Глава тридцать четвертая.
Какъ врагъ самыя добродѣтели обращаетъ во вредъ дѣлателямъ.
Но пусть ты вѣрно и постоянно течешь путемъ добродѣтели, не уклоняясь ни на десно, ни на шуе; не думай, что врагъ отстанетъ отъ тебя. Нѣтъ, слышалъ уже ты, что я привелъ тебѣ изъ св. Іоанна Лѣствичника, что врагъ, когда видитъ, что всѣ его покушенія совратить тебя на зло безуспѣшны, идетъ потихоньку вслѣдъ тебя и ублажаетъ, какъ живущаго во всемъ богоугодно. Вотъ это и есть послѣднее его искушеніе. Отзывается это вражье насъ величаніе самомнѣніемъ, самочувствіемъ и самодовольствомъ, а отъ нихъ пораждаются тщеславіе и гордость, изъ коихъ тщеславіе снѣдаетъ всю цѣну дѣлъ нашихъ, если есть какія добрыя, а гордость дѣлаетъ насъ противными Богу. Внимай убо и всячески отбивайся отъ сихъ вражескихъ ублаженій, не давая имъ проходить до сердца, а отражая съ перваго момента, какъ онѣ коснутся слуха души твоей.
Чтобъ не подвергнуться грозящей тебѣ отъ сего бѣдѣ, держи всегда умъ свой собраннымъ въ сердцѣ и будь всегда готовъ къ отраженію этихъ вражескихъ стрѣлъ. Стоя тамъ внутри, какъ военачальникъ среди браннаго поля, избери удобное для брани мѣсто, и укрѣпивъ его, какъ слѣдуетъ, не оставляй никогда, но тамъ укрывайся и оттуда воюй. Мѣсто это и укрѣпленіе его и вооруженіе есть искреннее и глубокое сознаніе своей ничтожности, что ты и бѣденъ, и слѣпъ, и нагъ, и богатъ одними немощами, недостатками и неодобрительными дѣлами, неразумными, суетными и грѣшными. Установившись такъ, никогда не позволяй уму своему выходить изъ сего укрѣпленія во-внѣ, и особенно воздерживайся отъ странствованія по своимъ, какъ тебѣ кажется, плодоноснымъ полямъ и садамъ, т.-е. твоимъ добрымъ дѣламъ. Если будешь держать себя такъ, стрѣлы вражескаго ублаженія пагубнаго не достанутъ тебя, а если и упадетъ къ тебѣ какая, ты тотчасъ увидишь ее, отразишь и выбросишь вонъ.
Но какъ воины, сидя въ укрѣпленіи, непраздно проводятъ время, но то упражняются въ воинскихъ бранныхъ пріемахъ, то подновляютъ и усиливаютъ свое укрѣпленіе, такъ дѣлай и ты, укрываясь въ сознаніи своей ничтожности. Именно дѣлай вотъ что. Умъ какъ ни держи, все будетъ отбѣгать, и не дивно, что въ этихъ отбѣганіяхъ нападетъ на дѣла твои, кажущіяся добрыми. Какъ только нападетъ онъ на нихъ, тотчасъ схватитъ его врагъ и поразитъ самомнѣніемъ, и притомъ такъ, что онъ охотно станетъ на сторону врага, и воротившись къ себѣ, и тебя станетъ тянуть туда же. Какъ только замѣтишь ты это, позови къ себѣ умъ свой, и скажи ему: слушай, умъ! Толкуешь ты мнѣ: и то хорошо, и это не худо. Пусть такъ; да мнѣ-то чтожъ изъ-за этого? Ты, вѣдь, собрался хвалить меня. Добрѣ, хвали, я слушаю. Но вѣдай, что справедливость требуетъ, чтобы ты хвалилъ меня только за то, что найдешь во мнѣ и въ дѣлахъ моихъ собственно моего, а что есть во мнѣ отъ Бога и отъ благодати Его, то должно быть благодарно и хвалебно возводимо къ источнику своему. Давай же разбирать, что есть у насъ съ тобой своего и что есть Божіе, и Божіе будемъ отлагать на Божію часть, а свое оставлять при себѣ. Затѣмъ, что останется при насъ, если только останется, тѣмъ и опредѣлимъ свой вѣсъ и свое достоинство, и за то себя похвалимъ.
Итакъ начнемъ. — Заглянемъ во время предшествовавшее нашему существованію; что были мы тогда? Ничто, и ничего не могли сдѣлать, за что бы Источникъ всякаго бытія, какъ воздаяніе, благоволилъ даровать намъ бытіе. Оно есть независимый Божій намъ даръ, Божіе намъ благодѣяніе, начало и поприще и всѣхъ послѣдующихъ намъ благодѣяній безмѣрной Его благости. Отложимъ же его на Божію часть. — Потомъ стали мы жить. Какъ? И сами не знаемъ. Много прошло лѣтъ, что мы съ тобой и не знали, что существуемъ, а существовали; но и когда узнали это, ничего не могли дѣлать для поддержанія своей жизни. Другія руки пеклись о насъ, и не сами-по-себѣ, а по устроенію Всеустроителя всякой жизни и бытія. Насъ воспитали, обучили, поставили на ноги. Тутъ ничего не было нашего, — и отлагай это въ сторону.
Стали мы потомъ сами жить. Что тутъ наше? отдѣлимъ жизненныя силы и средства къ существованію, кои окрестъ насъ. Онѣ не наши: Божій даръ.
Божій даръ непосредственное вѣдѣніе Бога, Божій даръ совѣсть, Божій даръ жажда небесной жизни. Три сіи составляютъ духъ нашей жизни, влекущій насъ горѣ. Ты, умъ мой, не мой. Богъ мнѣ тебя даровалъ. Не мои и дѣятельныя во мнѣ силы, воля съ своею энергіей. Не мое чувство, способное услаждаться жизнію и всѣмъ окружающимъ меня. Не мое тѣло со всѣми своими отправленіями и потребностями, условливающими наше тѣлесное благобытіе. Все сіе Богъ даровалъ. И самъ я не свой, а Божій. Давъ мнѣ бытіе, Богъ облекъ меня сложностію исчисленныхъ силъ жизненныхъ, и даровалъ мнѣ сознаніе и свободу, законоположилъ, чтобъ я правилъ всѣмъ, сущимъ во мнѣ, сообразно съ достоинствомъ каждой части своего бытія. Во всемъ этомъ не поводы къ самовосхваленію, а побужденія къ сознанію великости и тяготы лежащаго на насъ съ тобой долга и къ страху ожидающаго насъ отвѣта на вопросъ: что вы съ собой и изъ себя сдѣлали?
Обратимся теперь къ средствамъ жизни. Есть въ насъ жизнь тѣлесная, жизнь душевная и жизнь духовная. Для каждой изъ нихъ свои потребны средства и мы всѣ имѣемъ ихъ подъ руками, и всѣ они не плодъ нашего благопріобрѣтенія, а даръ Божій. Воздухъ, огонь, вода, земля со всѣми своими сокровищами: стихіями, камнями, металлами, растеніями и животными, кои доставляютъ намъ все нужное для питанія, одѣянія и жилищъ, — не нами устроены, а даны. Сумма необходимыхъ для насъ понятій о всемъ окружающемъ насъ, порядки житейскіе, общественные, государственные, искусства и ремесла, и правила для дѣйствованія на всѣхъ сихъ поприщахъ, мы находимъ готовыми, не ломая головы надъ ихъ придумываніемъ, а только усвояя ихъ. Каждый, являющійся на свѣтъ, получаетъ ихъ какъ наслѣдіе отъ предковъ своихъ. А у предковъ откуда все это? Богъ посылаетъ людей съ особенными дарованіями и съ особою силой воли, и они дѣлаютъ новыя открытія, и усовершаютъ бытъ человѣческій. Но еслибъ ты спросилъ сихъ открывателей, какъ дошли они до того или другаго; они сказали бы: сами не знаемъ, пришло на умъ, развивалось, строилось и устроилось. Такъ всегда было, такъ и до конца вѣка будетъ: средства для душевной жизни не наши, а даются. Тѣмъ паче это слѣдуетъ сказать о жизни духовно-нравственно-религіозной. Богъ вложилъ въ душу вѣдѣніе о Себѣ въ умѣ, и о волѣ своей въ совѣсти, осѣнивъ то и другое чаяніемъ вѣчноблаженной жизни. Это сѣмя духовной жизни. Оно посѣяно въ насъ и принято въ моментъ вдохнутія Богомъ въ насъ Своей божественной искры жизни. Всякій, раждаясь, приноситъ съ собой и въ себѣ сіе сѣмя, которое затѣмъ развивается и опредѣленность получаетъ отъ окружающей его среды людей. Какое неописанно-великое благо родиться среди тѣхъ, кои живутъ истинною духовною жизнію! Но осмотрись. Мы имѣемъ вѣдѣніе о единомъ истинномъ Богѣ, въ Троицѣ покланяемомъ; исповѣдуемъ Сына Божія, насъ ради воплотившагося и все для спасенія нашего устроившаго; вѣруемъ и въ Духа Святаго, благодатію Своею насъ оживотворяющаго и духовную жизнь въ насъ дѣйственно возсозидающаго, и съ Церковію Божіею срасленными себя имѣемъ, въ ней пріемля все потребное для храненія и возвышенія духовной жизни, и оживляясь чаяніемъ воскресенія мертвыхъ и жизни будущаго вѣка. И все сіе есть у насъ въ чистѣйшемъ и безпримѣсномъ видѣ, и есть не отъ насъ — даръ Божій. Такъ вотъ, какими богатыми окруженъ ты средствами къ свойственной тебѣ жизни, и жизни всесторонней, и ни одно изъ нихъ не есть плодъ твоихъ усилій, все тебѣ дано. Ты призванъ на пиръ жизни, уже готовый. Если умѣстно намъ съ тобой чѣмъ-либо въ семъ отношеніи похвалиться, то развѣ тѣмъ, какъ мы всѣмъ этимъ воспользовались. Это, когда есть въ насъ въ силѣ, есть наша брачная одежда. Величаться ли ею? Не паче ли побаиваться надо, какъ бы богатый въ милости Устроитель пира, пришедши, не сказалъ намъ: видите, какой пиръ! а одежда-то у васъ какова?!
Посмотримъ же теперь повнимательнѣе и на одежду сію. Одежду души составляютъ преимущественно нравственно-религіозныя расположенія и чувства укорененныя въ ней, а не одни дѣла. Но какъ тѣ сокровенны, то рѣдко бываютъ поводомъ къ тщеславію и гордости; дѣла же, какъ видимыя, лѣзутъ въ глаза, и будто невольно возбуждаютъ дѣлателя къ самочувствію и самовосхваленію въ себѣ, а свидѣтелей его дѣлъ къ похваленію его вовнѣ, которыя еще крѣпче укрѣпляютъ и глубже углубляютъ самочувствіе и трубленіе предъ собой. Такъ вотъ и разсмотримъ свои дѣла, есть ли въ нихъ и что есть, чѣмъ бы можно было безпрекословно похвалиться.
Припомнимъ, что хвалиться можно только тѣмъ, что прямо отъ нашего исходитъ произволенія и независимо ни отъ чего нами совершается. Но смотри, какъ идутъ дѣла наши? — Какъ они зачинаются? Сходятся обстоятельства и ведутъ къ тому или другому дѣлу, а иной разъ приходитъ на мысль сдѣлать что-либо, — и дѣлаемъ. Но стеченіе обстоятельствъ не отъ насъ, и вспаденіе на мысль сдѣлать что либо тоже, какъ очевидно, не наше: кто-то влагаетъ мысль. Такимъ образомъ зачало или зарожденіе помысла сдѣлать что-либо, въ такихъ случаяхъ, не можетъ или не должно быть предметомъ самохваленія. А такого рода дѣлъ сколько у насъ? Если добросовѣстно разберемъ, почти всѣ сплошь и рядомъ. Вотъ и не чѣмъ хвалиться.
Если можно похвалиться, то только тѣмъ, что мы могли не дѣлать, и однакожъ сдѣлали. Ибо какъ ни сильны бываютъ внутреннія и внѣшнія понужденія на дѣла, рѣшеніе на нихъ всегда есть дѣло нашего произволенія. Но и тутъ рѣшеніе на дѣла добрыя не всегда бываетъ добротно. Добротно это рѣшеніе, когда оно установляется по сознанію воли Божіей на то и другое дѣло, и изъ покорности сей волѣ. Коль же скоро сюда приходитъ что-либо стороннее, самостное или человѣкоугодливое, то добротность рѣшенія въ такомъ случаѣ тускнѣетъ и омрачается. Рѣшаемся иной разъ боясь, что скажутъ, если не сдѣлаемъ, иной разъ чая себѣ какого-либо удовлетворенія и выгоды отъ дѣла, теперь или впослѣдствіи, а иной разъ отъ того, что нельзя иначе: и не хотѣлось бы, но надо сдѣлать. Всѣ такія дѣла не могутъ стоять въ ряду чисто добрыхъ дѣлъ, и хоть совнѣ кажутся похвальными, но по внутреннему достоинству предъ Богомъ и совѣстью не стоютъ похвалы. Разсмотримъ же, сколько у насъ такого рода дѣлъ? И опять придется сознать, что почти сплошь и рядомъ. И опять, выходитъ, нечѣмъ хвалиться.
Итакъ добрыя дѣла наши, если строго ихъ разберемъ, не дадутъ намъ открыть уста для восхваленія себя предъ другими, или для трубленія внутри предъ собой. Если же мы приведемъ при этомъ на память всѣ дѣла свои неодобрительныя, — пустыя, суетныя, безполезныя, вредныя, беззаконныя, богопротивныя, каковыхъ конечно найдется не мало; то что тогда должны почувствовать? Можетъ быть скажетъ кто: взвѣсь ту и другую сторону, и какая перетянетъ, по той и суди себя. Но такого рода пріемъ въ семъ случаѣ неумѣстенъ. Дѣла идутъ из-внутри. Если есть дѣла недобрыя, то, значитъ, внутреннее наше не въ добромъ порядкѣ; а оно-то и опредѣляетъ нашу цѣну предъ Богомъ, — самую существенную цѣну. Если оно не можетъ быть одобрено, то и весь человѣкъ недостоинъ одобренія.
Еще одно прискажу: всѣ дѣла, нами видимо совершаемыя, въ семействѣ, въ обществѣ, по службѣ, составляютъ наше поведеніе. Если осмотримся кругомъ, не можемъ не сказать, что въ общемъ поведеніе наше большею частію исправно. Но такъ же ли исправно при семъ и внутреннее, этого утверждать не можемъ. Глаза окружающихъ насъ сильное имѣютъ давленіе на наши замыслы. Эти свидѣтели заставляютъ насъ не давать хода тому худу, которое возникаетъ въ сердцѣ: мы воздерживаемся отъ худа, — и поведеніе наше является исправнымъ. Не будь ихъ, поведеніе наше оказалось бы совсѣмъ въ иномъ видѣ. — Да оно и бываетъ нерѣдко таковымъ, коль скоро мы увѣрены, что чужой глазъ не увидитъ насъ. И бываетъ съ нѣкоторыми, что коль скоро внѣшняя ихъ обстановка измѣняется и они могутъ пожить свободнѣе, все, что прежде укрываемо было изъ боязни чужихъ глазъ, вырывается наружу, и прежде исправный человѣкъ является и пьяницей, и развратникомъ, и даже грабителемъ. Всѣ эти дурные позывы не теперь породились. Они были, но ходу не имѣли, а теперь получили свободу и проявились. Но если все это только внутри; то и весь человѣкъ былъ таковъ, — пьяница, развратникъ, грабитель, — несмотря на не таковую внѣшность. — Разсмотри-ка хорошенько, не принадлежишь ли и ты къ такому разряду. Если да, хоть въ нѣкоторой степени, то тебѣ не слѣдуетъ хвалиться и принимать похвалы. —
Заключу: если по примѣру всего сказаннаго теперь ты будешь почаще просматривать свою жизнь; то когда врагъ начнетъ трубить тебѣ въ уши: какъ ты хорошъ, — это трубленіе не найдетъ внутри тебя отголоска въ самочувствіи и самоодобреніи, а напротивъ будетъ отражаемо всякій разъ самыми смиренными и уничиженными о себѣ мыслями и чувствами.