Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Неправедное наследство/ДО
| ← Панъ Лада и Фридрихъ Великій | Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши — Неправедное наслѣдство | Янъ Деккертъ → |
| Источникъ: Карновичъ Е. П. Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши. — СПб.: Типографія Ф. С. Сущинскаго, 1873. — С. 278. |
Польскій король Михаилъ Вишневецкій въ молодости своей, когда онъ былъ еще частнымъ человѣкомъ, испытывалъ нужду, близкую въ нищетѣ. Одинъ изъ витебскихъ помѣщиковъ Цѣхановецкій полюбилъ молодаго князя, и не предвидя его будущей судьбы помогалъ ему, какъ бы онъ помогалъ самому близкому своему родственнику. При многихъ своихъ слабостяхъ князь Вишневецкій отличался однако благодарностію и поэтому, когда поляки избрали его въ короли, то первымъ его дѣломъ было призвать къ себѣ молодаго Цѣхановецкаго, сына своего благодѣтеля, и щедро наградить, какъ его самого, такъ и его отца. Король почувствовалъ въ сыну Цѣхановецкаго особое расположеніе и удержалъ его при себѣ въ Варшавѣ.
Прошло нѣсколько времени, и Цѣхановецкій получилъ извѣстіе о смерти своего отца; огромное родовое наслѣдство, увеличенное еще болѣе щедростію короля, ожидало его на родинѣ, и Цѣхановецкій, не теряя времени, поспѣшилъ въ Витебскъ. Едва разнеслась тамъ молва о его пріѣздѣ, какъ въ то же самое время страшная новость дошла до него. Его потребовали въ гродской судъ[1], для очныхъ ставокъ съ его матерью, но не Цѣхановецкою, а съ простою женщиною, которая прежде была его кормилицею.
Женщина эта, за нѣсколько дней до пріѣзда Цѣхановецкаго, явилась въ гродской судъ[1] и объявила, что у нея есть на душѣ страшный грѣхъ, что молодой Цѣхановецкій — вовсе не Цѣхановецкій, но ея сынъ, простой деревенскій холопъ, что настоящій паничъ, котораго она кормила грудью, умеръ внезапно на ея рукахъ, и что она, думая осчастливить своего сына, тайно закопала въ лѣсу умершаго младенца и подмѣнила его своимъ, что долгое время совѣсть мучила ее, что наконецъ, для ея спокойствія и для избѣжанія божіей кары по смерти, одинъ ксендзъ велѣлъ ей покаяться во всемъ чистосердечно. Женщина эта привела въ доказательство справедливости своихъ словъ такія улики, которыя не могли оставить никакого сомнѣнія, что настоящій Цѣхановецкій умеръ, и что пріѣхавшій подъ именемъ его изъ Варшавы былъ не кто другой, какъ самозванецъ.
Не столько потеря имущества, сколько позоръ, а главное невозможность жениться на той, которую молодой Цѣхановецкій полюбилъ всей душей, и которая была уже его невѣстой, заставили Цѣхановецкаго рѣшиться на ужасное преступленіе. Между тѣмъ родственники Цѣхановецкихъ, воспользовавшись доносомъ, требовали для себя, какъ для ближайшихъ наслѣдниковъ покойнаго Цѣхановецкаго, все его имѣніе. Цѣхановецкій, съ помощію другаго ксендза, уговорилъ свою бывшую мамку, а вмѣстѣ съ тѣмъ и настоящую мать, сознаться, что весь доносъ, ею сдѣланный, нарочно выдуманъ ею съ цѣлью получить отъ Цѣхановецкаго значительную сумму. Ксендзъ представилъ матери Цѣхановецкаго всѣ послѣдствія ея доноса; онъ объяснилъ ей, что и она сама не избѣгнетъ наказанія за прежнюю вину, и что вмѣстѣ съ тѣмъ она разрушитъ совершенно все счастіе своего сына, для котораго въ настоящее время переходъ къ ничтожеству будетъ ужасенъ, тогда-какъ если бы съ самаго ребячества она воспитывала его, какъ крестьянина, то онъ не могъ бы роптать на свою долю и проклинать свою мать.
Въ свою очередь Цѣхановецкій убѣдилъ мать, что онъ навсегда обезпечитъ ее, увѣрилъ ее, что онъ немедленно поскачетъ въ Варшаву и выпроситъ у короля такъ называемый желѣзный листъ, то-есть повелѣніе, которое могло не только останавливать, но и уничтожать вовсе исполненіе смертной казни, а что между тѣмъ для истребленія всякаго подозрѣнія онъ сдѣлаетъ такъ, что гродской судъ[1] приговоритъ ее къ смертной казни, какъ клеветницу; но что онъ спасетъ ее, предъявивъ желѣзный листъ.
Бѣдная женщина изъ любви къ сыну согласилась и объявила, что все показанное ею — ложь. Цѣхановецкій уѣхалъ въ Варшаву, повторивъ матери, что онъ ѣдетъ за желѣзнымъ листомъ; дѣло приняло другой оборотъ, и судъ приговорилъ клеветницу къ смертной казни. Наступилъ ужасный день; Цѣхановецкій не пріѣзжалъ, мать его была выведена на площадь и тамъ обезглавлена; до послѣдней минуты не теряла она бодрости, думая, что явится сынъ ея съ королевскимъ помилованьемъ.
Между тѣмъ не отказъ короля въ просьбѣ своего любимца и не какія нибудь особенныя обстоятельства не позволили Цѣхановецкому пріѣхать во-время въ Витебскъ для спасенія своей матери отъ смертной казни. Не спасъ онъ ее вслѣдствіе холоднаго разсчета, что она, по слабости своего характера, можетъ снова навлечь на него бѣду, отъ которой уже не такъ легко будетъ ему избавиться. Онъ ни слова не сказалъ королю о помилованіи виновной, а напротивъ требовалъ ея казни, называя ее орудіемъ своихъ корыстныхъ родственниковъ, желавшихъ воспользоваться его богатствомъ. По стеченію обстоятельствъ, въ тотъ самый день, когда обезглавленный трупъ матери Цѣхановецкаго лежалъ на городской площади, въ Варшавѣ была великолѣпная свадьба Цѣхановецкаго, удостоенная присутствіемъ короля, который за нѣсколько дней предъ этимъ далъ своему любимцу званіе старо́сты оршанскаго.
Дни проходили за днями, счастіе благопріятствовало Цѣхановецкому во всемъ; милости, отличія, награды сыпались на него безпрестанно, онъ былъ отцемъ шестерыхъ дѣтей, которымъ предстояла самая блестящая будущность. Всѣ завидовали Цѣхановецкому, ничто, по видимому, не смущало его спокойствія; но что происходило въ душѣ грѣшника — это извѣстно одному Богу.
Выросли дѣти Цѣхановецкаго, посѣдѣлъ онъ, умерла и жена его: но онъ былъ бодръ и веселъ. Вдругъ однажды онъ собралъ къ себѣ въ комнату всѣхъ дѣтей и заперъ за ними дверь.
— Послушайте, дѣти, — сказалъ онъ, — вы ни въ чемъ не виноваты, но знайте, что вы носите имя, которое не принадлежитъ вамъ, и будете послѣ моей смерти владѣть богатствами, на которыя ни я, ни вы не имѣемъ никакого права, и которыя пріобрѣтены страшнымъ грѣхомъ.
Дѣти съ изумленіемъ взглянули на отца, а потомъ другъ на друга.
— Вы дивитесь, друзья мои, что я говорю вамъ такія рѣчи, но выслушайте мою исповѣдь.
Тогда старо́ста оршанскій покаялся предъ своими дѣтьми въ томъ, что онъ для удержанія за собою чужаго имени и чужихъ богатствъ пролилъ подъ мечемъ палача кровь своей матери.
— Я иду въ монастырь, — добавилъ Цѣхановецкій, — и если вы хотите искупить хотя немного ужасный грѣхъ вашего отца, то сдѣлайте то же. Все мое имѣніе я отдаю тѣмъ, кому оно должно принадлежать по праву.
Дѣти согласились обречь себя вѣчнымъ молитвамъ за преступленіе отца и удалились вмѣстѣ съ нимъ въ монастырь св. Эразма, и тамъ, послѣ смерти старика Цѣхановецкаго, дожившаго въ постоянныхъ терзаніяхъ совѣсти до самыхъ преклонныхъ лѣтъ, и послѣ смерти шестерыхъ его сыновей, пресѣклась ложная фамилія Цѣхановецкихъ, а настоящіе обладатели этого имени, прежде обѣднѣвшіе, получили все то что у нихъ было отнято.