Высоко на горе, откуда открывается вид на весь город, реку и поросшие лесом острова, расположился древний Градчин. В здешней церкви покоятся в великолепной серебряной раке мощи Св. Иоанна Непомука. Какая роскошь искусства внутри церкви, какая роскошь природы вокруг, и всё же не сюда прежде всего направляет свои стопы датчанин, посетивший Прагу. Близ городской площади есть маленькая бедная церковь. Чтобы попасть в неё, надо пройти под аркой и затем через узкий двор. Священник как раз служит обедню; коленопреклонённая паства шепчет одно: «Молись о нас!» Шёпот этот сливается в один глухой подавленный вздох, как будто несущийся из какой-то подземной глубины и вырастающий в болезненный вопль, стенание. Датчанин идёт по коридору направо. В колонну вделана большая красновато-коричневая плита, на которой высечено изображение рыцаря в доспехах. Чей это прах покоится здесь? Земляка! Датчанина! Одного из мировых гениев, прославивших имя Дании, страны, изгнавшей его! За́мок его на родине превратился в развалины, плуг прошёл там, где он в своей уютной комнатке изучал древние рукописи и принимал королей; чайки вьются там, где он с башни читал по звёздам! Остров, его любимый остров, теперь в чужих руках, не принадлежит более Дании, как не принадлежит ей и самый прах её великого сына!
Датчанин плачет в чужой стороне над могилой Тихо-Браге и негодует на его современников: «Дания! В твоём гербе сердца, но надо иметь сердце и в груди!..» Тише, сын нового века! Живи ты в то время, может быть, и ты не сумел бы оценить его, как следует! Может быть, величие его уязвило бы и твоё тщеславие, может быть, и ты подлил бы яду в его жизненный кубок! Яблочко недалеко падает от яблони! Родство что-нибудь да значит!
На могильную плиту падают лучи солнца, падают, может быть, и слёзы! По церкви по-прежнему разносится глухой болезненный шёпот: «Молись о нас!»