Вопросъ о происхожденіи «Пѣсни о Нибелунгахъ» — поэмы, занимающей первое мѣсто между національными эпическими произведеніями христіанской Европы — до-сихъ-поръ остаётся спорнымъ. Долгое время считалась неопровержимою теорія учонаго Лахмана, что «Нибелунги» образовались изъ двадцати самостоятельныхъ пѣсень, принадлежавшихъ такому-же количеству авторовъ, и что эти пѣсни затѣмъ были дополнены и соединены въ одно цѣлое какимъ-нибудь неизвѣстнымъ писателемъ. Теорію эту сильно поколебалъ Гольцманъ. Основываясь на другомъ манускриптѣ поэмы, онъ привёлъ весьма наглядныя доказательства тому, что «Нибелунги» въ настоящемъ ихъ видѣ — ничто иное, какъ весьма расширенная и отчасти переработанная форма древнѣйшаго, потомъ потерявшагося стихотворенія, авторомъ котораго Гольцманъ признавалъ нѣкоего Конрада, писца Пассаускаго епископа Пильгрима, на котораго указывается даже въ «Плачѣ», служащемъ по содержанію какъ-бы продолженіемъ или окончаніемъ «Нибелунговъ», но написанномъ несомнѣнно гораздо раньше (около 990 года). Между послѣдователями Лахмана и Гольцмана возникла ожесточённая борьба, продолжающаяся до сего времени. Не вдаваясь здѣсь въ разрѣшеніе этого вопроса, упомянемъ объ остроумномъ замѣчаніи одного изъ лучшихъ нѣмецкихъ критиковъ, что какъ Страсбургскій соборъ не могъ быть произвольно составленъ изъ разныхъ частей подмастерьями и учениками, точно также «Пѣсня о Нибелунгахъ» не могла возникнуть безъ творчества одного художника, положившаго фундаментъ всему зданію и начертавшаго подробный его планъ.
Время появленія «Нибелунговъ» въ томъ видѣ, въ какомъ эта поэма дошла до насъ, относятъ къ самому началу XIII столѣтія. Содержаніе ея заключается въ слѣдующемъ:
Красавицѣ Кримгальдѣ, сестрѣ бургундскихъ королей Гунтера, Гернота и Гизельгера, приснилось, что два орла терзаютъ на части вскормлённаго ею сокола. Она разсказываетъ про этотъ сонъ своей матери Утѣ, a та объясняетъ его какъ зловѣщее предзнаменованіе: что Кримгильда выйдетъ замужъ и мужъ ея погибнетъ отъ руки убійцы. Въ это самое время молодой Зигфридъ, играющій важную роль уже въ скандинавской «Эддѣ», сынъ короля Зигмунда Нидерландскаго, привлечённый молвою о необыкновенной красотѣ и нравственныхъ достоинствахъ Кримгильды, отправляется въ Вормсъ. Съ блестящею свитою приближается онъ ко дворцу Гунтера, но никто не узнаётъ его, кромѣ стараго воина Гагена. За-то этотъ послѣдній тотчасъ же разсказываетъ о предшествовавшихъ доблестныхъ подвигахъ пріѣзжаго, о томъ, какъ онъ побѣдилъ нибелунговъ, подданныхъ короля Нибелунга, и отнялъ ихъ сокровище (Nibelungenhort), какъ сорвалъ съ короля карликовъ Альбериха его шапку-невидимку, какъ убилъ страшнаго дракона и, окунувшись въ его кровь, покрылся роговой оболочкой, отчего и получилъ названіе «рогового Зитфрида», и т. п. Доблестнаго героя принимаютъ съ большими почестями. Скоро послѣ того бургундцы вступаютъ въ войну съ саксонцами; Зигфридъ принимаетъ въ ней участіе, одерживаетъ нѣсколько блистательныхъ побѣдъ и съ тріумфомъ возвращается въ Вормсъ. Только теперь впервые видитъ онъ Кримгильду, влюбляется въ неё и становится въ ряды искателей ея руки. Между-тѣмъ король Гунтеръ начинаетъ свататься за молодую героиню Брунгильду, которая каждому, выступающему въ качествѣ ея жениха, предлагаетъ, въ видѣ испытанія, поединокъ, объявляя, что она отдастъ ему руку въ томъ только случаѣ, если онъ одержитъ надъ нею побѣду; но до-сихъ-поръ всѣ женихи платились жизнью за свою смѣлость, падая отъ руки богатырши. Гунтеръ отправляется въ Изенштейнъ, мѣстопребываніе Брунгильды, но не одинъ, a въ сопровожденіи Зигфрида. Молодой нидерландскій герой, благодаря шапкѣ-невидимкѣ, отнятой имъ y Альбериха, помогаетъ Гунтеру въ поединкѣ, въ слѣдствіе чего Брунгильда — уже давно влюблённая въ Зигфрида и напрасно ищущая его взаимности побѣждена и выходитъ замужъ за Гунтера. Зигфридъ же женится на Кримгильдѣ и возвращается съ нею къ себѣ на родину. Черезъ нѣсколько лѣтъ, по приглашенію Гунтера, онъ пріѣзжаетъ къ нему въ гости съ женою, но тутъ между Кримгильдой и Брунгильдой затѣвается ссора, въ которой первая проговаривается второй, что дѣйствительнымъ побѣдителемъ ея въ поединкѣ былъ не Гунтеръ, a Зигфридъ. Ненависть Брунгильды къ молодому герою доходитъ до крайнихъ предѣловъ — и она рѣшаетъ, что онъ долженъ умереть. Участникомъ ея тайны становится вышеупомянутый Гагенъ. Онъ даётъ клятву отомстить за оскорблённую королеву и сдерживаетъ её. Подъ предлогомъ желанья защитить Зигфрида отъ замысловъ Брунгильды, онъ вывѣдываетъ y жены его о единственно-уязвимомъ мѣстѣ въ тѣлѣ ея супруга и однажды на охотѣ измѣннически поражаетъ несчастнаго въ это мѣсто, именно въ затылокъ; затѣмъ онъ открыто объявляетъ всѣмъ, что убійство совершено имъ и, въ дополненіе своего злодѣянія, овладѣваетъ хранящимся y Кримгильды сокровищемъ Нибелунговъ и кидаетъ его въ Рейнъ. Тогда жажда мщенія разгарается и въ сердцѣ Кримгильды — и она выжидаетъ только удобнаго случая, чтобы осуществить своё пламенное желаніе.
Черезъ нѣсколько лѣтъ гунскій король Эцель присылаетъ пословъ просить руки Кримгильды. Въ надеждѣ найти въ этомъ бракѣ средства къ приведенію въ исполненіе своего плана, вдова Зигфрида принимаетъ предложеніе и отправляется въ страну Гунновъ, гдѣ и выходитъ замужъ за короля. Но вотъ, по прошествіи нѣкотораго времени, Эцель, по настоянію жены, проситъ бургундцевъ къ себѣ въ гости. Гагенъ, очень хорошо понимающій причину этого приглашенья, совѣтуетъ не принимать его. Совѣты его остаются безплодными: бургундцы отправляются въ дальнее путешествіе, и Гагенъ по неволѣ присоединяется къ нимъ. На дорогѣ встрѣчаетъ онъ разныя зловѣщія предзнаменованія, но и это не останавливаетъ его спутниковъ. Послѣ упорнаго боя съ баварцами, желавшими преградить путь бургундцамъ, приглашонные гости Эцеля достигаютъ назначенія. Здѣсь вражда между Гагеномъ и королевою тотчасъ же обнаруживается. Кримгильда хочетъ собственно смерти только этого человѣка и съ этою цѣлью устраиваетъ схватку между бургундцами и гуннами, схватку, которая переходитъ въ кровопролитное сраженіе и оканчивается избіеніемъ всѣхъ бургундцевъ, за исключеніемъ только Гунтера и Гагена. Но и Гунтеръ скоро падаетъ подъ мечёмъ по приказанію Эцеля, a Гагена приводитъ живыхъ къ Кримгильдѣ знаменитый герой Дитрихъ Вернскій, тоже находившійся въ это время со своими готѳами въ гостяхъ y короля гунновъ и участвовавшій въ бою. Кримгильда требуетъ, чтобы Гагенъ открылъ ей мѣсто, куда онъ спряталъ сокровище Нибелунговъ; тотъ упрямо отказывается — и тогда она, съ дикимъ крикомъ торжества, вонзаетъ въ его сердце мечъ Зигфрида. Но и ея послѣдній часъ наступилъ. Воинъ Дитриха, старый Гильдебрандъ. возмущённый тѣмъ, что Гагенъ палъ отъ руки женщины, убиваетъ её.
Этимъ оканчивается «Пѣсня о Нибелунгахъ». Въ вышеупомянутомъ «Плачѣ» заключаются нѣкоторыя дополнительныя подробности. Стихотвореніе начинается описаніемъ погребенія героевъ, падшихъ въ страшной битвѣ, и отчаянія Эцеля, усиливающагося ещё болѣе, когда Дитрихъ и Гильдебрандъ уѣзжаютъ отъ него. Вѣсть объ избіеніи бургундцевъ приноситъ къ нимъ на родину музыкантъ Свеммелинъ, отправляющійся туда въ сопровожденіи людей, которые везутъ съ собою оружіе павшихъ короля и воиновъ. На пути онъ заѣзжаетъ къ епископу Нассаускому Пильгриму, разсказываетъ ему обо всёмъ случившемся, и тотъ такъ поражонъ этою трагическою исторіею, что поручаетъ своему писцу Конраду записать её, ибо это — «величайшее событіе, какое когда либо происходило на свѣтѣ». Въ Вормсѣ привезённое Свеммелиномъ извѣстіе и видъ возвращённаго оружія производятъ страшное дѣйствіе. Старая мать Гунтера Ута умираетъ съ горя. Брунгильда остаётся въ безутѣшномъ одиночествѣ со своими маленькими сыновьями, послѣдними остатками нѣкогда блистательнаго и могущественнаго семейства.
Такимъ образомъ, относительно содержанія, въ «Пѣснѣ о Нибелунгахъ» смѣшиваются различные циклы туземныхъ эпическихъ сказаній и дѣйствуютъ въ одно и тоже время главные герои различныхъ эпопей. Съ одной стороны мы видимъ Дитриха Бернскаго, героя остъ-готскихъ пѣсень, Гильдебранда и Эцеля съ его гуннами, съ другой — Зигфрида, героя Нидерландскаго, рядомъ съ бургундскимъ цикломъ, средоточіемъ котораго является Гунтеръ и его семейство, и только въ концѣ поэмы обѣ группы соединяются вмѣстѣ. Внѣшняя форма поэмы — такъ называемая «Нибелунгова строфа», состоящая изъ четырёхъ стиховъ, между которыми первый риѳмуется со вторымъ, третій съ четвертымъ. Эта же самая форма употреблялась и для остальныхъ эпическихъ поэмъ и пѣсень среднихъ вѣковъ.
По величію и силѣ сюжета, истинной художественности изложенія, не смотря на неудовлетворительность внѣшней формы, и по сохраненію народнаго элемента во всей его чистотѣ — «Пѣсня о Нибелунгахъ» занимаетъ одно изъ первыхъ мѣстъ, если не первое, послѣ «Иліады» и «Одиссеи» въ исторіи народной эпической поэзіи. «Здѣсь», говоритъ одинъ нѣмецкій критикъ, «на сценѣ не жизнь и судьбы отдѣльныхъ лицъ, не любовь, но колоссальныя страсти и усложненія, громадные планы и дѣйствія, при которыхъ паденіе одной личности увлекаетъ за собою, какъ въ вихрѣ, цѣлыя королевскія династіи, поколѣнія героевъ и народы, и оканчивается взаимнымъ кровопролитнымъ истребленіемъ ихъ. Переселеніе народовъ выступаетъ тутъ во всёмъ богатствѣ легендарнаго украшенія. Историческая жизнь является въ поэтической переработкѣ. Тихо выходя изъ различныхъ источниковъ, волны поэзіи текутъ чистыя и прозрачныя, но мало-по-малу къ нимъ присоединяются всё новые и новые ручьи, берега становятся шире, прелестныя рѣки устремляются въ пѣнящуюся бездну и, наконецъ, вся эта масса поэтическихъ легендъ и сказаній ввергается во всепоглощающее море. Такъ растётъ и усиливается дѣйствіе въ «Пѣснѣ о Нибелунгахъ». Естественно и послѣдовательно развиваются характеры, не стѣсняемые никакими условными, традиціонными мѣрками. Не смотря на потрясающія, ужасающія подробности, которыми наполнена вторая часть поэмы, сколько задушевности и глубокаго чувства во всёмъ этомъ произведеніи! Семейныя узы между родителями и дѣтьми, братьями и сёстрами, супругами, преданность слугъ господамъ и отеческія отношенія этихъ послѣднихъ къ первымъ не изображены ни у одного изъ придворныхъ эпическихъ поэтовъ того времени и послѣдующаго въ такой простотѣ, чистотѣ и задушевности, въ какой всё это является передъ нами въ «Пѣснѣ о Нибелунгахъ». Такую любящую чету, какъ Зигфридъ и Кримгильда, напрасно стали бы мы искать въ остальныхъ произведеніяхъ средневѣковой поэзіи.»
Художественныя красоты этой поэмы всегда возбуждали и продолжаютъ возбуждать удивленіе лучшихъ поэтовъ, находившихъ въ ней много матеріала для своего вдохновенія. Вотъ, напримѣръ, что писалъ о ней Гейне: «Это произведеніе исполнено великой, грозной силы. Языкъ, на которомъ оно написано — чисто каменный и стихи представляются мнѣ какъ бы сриѳмованными плитами. Мѣстами пробиваются сквозь щели красные цвѣты, точно капли крови, или вытягивается длинный плющъ, словно зелёныя слёзы.» Желая дать французамъ хотя приблизительное понятіе объ исполинскихъ страстяхъ, бушующихъ въ «Пѣснѣ о Нибелунгахъ», Гейне говоритъ: «Представьте себѣ свѣтлую лѣтнюю ночь, въ которую звѣзды, блѣдныя какъ серебро, но крупныя какъ солнцы, собрались на голубомъ небѣ, и всѣ готическіе соборы Европы назначили другъ другу свиданіе въ необъятной равнинѣ. И вотъ спокойно сходятся сюда страсбургскій соборъ, кельнскій, руанскій, флорентинская колокольня и т. п., и всѣ они любезно ухаживаютъ за церковью Парижской Богоматери (Notre Dame). Правда, что ихъ движенія довольно неловки, что нѣкоторые изъ нихъ даже очень неуклюжи и что ихъ ухаживанье можетъ вызвать невольную улыбку. Но вы перестали бы улыбаться, увидѣвъ, какъ они мало-по-малу приходятъ въ бѣшенство и начинаютъ душить другъ друга, какъ Notre Dame de Paris въ отчаяніи воздѣваетъ обѣ каменныя руки свои къ небу, послѣ чего схватываетъ мечъ и срубаетъ голову самому громадному изъ всѣхъ этихъ соборовъ. Однако — нѣтъ: даже и это зрѣлище не дало бы вамъ никакого понятія о главныхъ дѣйствующихъ лицахъ «Пѣсни о Нибелунгахъ», такъ-какъ не существуетъ на свѣтѣ башни столь высокой и камня столь жосткаго, какъ суровъ Гагенъ и мстительна Кримгильда.»