Какъ это ни странно, но, несмотря на всеобщее предчувствіе, ничего особеннаго не случилось на Призракѣ. Мы плыли все время на сѣверо-западъ, пока не достигли берега Японіи, гдѣ и встрѣтили большое стадо котиковъ. Неизвѣстно откуда явив шись въ безграничный Тихій океанъ, оно напра влялось къ сѣверу, какъ дѣлало ежегодно, на пустынные острова Берингова моря, чтобы вы вести дѣтенышей. И мы слѣдовали за ними на сѣверъ, убивая ихъ массами, бросая ихъ ободран ные трупы акуламъ; шкуры мы солили, чтобы потомъ онѣ могли украшать собою прекрасный плечи женщинъ.
Это была какая-то оргія убійства, и все это дѣлалось только для женщинъ. Никто не ѣстъ ни мяса котиковъ, ни ихъ жира. Къ вечеру, послѣ цѣлаго дня удачной охоты, палуба была покрыта шкурами и тѣлами, и по ней текли ручьи жира и крови; мачты, веревки и борта были кроваваго цвѣта; и люди, точно мясники, съ засученными рукавами, съ окровавленными руками, спѣшно сдирали шкуры съ убитыхъ ими красивыхъ морскихъ животныхъ.
Моей обязанностью было считать шкуры, когда ихъ выгружали изъ шлюпокъ, наблюдать за сдираніемъ шкуръ, а затѣмъ за чисткой палубы и за приведеніемъ судна въ порядокъ. Это была чрез вычайно непріятная работа. Моя душа и желудокъ возмущались противъ нея; однако, въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ обязанность управлять работой многочисленныхъ подчиненныхъ была для меня весьма полезна. Она развивала во мнѣ ту небольшую долю административныхъ качествъ, которыми я обладалъ, и я чувствовалъ, какъ закаляется и твердѣетъ во мнѣ душа, а это могло быть только полезнымъ для «Сисси» Ванъ-Вейдена.
Я нисколько не сомнѣвался въ томъ, что я ни когда не буду снова тѣмъ человѣкомъ, какимъ я былъ раньше. Хотя моя надежда и вѣра въ человѣка удѣлѣли отъ разрушительной критики Волка Ларсена, тѣмъ не менѣе онъ былъ причиной многочисленныхъ измѣненій во многихъ частностяхъ моего міросозерцанія. Онъ открылъ мнѣ реальный міръ, о которомъ я не зналъ почти ничего и отъ котораго всегда сторонился. Я научился болѣе пристально приглядываться къ дѣйствительной жизни, узналъ, что на свѣтѣ существуютъ такія вещи, какъ факты, научился отвлекаться отъ міра идей и цѣнить конкретныя и объективныя проявленія жизни.
Съ тѣхъ поръ, какъ мы очутились на промыслахъ, я сталъ видѣться съ Волкомъ Ларсеномъ гораздо чаще. Когда погода была хороша и мы находились посреди стада, всѣ уѣзжали въ шлюпкахъ, и на суднѣ оставались только онъ да я, да еще Томасъ Могриджъ, который въ счетъ не шелъ. Но наша задача была не изъ легкихъ. Шесть лодокъ уходили въ море по всѣмъ направленіямъ, вѣерообразно, и крайнія отходили отъ судна иногда миль на двадцать, а затѣмъ всѣ направлялись прямо къ сѣверу, пока не насту пала ночь, или пока ихъ не загоняла буря. Намъ же надо было держать Призракъ съ подвѣтренной стороны, недалеко отъ крайней лодки, чтобы всѣмъ лодкамъ можно было вернуться къ намъ съ попутнымъ вѣтромъ въ случаѣ шквала или угрожающей погоды.
Для двухъ человѣкъ управиться съ такимъ судномъ, какъ Призракъ, было нелегко, въ осо бенности, когда дулъ сильный вѣтеръ и когда нужно было въ одно и то же время и править и слѣдить за лодками и ставить или снимать паруса; такъ что мнѣ пришлось многому еще научиться и научиться быстро. Править судномъ я научился безъ труда, но карабкаться по мачтамъ и реямъ и, подчасъ при этомъ, просто по висать въ воздухѣ, было гораздо труднѣе. Этому я тоже научился скоро, ибо у меня было страш ное желаніе поднять себя въ оцѣнкѣ Ларсена и доказать ему свое право на жизнь и въ другихъ областяхъ, помимо умственной. Да, време нами я чувствовалъ огромное удовольствіе, когда, вскарабкавшись на верхушку мачты и уцѣпившись тамъ ногами, я руками держалъ бинокль и оглядывалъ море, разыскивая наши лодки.
Въ одинъ прекрасный день лодки ушли рано въ море и отзвуки выстрѣловъ вскорѣ замерли вдали.
Дулъ слабый вѣтерокъ съ запада; но его послѣднее дуновеніе кончилось къ тому времени, когда мы стали на подвѣтренную сторону по отношенію къ послѣдней лодкѣ. Одна за дру гой, — я былъ въ то время на верхушкѣ мачты, — всѣ шесть лодокъ исчезли за горизонтомъ, слѣдуя за котиками, шедшими на западъ. Мы стояли, еле покачиваясь на спокойномъ морѣ, не будучи въ состояніи двинуться съ мѣста. Волкъ Ларсенъ былъ, видимо, встревоженъ. Барометръ бы стро падалъ и небо на востокѣ не нравилось ему. Онъ безпрестанно пытливо изучалъ его.
— Если штормъ придетъ оттуда, — сказалъ онъ, — и отгонитъ насъ въ сторону, такъ что лодкамъ придется возвращаться къ намъ противъ вѣтра, то вечеромъ и въ кубрикѣ и въ «третьемъ классѣ» останется много пустыхъ коекъ.
Въ одиннадцать часовъ море было гладкое какъ зеркало. Около полудня, хотя мы находились въ сѣверныхъ широтахъ, стояла удушливая жара. Въ воздухѣ не чувствовалось ни малѣйшаго дувовенія. Онъ быль тяжелый и душный, напоми ная мнѣ то, что въ Калифорніи называютъ «по годой землетрясенія». Во всемъ этомъ было что-то грозное и чувствовалось, что надвигается что-то страшное. Медленно всю восточную часть неба заволокло тучами, громоздившимися словно какія-то мрачныя, адскія горы. Въ нихъ такъ ясно можно было видѣть ущелья, пропасти, обрывы, что глазъ безсознательно начиналъ искать у ихъ подножья бѣлую линію прибоя. А между тѣмъ мы все еще тихо покачивались въ абсолютномъ штилѣ.
— Это не шквалъ, — сказалъ Волкъ Ларсенъ. — Старая мать-природа собирается встать на дыбы и заревѣть во всю. Намъ предстоять основательно попрыгать, Гёмпъ, и хорошо еще, если намъ удастся собрать хотя бы половину нашихъ лодокъ. Вы лучше скорѣе лѣзьте наверхъ и отдайте марселя.
— Но если начнется буря… и насъ всего только двое, — спросилъ я съ ноткой протеста въ голосѣ.
— Ну что-жъ! Надо воспользоваться его пер выми порывами и постараться добраться до лодокъ, прежде чѣмъ намъ изорветъ паруса. Послѣ этого мнѣ наплевать, что бы ни случилось. Мачты выдержать, а намъ съ вами тоже надо будетъ выдержать, хотя это и будетъ не легко.
Между тѣмъ вѣтра все еще не было. Мы поспѣшно пообѣдали, озабоченные судьбою восем надцати человѣкъ, находившихся въ морѣ за горизонтомъ. Волкъ Ларсенъ былъ на видъ спокоенъ; хотя я замѣтилъ, что когда мы вернулись на палубу, его ноздри слегка трепетали и его движенія были нѣсколько порывисты. Лицо его было строго, линіи его стали суровы, но въ глазахъ, блѣдно-голубыхъ сегодня, мелькалъ боевой огонекъ. Меня поразила мысль, что онъ радо вался какой-то дикой радостью, что онъ быль радъ предстоящей борьбѣ; что онъ трепеталъ отъ предвкушенія великаго момента жизни, когда жизненная волна должна была подняться осо бенно высоко.
Однажды, не замѣчая самъ и не подозрѣвая, что я вижу его, онъ расхохотался громко, насмѣшливо и презрительно, какъ бы бросая вызовъ надвигающейся бурѣ. Онъ стоялъ, какъ пигмей изъ «Арабскихъ ночей» передъ огромнымъ, злымъ геніемъ, но онъ бросалъ вызовъ судьбѣ и не боялся.
Онъ подошелъ къ кухнѣ и крикнулъ:
— Поварокъ, когда вы покончите со своими кастрюлями и сковородками, то понадобитесь на палубѣ. Будьте готовы, васъ могутъ каждую минуту позвать.
— Гёмпъ, — сказалъ онъ, почувствовавъ, наконецъ, мой упорный взглядъ, — это лучше, чѣмъ виски и это какъ разъ то, что недостаетъ вашему Омару. Я все же думаю, что онъ жилъ только наполовину.
Западная часть неба между тѣмъ тоже потем нела. Солнце стало мутнымъ и, наконецъ, совер шенно скрылось. Было два часа пополудни, и на насъ спустились зловѣщія сумерки, перерѣзаемыя по временамъ вспыхивавшими красными огнями. При блескѣ красныхъ молній лицо Волка Ларсена становилось все ярче и свѣтлѣе, и въ моемъ возбужденномъ воображеніи оно казалось окруженнымъ сіяніемъ. Мы находились среди неземной тишины, и въ то же время чувствова лось, что наступаетъ шумъ и движеніе. Духота становилась невыносимой. Потъ струился съ меня ручьями, я чувствовалъ, что лишаюсь сознанія и облокотился на борть.
Какъ разъ въ этотъ моментъ съ востока про неслось слабое дуновеніе, и, какъ слабый шопотъ, пришло и ушло. Опущенные паруса не шелохну лись, но я почувствовалъ его на своемъ лицѣ и мнѣ стало легче.
— Поварокъ, — тихо позвалъ Волкъ Ларсенъ. Томасъ Могриджъ показалъ свое жалкое испу ганное лицо. — Полѣзайте крѣпить кливера. Смо трите, хорошенько закрѣпите тросы и не напу тайте. Если заварите кашу — это будетъ въ послѣдній разъ въ вашей жизни. Поняли?
— Мистеръ Ванъ-Вейденъ, мы сейчасъ пропустимъ на другую сторону паруса. Затѣмъ мигомъ полѣзайте наверхъ и уберите топсели; сдѣлать это надо какъ можно быстрѣе; увидите, что чѣмъ быстрѣе вы это сдѣлаете, тѣмъ легче это будетъ для васъ. А если поварокъ будетъ задерживать, бейте его по глазамъ.
Я почувствовалъ въ его словахъ комплиментъ себѣ и былъ очень польщенъ тѣмъ, что его приказаніе не сопровождалось угрозой. Мы стояли носомъ къ сѣверо-западу и онъ хотѣлъ повернуть и поймать первые порывы вѣтра всѣми парусами.
— Вѣтеръ будетъ сбоку, — объяснилъ онъ мнѣ. — Судя по послѣднимъ выстрѣламъ, лодки отнесло немного къ югу.
Онъ повернулся и пошелъ къ штурвалу. Я от правился на носъ и всталъ у кливеровъ. Про неслось новое дуновеніе вѣтра. Паруса лѣниво шевельнулись.
— Слава Богу, она хотя не идетъ сразу, мистеръ Ванъ-Вейденъ! — лихорадочно воскликнулъ кокъ.
Я, дѣйствительно, былъ благодаренъ Богу, ибо къ этому времени я уже достаточно зналъ морское дѣло, чтобы понимать, что съ распущенными паруса ми намъ въ противномъ случаѣ грозило бы страшное бѣдствіе. Слабый шопотъ вѣтра превратился въ сла бые порывы, паруса надулись, и Призракъ дви нулся съ мѣста. Ларсенъ круто повернулъ руль, главные паруса передвинулись на другую сто рону. Я бросился на бушпритъ крѣпить кли вера, — вѣтеръ былъ съ носа, и паруса отчаянно плескало. Мнѣ некогда было смотрѣть, что дѣлалось внизу, я только чувствовалъ, что Призракъ все сильнѣе и сильнѣе клевалъ носомъ. Когда я, наконецъ, вернулся на палубу, вѣтеръ сильно дулъ сбоку, и Призракъ быстро несся въ юго-западномъ направленіи. Сердце учащенно билось отъ напряженія, но отдыхать было не когда — я быстро полѣзъ наверхъ и успѣлъ во время крѣпко связать топсели въ куклы. Затѣмъ, спустившись, я отправился за дальнѣйшими приказаніями. Волкъ Ларсенъ одобрительно кивнулъ головой и передалъ мнѣ штурвалъ. Вѣтеръ все время возрасталъ и море стало вздыматься все выше и выше. Я правилъ цѣлый часъ и это съ каждымъ моментомъ становилось все труднѣе и труднѣе. У меня не было опыта править при такомъ вѣтрѣ, да еще боковомъ.
— Теперь отправляйтесь наверхъ съ биноклемъ и ищите лодки. Мы прошли по крайней мѣрѣ десять узловъ, а теперь дѣлаемъ по двѣнадцати или тринадцати въ часъ. Наша старуха умѣетъ хорошо ходить.
Я взобрался на верхнюю рею передней мачты — семьдесять пять футовъ надъ палубой. Когда я обводилъ биноклемъ разстилавшуюся подо мной водную поверхность, я понялъ, что намъ надо спѣшить, если хотимъ найти нашихъ людей. Глядя на огромный волны, мнѣ казалось невоз можнымъ чтобы такія хрупкія суденышки могли бороться съ такимъ вѣтромъ и съ такими волнами.
Я не чувствовалъ всей силы вѣтра, потому что онъ былъ намъ попути; но съ своего высокаго наблюдательнаго поста я смотрѣлъ внизъ на Призракъ какъ бы со стороны и видѣлъ, какъ его очертанія рѣзко выдѣлялись на кипящихъ волнахъ и какъ онъ боролся за свою жизнь. Иногда онъ поднимался на верхушку огромной волны, затѣмъ вдругъ нырялъ въ пропасть, за рывая свои борты въ волны, и вся палуба, до самыхъ люковъ, покрывалась клокочущими по токами. Въ такіе моменты меня съ головокру жительной быстротой бросало по воздуху, точно я держался за конецъ огромнаго маятника, перевернутаго своимъ нижнимъ концомъ вверхъ и дуга котораго, при большихъ качаніяхъ, описывала до семидесяти пяти футовъ и болѣе. Одна жды, при такомъ головокружительномъ полетѣ, меня охватилъ ужасъ и я нѣкоторое время, уцѣпившись руками и ногами за мачту, сидѣлъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, совершенно не будучи въ состояніи искать пропавшія лодки или видѣть что-либо, кромѣ того, что разъяренное море старалось поглотить Призракъ.
Но мысль о лодкахъ вдругъ заставила меня очнуться, и вскорѣ я совершенно забылъ о себѣ. Цѣлый часъ я не видѣлъ ничего, кромѣ пустын ной поверхности океана. Но затѣмъ, когда слу чайный лучъ солнца освѣтилъ океанъ и превратилъ его поверхность въ сердитое, кипящее се ребро, я замѣтилъ маленькую черную точку, на мгновеніе показавшуюся на горизонтѣ, и за тѣмъ вновь исчезнувшую. Я терпѣливо ждалъ: опять крошечная черная точка появилась на серебряной поверхности въ двухъ румбахъ въ сторонѣ отъ нашего курса.
Я и не пробовалъ закричать, это было бы безполезно, но сдѣлалъ Волку Ларсену знакъ рукой. Онъ повернулъ, и черная точка тотчасъ же по казалось впереди насъ.
Она быстро увеличивалась, и я въ первый разъ понялъ всю быстроту нашего хода. Волкъ Ларсенъ сдѣлалъ мнѣ знакъ, чтобы я спустился внизъ, и, когда я подошелъ къ штурвалу, онъ объяс нилъ, какъ подплыть къ лодкѣ.
— Вѣроятно всѣ силы ада обрушатся на насъ, — предупредилъ онъ меня, — но это ничего. Дѣлайте свое дѣло и слѣдите за тѣмъ, чтобы кокъ не отходилъ отъ кливеровъ.
Я отправился на бакъ, при чемъ то правый бортъ, то лѣвый поперемѣнно скрывался подъ волнами. Указавъ Томасу Могриджу, что ему нужно было дѣлать, я полѣзъ нѣсколько футовъ по бушприту. Лодка была теперь уже совсѣмъ близко, и я ясно могъ разсмотрѣть, что она шла противъ вѣтра и тянула за собою свою мачту и парусь, которые были выброшены за бортъ и превращены въ штормовой якорь. На ней было три человѣка. Каждая вздымающаяся волна скрывала ихъ изъ вида, и я каждый разъ съ тревогою ждалъ, что они уже больше не покажутся. Но затѣмъ лодка вдругъ снова показывалась на пѣнистомъ хребтѣ, при чемъ носъ ея былъ устремленъ къ небу, такъ что видно было все ея мокрое, темное днище и, казалось, что она стоить въ водѣ только своею кормою. Сидѣвшіе въ ней лихорадочно вычерпывали воду, затѣмъ лодка вдругъ сразу проваливалась въ открывавшуюся передъ нею пропасть, носомъ внизъ, и тогда была видна вся ея внутренняя сторона и корма, въ свою очередь, стоящая почти въ вертикальномъ положеніи. Казалось чудомъ, что лодка послѣ этого снова показывалась на поверхности.
Призракъ внезапно перемѣнилъ свой курсъ, уходя теперь отъ лодки, и я съ ужасомъ подумалъ, что Волкъ Ларсенъ рѣшилъ, что спасеніе невозможно. Затѣмъ я сообразилъ, что онъ собирается пріостановиться, и поскорѣе возвратился на палубу, чтобы быть готовымъ къ маневру. И, дѣйствитеяьно, я почувствовалъ, что шхуна сперва пошла противъ вѣтра и быстро описала широкую дугу. Но только, когда мы стали па раллельно валамъ, на насъ обрушилась вся сила вѣтра (до сихъ поръ мы отъ него уходили). Къ несчастью, я не сознавалъ, насколько онъ силенъ, и когда его могучее дуновеніе ударило меня въ лицо, я чуть не задохнулся. Когда я взглянулъ вверхъ, я увидѣлъ, что прямо на насъ несется гигантская волна; она была уже надъ нашимъ бортомъ, прямо надо мною. Вдругъ она обрушилась на насъ; произошло нѣчто неожиданное. Меня словно ударило сразу по всему тѣлу, смяло, сорвало съ мѣста и я инстинктивно подумалъ, что меня сейчасъ снесетъ за бортъ. Мое тѣло безсильно носилось по волѣ воды, его переворачивало, вертѣло, ударяло о что-то, и, когда я открылъ ротъ, чтобы вздохнуть воздухъ, мои легкія наполнились водою. И въ то же время меня ни на мгновеніе не покидала мысль, что я долженъ убрать кливеръ. Страха смерти у меня не было, а вмѣсто него была полная увѣренность, что какъ-нибудь я выйду изъ опаснаго положенія. Вдругъ меня сильно бросило обо что-то и я, наконецъ, снова вдохнулъ воздухъ. Я попробовалъ встать, но ударился обо что-то головой и снова упалъ на четвереньки. Оказалось, что я попалъ подъ выступъ кормы. Я съ трудомъ вышелъ и вдругъ наткнулся на распростертое тѣло Томаса Могриджа; но мнѣ некогда было останавливаться — мнѣ надо было заняться кливеромъ.
Между тѣмъ казалось, что намъ нришелъ конецъ. Со всѣхъ сторонъ слышался трескъ и стукъ. ломавшагося дерева, лязгъ желѣза, звуки разрывавшагося полотна — казалось Призракъ разносило вдребезги. Отъ парусовъ передней мачты, которыхъ некому было убрать во-время, оставались одни клочки. По воздуху носились какіе-то обломки, со свистомъ извивались и сплетались веревки и канаты. И въ довершеніе всего на палубу свалилась одна изъ рей. Она упала недалеко отъ меня, но это какъ-будто только пришпорило меня. Положеніе вѣроятно небезнадежно — вѣдь Волкъ Ларсенъ предсказалъ, что на насъ обрушатся всѣ силы ада. А вотъ и онъ — онъ напрягалъ всѣ свои чудовищные мускулы, собиралъ и связывалъ парусъ. Однако все это произошло въ какія-нибудь пятнадцать секундъ.
Мнѣ некогда было смотрѣть, что сталось со шлюпкой и я бросился къ кливеру. Онъ значительно ослабѣлъ и то надувался, то громко хлопалъ. Я схватился за тросъ и сталъ тянуть, что есть мочи, пока у меня кровь не выступила изъ-подъ ногтей. Я сдѣлалъ все, что могъ, но полотнище вдругъ съ громкимъ трескомъ разорвалось. Я схватился за слѣдующій кливеръ и вдругъ замѣтилъ, что работа пошла успѣшнѣе — около меня стоялъ Волкъ Ларсенъ и удерживалъ парусъ, пока я не увязалъ его въ куклу.
— Вяжите скорѣй и идемте.
Я послѣдовалъ за нимъ и замѣтилъ, что, несмотря на безпорядокъ, не видно было никакихъ слѣдовъ растерянности. Призракъ держался еще прекрасно. Хотя большинство парусовъ и унесло вѣтромъ, оставалось два нижнихъ марселя и они давали ему возможность выдерживать бѣшеные удары вѣтра и волнъ. Въ двадцати футахъ отъ нашего борта прыгала шлюпка — онъ такъ удачно подошелъ къ ней, что, казалось, остается только подать ей линьки и быстро поднять ее на борть. На кормѣ находился Керфутъ, на носу Уфти-Уфти, а посрединѣ Келли. Насъ такъ яростно качало, что, казалось, мы вотъ-вотъ налетимъ на нее и раздавимъ своею тяжестью; но мнѣ удалось во-время подать линекъ канакѣ, а Волку Ларсену — Керфуту, шлюпка мигомъ отдѣлилась отъ поверхности воды, и всѣ трое прыгнули на палубу. Когда Призракъ качнулся въ противоположную сторону, шлюпка какъ-то сама очутилась на палубѣ и мы ее быстро перевернули вверхъ дномъ. Рука Керфута была въ крови, средній палецъ его былъ совершенно разможженъ, но онъ не подавалъ виду, что ему больно, и дѣятельно помогалъ намъ другою рукою.
Не успѣли мы это сдѣлать, какъ приказанія посыпались, какъ изъ рога изобилія; Уфти побѣжалъ къ фокъ-мачтѣ, Келли бросился крѣпить марсель гротъ-мачты, Керфутъ побѣжалъ узнать, что сталось съ кокомъ, а я забрался наверхъ, чтобы срѣзывать мѣшавщіе намъ, перепутавшіеся тросы. Самъ Ларсенъ своей характерной кошачьей походкой пошелъ къ штурвалу. Я не успѣлъ добраться до первой реи, какъ чудовищный порывъ вѣтра такъ прижалъ меня къ снастямъ, что даже если бы я не держался, я бы не могь упасть; я взглянулъ внизъ: Призракъ стоялъ почти торчкомъ, мачты были параллельны поверхности океана, палубы не было видно — по ней перекатывалась волна, и двѣ мачты торчали прямо изъ воды. Все это продолжалось только нѣсколько секундъ и Призракъ, наконецъ, снова выпрямился. Съ высоты мачты я снова высматривалъ лодки. Полчаса спустя я увидѣлъ еще одну: она была перевернута и за нее отчаянно цѣплялись Горнеръ, толстый Луисъ и Джонсонъ. На этотъ разъ я оставался на мачтѣ и Ларсену удалось удачно подойти и пріостановиться. Людямъ бросили концы и они, какъ обезьяны, взобрались по нимъ; когда же попытались поднять на борть лодку, то она ударилась объ него и пробила себѣ широкую пробоину. Мы все-таки крѣпко привязали ее, чтобы впослѣдствіи исправить аварію.
Призракъ снова нѣсколько разъ совершенно покрывался водою настолько, что не видно было даже штурвала, который высоко возвышался надъ палубой. Мнѣ нѣсколько разъ казалось, что Призраку больше не вынырнуть. Но затѣмъ снова показывался штурвалъ и за нимъ могучая фигура Волка Ларсена, увѣренно направлявшаго шхуну и боровшагося со штормомъ наподобіе сказочнаго бога. Казалось невозможнымъ, что крохотные, ничтожные люди способны вести свое хрупкое сооруженіе изъ дерева и холста и бороться съ такими чудовищными стихіями.
Часъ спустя, въ половинѣ шестого, когда уже надвигались сумерки, я замѣтилъ третью шлюпку. Она тоже перевернулась, но людей около нея не было видно. Волкъ Ларсенъ повторилъ обычный маневръ, но на этотъ разъ мы прошли футахъ въ сорока отъ лодки.
— Лодка № 4, — крикнулъ Уфти-Уфти, острые глаза котораго успѣли замѣтить номеръ, когда лодка поднялась на гребень волны.
Это была лодка Гендерсона и вмѣстѣ съ нимъ погибли Голіокъ и Вильямсъ. Однако, оставалась лодка, и Волкъ Ларсенъ сдѣлалъ отчаянную попытку спасти ее. Когда я спустился на палубу, Горнеръ и Керфутъ запротестовали противъ этой попытки.
— Чортъ возьми! Какой бы штормъ не вырвался изъ ада, я не дамъ ему украсть у меня лодку, — кричалъ Ларсенъ. — Мистеръ Ванъ-Вейденъ, станьте у борта съ Джонсономъ и Уфти, а остальные къ гротъ-мачтѣ! и живо, а не то я васъ живо направлю въ будущую жизнь!
Оставалось подчиняться. Насколько этотъ маневръ былъ опасенъ, я понялъ это только тогда, когда снова очутился подъ водой и спасся только тѣмъ, что изо всей силы уцѣпился за тросы у подножія гротъ-мачты. Все же меня и на этотъ разъ сорвало, стало бросать изъ стороны въ сторону и, наконецъ, выбросило за бортъ. Я не умѣлъ плавать, но черезъ нѣсколько мгновеній новая волна бросила меня опять на палубу. Чья-то сильная рука удержала меня и, когда Призракъ снова вынырнулъ, то оказалось, что меня спасъ Джонсонъ. Онъ съ тревогой смотрѣлъ вокругъ себя, ища Келли, который въ послѣдній моментъ подошелъ къ баку, но его уже не было. Лодку мы однако такъ и не подобрали. Но Волкъ Ларсенъ сталъ упрямо кружить вокругъ этого мѣста, пока мы въ надвигающейся темнотѣ не наскочили на шлюпку и не разбили ее вдребезги.
Послѣ этого мы въ продолженіе двухъ часовъ работали, не покладая рукъ. Насъ было слишкомъ мало — два охотника, три матроса, Волкъ Ларсенъ и я. Пальцы мои были окровавлены, изъ-подъ ногтей брызгала кровь, я крѣпилъ тросы и слезы невольно капали изъ моихъ глазъ. Когда же все было сдѣлано, я въ полномъ изнеможеніи, какъ женщина, упалъ на палубу. Между тѣмъ изъ-подъ бака вытащили Томаса Могриджа и тутъ только я замѣтилъ, что кухни больше не было — тамъ, гдѣ она прежде стояла, было теперь пустое мѣсто. Мы всѣ собрались въ каютъ-компаніи, наскоро сварили кофе на небольшой печкѣ, выпили виски и закусили галетами. Все это казалось мнѣ необычайно вкуснымъ. Шхуну до того качало, что даже матросы принуждены были хвататься за что попало, чтобы не упасть. Иногда насъ такъ сильно накреняло, что мы кучкой стояли на стѣнѣ, между тѣмъ какъ полъ на мгновеніе изображалъ собою стѣну.
— Къ чорту вахту — сказалъ Ларсенъ послѣ того, какъ мы закусили. — На палубѣ дѣлать нечего. Идите лучше всѣ спать.
Матросы отправились въ кубрикъ, предварительно выставивъ сторожевые огни; охотники остались на ночь въ каютѣ, такъ какъ трюма нельзя было открыть. Волкъ Ларсенъ и я кое-какъ отрѣзали у Керфута разможженный палецъ, зашили обрубокъ и перевязали его. Могриджъ, который, несмотря ни на что, долженъ былъ слѣдить за печкой и прислуживать намъ, сталъ жаловаться на боли въ груди и клялся, что у него перебито, по крайней мѣрѣ, два ребра. Оказалось, что у него ихъ сломано три. Однако его пришлось оставить назавтра, потому что, прежде чѣмъ перевязать его, мнѣ нужно было подчитать немного анатомію.
— По-моему, не стоило жертвовать Келли ради разбитой лодки, — сказалъ я Волку Ларсену.
— Ну, Келли многаго не стоилъ. Спокойной ночи.
Послѣ всего того, что произошло, при невыносимой боли въ концахъ пальцевъ, при дикихъ прыжкахъ Призрака, казалось бы, что спать было невозможно. Однако, я думаю, что заснулъ въ тотъ мигъ, какъ голова моя коснулась подушки.
Призракъ одинъ всю ночь боролся съ бурей…