Въ Гадесъ Септимій, ты радъ бы за мною[2]
Радъ бы къ Кантабрамъ, ярму непокорнымъ,
Даже къ Сиртамъ, съ мавританскою волною Въ спорѣ упорнымъ. 5 Еслибъ аргивцемъ Тибуръ насажденный[3]
Далъ мнѣ, подъ старость, пріютъ на просторѣ,
Мнѣ, испытавшему въ службѣ военной Сушу и море!
Парки же злыя коль скажутъ иное, 10 Къ пастьбамъ овецъ мы къ Галезу[4] съ тобою
Ѣдемъ. Фалантъ тамъ во время былое[5] Правилъ страною.
Этотъ земли уголокъ предъ глазами
Вѣчно моими смѣется красивый… 15 Медъ какъ съ Гиметта[6], съ Венафромъ плодами Спорятъ оливы.
Долгой веснѣ тамъ и краткой быть стужѣ
Зевсъ повелѣлъ, и любимый безмѣрно
Вакхомъ Аулонъ[7] въ виноградѣ не хуже 20 Гроздй Фалерна.
Эти вершины и край отдаленный
Ждутъ насъ, о другъ мой! въ забвеньи свѣта…
Должной слезой тамъ смочи раскаленный Пепелъ поэта.
<1856>
Примѣчанія.
↑Эту оду Горацій паписалъ въ 717 году, воротясь изъ Брундузія и еще полный впечатлѣній, оставленныхъ въ немъ окрестностями Тибура и Тарента. Что эта ода не можетъ быть отнесена къ позднѣйшему времени, видно изъ того, вопервыхъ, что кантабровъ (бискайцевъ) онъ называетъ непокорными (они покорены Августомъ въ 725 году), вовторыхъ, Горацій могъ желать жить въ окрестностяхъ Тибура только до полученія Сабина, и наконецъ, 7-й стихъ доказываетъ что впечатлѣнія военнаго поприща Горація не изгладились въ его памяти. (Прим. перев.)
↑Горацій увѣренъ что другъ его Септимій готовъ слѣдовать за нимъ всюду, папримѣръ въ Гадесъ (нынѣ Кадиксъ), который считался самымъ отдаленнымъ предѣломъ, къ бискайцамъ, и даже въ мавританскія степи. (Прим. перев.)