Я зналъ, что она подойдетъ ко мнѣ. Я наблюдаль, какъ она горячо о чемъ-то говорила съ машинистомъ; я сдѣлалъ ей знакъ и увелъ ее на такое разстояніе, гдѣ бы насъ не могъ слышать рулевой. Ея лицо было блѣдно и взволнованно; большіе глаза были широко раскрыты и пытливо смотрѣли въ мои. Я почувствовалъ, что я какъ-будто робѣю, ибо она пришла искать душу Гёмфри Ванъ-Вейдена, а у Гёмфри словно вытравили душу съ тѣхъ поръ, какъ онъ попалъ на Призракъ.
Мы подошли къ юту, и она вдругъ обернулась и снова посмотрѣла на меня. Я оглянулся вокругъ: никто не подслушивалъ и я спросилъ какъ можно мягче.
— Въ чемъ дѣло? — Но выраженіе рѣшительности не исчезло съ ея лица.
— Я готова вѣрить, — начала она, — что сегодняшнее событіе было чистѣйшей случайностью, но я только что говорила съ мистеромъ Гаскинсомъ, и онъ разсказалъ мнѣ, что въ тотъ день, когда насъ спасли и когда я была въ каютѣ, здѣсь утопили двухъ человѣкъ, не случайно, а нарочно — просто убили ихъ.
Въ ея голосѣ звучалъ вопросъ, и она строго посмотрѣла на меня, точно я самъ былъ по меньшей мѣрѣ соучастникомъ въ томъ, что случилось.
— То, что вамъ разсказали, совершенно вѣрно, — отвѣтилъ я. — Двухъ матросовъ, дѣйствительно, убили.
— И вы это допустилиI — вскричала она.
— Я не могъ предотвратить этого, — отвѣтилъ я мягко.
— Но вы хоть пытались предотвратить это? — сказала она съ удареніемъ на словѣ пытались.
— О, нѣтъ, вы даже этого не сдѣлали, — поспѣшила она сказать, предвидя мой отвѣтъ. — Но почему вы этого не сдѣлали?
Я пожалъ плечами.
— Не забывайте, миссъ Брюстеръ, что вы новичекъ въ этомъ маленькомъ міркѣ, и что вы еще не понимаете его законовъ. Вы принесли съ собою прекрасныя идеи о гуманности, о мужествѣ и достойномъ поведеніи и тому подобное; но здѣсь вы убѣдитесь, что онѣ никуда не годны. Мнѣ, по крайней мѣрѣ, пришлось придти къ этому убѣжденію, — прибавилъ я съ невольнымъ вздохомъ.
Она недовѣрчиво покачала головою.
— Что же по вашему нужно сдѣлать? — спросилъ я. — Вы хотите, чтобы я взялъ ножъ, или ружье, или топоръ и убилъ этого человѣка?
Она испуганно отступила назадъ.
— О нѣтъ, только не это!
— Что же, въ такомъ случаѣ? Убить самого себя?
— Вы говорите только о физическомъ воздѣйствіи, возразила она. — Но есть, вѣдь, такая вещь, какъ нравственное мужество, и оно никогда не остается безъ вліянія…
— А, — улыбнулся я. — Значить вы совѣтуете мнѣ не убивать ни его, ни себя, а предоставить ему убить меня, — Она хотѣла возразить, но я остановилъ ее, жестомъ руки. — Ибо нравственное мужество здѣсь ничто. Личъ, одинъ изъ убитыхъ, обладалъ въ высокой степени нравственнымъ мужествомъ. Точно такъ же и другой утопленный, Джонсонъ. Но оно не только не помогло имъ, но привело ихъ къ гибели. То же самое будетъ и со мною, если я стану проявлять то небольшое мужество, которое во мнѣ есть. Вы должны понять миссъ Брюстеръ, что этотъ человѣкъ — чудовище. У него нѣтъ совѣсти. Для него нѣтъ ничего священнаго и нѣтъ такой ужасной вещи, на которую онъ не былъ бы способенъ. Только благодаря его капризу я занимаю первое мѣсто на суднѣ, и только благодаря его капризу я еще живъ. Я ничего не дѣлаю и ничего не могу сдѣлать, ибо я рабъ этого чудовища, точно такъ же, какъ и вы теперь его раба; рабъ потому, что я хочу жить, какъ и вы хотите жить, и потому что я не могу побѣдить его, точно такъ же, какъ и вы не можете побѣдить его.
Она молчала, ожидая, чтобы я продолжалъ.
— Что же остается? Моя роль — роль слабаго. Я молчу и терплю униженія, точно такъ же какъ и вы теперь должны молчать и терпѣть униженія. И это все, что мы можемъ дѣлать, если хотимъ жить. Побѣда не всегда достается сильному. У насъ нѣтъ достаточно силы, чтобы открыто бороться съ этимъ человѣкомъ; мы должны притворяться и побѣдить его, если вообще возможно его побѣдить, хитростью. Это единственный совѣтъ, который я могу вамъ дать. Я знаю, что мое положеніе очень опасно, но долженъ чистосердечно сказать, что ваше еще опаснѣе. Мы должны дѣйствовать заодно, но не показывая виду, тайно. Я не могу открыто стать на вашу сторону, какимъ бы униженіямъ васъ ни подвергали, точно такъ же, какъ вы должны молчать, что бы ни случилось со мною. Нельзя раздражать этого человѣка и нельзя противиться его волѣ. Мы должны всегда улыбаться ему и выказывать ему дружеское расположеніе, какъ бы намъ это ни было противно.
Она съ недоумѣніемъ провела рукой по лицу и сказала: — Я все же васъ не совсѣмъ понимаю…
— Вы должны поступать такъ, какъ я вамъ говорю, — авторитетно перебилъ я ее, ибо я видѣлъ, что Волкъ Ларсенъ уже смотритъ на насъ. — Дѣлайте, какъ я говорю, и вы вскорѣ убѣдитесь, что я правъ.
— Что же мнѣ въ такомъ случаѣ дѣлать? — спросила она, замѣтивъ мой тревожный взглядъ.
— Избавьтесь отъ того нравственнаго мужества, которое есть у васъ, — быстро сказалъ я. — Не возбуждайте злобу въ этомъ человѣкѣ. Относитесь къ нему дружелюбно, говорите съ нимъ, спорьте объ искусствѣ и литературѣ, онъ это очень любить. Вы найдете въ немъ интереснаго слушателя и далеко неглупаго собесѣдника. И ради собственной пользы старайтесь избѣгать, насколько возможно, присутствовать при всевозможныхъ жестокостяхъ, который совершаются на этомъ суднѣ. Это облегчить вамъ вашу роль.
— Значить, я должна лгать, — сказала она съ возмущеніемъ, — лгать словами и дѣломъ?
Волкъ Ларсенъ отошелъ отъ Латимера, съ которымъ до сихъ поръ разговаривалъ, и направился къ намъ. Я былъ въ отчаяніи.
— Пожалуйста поймите меня, — сказалъ я поспѣшно, понижая голосъ. — Весь вашъ опытъ и знаніе людей совершенно не пригодны здѣсь. Вы должны начать сначала. Я знаю — я вижу это — вы можете управлять людьми съ помощью вашихъ глазъ и дѣйствовать такъ, чтобы ваше нравственное мужество проявляло себя въ нихъ, ибо вы уже покорили меня своими глазами и заставляли меня дѣйствовать своимъ взглядомъ. Но не пробуйте силу вашихъ глазъ на Волкѣ Ларсенѣ. Вы скорѣе могли бы укротить льва, въ то время какъ онъ будетъ только смѣяться надъ вами. Онъ скорѣе… Я всегда гордился тѣмъ, что открылъ его… — сказалъ я, сразу перемѣнивъ разговоръ, такъ какъ Волкъ Ларсенъ уже подходилъ къ намъ… — издатели боялись его и никто не хотѣлъ его принимать. Но я зналъ, что онъ талантливъ и остальные пришли къ тому же заключенію, когда появилась его великолѣпная «Кузница».
— Эта поэма впервые появилась въ газетѣ, — сказала она вполнѣ естественнымъ тономъ.
— Да, но это было случайно, — отвѣтилъ я, — потому что ни одинъ издатель журнала не захотѣлъ даже взглянуть на нее.
— Мы говоримъ о Гаррисѣ, — сказалъ я Волку Ларсену, когда онъ подошелъ къ намъ.
— Неужели? Я помню его «Кузницу». Въ ней много очень красивыхъ чувствъ и огромная вѣра въ человѣческія иллюзіи. Кстати, мистеръ Ванъ-Вейденъ, вы бы лучше взглянули на кока. Онъ что-то стонетъ и жалуется.
Но оказалось, что меня попросту услали съ юта, ибо я нашелъ Могриджа, крѣпко спавшимъ подъ вліяніемъ морфина, который я далъ ему. Я не спѣшилъ возвращаться на палубу, но, когда я возвратился, то почувствовалъ удовлетвореніе, увидѣвъ миссъ Брюстеръ, оживленно разговаривавшую съ Волкомъ Ларсеномъ; но вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ было немного непріятно, что она оказалась способной сдѣлать то, о чемъ я ее просилъ и что ей самой, повидимому, это нравилось.