Когда желаешь ты, чтобъ песъ тебя любилъ,
Люби собаку самъ, какъ Локманъ говорилъ.
Зналъ это и оселъ, хоть и привыкъ глумиться
И долженъ былъ за это поплатиться.
Какая съ нимъ стряслась бѣда —
Въ науку всѣмъ скотамъ я разсказать рѣшился.
Навьюченный, какъ водится всегда,
Оселъ тотъ за хозяиномъ тащился,
А сзади, наблюдая, чтобъ оселъ
Не растерялъ вьюковъ и попроворнѣй шелъ,
Собака, высунувъ языкъ, бѣжала.
Какъ добрый стражъ, она осла
Ни разу за ноги въ дорогѣ не хватала,
Но тѣшила его: то съ боку гарцовала,
То впередъ, хвостомъ виляя, шла.
И такъ они брели часа два-три спокойно;
Но солнце такъ сіяло знойно,
Что наконецъ хозяинъ ихъ усталъ
И спать подъ деревомъ улегся.
Оселъ того, казалось, только ждалъ:
Сперва траву вблизи дороги пощипалъ,
Добрелъ и до межи и наконецъ увлекся,
Хвостомъ взмахнулъ
И быстро черезъ ровъ перепрыгнулъ.
Тогда предъ нимъ открылся лугъ зеленый,
Гдѣ не было колючекъ, всякой сорной
Травы, и только клеверъ росъ.
— «Вотъ это важно, — вкусно какъ овесъ!
А ты, хозяинъ, спи, спи, сдѣлай одолженье»… —
И наѣдаться сталъ оселъ до пресыщенья,
Такъ что у пса невольно аппетитъ
При этомъ разыгрался.
— «Мой осликъ, — онъ сказалъ, — ты сытъ,
А я съ утра не ѣлъ, совсѣмъ проголодался.
Я знаю, у тебя въ вьюкахъ есть ветчина —
Нельзя-ли къ ней мнѣ приложиться?
Мы вотъ какъ сдѣлаемъ: прилягъ ты, старина,
Я жь встану на-дыбки». — Оселъ не шевелится,
Какъ черствый эгоистъ, жуетъ себѣ да ѣстъ,
Ворчливо говоря: «Однако,
Какъ этотъ песъ всегда мнѣ надоѣстъ!
Пойди ты къ своему хозяину, собака:
Проснется и накормитъ онъ тебя».
И внѣ себя
Отъ гнѣва, что ему осмѣлились мѣшать,
Оселъ неистово траву сталъ пожирать,
Ее съ корнями даже вырывая
И челюстямъ своимъ работу задавая.
Вдругъ показался волкъ изъ-за куста
И броситься хотѣлъ на жаднаго скота.
— «Братъ, защити!» — Оселъ молилъ собаку.
— «Нѣтъ, я не братъ тебѣ, самъ выдержи съ нимъ драку.
Когда хозяинъ твой проснется, можетъ быть,
Рѣшится онъ тебя спасти и защитить».
Но волкъ задралъ осла тотчасъ-же, безъ опаски.
Здѣсь и конецъ всей сказкѣ.
