣва и вмѣсто отвѣта бросился прямо съ своимъ небольшимъ отрядомъ на неприготовившагося къ отпору и озадаченнаго непріятеля. Нѣмцы не выдержали быстраго натиска и показали свои бѣлыя косы. Въ это же время, на подкрѣпленіе пану Ладѣ подоспѣло окольными путями нѣсколько вооруженныхъ шляхтичей. Появленіе ихъ въ тылу нѣмецкаго отряда было какъ нельзя болѣе кстати. Пруссаки, считая себя окруженными со всѣхъ сторонъ, сдались всѣ военно-плѣнными, и только одинъ капралъ, благодаря быстротѣ своего коня, могъ принести на родину печальную вѣсть о пораженіи и плѣнѣ своихъ ратныхъ товарищей.

Послѣ этой блистательной побѣды начались въ замкѣ пана Лады шумныя празднества, но торжество побѣдителей было весьма непродолжительно, потому что, спустя одинъ день, панъ Юзефъ снова извѣстилъ своего дядю, что на него наступаютъ пруссаки, и что теперь ихъ уже гораздо болѣе, нежели въ первый разъ.

Призадумался сначала панъ Лада при полученіи этой вѣсти, но потомъ вскорѣ оправился и собралъ на военный совѣтъ всю находившуюся въ его замкѣ шляхту. Въ то же время онъ разослалъ гонцовъ во всѣ стороны Рѣчи-Посполитой, съ извѣщеніемъ о томъ что съ нимъ случилось, и съ приглашеніемъ пановъ-братій подать помощь. Между тѣмъ крестьяне принялись работать надъ возведеніемъ укрѣпленій; они копали рвы, устроивали западни и волчьи ямы, перекапывали дорогу, огораживали иныя мѣста засѣками и тыномъ, и послѣ трехдневной работы панъ Лада укрѣпился довольно прочно.

Всѣ эти приготовленія были не напрасны. Послѣ пятидневнаго томительнаго ожиданія, на большой дорогѣ, пролегавшей въ владѣніямъ пана Лады, показался со стороны Пруссіи огромный столбъ пыли. Передовые стражники немедленно извѣстили объ этомъ пана Ладу, который далъ приказаніе — взять оружіе и занять каждому свое мѣсто. Приказанія эти были исполнены въ такой тишинѣ и въ такомъ порядкѣ, что когда прусскій отрядъ, состоявшій на этотъ разъ уже изъ двухъ-сотъ человѣкъ кавалеріи и пѣхоты, вышелъ изъ лѣсу на поляну, то все было кругомъ такъ тихо и спокойно, какъ будто жители, испуганные приближеніемъ храбрыхъ прусскихъ войскъ, разбѣжались во всѣ стороны.

Съ полнымъ сознаніемъ своего превосходства двигался впередъ непріятель, и безъ особыхъ предосторожностей вступилъ на ту мѣстность, гдѣ были устроены западни, волчьи ямы и завалы. Но каково же было его изумленіе, когда вдругъ со всѣхъ сторонъ раздался страшный гикъ, загремѣли ружейные выстрѣлы, разверзлись закрытые дотолѣ ямы и рвы, и отрядъ увидѣлъ себя лишеннымъ всякой возможности къ отступленію! И опять только нѣсколько человѣкъ, составлявшихъ аріергардъ прусскаго отряда, спаслись бѣгствомъ, чтобы принести въ Пруссію вѣсть о новомъ пораженіи…

Между тѣмъ въ деревнѣ завязалась отчаянная борьба, которая, впрочемъ, длилась не долго. Пруссаки, стѣсненные въ узкихъ проходахъ, не имѣли возможности развернуть правильно свои силы противъ хорошо прикрытаго непріятеля. Бой кончился тѣмъ, что пруссаки сдались въ плѣнъ.

Плѣнныхъ заперли въ амбаръ, и послѣ шумныхъ совѣщаній о томъ что съ ними дѣлать, постановили: перевязать ихъ по четыре человѣка и переслать, въ видѣ подарка, Рѣчи-Посполитой. На этомъ въ особенности настаивалъ панъ Лада, желая подражать такимъ образомъ славному побѣдителю турокъ — Яну Собѣскому, приславшему въ подарокъ Польшѣ турецкихъ плѣнниковъ.

Къ счастію пана Лады пруссаки въ эту пору не имѣли подъ рукою достаточнаго числа войскъ: приходилось стягивать отряды съ разныхъ сторонъ, и этимъ обстоятельствомъ, какъ нельзя лучше, воспользовался ладовскій повелитель. Пруссаки торопились, но не медлилъ и ихъ противникъ.

Извѣстивъ немедленно всю окрестную шляхту о случившемся, панъ Лада встрѣтилъ въ своихъ собратьяхъ полное сочувствіе. Всѣ шляхтичи, сидѣвшіе, по случаю мира, у себя дома, и всѣ крестьяне, свободные въ эту пору отъ сельскихъ занятій, повалили на защиту новаго государства, а окрестные паны прислали въ Ладовскій замокъ необходимый провіантъ и фуражъ.

Вскорѣ панъ Лада увидѣлъ въ своемъ распоряженіи значительныя силы. Большая часть его защитниковъ были люди самые рѣшительные, не разъ уже окуренные порохомъ въ битвахъ. Предводитель ихъ воспользовался всѣмъ этимъ.

Получивъ самыя точныя свѣденія о числѣ прусскаго отряда, назначеннаго для усмиренія непокорныхъ, панъ Лада собралъ военный совѣтъ, и на этомъ совѣтѣ единогласно было положено — дать отпоръ прусскому войску. Здѣсь же было соображено, что ожидать въ деревнѣ непріятеля, имѣющаго съ собою артиллерію, не слѣдуетъ; и вообще встрѣтиться съ нимъ на территоріи Ладовскаго королевства признано было неудобнымъ, потому что въ этомъ случаѣ можно было подвергнуть разоренію свои земли. Но къ этимъ стратегическимъ соображеніямъ присоединились еще особые политическіе разсчеты: до сихъ поръ всѣ дѣйствія пана Лады могли быть оправданы — онъ только оборонялся отъ наступавшихъ на него враговъ; нападеніе же на прусскія земли было бы равносильно объявленію войны, и такой образъ дѣйствій нельзя было оправдать. Подобное нашествіе отнесено было бы къ политикѣ Рѣчи-Посполитой, и панъ Лада могъ бы лишиться покровительства Польши, на которое онъ, хотя весьма слабо, но все же разсчитывалъ въ крайнемъ случаѣ.

Сообразивъ все это, военный совѣтъ постановилъ принять бой съ пруссаками во владѣніяхъ независимыхъ отъ польскаго королевства, а чтобъ ввести своихъ противниковъ въ заблужденіе, панъ Лада отослалъ свою жену и всѣхъ женщинъ, проживавшихъ въ его государствѣ, въ свои польскія помѣстья и, разсыпавъ свои войска по окрестнымъ лѣсамъ, распустилъ слухъ, будто бы вся окольная шляхта разбѣжалась, испугавшись нѣмецкаго нашествія.

Молва объ этомъ была, конечно, доведена до отряда прусскихъ войскъ, кочевавшаго вблизи ладовскихъ владѣній и готовившагося съ разсвѣтомъ перейти ихъ границу. Между тѣмъ, ловкій и смѣлый лазутчикъ пана Лады, переодѣвшись угольщикомъ, успѣлъ проникнуть въ прусскій лагерь, освѣдомился хорошенько о непріятельскихъ силахъ и возвратившись ночью домой представилъ обо всемъ видѣнномъ и слышанномъ самый подробный отчетъ. Полученныя свѣденія придали обороняющимся еще болѣе смѣлости; правда, прусскій отрядъ состоялъ теперь изъ двухъ тысячъ пѣхоты и конницы, и имѣлъ при себѣ четыре пушки, но за то солдаты, по разсказамъ лазутчика, были люди старые, неповоротливые, и казались весьма не бойкими.

Всю ночь провелъ панъ Лада въ объѣздѣ своихъ отрядовъ, разставленныхъ по сторонамъ дороги, проходившей почти цѣлую милю черезъ густой лѣсъ. Съ наступленіемъ утра, легкій свистъ, передаваясь отъ поста къ посту, далъ знать, что непріятель тронулся съ своей ночной стоянки. Утро было туманное и это обстоятельство весьма много способствовало удачной засадѣ, устроенной противъ пруссаковъ.

Съ громкимъ барабаннымъ боемъ и при звукахъ трубъ двигался впередъ прусскій отрядъ, и вскорѣ остановился возлѣ лѣса. Высланный впередъ конный разъѣздъ прошелъ безпрепятственно тѣсную дорогу. Дойдя до деревни, онъ сдѣлалъ нѣсколько выстрѣловъ и возвратившись къ отряду объявилъ, что дорога свободна, а деревня не имѣетъ никакой обороны. Получивъ это извѣстіе, пруссаки смѣло, въ боевомъ порядкѣ, тронулись впередъ; за передовымъ отрядомъ конницы, съ торжественной медленностію двинулась артиллерія, прикрываемая со всѣхъ сторонъ пѣхотою.

Едва только пруссаки вышли на середину лѣсной дороги, какъ панъ Лада выстрѣломъ изъ небольшой мортиры подалъ сигналъ къ нападенію. Непріятель съ ужасомъ увидѣлъ, что лѣсъ, до того времени безмолвный, какъ будто ожилъ: вѣтви затрещали, мохъ зашевелился, раскрылись кусты терновника, отовсюду засвистали пули и раздались ободрительные крики; трескотня ружейныхъ выстрѣловъ озадачила пруссаковъ.

Генералъ, командовавшій прусскими войсками, принадлежалъ къ числу людей слишкомъ самоувѣренныхъ; онъ никакъ не воображалъ, чтобы предводительствуемому имъ отряду могло сопротивляться войско пана Лады. Увидя себя окруженнымъ со всѣхъ сторонъ въ лѣсной тѣснотѣ, онъ пересталъ думать о легкой побѣдѣ, и далъ приказаніе отступить, но отступленіе уже было отрѣзано, а между тѣмъ, къ ужасу пруссаковъ, зашатались и начали валиться на нихъ громадныя сосны, сверкнулъ огонь, показалось пламя и смолистый дымъ понесся густыми клубами въ глаза прусскимъ солдатамъ. Послѣ самаго непродолжительнаго неровнаго боя, пруссаки бросились въ безпорядкѣ бѣжать; а небольшое число ихъ, успѣвшее кое-какъ выбиться изъ лѣсу, начало строиться на полянѣ. Едва панъ Лада завидѣлъ это, какъ по приказанію его отрядъ конной шляхты, выскочивъ изъ засады, смялъ противниковъ и тѣмъ окончательно довершилъ побѣду.

Теперь панъ Лада чувствовалъ себя вправѣ отплатить пруссакамъ за нападеніе нападеніемъ, и потому сталъ преслѣдовать бѣгущихъ на ихъ собственной землѣ. Побѣдитель напалъ на ближнія мѣстечки, забралъ прусскія кассы, и послѣ трехдневнаго похода возвратился въ свои владѣнія, гдѣ ему была приготовлена торжественная встрѣча.

Гордо поднялъ теперь голову панъ Лада, а между тѣмъ шумъ пировъ не умолкалъ въ Ладовѣ, и каждый день прибывали туда новые охотники. Обнадеженный этой поддержкой, Лада хотѣлъ воспользоваться зимнимъ временемъ и предпринять наступательное движеніе на Пруссію. Панъ Лада горячился и надѣялся, а разсудительный канцлеръ совѣтовалъ своему государю пустить ручей по новому руслу и признать надъ собою власть Рѣчи-Посполитой. Сердце отважнаго короля шляхтича испытывало при этихъ совѣтахъ жесточайшее искушеніе: съ одной стороны, привязанность къ родинѣ заставляла его соглашаться съ совѣтомъ своего канцлера, а съ другой стороны, честолюбіе шептало ему о королевскомъ санѣ.

Надобно сказать, что прусскій генералъ, командовавшій войскомъ противъ пана Лады, былъ, какъ почти всѣ люди самонадѣянные, человѣкъ способностей весьма посредственныхъ, хотя и слылъ человѣкомъ ученымъ. Претерпѣвъ пораженіе и не находя средствъ поправить неудачу, онъ, чтобы избѣжать королевскаго гнѣва, поскакалъ въ Берлинъ, намѣреваясь предупредить вѣсти о своемъ пораженіи и представивъ войско пана Лады въ преувеличенномъ видѣ, выпросить себѣ болѣе сильный отрядъ для наказанія мятежниковъ.

На пятый день генералъ былъ уже въ Берлинѣ.

Въ это время Фридрихъ Великій, исполнивъ часть своихъ политическихъ плановъ, отдыхалъ на лаврахъ въ государствѣ, прославленномъ его геніемъ и множествомъ побѣдъ. Въ то время, когда, окруженный учеными и философами, которые со всѣхъ сторонъ стремились къ его двору, король бесѣдовалъ о какой-то головоломной философской задачѣ, дежурный камергеръ доложилъ его величеству о прибытіи генерала изъ области, взятой у Польши. Король велѣлъ немедленно пригласить его въ себѣ. Явившись къ государю, военачальникъ выразилъ желаніе поговорить съ его величествомъ наединѣ, но Фридрихъ, не подозрѣвая ничего особеннаго, приказалъ генералу начать докладъ о его подвигахъ въ присутствіи всѣхъ.

Заминаясь, робкимъ голосомъ, началъ генералъ реляцію о своихъ военныхъ дѣйствіяхъ. Король, сдвинувъ брови, внимательно слушалъ его, не прерывая ни на одномъ словѣ.

Генералъ кончилъ. Наступило глубокое молчаніе. Какъ ни прикрашивалъ генералъ свое донесеніе, но король ясно видѣлъ въ чемъ заключалось дѣло. Онъ насупился болѣе прежняго и грозно взглянулъ на лживаго разсказчика. Генералъ поблѣднѣлъ, и всѣ ожидали, что король, въ справедливомъ гнѣвѣ, примѣрно накажетъ генерала и за опрометчивость, и за ложь. Но общія ожиданія не оправдались. Лицо короля вдругъ приняло привѣтливое выраженіе; онъ медленно поднялся съ креселъ, запустилъ пальцы въ карманъ своего коричневаго камзола, гдѣ находился нюхательный табакъ, втянулъ въ носъ хорошую дозу и, остановившись передъ генераломъ, полунасмѣшливо и полуласково спросилъ его:

— Чего же вы теперь отъ меня желаете?

Ободренный такимъ неожиданнымъ исходомъ дѣла, генералъ видимо расхрабрился.

— Ваше величество! — проговорилъ онъ энергическимъ голосомъ. — Я желаю получить отъ васъ войско; я пойду уничтожить скопище разбойниковъ и кровью смою обиду, нанесенную побѣдоноснымъ знаменамъ вашего величества.

— Все это весьма похвально, — хладнокровно замѣтилъ Фридрихъ, — но вѣдь вы уже имѣли войско, — гдѣ же оно?.. Если же дать вамъ другое, то безъ всякаго сомнѣнія и его постигнетъ та же самая участь… Нѣтъ, любезный мой генералъ, я вамъ войска не дамъ, но вы отправитесь одни къ этому непокорному шляхтичу… Понимаете?

— Понимаю, — проговорилъ невнятно генералъ, подъ вліяніемъ нашедшаго на него столбняка.

— Вы овладѣете Ладовымъ и его жителями одни, безъ войска; я не дамъ вамъ для этого ни одного солдата. Понимаете?

Генералъ растерялся въ конецъ, и почти-что прошепталъ:

— Нѣтъ, этого я не понимаю…

— Потому вы этого не понимаете, что у васъ не развиты всѣ способности, необходимыя, чтобъ быть толковымъ и догадливымъ человѣкомъ… Явитесь завтра утромъ ко мнѣ, я вамъ сообщу инструкцію, съ которой вы отправитесь немедленно, а теперь отдайте коменданту вашу шпагу, а сами потрудитесь переночевать на гаубтвахтѣ.

Генералъ почтительно поклонился королю и вышелъ изъ залы, а король возвратился къ прерванной бесѣдѣ. Поздно вечеромъ оставилъ Фридрихъ свое любимое общество и заперся въ кабинетѣ. Надъ чѣмъ трудился въ это время король, неизвѣстно; извѣстно только, что когда утромъ явился къ нему арестованный генералъ, то Фридрихъ далъ ему словесную инструкцію и вручилъ письмо съ адресомъ: Яну-Капистрану, королю въ Ладовѣ, троекратному побѣдителю моихъ войскъ.

Озадаченный генералъ прямо изъ дворца поскакалъ въ Ладовъ.

Воинственность пана Лады нисколько не уменьшилась, и зимній походъ въ Пруссію былъ его завѣтною мечтою въ то время, когда прискакалъ къ нему въ замокъ, подъ парламентерскимъ флагомъ, передовой гонецъ съ извѣстіемъ, что слѣдомъ за нимъ ѣдетъ изъ Берлина посланникъ короля прусскаго къ Іоанну-Капистрану, верховному повелителю Ладовскаго государства.

Остолбенѣлъ отъ удовольствія шляхтичъ, узнавъ, что гордый побѣдитель Австріи такъ легко призналъ его державныя права, и что король прусскій сносится съ нимъ черезъ своего посланника.

Гонцу было объявлено, что королевскій посолъ будетъ принятъ въ Ладовѣ съ честію, подобающею его высокому званію.

Едва только усѣлся панъ Лада на своемъ тронѣ, какъ въ залу паномъ Онуфріемъ былъ введенъ прусскій посланникъ, въ полномъ мундирѣ, въ лентѣ, въ звѣздахъ и орденахъ. Посланникъ, какъ мы сказали, принадлежалъ къ числу ученыхъ своего времени, и потому зналъ весьма недурно латинскій языкъ, на которомъ онъ и началъ объясняться съ ладовскимъ державцемъ.

«Во мнѣ, высокій государь, — началъ генералъ, — вы можете узнать начальника того войска, которое потерпѣло пораженіе въ вашихъ владѣніяхъ. Теперь же, мой августѣйшій повелитель прислалъ меня къ вамъ, чтобы выразить вамъ извиненіе по поводу несправедливаго вторженія въ вашу державу, вторженія, происшедшаго отъ дурно понятыхъ мною предписанія его величества. Вы одержали три побѣды, доставившія вамъ громкую славу и дружбу короля, который тоже, какъ вамъ извѣстно, пользуется во всей Европѣ военною славой, не смотря на нѣкоторыя испытанныя имъ неудачи.

Король чтитъ вашу храбрость, ваше мужество, ваши военныя дарованія и, по свойственному его великодушію, ищетъ не мести, но дружбы и мира съ вами, какъ съ достойнымъ своимъ сосѣдомъ. Въ подтвержденіе же моихъ словъ, король соизволилъ прислать вамъ со мною собственноручное письмо, а мнѣ дать лестное порученіе пріобрѣсти для него вашу дружбу».

Всѣ изъ присутствовавшихъ, которые могли понять эту рѣчь, были поражены изумленіемъ, и только одинъ разсудительный канцлеръ недовѣрчиво покачивалъ головою. Между тѣмъ, панъ Лада прочиталъ самъ и при помощи канцлера сталъ переводить во всеуслышаніе письмо короля Фридриха, написанное превосходною латынью. Письмо это приблизительно было слѣдующаго содержанія:

«Любезный и дорогой нашъ братъ и государь! Посылаемъ вамъ наше королевское привѣтствіе и просимъ васъ быть нашимъ другомъ. Мы питаемъ особое уваженіе къ вашему мужеству. Такихъ героевъ, какъ вы, должны покорятъ не мечомъ, но любовью, и потому мы, имѣя непреодолимое желаніе познакомиться съ вами лично, приглашаемъ васъ пожаловать ко двору нашему въ Потсдамъ, гдѣ мы найдемъ средства устроить наши дальнѣйшія отношенія. На случай же, если вы, судя по началу нашихъ отношеній, опасаетесь дерзости со стороны нашихъ подданныхъ, мы посылаемъ вамъ охранительную грамату, которая доставитъ вамъ свободный проѣздъ и должныя почести во время вашего путешествія въ Берлинъ и обратно, и вмѣстѣ съ тѣмъ королевскимъ нашимъ словомъ удостовѣряемъ васъ, что въ небытность вашу не будетъ предпринимаемо никакихъ мѣръ противъ независимости вашихъ владѣній отъ нашей короны».

Королевское письмо произвело всеобщій восторгъ между приверженцами пана Лады, и только немногіе изъ нихъ, люди уже черезчуръ запальчивые, совѣтовали пану Ладѣ отказаться отъ всякихъ сношеній съ королемъ; другіе же напротивъ изъявляли желаніе отправиться въ Берлинъ въ свитѣ пана Лады.

Самолюбіе слишкомъ сильно заговорило въ сердцѣ шляхтича, и онъ захотѣлъ, если не окончательно сдѣлаться независимымъ владѣтелемъ, то быть по крайней мѣрѣ другомъ великаго государя, на котораго вся Европа смотрѣла тогда съ какимъ-то благоговѣніемъ. Панъ Лада рѣшился принять предложеніе короля и собравъ всю свиту изъ самыхъ важныхъ и молодцоватыхъ шляхтичей отправился въ столицу Пруссіи.

Вѣсти объ этомъ донеслись въ скоромъ времени въ Варшаву до короля Станислава-Августа, который въ это время приготовлялся къ поѣздкѣ въ Каневъ для свиданія съ императрицею Екатериною. Услышавъ любопытныя подробности о панѣ Ладѣ, а также и о его побѣдахъ, Станиславъ-Августъ призадумался, и въ засѣданіи тайнаго совѣта предлагалъ ободрить смѣлаго шляхтича, и даже помочь ему денежными средствами и военными снарядами. Говорили даже, будто бы Понятовскій собственноручно писалъ къ пану Ладѣ, изъявляя желаніе увидѣть его и пріобрѣсти его дружбу. Съѣздить въ Ладовъ съ королевскими предложеніями было поручено молодымъ вѣтренникамъ того времени, потерявшимъ при веселомъ дворѣ Станислава-Августа всякую энергію. Королевскіе посланцы обыкновенно ѣздили медленно, въ тяжелыхъ, спокойныхъ каретахъ; они безпрестанно останавливались для ночлеговъ, и въ каждомъ городѣ или мѣстечкѣ наряжались какъ куклы, пудрились и ухаживали за красавицами. Вслѣдствіе этого, королевскій посланецъ пріѣхалъ въ Ладовъ, спустя уже недѣлю послѣ отъѣзда пана.

Ладовскій замокъ былъ пустъ, и только, какъ свидѣтели воинскихъ подвиговъ пана Лады, оставались слѣды укрѣпленій. Запоздавшій паничъ увидѣлъ свою оплошность и погнался было за паномъ Ладой въ Пруссію, желая передать ему королевское посланіе, но и тутъ ему не посчастливилось: пруссаки заподозрили его въ шпіонствѣ, схватили и засадили въ крѣпость Шпандау, гдѣ онъ отсидѣлъ довольно долго въ ожиданіи свободы.

Съѣздъ въ Каневѣ, имѣвшій, какъ извѣстно, цѣлью ослабить могущество Фридриха Великаго, устраивался съ большою таинственностію. Но блестящая свита придворныхъ и рой королевскихъ любовницъ разглашали всѣ дипломатическія тайны, такъ что король прусскій зналъ обо всемъ и успѣвалъ принимать мѣры, а потому едва только онъ заслышалъ, что въ Варшавѣ думаютъ сдѣлать изъ смѣлаго шляхтича Лады орудіе противъ его плановъ, какъ предупредилъ Понятовскаго и съумѣлъ склонить смѣльчака на свою сторону.

Между тѣмъ панъ Лада совершалъ торжественный путь; мелкія почести усыпляли его, и любопытныя толпы народа сбирались на станціяхъ, чтобы взглянуть на пана Ладу, какъ на какое-то чудовище. Генералъ, сопутствовавшій пану, торопилъ его съ особеннымъ усердіемъ, увѣряя, что король нетерпѣливо ждетъ своего знаменитаго гостя, а между тѣмъ, тотчасъ по проѣздѣ пана Лады, опускались шлагбаумы и пресѣкались всѣ сообщенія съ Польшей. Послѣ восьмидневнаго путешествія, владѣтель Ладова увидѣлъ резиденцію своего новаго друга. У берлинской заставы ждала его королевская карета, а на встрѣчу ему былъ посланъ королевскій адъютантъ съ разными любезностями. Гостю Фридриха Великаго было отведено помѣщеніе въ роскошныхъ покояхъ королевскаго дворца; здѣсь онъ отдохнулъ послѣ дороги и на другой день отправился въ Потсдамъ, гдѣ въ ту пору находился Фридрихъ. Прибывъ въ Потсдамъ, онъ окончательно смутился и началъ уже раскаяваться въ своемъ пріѣздѣ, предчувствуя, что ему трудно будетъ устоять противъ искушеній.

Предчувствія пана Лады сбылись на самомъ дѣлѣ. Фридрихъ отлично понялъ всю суетность шляхтича и сообразилъ, что съ такимъ простакомъ легко совладать при пышномъ и хитромъ дворѣ.

Король встрѣтилъ своего гостя разными любезностями, и ласки Фридриха окончательно покорили сердце пана Лады, который тотчасъ же объявилъ, что считаетъ за счастіе знакомство съ полководцемъ, занимающимъ первое мѣсто послѣ Юлія Цесаря.

Веселясь съ нѣмцами на разные способы, добродушный шляхтичъ легко сблизился съ ними, и спустя нѣсколько недѣль послѣ своего пріѣзда принялъ отъ короля титулъ графа и орденъ Чернаго Орла. Когда же ему предложили на выборъ государство, къ которому онъ желаетъ присоединиться, то панъ Лада объявилъ рѣшительно, что не хочетъ отдѣляться отъ своей родины. Но король уже достигъ своей цѣли: онъ пріобрѣлъ себѣ сочувствіе въ человѣкѣ, имѣвшемъ тогда сильное вліяніе на своихъ соотечественниковъ, и тѣмъ самымъ искусно разрушилъ одно изъ предположеній каневскаго съѣзда.

Возвратившись въ свое государство, шляхтичъ немедленно перенесъ межевые столбы къ новому руслу ручья, и такимъ образомъ, присоединившись опять къ Польшѣ, отказался навсегда отъ своей политической независимости. Но тяжело было пану Ладѣ, послѣ пиршествъ и побѣдъ, сжиться опять съ деревенскимъ затишьемъ. Онъ никогда никому не показывалъ ни графскаго диплома, ни полученнаго ордена, а шляхта, видя смиреніе пана Лады передъ пруссаками, терялась въ догадкахъ и дѣлала различныя, иногда даже оскорбительныя для него предположенія.

Все это мучило пана Ладу, и когда кто нибудь напоминалъ ему о его государствѣ, онъ видимо терялъ веселое расположеніе духа.

Прошло еще нѣсколько лѣтъ среди этой томительной жизни, началась борьба Рѣчи-Посполитой съ ея сосѣдями, и вскорѣ панъ Лада сложилъ свою сѣдую голову.

Примѣчанія править

  1. ↑ Анекдотъ о соперничествѣ польскаго пана съ знаменитымъ прусскимъ королемъ служилъ не разъ сюжетомъ и для серьезныхъ и для комическихъ разсказовъ въ польской литературѣ. Основой же для настоящаго очерка послужилъ разсказъ, напечатанный въ издавшейся три года тому назадъ въ Петербургѣ польской газетѣ «Słowo». Съ своей стороны мы измѣнили этотъ разсказъ во многихъ частностяхъ, стараясь принаровить его главнымъ образомъ къ общей цѣли нашихъ очерковъ, а именно къ ознакомленію читателей съ особенностями стариннаго быта Польши.
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Очерки_и_рассказы_из_старинного_быта_Польши_(Карнович)/Пан_Лада_и_Фридрих_Великий/ДО&oldid=464555