Очерки и рассказы из старинного быта Польши (Карнович)/Вызов родственников/ДО

Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши — Вызовъ родственниковъ
авторъ Евгеній Петровичъ Карновичъ

Источникъ: Карновичъ Е. П. Очерки и разсказы изъ стариннаго быта Польши. — СПб.: Типографія Ф. С. Сущинскаго, 1873. — С. 34.

Въ одномъ изъ значительныхъ польскихъ мѣстечекъ былъ храмовой праздникъ. Множество разныхъ колымагъ, бричекъ и повозокъ загромождали большую костельную площадь, обсаженную высокими пирамидальными тополями. Въ мѣстечко съѣхались на праздникъ и богатые паны съ ихъ многочисленною челядью; сюда добрался также на своей маленькой телѣжкѣ и сосѣдній мужичокъ съ женой, у которой, по случаю праздника, былъ надѣтъ на головѣ шелковый платочекъ, а на шеѣ висѣли янтарныя бусы. И мужъ и жена ѣхали на праздникъ, сидя въ телѣжкѣ на большой вязанкѣ льна, который былъ бѣлъ какъ снѣгъ и который они везли ксендзу, какъ церковную десятину. На возу сидѣли съ отцомъ и съ матерью ихъ пухленькія, розовыя дочки.

Толпы набожныхъ пѣшеходовъ валили гурьбой въ мѣстечко. Въ мѣстечкѣ же на рыночной площади стоялъ рядъ толстыхъ столбовъ; у каждаго изъ столбовъ, соединенные между собою близкимъ родствомъ, небогатые шляхтичи привязывали своихъ лошадей и никто изъ постороннихъ не смѣлъ прикоснуться въ такому столбу, назначенному только для извѣстнаго семейства.

Послѣ обѣдни, шляхтичи, прихожане и всѣ почетные гости были запрошены на обѣдъ къ отцу-плебану, передъ домомъ котораго, подъ яснымъ лѣтнимъ небомъ, расположилось множество народа, весело проводя время.

Между собравшимися у отца-плебана сосѣдями шелъ обычный разговоръ о погодѣ, о посѣвахъ и о разныхъ случаяхъ, бывшихъ недавно въ околодкѣ.

— А что жъ, панъ Матеушъ, когда же поѣдешь получать наслѣдство?.. — спросилъ какой-то старичокъ одного, очень скромно, но чисто одѣтаго шляхтича, бывшаго въ числѣ гостей.

— А вотъ Господь Богъ дастъ, такъ и выберусь недѣльки черезъ три, — отвѣчалъ смиренно тотъ, къ кому относился этотъ вопросъ. — Еще не всѣ нужныя бумаги успѣлъ подобрать.

Панъ Матеушъ пріятно улыбнулся. Самыя отрадныя мечты промелькнули въ его головѣ, подъ длиннымъ чубомъ, на которомъ пробивалась уже сѣдина.

Между тѣмъ гости, по приглашенію радушнаго хозяина, принялись за закуску. Разговоръ дѣлался и шумнѣе, и веселѣе, и оживленнѣе. Толковали о разныхъ разностяхъ, но всего чаще затрогивали гости пана Матеуша Буйницкаго, добродушно подшучивая надъ тѣмъ, что онъ, послѣ своей поѣздки въ замокъ своего соименника, каштеляна Буйницкаго, сдѣлается богатымъ и могущественнымъ магнатомъ.

Замѣтно было, что этого рода шутки не только что не обижали бѣднаго шляхтича, но что, напротивъ, онѣ радовали его.

— Смѣйтесь, смѣйтесь, — думалъ про себя панъ Матеушъ, — а послушаемъ что заговорите вы, когда ко мнѣ на самомъ дѣлѣ перейдетъ все огромное богатство каштеляна.

Долго продолжался пиръ у отца-плебана. Наконецъ гости, поблагодаривъ хозяина за угощеніе, отправились по домамъ. Вмѣстѣ со всѣми поѣхалъ, въ своей простой одноконной бричкѣ, и панъ Буйницкій. Спустя же дней десять по возвращеніи съ праздника, панъ Матеушъ, на той же самой саврасой лошадкѣ и въ той же самой бричкѣ, отправился въ далекій путь, въ замокъ каштеляна Буйницкаго.

Панъ Владиславъ Буйницкій, каштелянъ санокскій, владѣтель Буйничковъ, Овражковъ, Наровча и другихъ огромныхъ помѣстій, считался во всемъ своемъ околодкѣ первымъ паномъ. Жилъ онъ въ обширномъ старинномъ замкѣ, ѣздилъ на сеймики и сеймы въ сопровожденіи множества прислуги и сторонниковъ, которыхъ онъ, какъ бы ихъ много ни было, угощалъ на серебряной и золотой посудѣ. Всѣ сенаторы и самъ король, Янъ-Казиміръ, заискивали добраго расположенія у богатаго магната. Къ нему то и пробирался теперь его однофамилецъ, со множествомъ разныхъ бумагъ, тщательно зашитыхъ въ грубую холстину и запрятанныхъ за пазуху подъ кунтушемъ.

Панъ каштелянъ, не смотря на свою знатность и на свои несмѣтныя богатства, не былъ однако доволенъ судьбою. Не радовался онъ и тому, что около него разцвѣтало шесть прехорошенькихъ дочерей, которыя рѣзвились около него, какъ рѣзвятся пестрыя бабочки. Тяжелыя и грустныя думы постоянно одолѣвали могущественнаго каштеляна. Съ грустью проѣзжалъ онъ по своимъ обширнымъ владѣніямъ, подумывая о томъ, что все это раздѣлится на части послѣ его смерти и что скоро въ его родной сторонѣ угаснетъ на вѣки знаменитое имя Буйницкихъ.

Желая имѣть наслѣдниковъ этого имени, панъ Буйницкій еще въ молодыхъ годахъ женился на бѣдной дѣвушкѣ, происходившей, впрочемъ, изъ славнаго рода. Каштелянъ, повидимому, былъ очень счастливъ въ супружеской жизни, потому что Богъ послалъ ему жену кроткую, благоразумную и привязанную къ нему всѣмъ сердцемъ. Меньше чѣмъ черезъ годъ она родила ему дочь. Насупился панъ Буйницкій при этой вѣсти; но дѣлать было нечего, и онъ пышно справилъ крестины новорожденнаго ребенка.

Прошелъ еще годъ. Съ нетерпѣніемъ ждалъ панъ Буйницкій, кого подаритъ ему супруга — сына или дочь, и крѣпко огорчился онъ, когда узналъ, что въ замкѣ его явилась на свѣтъ новая дѣвочка. Минулъ еще годъ — и у пани Буйницкой родилась опять дочь; — не вытерпѣлъ мужъ и принялся журить жену, зачѣмъ она не даритъ ему сына. Въ слѣдующемъ году прибыла пану четвертая дочь — и онъ разсердился до такой степени, что даже не захотѣлъ взглянуть на новорожденную малютку. Спустя годъ, новая прибавка въ семействѣ Буйницкаго — и опять дочь. Вспылилъ каштелянъ, обманувшись въ своей надеждѣ имѣть наслѣдника, и приказалъ отправить ребенка, вмѣстѣ съ мамкой, на фольварокъ.

Въ теченіе слѣдующаго года панъ каштелянъ, смотря на свою все болѣе и болѣе полнѣвшую супругу, предавался самымъ радостнымъ мечтамъ. Онъ воображалъ какъ будетъ ласкать маленькаго сына, какъ онъ выростетъ и будетъ славнымъ наѣздникомъ и лихимъ рубакой, какъ онъ женитъ сына, какъ у него пойдутъ внуки и какъ такимъ образомъ, на долго, если не до конца міра, будетъ продолжаться древній родъ каштеляна.

Обманчивы были однако надежды тщеславнаго пана, потому что когда явился у него въ домѣ седьмой младенецъ, то оказалось, что вмѣсто ожидаемаго сына послалъ Господь каштеляну еще новую дочь. Не вытерпѣлъ этого обманувшійся отецъ; онъ заскрежеталъ отъ гнѣва зубами, схватился въ отчаяніи за голову и приказалъ новорожденное дитя отправить въ дальнюю деревню и тамъ воспитывать ее, какъ простую крестьянку.

Между тѣмъ время шло своимъ чередомъ; каштелянъ и его супруга старѣли, а дочери ихъ росли и хорошѣли. Умилостивившійся каштелянъ вернулъ въ свой замокъ двухъ послѣднихъ дочерей, высланныхъ имъ изъ его дома; но все же онъ не любилъ своей семьи такъ, какъ онъ любилъ бы ее, если бы среди ея выросталъ наслѣдникъ его имени и его богатства. Особенно доставалось за дочерей бѣдной супругѣ. Раздраженный каштелянъ постоянно укорялъ ее за то, что она произвела столько дочерей, какъ будто она въ самомъ дѣлѣ была виновата въ томъ, что не имѣла сына.

Досадуя на жену, каштелянъ сталъ подумывать, что не худо бы было развестись съ нею и жениться на другой, чтобы хоть этимъ способомъ добыть себѣ наслѣдника. Но какъ онъ ни ломалъ голову надъ тѣмъ, чтобы выискать или выдумать какую нибудь причину къ разводу, онъ не могъ ничего придумать, такъ какъ сожительница его была женщина безукоризненная во всѣхъ отношеніяхъ и представляла собою образецъ всѣхъ супружескихъ добродѣтелей. Суетный каштелянъ не унимался однако; онъ попробовалъ-было заикнуться о разводѣ передъ епископомъ, но правдивый и строгій пастырь не только что далъ ему хорошій духовный нагоняй за его грѣшные разсчеты, но и погрозилъ еще ему Божіей карой, если только онъ позволитъ себѣ обидѣть ни въ чемъ не виноватую супругу.

Послѣ этого каштелянъ оставилъ мысль о разводѣ. Боязнь несчастій въ земной жизни и страхъ адскихъ мукъ въ будущей отбили у набожнаго пана мысль о разводѣ, и онъ сталъ добывать себѣ наслѣдника другимъ способомъ. Онъ призывалъ къ себѣ на совѣтъ и лекарей, и ученыхъ, и знахарей, и бабъ, слывшихъ въ народѣ ворожеями и колдуньями. Онъ ѣздилъ съ женою на богомолье по разнымъ монастырямъ, молился, постился, раздавалъ убогимъ щедрую милостыню и дѣлалъ богатые вклады по разнымъ костеламъ. Ничего однако не помогало.

Каштелянъ тужилъ невыносимо, а между тѣмъ время шло своимъ чередомъ, дочери каштеляна росли и годъ отъ году становились все краше и краше.

— Постой же, — подумалъ панъ Буйницкій въ одну изъ самыхъ тяжелыхъ минутъ, — построю я на свой счетъ церковь, а подлѣ нея монастырь и поселю въ немъ святыхъ отшельниковъ… Даю также Всевышнему обѣтъ, — добавилъ съ набожнымъ чувствомъ каштелянъ, — что если у меня послѣ этого родится сынъ, то я всѣхъ моихъ дочерей отдамъ въ монастырь, пусть молятся онѣ за того, кто будетъ продолжать нашъ знаменитый и древній родъ!..

Въ скоромъ времени съѣхались въ замокъ каштеляна лучшіе архитекторы и живописцы; долго толковалъ онъ съ ними о томъ, какъ бы великолѣпнѣе и богаче построить храмъ и монастырь во славу Божію. Когда же художники рѣшили этотъ вопросъ, то по близости замка закипѣла дѣятельная работа: толпы каменьщиковъ, плотниковъ, маляровъ и штукатуровъ безостановочно трудились надъ постройкою церкви и обширныхъ монастырскихъ зданій. Каштелянъ не жалѣлъ ничего, и такъ какъ, не смотря на все его богатство, у него не хватило разомъ наличныхъ денегъ на такіе огромные расходы, то онъ заложилъ два помѣстья и продолжалъ строить монастырь на занятыя деньги.

На другой годъ, среди темной зелени сосноваго лѣса, бѣлѣлись уже высокія башни костела и стѣны монастырскихъ зданій. Когда же все было готово, то самъ мѣстный епископъ освятилъ новый костелъ. Въ твердой надеждѣ имѣть наслѣдника своего имени и своихъ богатствъ, каштелянъ отпраздновалъ освященіе храма съ необыкновеннымъ великолѣпіемъ. Съѣхавшіеся въ замокъ гости не могли надивиться огромности костела, его яркой позолотѣ и множеству рѣзныхъ и лѣпныхъ украшеній, исполненныхъ съ большимъ вкусомъ и необыкновеннымъ изяществомъ. Спустя годъ въ новоотстроенномъ монастырѣ поселились монахи кармелитскаго ордена. Строитель монастыря, надѣливъ братію угодьями, лѣсами и рыбными ловлями, поставилъ имъ въ непремѣнную обязанность, чтобы они и день и ночь молили Господа Бога о дарованіи ему сына.

Прошло еще нѣсколько времени, но ожиданіе каштеляна не исполнилось. Онъ уже не совсѣмъ благосклонно началъ посматривать на святыхъ отцовъ, приписывая свой неуспѣхъ ихъ не слишкомъ усерднымъ молитвамъ и понуждалъ ихъ молиться и почаще и по-дольше и по-прилежнѣе.

Нельзя описать гнѣва каштеляна, когда послѣ самыхъ сладкихъ его надеждъ и даже заготовленія колыбельки съ гербами его фамиліи для новорожденнаго сына, у него родилась восьмая дочь. Задыхался отъ злобы обманувшійся каштелянъ; онъ не взглянулъ даже на свою дочь и приказалъ отправить малютку на самый отдаленный фольварокъ, съ тѣмъ чтобы никогда не смѣли даже говорить о ней въ его присутствіи.

Истощивъ всѣ усилія для того, чтобы видѣть своего наслѣдника, каштелянъ наконецъ убѣдился, что онъ навѣки лишенъ этого счастія; тѣмъ не менѣе онъ все таки не отставалъ отъ мысли — продолжить какъ нибудь мужское колѣно своего рода. Теперь каштелянъ засѣлъ надъ гербовниками и кипой фамильныхъ бумагъ. Съ большимъ напряженіемъ перечитывалъ онъ и гербовники и бумаги, желая найти гдѣ нибудь отрасль своего рода съ представителемъ ея по мужскому колѣну.

— Пусть бы только найти мнѣ какого нибудь пана Буйницкаго нашей древней крови, — разсуждалъ самъ съ собою каштелянъ, — и будь онъ хоть старъ, хоть уродъ, хоть нищъ, хоть калека, но я предоставлю ему выбрать въ жены любую изъ моихъ дочерей. Пусть женится на ней и продолжаетъ наше знаменитое имя… Что за бѣда если мой дальній родственникъ и однофамилецъ принадлежитъ къ самой убогой шляхтѣ: у меня много богатства и я его сейчасъ сдѣлаю знатнымъ паномъ… Мнѣ только нужна настоящая кровь Буйницкихъ!..

Какъ однако ни рылся каштелянъ въ гербовникахъ и въ пыли домашняго архива, онъ все таки никакъ не могъ напасть на такіе слѣды, которые указали бы на существованіе мужской отрасли его рода въ Польшѣ или Литвѣ. Суетный каштелянъ доходилъ до отчаянія и рѣшительно не зналъ что ему дѣлать.

— Настою же я на своемъ! — сказалъ онъ въ припадкѣ сильнаго гнѣва, ударивъ кулакомъ по столу, — во чтобы то ни стало, а я достану себѣ пана Буйницкаго!..

Спустя нѣсколько дней послѣ этого, изъ замка каштеляна выѣхали во всѣ стороны нарочные гонцы. Одинъ изъ нихъ поѣхалъ отыскивать какого нибудь папа Буйницкаго въ Мазовіи, другой въ Куявіи, третій на Волыни, четвертый на Подолѣ, пятый въ Литвѣ.

Съ нетерпѣніемъ ожидалъ теперь каштелянъ возврата своихъ посланныхъ, подумывая о томъ, какого-то они привезутъ ему родственника. Уже нѣсколько гонцовъ возвратились въ замокъ и донесли каштеляну, что несмотря на всѣ свои усилія они не могли отыскать его родственника и однофамильца. Съ горестью покачивалъ каштелянъ головою, выслушивая эти недобрыя вѣсти.

Однажды, когда онъ въ глубокой задумчивости сидѣлъ у окна, посматривая на заходившее солнце и думая о томъ, что вскорѣ, подобно солнцу, угаснетъ и его знаменитый родъ, онъ увидѣлъ, что во дворъ замка въѣзжалъ какой-то бѣдный шляхтичъ на саврасой лошадкѣ, запряженной въ простую бричку. Шляхтичъ смѣло подъѣхалъ къ самому крыльцу замка, слѣзъ съ брички и взошелъ на крыльцо. Каштелянъ подивился такой безцеремонности бѣднаго гостя въ домѣ богатаго пана. Но удивленіе каштеляна обратилось въ восторгъ, когда вбѣжавшій къ нему въ комнату слуга громко крикнулъ:

— Панъ Матеушъ Буйницкій, вельможный родственникъ ясневельможнаго пана каштеляна, пріѣхалъ къ его милости, нашему пану!..

Обрадованный каштелянъ обезумѣлъ отъ неожиданной радости. Крѣпко онъ обнялъ и чуть не задушилъ въ своихъ объятіяхъ желаннаго гостя, которымъ каштелянъ дорожилъ теперь до такой степени, что тотчасъ же приказалъ снять съ его брички колеса, разобрать гати, сломать мосты и перекопать дороги, опасаясь чтобы драгоцѣнный гость не уѣхалъ какъ нибудь изъ его замка, не порѣшивъ дѣла о продолженіи его знаменитаго рода.

Нужно ли говорить о томъ, какъ угощалъ каштелянъ пана Матеуша, который не могъ надивиться великолѣпію замка, множеству слугъ и громадѣ золотой и серебряной посуды. Бѣдный шляхтичъ не могъ дать себѣ о своемъ положеніи никакого отчета, когда каштелянъ, разсказавъ ему о всѣхъ своихъ богатствахъ, объявилъ, что всѣ они перейдутъ къ нему, если только онъ захочетъ жениться на одной изъ дочерей каштеляна. Все что видѣлъ и слышалъ теперь панъ Матеушъ ему казалось какимъ-то волшебнымъ сномъ, и онъ каждую минуту боялся, чтобы не пробудиться отъ этого чудеснаго сна.

— Староватъ онъ для моихъ дочерей, — думалъ про себя каштелянъ, смотря на своего соименника, у котораго во время неблизкой дороги успѣла уже показаться щетинисто-сѣдоватая борода, — да это ничего, дѣти все-таки будутъ!.. Ну, дорогой мой родственникъ, — сказалъ каштелянъ, обращаясь къ пану Матеушу, — примемся теперь за дѣло и посмотримъ отъ какой линіи нашего рода явился ты на свѣтъ…

Шляхтичъ вынулъ изъ-за пазухи привезенныя имъ бумаги и положилъ ихъ на столѣ передъ каштеляномъ, который сталъ перечитывать ихъ съ чрезвычайнымъ любопытствомъ. Панъ Матеушъ, не безъ сильнаго біенія сердца, внимательно слѣдилъ за каждымъ движеніемъ своего будущаго тестя.

— А это, братъ, что значитъ?.. — спросилъ вдругъ суровымъ голосомъ каштелянъ, и съ этими словами онъ грозно посмотрѣлъ на шляхтича. У послѣдняго дрогнули отъ страха колѣни.

— Какъ же ты можешь происходить изъ того же рода Буйницкихъ, изъ котораго происхожу я, если мой родъ еще за полтораста лѣтъ раздѣлился на отрасли, которыя теперь уже угасли, а между тѣмъ изъ этихъ бумагъ видно, что предки твои за сто-восемьдесятъ лѣтъ владѣли такимъ помѣстьемъ, котораго никогда въ нашемъ родѣ не бывало… Ты не нашей крови!.. — громко крикнулъ каштелянъ, швырнувъ въ сторону всѣ бумаги, представленныя ему его соименникомъ.

Оробѣвшій панъ Матеушъ хотѣлъ было пуститься въ объясненія.

— Гей, люди! — крикнулъ взбѣшенный каштелянъ, — взять этого самозванца и отсчитать ему пятьдесятъ батоговъ!..

Приказаніе пана было исполнено въ точности. Всѣ золотыя мечты разлетѣлись въ пыль и прахъ въ головѣ бѣднаго шляхтича…

Спустя нѣсколько часовъ онъ тянулся обратно домой на своей саврасой лошаденкѣ, съ трудомъ пробираясь по разобраннымъ гатямъ, сломаннымъ мостамъ и перерытымъ дорогамъ, проклиная и свою поѣздку и радушную встрѣчу каштеляна, вслѣдствіе которой не было теперь проѣзда по дорогѣ.

Забилось радостью сердце шляхтича, когда онъ наконецъ увидѣлъ вдалекѣ родную соломенную кровлю. Ему представилась его прежняя тихая жизнь — безъ роскоши, и безъ пышности, но за то не лишенная отрады и довольства, и теперь онъ даже порадовался въ душѣ, что не состоялась его свадьба съ дочерью надменнаго каштеляна.

— Что сдѣлалъ бы со мной, — подумывалъ не безъ ужаса шляхтичъ, — если бы и у меня, какъ у него, не было сыновей?.. — и холодная дрожь пробирала пана Матеуша при этой мысли.

Заговорили всѣ въ околодкѣ о пріѣздѣ пана Буйницкаго.

— Ну что? — спрашивали его при встрѣчѣ сосѣди, — устроилось дѣло?..

— Нѣтъ не совсѣмъ еще, — неохотно отзывался шляхтичъ, при грустныхъ воспоминаніяхъ объ исходѣ своей поѣздки.

— А что же…

— Нашлись другіе, ближайшіе родственники… — бормоталъ себѣ подъ носъ панъ Матеушъ.

— А много ихъ?..

— Да я насчиталъ ихъ до пятидесяти, — отвѣчалъ шляхтичъ, вспоминая невольно о числѣ батоговъ, отпущенныхъ ему каштеляномъ…