Кровавая шутка (Шолом-Алейхем)/Часть первая. Глава 13. Руки прочь!

Кровавая шутка — Часть первая. Глава 13. Руки прочь!
автор Шолом-Алейхем (1859—1916)

Дата создания: 1912-1913. Источник: http://www.web-lit.net/writer/76/book/49971/aleyhem_sholom/krovavaya_shutka

Глава 13. Руки прочь!

Если бы наш Рабинович был настоящим «Рабиновичем», а не Поповым, он, конечно, имея медаль и не попав в университет, не спал бы так крепко, как спал он в эту ночь… Он не только не слыхал звонков, шума и голосов, но не слыхал даже, как хозяин, тормоша одеяло, кричал у него над ухом:

— Рабинович! Рабинович! Рабинович!!! Вставайте! Полиция!!

— Какого черта «Рабинович»? Откуда тут взялся Рабинович? — пробормотал спросонья квартирант, протирая глаза. — В чем дело? Что случилось?

— Полиция здесь, ревизия! Облава! То есть ревизия!

— Какого черта полиция, какая ревизия? Кому это нужно? Гоните их в шею!..

— Господь с вами, Рабинович! Что вы говорите? Правожительство…

Последнее слово, очевидно, подействовало.

— Правожительство? Ага! Знаю! Где же оно?

— Что?

— Да правожительство, черт его возьми совсем!

— Тьфу, пропасть! — разозлился Давид Шапиро. — Если бы вы не были евреем, я подумал бы, что вы пьяны! Я вам говорю, что здесь полиция, идет ревизия, спрашивают о вашем правожительстве, а вы говорите: «Где оно?»

Кое-как разобрав, в чем дело, и увидев в дверях физиономию надзирателя, Рабинович с трудом поднялся и, непрерывно чертыхаясь, вошел в общую комнату, где и застал вышеописанную картину: хозяйку, завернутую в одеяло, Бетти, закутанную в простыню, и против них чиновника с чувственными губами. В первую минуту он не мог сообразить, при чем тут обе полунагие женщины и этот тип, глядящий на них такими глазами. Рабиновича мгновенно зажгла ненависть к этому чиновнику.

— Сколько тебе лет? — спросил чиновник Бетти.

— Восемнадцать! — ответила за нее мать. Но чиновник оборвал ее:

— Не тебя спрашивают!

— Восемнадцать, — повторила Бетти. — А ты не врешь, душенька? — спросил он с отвратительной усмешкой на плотоядных губах и потянулся, чтобы немного приоткрыть простыню, облегавшую фигуру Бетти.

Но в это время между ними выросла фигура квартиранта и раздался его громовой выкрик:

— Руки прочь!..

Чиновник был ошеломлен.

Никогда еще за долгое время своей практики ему не приходилось сталкиваться с таким проявлением еврейской наглости.

С минуту стоял он неподвижно, не находя слов. Затем, отдышавшись, спросил:

— А ты… кто такой?

— Что за «ты»? Прошу не «тыкать»!

У чиновника даже руки опустились.

С кривой усмешкой он приказал своим помощникам:

— Взять!

— Нечего «брать»! Я сам иду, — сказал Рабинович и в сопровождении городовых пошел в свою комнату одеваться.

Чиновник, только что млевший в присутствии двух полунагих женщин, и особенно младшей, теперь задыхался от злобы. Нахальный «жидовский» мальчишка грубо прервал его прекрасные иллюзии…

«А? — думал он. — Венера… Юнона… Афродита… Ап-петитная жидовочка! Нечего сказать! Жаль! Вместо этого парня я предпочел бы „взять“ эту… Венеру с еврейской улицы…»

Ночь была на исходе. Чиновник торопил своих помощников. Но Рабинович одевался очень спокойно и с нарочитой медлительностью.

Давид Шапиро пробовал было заступиться за своего квартиранта. Клялся, что у него наизаконнейшее правожительство, только документ сейчас находится в зубоврачебной школе. Но чиновник, отстранив Давида жестом, обратился к тем, что помогали Рабиновичу одеваться:

— Какого черта вы там возитесь? Не оглянешься, как светать начнет. А на этой улице еще достаточно контрабанды у «сынов Израиля»! Живо! Шевелись! Готово? Марш!..