Въ нѣкоторомъ царствѣ, въ нѣкоторомъ государствѣ жилъ-былъ бѣдной мужикъ съ женою; дѣтей у нихъ не было. Стали они просить Бога, чтобы далъ имъ дѣтище во младости на посмотрѣніе, подъ старость на утѣшеніе, а по смерти на поминъ души. Создалъ имъ Господь дѣтище. Обрадовался мужикъ, пошелъ къ сосѣду и началъ просить въ кумовья: „пожалуй, говоритъ, приведи младенца въ крещеную вѣру“. Сосѣдъ отказался за тѣмъ, что мужикъ-то былъ оченно бѣденъ. Пошелъ онъ къ другому, и тотъ отказался. Всю деревню исходилъ, никто къ нему не йдетъ въ кумовья. Что дѣлать? пошелъ мужикъ въ иную деревню. Идетъ путемъ-дорогою, и попадается ему на встрѣчу незнакомый старецъ. „Здорово, добрый человѣкъ! куда идешь, куда путь держишь?“—Здорово, дѣдушка! далъ мнѣ Господь дѣтище во младости на посмотрѣніе, подъ старость на утѣшеніе, а по смерти на поминъ души, да вотъ прилучилось какое горе: человѣкъ я бѣдной, никто и не йдетъ ко мнѣ привести младенца въ крещеную вѣру. „Возьми меня“—Мужикъ несказанно тому обрадовался и благодарствовалъ старику. „Ну, говоритъ старецъ, ступай теперь къ богатому купцу, проси дочь его въ крес(т)ныя матери“.—Ахъ, нарѣченной кумъ! какъ мнѣ къ купцу идти, онъ мною побрезгаетъ. „Не твоя печаль! ступай и проси. Да смотри, чтобъ къ завтраму, къ утру, все было готово“. Бѣдной мужикъ воротился домой, запрегъ лошадь и поѣхалъ въ городъ къ богатому купцу. „Что надыть?“ спрашиваетъ купецъ.—Да вотъ, господинъ купецъ! далъ мнѣ Господь дѣтище во младости на посмотрѣніе, подъ старость на утѣшеніе, а по смерти на поминъ души. Пожалуй, отпусти свою дочь въ крес(т)ныя. „А когда у тебя кстины (крестины)?“—Завтра утромъ. „Ну, хорошо; ступай съ Богомъ, она пріѣдетъ“.
На другой день поутру пріѣхала кума, пришелъ и кумъ, и окстили младенца. Распрощались и пошли по своимъ мѣстамъ. Сталъ младенецъ возрастать, да такой умной да доброй, всѣмъ сосѣдямъ на зависть. Отдали его учиться грамотѣ; которые учатся лѣтъ по пяти, а онъ всю науку въ годъ окончалъ, всѣхъ перегналъ! Пришла святая недѣля. Отслушалъ мальчикъ заутреню и раннюю обѣдню, сходилъ къ крес(т)ной матери, похристосовался, воротился домой и спрашиваетъ: „батюшка и матушка! гдѣ живетъ мой крес(т)ной, я бы къ нему пошелъ, похристосовался?“—Любезный сынъ, говорятъ они, мы и сами не знаемъ; какъ окрестилъ онъ тебя—съ той самой поры мы его и не видали, и ничего про него не слыхали. „Ну, батюшка и матушка! прощайте; пойду искать своего крес(т)наго“. И пошелъ онъ, куда глаза глядятъ; шелъ-шелъ, вышелъ въ чистое поле и повстрѣчался ему старецъ. „Здравствуй! говоритъ старецъ, куда идешь, куда путь держишь?“—Здорово, дѣдушка! иду искать крес(т)наго. „Я твой крес(т)ной, говоритъ старикъ; пойдемъ со мною“. А старикъ-то былъ самъ Господь, и повелъ онъ своего крестника въ царство небесное; привелъ и приказываетъ: „смотри, крестникъ! по всѣмъ палатамъ гуляй, не входи только въ эту дверь“. Сказалъ и ушелъ отъ него; остался мальчикъ одинъ. Вотъ онъ ходилъ-ходилъ по всѣмъ палатамъ и вздумалъ себѣ: отъ чего такъ не велѣлъ мнѣ крес(т)ной входить въ эту комнату? дай пойду посмотрю—что тамъ такое? Вошелъ и увидѣлъ тамъ разбойника, а передъ нимъ на колѣняхъ стоитъ человѣкъ; жалко ему стало того человѣка, ухватилъ онъ камень и убилъ разбойника. Вдругъ является Господь. „Не послушалъ, говоритъ, ты моего приказанія! Этотъ разбойникъ убилъ въ свою жизнь девять человѣкъ, а ты его грѣхи теперь на себя снялъ; ступай-же на землю и трудись, пока грѣховъ своихъ не замолишь!“ Указалъ ему Господь дорогу: „иди вотъ по этой дорогѣ; будутъ тебѣ на пути два озера, по поясъ глубины отъ берега до берега; смотри-же не пей изъ нихъ воды, а коли напьешься—на вѣкъ погибнешь“.
Пошелъ мальчикъ путемъ-дорогою; шелъ-шелъ и пришелъ къ первому озеру. Сталъ переходить на другой берегъ, добрался ужь до средины, и захотѣлось ему пить; такая жажда напала, что утерпѣть не въ моготу. Началъ онъ молиться Богу, и вздумалъ помочить голову водою; помочилъ—и сделалось ему легче. Вышелъ онъ на другую сторону, глянулъ въ воду и видитъ, что на головѣ у него волосы стали серебряные. Пустился дальше въ путь-дорогу, пришелъ къ другому озеру, сталъ перебираться на тотъ берегъ, добрался до средины, и опять напала на него жажда: такъ бы вотъ и испилъ! Началъ онъ Богу молиться, и опять вздумалъ помочить голову водою; помочилъ—и сдѣлалось ему гораздо полегче. Вышелъ на берегъ, глянулъ въ воду и увидѣлъ на своей головѣ золотые волосы. Пустился дальше; шелъ-шелъ, пришелъ въ большой городъ, купилъ на рынкѣ воловій пузырь и надѣлъ его на голову; измарался весь грязью и замѣшался межъ поденщиками! Пришелъ на рынокъ царской садовникъ, забралъ всѣхъ поденщиковъ; одного его не беретъ на работу. „Чтожъ ты меня не возьмешь?“—Да ты кто? „Я—Иванъ Шолудивый, садовникъ.“—Ну, коли ты садовникъ, мнѣ такихъ и надо. И повелъ его прямо къ царю въ садъ. Раздалъ всѣмъ поденщикамъ работу; остался одинъ Иванъ Шолудивый. А у этого царя была любимая яблоня, и засохла тому лѣтъ ужъ десять; привелъ онъ его къ этой яблони и говоритъ: „вотъ тебѣ работа, привей эту яблоню“. Иванъ Шолудивый взялъ ножикъ и привилъ яблоню; она сейчасъ принялась, расцвѣла и принесла такія же славныя яблоки, какія и прежде давала. Какъ увидалъ то садовникъ—вздивовался; къ вечеру расчиталъ онъ всѣхъ поденщиковъ, а Ивана Шолудиваго оставилъ при себѣ: „живи, братъ, у меня; ты мнѣ нуженъ!“ Живетъ Иванъ Шолудивый у царя въ саду, ни съ кѣмъ дружбы не сводитъ, не гуляетъ, а все Богу молится. Разъ поутру всталъ онъ рано и пошелъ прямо къ колодезю, скинулъ съ головы воловій пузырь и давай умываться; умылся и началъ расчесывать свои золотыя кудри. Увидала его изъ окна меньшая царевна и такъ полюбила, что и во снѣ и на яву—все его видитъ.
Вотъ собрались царевны, пришли къ своему родителю и пали въ ноги: „не прикажи, говорятъ, казнить; прикажи рѣчь говорить“.— Говорите, любезныя дочери! „Милосливой батюшка! мы уже въ совершенныхъ лѣтахъ, пора намъ выходить замужъ.“—Ладно, говоритъ царь и разослалъ по всѣмъ царствамъ, по всѣмъ государствамъ, чтобы со всѣхъ сторонъ съѣзжались женихи: цари и царевичи, короли и королевичи, и могучіе богатыри. Съѣхались женихи, пошелъ пиръ на весь міръ[1]. Вотъ царь всталъ и говоритъ своей большой дочери: „ступай, дочь любезная! выбирай себѣ жениха“. Выбрала большая царевна; послѣ того пошла средняя царевна—и та выбрала себѣ жениха. „Ну, выбирай ты!“ говоритъ царь меньшой царевнѣ. Она взяла налила чарку водки и говоритъ: „кто эту чарку выпьетъ, тотъ и женихъ мой будетъ!“ Поднесла чарку прямо къ Ивану Шолудивому, поклонилась ему и подчуетъ: „ну, нареченный супругъ, кушай на здравіе!“ У царя ни пиво варить, ни вино курить, честнымъ пиркомъ да за свадебку. Повѣнчали царевенъ. Вотъ старшія сестры и смѣются надъ меньшою: твой де мужъ какъ есть дуракъ!—Вамъ что за нужда? отвѣчаетъ царевна, вить не вамъ съ дуракомъ жить!
Жили они долго ли, коротко ли; напалъ на то царство сильный непріятель. Собрались старшіе зятья и поѣхали сражаться. А Иванъ Шолудивый вышелъ въ чистое поле, свиснулъ-крикнулъ своимъ богатырскимъ голосомъ: „эй ты, сивка бурка! стань передо мною, какъ листъ передъ травою!“ Откуда не взялся конь, сталъ передъ нимъ какъ вкопанный. Надѣлъ онъ на себя платье богатырское, сѣлъ на коня, ударилъ по крутымъ бедрамъ, и понесся на непріятеля, словно соколъ на гусей и лебедей, и сталъ побивать направо и налѣво. Только самого его ранили въ лѣвую руку; увидала то меньшая царевна, взяла платокъ и перевязала ему руку. Опять поѣхалъ Иванъ Шолудивый и перебилъ до чиста все войско непріятельское; воротился въ царскій садъ, легъ и заснулъ крѣпкимъ сномъ. Увидала его царевна и спознала, кто таковъ богатырь былъ; сказала царю—тотъ такъ обрадовался, что на радостяхъ отдалъ ему половину царства; и стали они себѣ жить-поживать, да добра наживать.—(Изъ собранія В. И. Даля).
