Жить было душно. Совсѣмъ погибалъ я.
Въ лѣсъ отошелъ я, и Лиха искалъ я.
Думу свою словно тяжесть несу.
Шелъ себѣ, шелъ, и увидѣлъ въ лѣсу 5 Замокъ желѣзный. Кругомъ—черепа, частоколомъ.
Что-то я въ замкѣ найду?
Можетъ, такую бѣду,
Что навсегда позабуду, какъ можно быть въ жизни веселымъ?
Все же иду 10 Въ замокъ желѣзный.
Вижу, лежитъ Великанъ.
Видъ у него затрапезный.
Тученъ онъ, грязенъ, и наглъ, и какъ будто бы пьянъ.
Кости людскія для мерзкаго—ложе. 15 Лихо! Вокругъ него—Злыдни,[2] Журьба.[3]
А по угламъ, вкругъ стола, по стѣнамъ, вмѣсто сидѣній, гроба.
Лихо! Ну что же?
Я Лиха искалъ.
Страшное Лихо, слѣпое. 20 Подчуетъ гостя. „Поѣшь-ка“. Мнѣ голову мертвую далъ.
Взялъ я ее да подъ лавку. Лицо усмѣхнулось тупое.
„Скушалъ?“ спросилъ Великанъ.
„—Скушалъ“. Но Лихо ужь знало, какая сноровка
Тѣхъ, кто въ бѣсовскій заходитъ туманъ. 25 „Гдѣ ты, головка-мутовка?“
„—Здѣсь я, подъ лавкою, здѣсь“.
Жаромъ и холодомъ я преисполнился весь.
„Лучше на столъ ужь, головка-мутовка.
Скушай, голубчикъ, ты будешь, самъ будешь, вкуснѣй“. 30 Въ эту минуту умножилось въ мірѣ число поблѣднѣвшихъ людей.
Поднялъ я мертвую голову, спряталъ на сердцѣ. Уловка
Мнѣ помогла. Повторился вопросъ и отвѣтъ.
„Гдѣ ты, головка-мутовка?“
„—Здѣсь я подъ сердцемъ“.—„Ну, съѣдена значитъ“, подумалъ дуракъ-людоѣдъ. 35 „Значитъ, чередъ за тобой“, закричало мнѣ Лихо.
Бросились Злыдни слѣпые ко мнѣ, зашаталась слѣпая Журьба.
Въ нежитей черепомъ тутъ я ударилъ, и закипѣла борьба.
Бились мы. Падалъ я. Билъ ихъ. Убилъ ихъ. И въ замкѣ желѣзномъ вдругъ сдѣлалось тихо.
Вольно вздохнулъ я. Да здравствуетъ воля, понявшаго чудищъ, раба!