Настоящая невеста (Гримм; Снессорева)/ДО
| ← Гвоздь | Настоящая невѣста | Веретено, челнокъ и иголка → |
| Оригинал: нем. Die wahre Braut. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1871. — Т. II. — С. 335. |
На бѣломъ свѣтѣ жила одна дѣвушка, и молода и прекрасна она была, но рано лишилась матери; а мачиха только о томъ и думала, какъ бы огорчить и обидѣть бѣдную сиротку. Когда мачиха задавала ей работу, то, какъ бы она ни была тяжка, дѣвушка садилась за нее и охотно работала сколько было силъ.
Но чѣмъ можно тронуть сердце злой женщины? вѣкъ свой она недовольна; что ни дѣлай для нея — все будетъ для нея мало! Чѣмъ прилежнѣе дѣвушка работала, тѣмъ больше мачиха заваливала ее работою, словно хотѣлось ей заморить бѣдняжку подъ тяжестью работы, чтобъ отравить невыносливую жизнь. Пришелъ день и говоритъ мачиха:
— Вотъ двѣнадцать фунтовъ перьевъ. Смотри, чтобъ они сегодня же были ободраны. Если же къ вечеру не все будетъ готово, такъ надаю тебѣ колотушекъ. Не-ужь-то ты думаешь, что взаправду можно съ утра до ночи баклуши бить?
Бѣдная сиротка принялась за работу, а у самой слезы ручьями текутъ изъ глазъ: хорошо она понимаетъ, что невозможно заданную работу покончить въ одинъ день. Общиплетъ она кучку перьевъ, положитъ предъ собою, а тамъ глубоко вздохнетъ или всплеснетъ руками отъ тяжкаго горя на сердцѣ — и мигомъ вся кучка разлетится и опять надо ее собирать и съизнова начинать. Тяжело было дѣвушкѣ; оперлась она локтями на столъ, закрыла лицо руками и воскликнула:
— Не-уже-ли не найдется въ Божьемъ мірѣ ни одной души, которая пожалѣла бы меня?
Въ ту же минуту послышался тихій голосъ:
— Утѣшься, дитя мое, я пришла къ тебѣ на помощь.
Дѣвушка подняла голову, а передъ ней стоитъ старушка. Ласково взяла она дѣвушку за-руку и сказала:
— Разскажи только мнѣ, что тебя сокрушаетъ.
Она говорила съ такимъ сердечнымъ участіемъ, что дѣвушка, не задумываясь, разсказала ей печальную повѣсть своей жизни, какъ на нее налагаютъ одно бремя за другимъ, какъ она не видитъ никакой возможности покончить сегодня заданную работу.
— А когда я не кончу всѣхъ этихъ перьевъ къ вечеру, то мачиха прибьетъ меня, потому что она грозила мнѣ этимъ; а я знаю, что слово свое она держитъ.
Тутъ она опять залилась слезами, но добрая старушка сказала:
— Не тревожься, дитя мое, лягъ-ка лучше да отдохни немножко, а я ужъ покончу твою работу.
Дѣвушка послушалась, легла и крѣпко заснула. А старуха сѣла за столъ и принялась обдирать перья. Ого! вишь какъ работа у нея загорѣлась: ея костлявые пальцы едва касались до перьевъ, корешки такъ и летѣли въ одну сторону, пухъ въ другую. Скоро всѣ двѣнадцать фунтовъ были ободраны.
Дѣвушка проснулась и увидала: лежатъ бѣлоснѣжныя кучи, а въ комнатѣ все выметено и вычищено, только старушки какъ не бывало. Дѣвушка поблагодарила Бога и спокойно сидѣла до вечера. Тогда вошла мачиха и остолбенѣла, когда увидѣла, что вся работа покончена.
— Видишь ли, Труллэ, — сказала она, — что значитъ быть прилежной? Вотъ ты и готова! Но что жь ты не принялась за другую работу? развѣ можно сидѣть сложа ручки?
Уходя, мачиха ворчала:
— А эта дрянь можетъ кой-что побольше, чѣмъ хлѣбъ жевать: надо ей потруднѣе работу задавать.
Настало утро; кликнула мачиха дѣвушку и сказала:
— Вотъ тебѣ ложка, вычерпай ею весь прудъ въ саду до самаго дна. А не вычерпаешь къ вечеру, сама знаешь, что тебѣ за то будетъ.
Взяла дѣвушка ложку, смотритъ, а въ ложкѣ-то дырочка провинчена; впрочемъ, хоть бы и дырочки не было, никогда ей не вычерпать пруда. Однако она тотчасъ принялась за работу, стала на колѣни предъ прудомъ и стала черпать изъ него, а слезы такъ и льются въ него.
Но тутъ опять появилась добрая старушка и, узнавъ о чемъ сиротка сокрушается, сказала:
— Не горюй, дитя мое, поди-ка прилягъ между кустиками да прикурни немножко, а я ужь сдѣлаю твою работу.
Дѣвушка ушла, а старушка, оставшись одна, только прикоснулась къ пруду, какъ вдругъ паромъ поднялась вся вода къ небу и умчалась вмѣстѣ съ облаками, а прудъ совершенно пересохъ. Проснулась дѣвушка предъ самымъ захожденіемъ солнца, подошла къ пруду, а пруда какъ не бывало, только тамъ на днѣ рыба шлепается въ тинѣ. Она побѣжала за мачихой и показала что дѣло сдѣлано.
— Что такъ поздно? давно бы слѣдовало работу покончить! — закричала мачиха, а сама даже позеленѣла отъ злости, а въ душѣ задумывала уже новую работу.
На утро мачиха кликнула дѣвушку и сказала:
— Вотъ въ той долинѣ выстрой мнѣ прекрасный за́мокъ, да смотри, чтобъ къ вечеру было все готово!
Испугалась дѣвушка и вскрикнула:
— Развѣ я могу такое трудное дѣло сдѣлать?
— Молчать! — закричала мачиха, — терпѣть не могу споровъ. Умѣла дырявою ложкою прудъ исчерпать до дна, такъ съумѣешь и за́мокъ построить. Да смотри, чтобъ онъ скорѣе былъ готовъ! Сегодня же я хочу туда переѣхать, а коли малѣйшей вещи не достанетъ въ кухнѣ или на погребѣ — сама знаешь, что тебя ждетъ.
Тутъ она дала порядочный толчокъ падчерицѣ. Пошла дѣвушка въ долину, а тамъ утесъ на утесѣ нагромождены; пробовала она, напрягала всѣ силы — нѣтъ! Самая маленькая скала съ мѣста не сдвинулась. Сѣла дѣвушка и залилась слезами, а въ душѣ-то мелькаетъ надежда на помощь доброй старушки. Она и не заставила себя ждать, пришла и утѣшая ее, сказала:
— Прилягъ-ка тамъ, въ тѣни, и засни, а я ужь выстрою за тебя за́мокъ. А коли охота есть, такъ и оставайся тамъ жить.
Дѣвушка послушалась и отошла, а старушка прикоснулась къ сѣрымъ утесамъ — мигомъ утесы заколыхались, задвигались, стали воздвигаться правильными стѣнами, словно великаны возводили стѣны. Зданіе быстро поднималось точно безчисленныя руки невидимо работали и камни на камни накладывали. Земля трещала, большія колонны сами собою поднимались къ верху и ставились правильными рядами, а на крышѣ проворно укладывались черепицы; а когда наступилъ полдень, то на верхней башенкѣ сталъ развѣваться флагъ, точно дѣва съ золотыми крыльями. Къ вечеру было готово и внутреннее устройство за́мка.
Ужъ не знаю, какъ это сдѣлала старушка, только всѣ стѣны въ комнатахъ были покрыты шелкомъ и бархатомъ; ярко вышитые стулья стояли вдоль около стѣнъ, и богато разукрашенныя кресла у мраморныхъ столовъ. На потолкѣ висѣли хрустальныя люстры и отражались, какъ въ зеркалѣ, на гладкомъ полу. Зеленые попугаи и заморскія птицы сидѣли въ золотыхъ клѣткахъ и чудесно пѣли. Всюду было такое великолѣпіе, словно для царя приготовлено жилище.
Солнце только что заходило, когда дѣвушка проснулась и глаза ея были ослѣплены блескомъ тысячи огней. Скорыми шагами пошла она къ за́мку, ворота сами передъ нею отворились и она вошла. Лѣстница была покрыта краснымъ сукномъ, а золотыя перила уставлены цвѣтами. Какъ увидѣла она великолѣпное убранство комнаты, такъ и остановилась, словно остолбенѣла отъ удивленія. Богъ знаетъ, сколько бы времени она стояла на одномъ мѣстѣ, еслибъ не пришла ей въ голову мысль о мачихѣ.
«Ахъ! — сказала она про-себя, — еслибъ она наконецъ была довольна и перестала бы мучить меня!»
Дѣвушка пошла и доложила мачихѣ, что за́мокъ готовъ.
— Сейчасъ же туда переѣду, — сказала мачиха, поднимаясь съ мѣста, и когда вступила въ за́мокъ, то принуждена была руку приложить къ глазамъ — такъ ее ослѣпило.
— Вотъ видишь ли, — сказала она падчерицѣ, — какъ тебѣ все легко достается. Мнѣ слѣдовало бы потруднѣе работу тебѣ задать.
Тутъ она прошлась по всѣмъ комнатамъ, шарила по всѣмъ уголкамъ и закоулкамъ, чтобъ отыскать какихъ-нибудь недостатковъ, но ничего не нашла покорить.
— Ну, теперь сойдемъ въ кухню и погребъ, — сказала она падчерицѣ, искоса бросая на нее злобный взглядъ, — надо еще и тамъ хорошенько осмотрѣть, не забыто ли тамъ чего. А если ужь, что найдется, такъ не миновать тебѣ наказанія.
Но огонь ярко пылалъ на очагѣ; въ горшкахъ варилось кушанье, ухваты и кочерги на мѣстѣ, а по стѣнамъ такъ и блестѣла мѣдная посуда. Ни въ чемъ не было недостатка, даже вотъ и ведро съ водой, и корзинка съ угольями.
— А куда надо идти въ погребъ? — закричала мачиха, — не будетъ онъ наполненъ бочками съ виномъ — плохо тебѣ будетъ!
Она сама подняла опускную дверь въ погребъ, но не успѣла она сдѣлать двухъ шаговъ, какъ вдругъ тяжелая опускная дверь захлопнулась за нею: петель-то на двери не доставало, такъ она только приставлена была къ стѣнѣ. Дѣвушка услышала страшный крикъ, бросилась поднимать дверь, чтобы поспѣшить на помощь мачихѣ, но мачиха слетѣла головою внизъ и лежала мертвая на полу.
Съ этихъ поръ великолѣпный за́мокъ принадлежитъ уже ей одной. Первое время она и сама не знала, какъ ей пользоваться своимъ счастьемъ. Въ шкапахъ висѣли прекраснѣйшія платья; шкатулки были наполнены золотомъ и серебромъ, жемчугомъ и брильянтами; казалось не было желанія, которое не могло бы исполниться для нее.
Скоро по цѣлому міру разнеслась молва про красоту и богатство дѣвушки. Каждый день являлись женихи, но ни одинъ ей не нравился. Наконецъ пріѣхалъ молодой царевичъ и съумѣлъ тронуть ея сердце; они полюбили другъ друга и обручились.
Въ дворцовомъ саду стояла липа; случилось жениху и невѣстѣ сидя подъ липой, откровенно разговаривать другъ съ другомъ. Царевичъ сказалъ ей:
— Мнѣ надо съѣздить домой, чтобы испросить согласіе отца на нашу свадьбу. Пожалуйста, подожди меня подъ липой; я скоро вернусь; и пробуду у отца только нѣсколько часовъ.
Дѣвушка поцаловала его въ лѣвую щеку и сказала:
— Будь мнѣ вѣренъ и никому не позволяй поцаловать тебя въ лѣвую щеку, а я буду дожидаться подъ липой, пока ты ни вернешься.
Дѣвушка все сидѣла подъ липой; вотъ и солнышко зашло, а жениха все нѣтъ да нѣтъ. И сидѣла она ровно три дни съ утра до ночи и все его ждала, но напрасно. Но когда и на четвертый день онъ не пріѣзжалъ, тогда она сказала:
— Вѣрно съ нимъ несчастье какое случилось. Пойду отыскивать его и не возвращусь, пока не найду его.
Она захватила съ собой узелокъ съ тремя лучшими платьями: одно заткано было лучезарными звѣздами, другое серебряными мѣсяцами, третье золотыми солнцами, а въ платокъ завязала полную горсть разноцвѣтныхъ каменьевъ, да такъ и пошла въ путь. По всѣмъ краямъ свѣта она разспрашивала: не видалъ ли кто ея жениха — нѣтъ, никто не видалъ и ничего не слыхалъ о немъ. Обошла она весь свѣтъ кругомъ, но не нашла его. Наконецъ она нанялась пастушкой у одного мужика и зарыла свои платья и брильянты подъ камнемъ.
Такъ и жила она пастушкой, пасла свое стадо, а сама все думала да сокрушалась о своемъ женихѣ. У нея былъ любимый теленочекъ, котораго она сдѣлала ручнымъ и кормила его съ руки, а когда она, бывало, запоетъ:
«Стань на колѣни, теленокъ милый,
Своей пастушки не измѣняй,
Какъ царевичъ своей невѣстѣ измѣнилъ,
Съ которой подъ зеленой липой сидѣлъ», —
тогда теленокъ становился предъ нею на колѣни и она гладила и ласкала его.
Два года провела она въ такой одинокой и печальной жизни. Вдругъ по всему царству распространилась вѣсть, что будутъ праздновать свадьбу царской дочери. Дорога въ столицу шла черезъ деревню, гдѣ жила бѣдная пастушка, и случилось, когда она разъ гнала стада, какъ разъ мимо нея проѣхалъ женихъ. Гордо сидѣлъ онъ на своемъ конѣ и не взглянулъ даже на пастушку. Но она лишь только взглянула на него, такъ сейчасъ и узнала своего любезнаго. Ей показалось точно острый ножъ воткнули ей въ сердце.
— Ахъ! — сказала она, — я думала онъ вѣренъ мнѣ, а онъ забылъ меня!
На другой день опять женихъ проѣзжалъ по этой дорогѣ. Когда онъ былъ уже не далеко, она сказала своему теленку:
«Стань на колѣни, теленокъ милый,
Своей пастушкѣ не измѣняй,
Какъ царевичъ своей невѣстѣ измѣнилъ,
Съ которой подъ зеленой липой сидѣлъ».
Услышавъ ея голосъ женихъ оглянулся и лошадь остановилъ. Онъ посмотрѣлъ на пастушку и приложилъ руку къ головѣ, какъ-будто хотѣлъ о чемъ-то вспомнить; но потомъ пришпорилъ лошадь и скоро исчезъ изъ виду.
— Ахъ! онъ даже не узнаетъ меня! — воскликнула она и еще больше стала сокрушаться.
Скоро разнеслась вѣсть, что царь приглашаетъ весь міръ на свадебный пиръ своей дочери и что этотъ пиръ будетъ продолжаться три дня сряду.
«Надо сдѣлать послѣднюю попытку», — подумала дѣвушка и когда наступилъ вечеръ пошла она къ камню, подъ которымъ было зарыто ея сокровище. Вынула она платье, украшенное золотыми солнцами, надѣла его и вся разукрасилась драгоцѣнными каменьями. Она сняла платокъ, подъ которымъ скрывались ея волосы, и они разсыпались въ чудныхъ локонахъ вокругъ ея шеи.
Такъ пошла она въ городъ, но въ темнотѣ никто ее не замѣтилъ. Когда же она вошла въ ярко освѣщенную залу, то всѣ такъ и попятились отъ удивленія и восторга, но никто не зналъ кто она. Царевичъ вышелъ къ ней на встрѣчу, но не узналъ ее. Тутъ же пригласилъ онъ ее танцовать, и такъ былъ восхищенъ ея красотой, что совершенно забылъ про другую невѣсту.
Когда кончился балъ, она скрылась въ толпѣ и поспѣшила до разсвѣта въ деревню, гдѣ опять надѣла одежду пастушки.
На слѣдующій вечеръ она надѣла платье съ серебряными мѣсяцами, а волосы заколола брильянтовымъ полумѣсяцемъ. Когда она вошла въ залу, то всѣ глаза такъ и вытаращились на нее глядя, а царевичъ поспѣшилъ къ ней на встрѣчу и увлеченный восторгомъ, только съ нею и танцовалъ, а на другихъ и смотрѣть не хотѣлъ. Но предъ ея уходомъ онъ взялъ съ нея слово придти и на третій балъ.
Когда она появилась въ третій разъ, то на ней было платье все изъ лучезарныхъ звѣздъ, которыя такъ и сверкали и искрились при каждомъ ея движеніи, а вмѣсто украшеній на ея волосахъ и на кушакѣ были все звѣзды изъ брильянтовъ. Царевичъ давно уже ея поджидалъ, и какъ увидѣлъ, сейчасъ подошелъ и сказалъ:
— Скажи мнѣ кто ты? Мнѣ все кажется, какъ-будто я давно знако́мъ съ тобой?
— Помнишь ли ты, — отвѣчала она, — что я сдѣлала, когда ты прощался со мною?
Тутъ она подошла къ нему ближе и поцаловала его въ лѣвую щеку. Въ ту же минуту у царевича какъ-будто кора упала съ глазъ и онъ узналъ свою настоящую невѣсту.
— Пойдемъ, тутъ мнѣ нельзя уже оставаться, — сказалъ онъ и, схвативъ ее за руку повелъ внизъ.
Сѣли они въ карету и понеслись въ волшебный за́мокъ, словно не лошади, а вихрь ихъ помчалъ. Еще издалека увидали они ярко освѣщенныя окна, а когда проѣзжали подъ зеленой липой, то на ея листьяхъ засверкали тьмы-тьмущія свѣтлыхъ червячковъ и зашелестились ея вѣтки, обливая ихъ своимъ благоуханіемъ.
На лѣстницѣ цвѣли цвѣты, изъ комнатъ раздавалось сладкое пѣніе заморскихъ птицъ, а въ залѣ стоялъ весь дворъ въ полномъ парадѣ, и священникъ ожидалъ, чтобъ обвѣнчать царевича съ его настоящею невѣстой.