Наш Воздух только часть безбрежного Эфира (Бальмонт)/ДО


7.


Нашъ Воздухъ только часть безбрежнаго Эѳира,
Въ которомъ носятся безсмертные міры.
Онъ круговой шатеръ, покровъ земного міра,
Гдѣ Духи Времени сбираются для пира,
И ткутъ калейдоскопъ сверкающей игры.

Равнины, пропасти, высоты, и обрывы,
По чьей поверхности проходятъ облака,
Многообразія живые переливы,
Руна завѣтнаго скользящіе извивы,
10 Вслѣдъ за которыми мечта плыветъ вѣка.

Въ долинахъ Воздуха есть призраки-травинки,
Взростаютъ-таютъ въ немъ, въ единый мигъ, цвѣты,
Какъ пчелы, кружатся въ немъ бѣлыя снѣжинки,
Путями фейными проходятъ паутинки,
15 И водопадъ лучей струится съ высоты.

Несутся съ бѣшенствомъ свирѣпые циклоны,
Разгульной вольницей ликуетъ взрывъ громовъ,
И въ неурочный часъ гудятъ на башняхъ звоны,
Но послѣ быстрыхъ грозъ такъ изумрудны склоны
20 Подъ дѣтскимъ лепетомъ апрѣльскихъ вѣтерковъ.

Чертогомъ радости и міровыхъ сліяній
Сверкаетъ радуга изъ тысячи тоновъ,
И въ душахъ временныхъ тотъ праздникъ обаяній
Намекомъ говоритъ, что въ тысячахъ вліяній
25 Побѣдно царствуютъ лишь семь первоосновъ.

Отъ предразсвѣтной мглы до яркаго заката,
Отъ бѣлизны снѣговъ до кактусовъ и розъ,
Пространство Воздуха ликующе-богато
Напѣвомъ красочнымъ, гипнозомъ аромата,
30 Многосліянностью, въ которой все сошлось.

Когда подъ шелесты влюбляющаго Мая
Бѣлѣютъ ландыши и свѣтитъ углемъ макъ,
Волна цвѣточныхъ душъ проносится, мечтая,
И Воздухъ, пьяностью два пола сочетая,
35 Велитъ имъ вмѣстѣ быть—нѣжнѣй, тѣснѣй—вотъ такъ.

Онъ измѣняется, переливаетъ краски,
Перебираетъ ихъ, въ игрѣ неистощимъ,
И незабудки спятъ, какъ глазки дѣтской сказки,
И арумъ яростенъ, какъ кровь и крикъ развязки,
40 И Жизнь идетъ, зоветъ, и все плыветъ какъ дымъ.

Въ Іюльскихъ Празднествахъ, когда жнецы и жницы
Даютъ безумствовать сверканіямъ серпа,
Тревожны въ Воздухѣ передъ отлетомъ птицы,
И говорятъ въ ночахъ одна съ другой зарницы
45 Надъ страннымъ знаменьемъ тяжелаго снопа.

Сжигаютъ молніи—но неустанны руки,
Сгораютъ зданія—но вновь мечта ростетъ,
Кривою линіей стенаній ходятъ муки,
Но тонутъ въ Воздухѣ всѣ возгласы, всѣ звуки,
50 И снова—первый день, и снова—начатъ счетъ.

Всего таинственнѣй незримость параллелей,
Передаваемость, сны въ снахъ—и снова сны,
Духъ невещественный вещественныхъ веселій,
Отвѣтность марева, въ душѣ—напѣвъ свирѣлей,
55 Отображенья странъ и звуковой волны.

Въ душѣ ли грезящихъ, гдѣ встала мысль впервые,
Иль въ кругозорностяхъ, гдѣ склепъ Небесъ такъ синь,
Въ прекрасной разности, они всегда живыя,
Созданья Воздуха, тѣ волны звуковыя,
60 И краски зыбкія, и тайный храмъ святынь.

О, Воздухъ жизненный! Прозрачность круговая!
Онъ долженъ вольнымъ быть. Когда жь его замкнутъ,
Въ немъ дышетъ скрытый гнѣвъ, встаетъ отрава злая,
И, тяжесть мертвую на душу налагая,
65 Кошмары цѣпкіе невидимо ростутъ.

Но хоть великъ шатеръ любого полуміра,
Хранилище-покровъ двухъ нашихъ полусферъ,
Нашъ Воздухъ лишь намекъ на пропасти Эѳира,
Гдѣ неразсказанность совсѣмъ иного міра,
70 Неполовиннаго, внѣ горъ и внѣ пещеръ.

О, свѣтоносное великое Пространство,
Гдѣ мысли чудится всходящая стезя,
Всегда одѣтая въ созвѣздныя убранства,—
Въ тебѣ міровъ и сновъ бездонно постоянство,
75 Никѣмъ не считанныхъ, и ихъ считать нельзя.

Начало и конецъ всѣхъ мысленныхъ явленій,
Воздушный Океанъ эѳирныхъ синихъ водъ,
Ты Солнце намъ даешь надъ сумракомъ томленій,
И красные цвѣты въ пожарахъ преступленій,
80 И въ зеркалѣ морей повторный Небосводъ.