Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Нитка жемчуга/ДО

Еще въ началѣ нынѣшняго столѣтія, въ одной изъ самыхъ живописныхъ мѣстностей Галиціи, стояли темно-красныя стѣны Бѣлокамскаго замка, но обвалившіяся башни и груды кирпичей въ разныхъ мѣстахъ предвѣщали скорое обращеніе этого замка въ совершенныя развалины. Заглохшій садъ, изъ густыхъ вѣковыхъ липъ и высокихъ каштановъ, окружалъ замокъ на большомъ пространствѣ. Въ этомъ саду виднѣлись еще слѣды цвѣточныхъ клумбъ, расположенныхъ въ видѣ гербовъ и именныхъ шифръ прежнихъ обладателей опустѣлаго замка. Въ ту пору казалось, что сада не расчищали, а строеній не поправляли со времени перваго ихъ владѣльца.

Въ одномъ изъ нижнихъ этажей оставленнаго всѣми замка было небольшое окно съ желѣзной рѣшоткой и съ вывалившеюся рамою. Изъ этого окна вѣяло могильною сыростью, а въ той обширной, со сводами, комнатѣ, которую оно такъ слабо освѣщало, совершилось нѣкогда страшное, кровавое мщеніе.

Лѣтъ за сто назадъ до настоящаго времени Бѣлокамскій замокъ принадлежалъ князьямъ Радзивиламъ. Въ немъ жила въ ту пору жена Кароля Радзивила, извѣстнаго во всей Литвѣ и Польшѣ подъ именемъ «Panie kochanku». Молодая и красивая собой княгиня была отрасль одного знатнаго, гетманскаго рода: и отецъ и дѣдъ ея были великими гетманами.

Вышедшая неохотно замужъ за Радзивила, княгиня вѣтренно проводила свою жизнь; она безъ устали веселилась въ Варшавѣ при дворѣ Понятовскаго, въ то время когда мужъ ея, отъявленный противникъ офранцуженнаго короля, разъѣзжалъ по любимой имъ Литвѣ, готовя тамъ недруговъ Станиславу-Августу. Еще болѣе закружилась легкая головка княгини, когда «Panie kochanku», преслѣдуемый королемъ, долженъ былъ уѣхать за границу и скитаться тамъ, какъ изгнанникъ. Княгиня нисколько не горевала о своемъ мужѣ; была въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ съ главнымъ врагомъ его — съ королемъ, и, какъ говорила молва, передавала даже обворожительному для женщинъ Понятовскому всѣ письма, получаемыя ею отъ князя, въ которыхъ добродушный «Panie kochanku» сообщалъ женѣ всѣ свои замыслы, не подозрѣвая ея измѣны.

Наконецъ изгнаніе князя прекратилось и онъ вернулся въ родную Литву. Князь поселился въ любимомъ имъ Несвижѣ, а княгиня между тѣмъ жила въ Бѣлокамскомъ замкѣ и ѣздила веселиться въ Варшаву. Вскорѣ дошли до Радзивила положительные слухи о томъ, какъ проводила время его жена, и онъ отправилъ къ ней одного изъ служившихъ при немъ шляхтичей.

Лежащія теперь въ развалинахъ стѣны Бѣлокамскаго замка были въ ту пору нѣмыми свидѣтелями волокитствъ и исканій около молодой и хорошенькой женщины, жившей въ разладѣ съ своимъ мужемъ. Онѣ были также свидѣтелями и ея вѣтренности, и ея шалостей, и ея непостоянства. Въ ту пору легко было подслушать въ замкѣ и звонкіе поцѣлуи, и страстный шопотъ, и сдержанные вздохи и веселый смѣхъ беззаботной грѣшницы. Можно было подсмотрѣть въ ту пору въ Бѣлокамскомъ замкѣ и смущеніе волокитъ, оставшихся ни при чемъ, и торжество счастливцевъ, успѣвшихъ овладѣть сердцемъ красавицы. Толпа отборной варшавской молодежи постоянно то вздыхала, то смѣялась около обворожительной вѣтренницы. Нерѣдко въ замкѣ бывали роскошныя пиршества, при громкихъ звукахъ княжеской музыки. На эти пиршества съѣзжалось къ княгинѣ столько гостей, что они занимали не только обширный замокъ, дѣлавшійся тѣснымъ при такихъ наѣздахъ сосѣдей, но и съ трудомъ размѣщались во всѣхъ окрестныхъ избахъ и лачужкахъ.

Въ концѣ одного изъ такихъ пировъ попалъ неожиданно въ Бѣлокамскій замокъ шляхтичъ Чешейко, посланный княземъ къ княгинѣ. Всѣ дороги, шедшія отъ замка, были запружены въ это время гостями, разъѣзжавшимися отъ княгини. Между роскошными колымагами и простыми бричками съ трудомъ пробрался Чешейко до воротъ княжескаго замка. Здѣсь встрѣтилъ его старый слуга радзивиловскаго дома и откровенно разсказалъ пріѣзжему шляхтичу о грѣшномъ житьѣ своей пани. Посланный князя крѣпко призадумался при этомъ разсказѣ.

Надобно замѣтить, что не только порученіе Радзивила, но и сердце молодаго шляхтича заставило его побывать въ Бѣлокамскомъ замкѣ. Здѣсь при княгинѣ жила хорошенькая шляхтяночка панна Саломея, на которой хотѣлъ жениться Чешейко и только нужда мѣшала ему достигнуть желаннаго счастья.

Панна Саломея сидѣла за пяльцами въ то время, когда въ ея чистую горенку неожиданно подкрался Чешейко. Онъ тихо кашлянулъ позади ея, она оглянулась, вскочила, вскрикнула и вспыхнула вся, какъ вспыхиваетъ розовою зарею вечернее небо. Саломея бросилась на шею жениху, начались разспросы и отвѣты. Влюбленные не успѣли еще наговориться, когда къ нимъ въ комнату вбѣжалъ запыхавшійся слуга.

— Панна Саломея, — кричалъ онъ, — у тебя есть гость, котораго княгиня сейчасъ же хочетъ видѣть.

— Вѣрно меня зоветъ княгиня, — отозвался Чешейко, и крѣпко поцѣловавъ невѣсту пошелъ слѣдомъ за слугою. Шляхтичъ проходилъ теперь чрезъ длинный рядъ обширныхъ покоевъ; толпа прислуги, суетившаяся еще за уборкою множества столовъ, показывала, что княгиня жила безъ мужа среди веселаго и многолюднаго общества.

Пріосанившись и поправивъ свои усы, молодой и статный шляхтичъ вошелъ смѣлымъ шагомъ въ богато-убранную опочивальню княгини. Здѣсь княгиня, въ легкомъ полувоздушномъ платьѣ, лежала на софѣ, какъ будто отдыхая послѣ сильной усталости. Привѣтливо она поздоровалась съ вошедшимъ шляхтичемъ и протянула къ нему, для поцѣлуя, свою бѣлую ручку. Желая задобрить мужнинаго посланца, княгиня теперь сама, по своей волѣ, награждала бѣднаго шляхтича такой лаской, которой такъ усильно добивалась у красавицы сама блестящая молодежь Варшавы. При множествѣ безотходныхъ волокитъ около княгини, считалось особеннымъ счастьемъ даже и то, если удавалось иному насладиться поцѣлуемъ ея ручки. Но эта хорошенькая ручка не прельстила молодаго шляхтича; онъ стоялъ молча передъ княгиней, покручивая одной рукой свой усъ, и поддерживая другой свою саблю. Казалось, что шляхтичъ вовсе не замѣчалъ привѣтливой ласки, оказанной ему знатною пани.

— Садись здѣсь, подлѣ меня, — нѣжнымъ голосомъ сказала княгиня равнодушному гостю, показывая ему рукою на позолоченное кресло.

Шляхтичъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, пристально смотря на княгиню. Ея пышная красота, въ полномъ разгарѣ цвѣтущей молодости, взяла верхъ надъ суровостью шляхтича, онъ не утерпѣлъ, и низко поклонившись княгинѣ, схватилъ ея ручку и невольно, но крѣпко поцѣловалъ ее.

— Ты пріѣхалъ сюда прямо отъ моего мужа? — спросила княгиня, насупивъ немножко свои тоненькія брови надъ глазками, покрытыми блестящей паволокой.

— Прямо отъ князя, яснеосвѣщенная пани, — отвѣчалъ отрывисто шляхтичъ, желая со всей неумолимой строгостью исполнить данное ему порученіе, а между тѣмъ безсознательно растерявшійся подъ обаятельнымъ взглядомъ красавицы.

— А что, есть отъ князя письмо?

— Письма отъ князя нѣтъ никакого, онъ далъ мнѣ только одну записочку, да словесныя порученія къ вашей княжеской чести.

— Это значитъ, что онъ сдѣлалъ тебя своимъ уполномоченнымъ… — перебила съ презрительной насмѣшкой княгиня. — Нечего сказать, хорошо поступаетъ со мною мой достойный супругъ!.. Онъ бросилъ меня на произволъ судьбы, а самъ, какъ говорится, гоняетъ вѣтеръ въ полѣ или веселится напропалую и безъ толку проматываетъ свое состояніе, а между тѣмъ еще сердится на меня за то, что я просила короля назначить надъ нимъ опеку!..

При этихъ словахъ кровь прилила къ лицу честнаго шляхтича. Онъ удержалъ однако порывъ своего гнѣва. Сперва онъ закусилъ губы, а потомъ, спокойнымъ и ровнымъ голосомъ, принялся отвѣчать княгинѣ противъ ея нападокъ на князя.

— Сколько я могъ замѣтить, — возразилъ шляхтичъ, — супругъ вашей княжеской милости находится въ полномъ разсудкѣ, и поэтому никакой опеки учреждать надъ нимъ нѣтъ надобности… Онъ честно служитъ родинѣ своей кровью и, какъ я знаю, готовъ служить ей и послѣднимъ грошемъ, который у него останется послѣ забора его имѣній по королевскому повелѣнію… Самъ же князь вовсе не веселится: ему теперь не до того, но онъ только угощаетъ своихъ пріятелей и гостей, въ благодарность за ихъ доброе расположеніе…

— Хорошъ мой защитникъ и покровитель!.. — запальчиво перебила княгиня, — онъ даже никогда не бываетъ у себя въ домѣ!

— Бываетъ ли онъ у себя въ домѣ или нѣтъ, это все равно для вашей княжеской милости, — сурово замѣтилъ шляхтичъ. — Знайте, ясная пани, только одно, что гдѣ бы князь ни былъ, онъ всегда и вездѣ дорожитъ честью своей супруги, и я пріѣхалъ сюда за тѣмъ, чтобы забрать съ собою того, кто, живя въ здѣшнемъ замкѣ, вредитъ доброй молвѣ о вашей княжеской милости…

Поблѣднѣвшая отъ злобы княгиня вздрогнула и бросила грозный, заискрившійся взглядъ на смѣлаго шляхтича.

— Можетъ быть ты и мнѣ лично привезъ какое нибудь приказаніе?.. — прерывающимся отъ гнѣва голосомъ спросила княгиня; и въ это время ея высокая грудь то поднималась, то опускалась, подъ легкой, полупрозрачной тканью.

Чешейко молчалъ, смотря не безъ волненія на раздраженную красавицу.

— Что же! говори! — настойчиво сказала княгиня.

— Если вашей княжеской милости угодно было самимъ заговорить объ этомъ, то я долженъ передать вамъ желаніе князя, чтобы его супруга, для прекращенія недоброй о ней молвы, немедленно пошла на житье въ монастырь, какъ это обыкновенно дѣлаютъ всѣ наши знатныя пани, когда мужья ихъ отправляются въ далекій походъ…

— Ты забываешь съ кѣмъ говоришь!.. — съ гнѣвомъ вскрикнула княгиня. — Я дочь и внука гетмановъ, я сама съумѣю сберечь свою честь!..

И княгиня, въ припадкѣ запальчивости, схватилась за хрустальный графинъ.

Чешейко слышалъ уже не разъ о томъ, до какой степени забывалась своенравная княгиня въ порывахъ сильнаго раздраженія. Шляхтичъ смекнувъ, что самая крошечная, самая бѣленькая ручка можетъ въ сердитую минуту хорошо хватить графиномъ по лбу, уклонился немного въ сторону, а княгиня между тѣмъ, опомнившись отъ излишней вспышки, начала наливать изъ графина въ стаканъ воду и выпила ее до послѣдней капли, желая показать, что она вовсе не думала вооружаться графиномъ.

— Развѣ со мной можно распоряжаться такъ, какъ распоряжаются съ простой служанкой?.. — надменно спросила она у шляхтича, уставивъ на него свои большіе, огненные глаза.

— Я не имѣю никакого права разсуждать объ этомъ, — кротко замѣтилъ шляхтичъ, кланяясь почтительно княгинѣ, — мое дѣло — исполнить только приказаніе князя.

— Напередъ однако тебѣ слѣдовало подумать, удастся ли еще исполнить такое приказаніе… — перебила княгиня.

— Я думаю, что удастся, — спокойнымъ голосомъ возразилъ шляхтичъ, брякнувъ саблей.

— Такъ ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, что тебѣ удастся исполнить то, зачѣмъ ты сюда присланъ? — съ гордостью и съ изумленіемъ спросила княгиня, и ея громкій, судорожный смѣхъ раздался на всю комнату. — Нѣтъ этого никогда не будетъ!.. — добавила она, топнувъ о коверъ своей маленькой ножкой и погрозивъ шляхтичу бѣленькимъ пальчикомъ.

Шляхтичъ не возражалъ ничего; онъ только самоувѣренно поглядывалъ на княгиню.

— Повѣрь, что ни ты, ни князь ничего мнѣ не могутъ сдѣлать: у меня найдутся заступники, — проговорила княгиня послѣ нѣкотораго молчанія.

Затѣмъ она прошлась нѣсколько разъ по комнатѣ, въ сильномъ волненіи; потомъ остановилась передъ уборнымъ столикомъ и взяла съ него небольшой ящичекъ, обтянутый пунцовымъ бархатомъ. Княгиня открыла ящикъ и подъ ея тоненькими пальцами заблестѣли, заискрились и радужно заиграли крупные брильянты. Съ этимъ ящичкомъ въ одной рукѣ подошла княгиня къ Чешейко, а другую руку положила она ему на плечо.

— Ты долженъ знать, мой милый, — сказала она ему своимъ серебристымъ и вкрадчивымъ голосомъ, — ты долженъ давно знать, что силой со мной ничего не сдѣлаешь и что со мной можно сладить только уступчивостью. Разсуди самъ хорошенько — къ чему можетъ повести насъ домашняя ссора?.. Если я уйду въ монастырь, то развѣ будетъ честь князю за то, что онъ одолѣлъ слабую, беззащитную женщину? Сообрази самъ и то, какая будетъ при этомъ польза и тебѣ самому?.. Чѣмъ можетъ наградить тебя князь, если въ скоромъ времени онъ самъ, какъ изгнанникъ, лишится всего и останется безъ куска хлѣба?.. Вѣдь ты знаешь, что у него уже отняты всѣ его литовскія имѣнія за возстаніе противъ короля…

— Все это я очень хорошо знаю, ваша княжеская милость, — твердымъ голосомъ отвѣчалъ шляхтичъ, — но не смотря на это я все-таки до конца хочу остаться вѣрнымъ своему доброму пану.

— Это очень похвально, — съ живостью и досадой перебила княгиня, — но вспомни, однако, что панна Саломея, которую ты такъ любишь, никогда не пойдетъ замужъ за такого бѣдняка, каковъ ты… Что у тебя есть?..

— Я и самъ не захочу заставить ее дѣлить мою нужду, и до тѣхъ поръ я не женюсь на ней, пока кое-какъ не устроюсь.

— Вотъ видишь!.. — съ радостью подхватила княгиня, и съ этими словами она вынула изъ ящичка нить чуднаго жемчуга ослѣпительной бѣлизны и распустила эту нить передъ глазами шляхтича. — Ты знаешь этотъ жемчугъ? — спросила она Чешейко.

— Знаю; это наслѣдственная драгоцѣнность княжескаго рода Радзивиловъ, и она не должна никогда и ни въ какомъ случаѣ выйти изъ него… Впрочемъ, — добавилъ шляхтичъ, вынимая изъ шапки лоскутокъ сложенной бумаги, — вмѣстѣ съ порученіями, уже переданными вашей княжеской чести, я имѣю еще приказаніе князя — взять отъ васъ этотъ жемчугъ; — и съ этимъ словомъ онъ подалъ княгинѣ довѣренность князя на полученіе наслѣдственнаго сокровища.

Княгиня взяла записку мужа, а между тѣмъ шляхтичъ протянулъ руку къ жемчугу и выхватилъ нить изъ рукъ княгини. Княгиня крикнула въ ужасѣ, увидя, что она лишилась самой главной драгоцѣнности. Шляхтичъ не обратилъ никакого вниманія на крикъ княгини и спокойно положилъ за пазуху драгоцѣнную вещь, съ тѣмъ, чтобъ немедленно отвезти ее къ князю. Княгиня съ изумленіемъ смотрѣла на Чешейко, который, почтительно поклонясь ясновельможной хозяйкѣ, вышелъ изъ ея опочивальни, попросивъ княгиню увѣдомить князя о томъ, что она уже передала жемчугъ его посланному.

Заискрились глаза молодой женщины и задрожали ея розовыя ноздри по выходѣ Чешейки.

— Теперь ты пропалъ, безумецъ!.. — проговорила она съ какой-то дикой радостью, разорвавъ въ мелкіе кусочки записку князя о выдачѣ жемчуга его повѣренному. — Ты узнаешь что значитъ оскорблять женщину и отнимать у нея того, кого она любитъ!..

Княгиня кликнула Саломею и приказала ей позвать, какъ можно скорѣе, пана Кулешу.

Черезъ нѣсколько минутъ, въ спальню княгини вошелъ, въ попыхахъ, чрезвычайно красивый и статный мужчина, который, какъ гласила молва, пользовался особеннымъ и притомъ постояннымъ расположеніемъ молодой княгини. Она измѣняла всѣмъ своимъ любимцамъ, кромѣ одного пана Кулеши.

Спустя немного времени послѣ этого выѣхалъ изъ Бѣлокамскаго замка Чешейко, радуясь тому, что онъ успѣлъ по крайней мѣрѣ исполнить хоть одно порученіе своего пана, имѣя дѣло съ такой неуступчивой и вспыльчивой пани, какова была княгиня. Чешейко надѣялся получить отъ князя новыя наставленія и въ скоромъ времени опять побывать въ замкѣ и исполнить приказаніе на счетъ выпроводовъ оттуда Кулеши.

Прощаясь съ своимъ женихомъ, пани Саломея дала ему поцѣловать одну ручку, а другою благословила его, желая отвратить отъ него своимъ благословеніемъ всякую бѣду и напасть. Теперь Чешейко ѣхалъ, опустивъ поводья, и думалъ о своей хорошенькой невѣстѣ.

Долго послѣ отъѣзда Чешейки толковали между собою, при запертыхъ на задвижку дверяхъ, княгиня и ея любимецъ. Когда же окончилась эта задушевная бесѣда, то довѣренный княгини опрометью побѣжалъ внизъ.

— Только, ради Бога, будь осторожнѣе, — кричала ему вслѣдъ умоляющимъ голосомъ княгиня. — Онъ, какъ видно, человѣкъ отчаянный!.. Будетъ защищаться упорно…

Выбѣжавъ во дворъ, Кулеша созвалъ всѣхъ слугъ и торопливо началъ отдавать приказанія. Во всемъ замкѣ поднялась ужасная тревога: шумѣли, суетились, кричали, сѣдлали лошадей и заряжали ружья. Казалось, что въ замкѣ ожидали нападенія сильнаго непріятеля. Когда же все было готово, то панъ Кулеша, съ обнаженною саблею, сѣлъ на коня.

— Гей, хлопцы!.. За мной!.. — крикнулъ онъ громко и съ этими словами пустился по дорогѣ, по которой ѣхалъ Чешейко; а слѣдомъ за Кулешой помчались казаки.

Говоръ и шумъ продолжался однако въ замкѣ и послѣ этого. Среди общаго переполоха всѣ громко говорили о томъ, что пріѣзжавшій отъ князя шляхтичъ укралъ у княгини нить жемчуга, которая имѣла неимовѣрную цѣну.

Скоро панъ Кулеша съ своими казаками нагналъ Чешейко. Обороняться было некогда, да при томъ повѣренный князя не чувствовалъ за собою никакой вины. Спустя нѣсколько часовъ везли Чешейко въ Бѣлокамскій замокъ связаннаго по рукамъ и ногамъ. Шляхтичъ лежалъ теперь въ бричкѣ, а подлѣ нея, съ молодецкой осанкой, ѣхалъ Кулеша, держа въ рукѣ драгоцѣнную нитку жемчуга, которая, въ присутствіи казаковъ, какъ свидѣтелей, была найдена за пазухой у Чешейки.

— Я не хочу мстить ему сама, — сказала съ презрительнымъ равнодушіемъ княгиня, принимая жемчугъ изъ рукъ Кулеши, — но я не желаю однако оставить безъ наказанія его низкій поступокъ: пускай судъ опредѣлитъ ему наказаніе…

По приказанію княгини было сдѣлано въ трибуналъ надлежащее повѣщеніе о поступкѣ Чешейки, а между тѣмъ бѣдный, ни въ чемъ невиноватый шляхтичъ былъ посаженъ въ подвалъ Бѣлокамскаго замка.

Ужаснулась панна Саломея, когда узнала, что женихъ ея обвиненъ въ кражѣ; бѣдная дѣвушка не выдержала этого удара и впала въ страшную горячку. Скоро начался надъ Чешейкой судъ. Законы польскіе не давали потачки ворамъ и мошенникамъ, а между тѣмъ никакія оправданія Чешейки не принимались въ уваженіе, потому что улики въ кражѣ были очевидны и бѣдняга былъ приговоренъ къ отсѣченію головы. Узнавъ объ этомъ приговорѣ, княгиня распорядилась, чтобъ ея служанки сшили для приговореннаго къ казни смертельную рубашку. Заливаясь слезами и громко рыдая исполнили онѣ приказаніе своей жестокосердой госпожи. Какъ помѣшанная смотрѣла на все это панна Саломея, не сознавая ясно того что вокругъ нея дѣлалось.

Когда окончательно состоялся смертный приговоръ, то нужно было привести его въ исполненіе; во всемъ околоткѣ нельзя было найти палача. Какъ ни былъ преданъ княгинѣ ея любимый наперстникъ, панъ Кулеша, но онъ какъ шляхтичъ не могъ взяться за ремесло палача. Пошли искать охотника по окрестнымъ деревнямъ, но ни одинъ крестьянинъ не хотѣлъ сдѣлаться палачомъ, хотя тому, кто вызвался бы отрубить голову Чешейко, предлагалось, за это, увольненіе отъ барщины на всю жизнь. Наконецъ, не въ близкомъ отъ замка мѣстечкѣ, выискался одинъ какой-то мясникъ, который, подъ пьяную руку, и отхватилъ въ темномъ подвалѣ голову несчастному шляхтичу…

Послѣ погибели жениха, панна Саломея ушла въ какой-то далекій монастырь и вскорѣ замолкъ на вѣки въ Бѣлокамскомъ замкѣ слухъ о бѣдной дѣвушкѣ…

Польское правительство, до котораго дошла вѣсть о кровавой расправѣ съ Чешейко, приказало, по просьбѣ его родственниковъ, какъ можно строже изслѣдовать это темное дѣло. Княгинѣ и ея любимцу начинала теперь грозить нешуточная опасность, но обстоятельства измѣнились въ ихъ пользу, потому что въ это время австрійскія войска заняли Галицію и здѣсь начался новый порядокъ…

Княгиня поспѣшила въ Вѣну и тамъ стала посѣщать безпрестанно дворцовую капелу. Богомольную императрицу поразила необыкновенная набожность молодой женщины. Вскорѣ пришло изъ Вѣны приказаніе — прекратить всѣ розыски о смерти Чешейки, а спустя нѣсколько времени, на плечѣ преступницы-богомолки заблистали брильянтовые знаки ордена Маріи Терезіи.

Судьба однако покарала княгиню. Разведшись съ княземъ, она вышла потомъ замужъ за какого-то бездомнаго француза, и въ глубокой старости эта представительница знаменитаго гетманскаго рода, отвергнутая всѣми, скиталась около Бѣлокамскаго замка, питаясь скуднымъ подаяніемъ.