Стой, Солнце, и услышь, я здѣсь къ тебѣ взываю,
И въ изступленьи радостномъ дерзаю
Вести съ тобою рѣчь.
Горитъ какъ ты мое воображенье,
И въ жаждѣ свѣтлыхъ встрѣчъ
Къ тебѣ высокое паренье
Къ золотоликому, впередъ,
Души безтрепетный полетъ.
О, если бъ голосъ мой былъ звукъ могучій, 10 И превышая грозный громъ,
Великій гулъ будя кругомъ,
Вознесся кверху, выше тучи,
Къ тебѣ, о, Солнце, до твоихъ горнилъ,
И ходъ твой средь небесъ остановилъ!
О, если бъ пламя, что въ моемъ мышленьи
Всегда горитъ, всѣ чувства вдругъ зажгло,
Къ лучу, который такъ побѣденъ въ рдѣньи,
Вознесся бъ жадный взоръ и просіялъ свѣтло,
Мои глаза въ твой ликъ, что свѣтитъ многозорно, 20 Горя, смотрѣли-бы упорно,
Не зная, сколько бы мгновеній такъ прошло.
Какъ я тебя всегда любилъ, о, солнце въ блескѣ!
Съ какой ревнивою тоской,
Ребенокъ малый и простой,
По небу вышнему, какъ будто въ перелѣскѣ,
Хотѣлъ идти я за тобой,
И на тебя смотрѣлъ, блаженно-изступленный,
И созерцалъ твой свѣтъ душою опьяненной.
Отъ золотыхъ межей, гдѣ царствуетъ Востокъ, 30 Весь опоясанный богатымъ Океаномъ,
Что спряталъ жемчуга, закрывъ ихъ воднымъ станомъ,
До рубежей иныхъ, что западъ въ тѣнь облекъ,
Пылающихъ одеждъ живое обрамленье
Распростираешь ты, величественный царь,
И міру льешь потоки рдѣнья,
Его живишь теперь, какъ встарь.
Отъ своего чела ты мечешь день блестящій,
Ты радость и душа Міровъ,
Твой дискъ даруетъ свѣтъ и жаръ животворящій, 40 И торжествующей короною шаровъ
Ты возстаешь, вѣнецъ, въ игрѣ огней горящій,
Спокойно всходишь ты на золотой зенитъ,
На царственный престолъ средь неба голубого,
Ты въ пламеняхъ живыхъ, твой ликъ огнемъ облитъ,
И вдругъ полетъ задержанъ снова: —
Отсюда пламенный свой бѣгъ
Ты низвергаешь быстрымъ сходомъ,
И волосы твои, въ сверканьи пышныхъ нѣгъ,
Воспламененные раскинулись по водамъ, 50 Ихъ Море приняло, волна дрожитъ огнемъ,
И весь твой блескъ сокрылся въ немъ: —
Еще прошедшій день примкнулъ къ безмѣрнымъ годамъ.
Столѣтья безъ числа, ты видѣло ихъ всѣ,
Въ бездонной пропасти временъ они забыты,
И сколько пышныхъ царствъ забрезжило въ красѣ,
И были всѣ они на грани дней изжиты.
Чѣмъ были предъ тобой? Въ тѣни глухихъ лѣсовъ
Листы срываются на вѣткахъ оголенныхъ,
И пляшутъ по кругамъ, подъ бѣшенствомъ вѣтровъ, 60 Среди дыханій разъяренныхъ.
Тебя не тронулъ Божій гнѣвъ,
Когда кипѣлъ потопъ вкругъ гибнущей вселенной,
И правосудною рукой былъ брошенъ сѣвъ
Карающей воды, и бури, долго плѣнной,
Вотъ вѣтеръ зарычалъ. Гудя, упалъ окрестъ
Разрывно-хриплый громъ, какъ камни на откосѣ,
И сдвинулись, дрожа, съ своихъ давнишнихъ мѣстъ,
Земли алмазныя скрѣпляющія оси.
И горы и поля — вспѣненный океанъ, 70 И горы и поля — могила человѣка.
И содрогнулась глубь, недвижная отъ вѣка.
А ты надъ нѣмотой потопшихъ въ безднѣ странъ, —
Надъ бурей тронъ взнесло, какъ повелитель міра,
Изъ сумраковъ тогда твоя была порфира,
Но ликъ былъ отданъ весь лучамъ,
И высоко взнесясь для огненнаго пира,
Свѣтило мирно ты, горя инымъ мірамъ.
И снова, свѣжія, другія,
Прошли столѣтья предъ тобой, 80 Какъ волны таяли морскія,
Крутясь по безднѣ голубой.
Толчкомъ взаимнымъ сокрушили
Другъ друга въ бѣшенствѣ зыбей,
Межь тѣмъ какъ въ неизмѣнной силѣ,
Въ нетлѣнной красотѣ своей,
О, солнце, ты встаешь, свой ликъ всегда вздымая,
А тысяча вѣковъ лежитъ, толпа нѣмая,
На пепелищѣ дней.
И вѣчнымъ будешь ты, всегда неугасимымъ? 90 Не потускнѣетъ онъ, безмѣрный твой очагъ?
Ты не затянешься отяжелѣлымъ дымомъ, —
Стремя безсмертный бѣгъ, неся горючій стягъ?
Средь гибели временъ, гдѣ все въ забвеньи равномъ,
Лишь ты останешься вовѣкъ самодержавнымъ?
Нѣтъ, потому что и къ тебѣ
Издалека, походкой мѣрной,
Подходитъ смерть, зовя къ судьбѣ,
Для всѣхъ, кто въ мірѣ, достовѣрной.
Кто знаетъ, можетъ быть, ты только бѣдный лучъ, — 100 Лишь отраженный дискъ иного Солнца въ мірѣ,
Который былъ другимъ, прекраснѣе и шире,
Какъ тотъ иной Огонь пылалъ вдвойнѣ могучъ!
Такъ услаждайся же своею красотою,
И юностью своей, о, Солнце! Будетъ день,
То будетъ страшный день, какъ мощною рукою
Отца высокаго уроненная тѣнь
Наляжетъ тягостно на шаръ, еще горючій,
И разорвется онъ, и въ вѣчность соскользнетъ,
Кусокъ въ моряхъ огня, обломки въ смутѣ жгучей, 110 Закутанный навѣкъ, могильный въ свой чередъ,
Въ моряхъ стократныхъ бурь, во мракѣ безконечномъ,
Твой чистый свѣтъ умретъ: —
И ночь всю высь небесъ скуетъ покровомъ вѣчнымъ,
И отъ твоихъ огней, пылавшихъ день деньской,
Ни даже памяти не будетъ никакой!