ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
правитьКай Марцій Коріоланъ.
Титъ Ларцій, Коминій, римскіе полководцы.
Мененій Агриппа, другъ Коріолана.
Сициній Велютъ, Юній Брутъ, народные трибуны.
Марцій, маленькій сынъ Коріолана.
Туллъ Ауфидій, полководецъ Вольсковъ.
Волюмнія, мать Коріолана.
Виргилія, жена его.
Валерія, ея подруга.
Раба Виргиліи.
ДѢЙСТВІЕ I.
правитьСЦЕНА 1.
править1 гр. Прежде, однакожь, чѣмъ пойдемъ далѣе, выслушайте меня.
НѢСКОЛЬКО ГОЛОСОВЪ. Говори, говори.
1 гр. Вѣдь вы рѣшились лучше умереть, чѣмъ голодать?
ГРАЖДАНЕ. Рѣшились, рѣшились.
1 гр. Вы знаете, что главный врагъ народа Каій Марцій?
ГРАЖДАНЕ. Знаемъ, знаемъ.
1 гр. Такъ убьемте жь его, и у насъ будетъ хлѣбъ по цѣнѣ, какую назначимъ сами. Согласны на это?
ГРАЖДАНЕ. Нечего болѣе и толковать — сказано и сдѣлано. Идемъ, идемъ!
2 гр. Еще одно слово, добрые граждане.
1 гр. Мы бѣдные граждане; добрые только патриціи[1]. Насъ спасло бы и то, чѣмъ они переполняютъ желудки свои. Уступи они намъ хоть только этотъ излишекъ, тогда какъ онъ годенъ еще въ пищу — мы ужь и это почли бы человѣколюбивымъ пособіемъ; но они думаютъ, что мы и того не стоимъ. Бѣдность насъ удручающая, грязь нашей нищеты[2] — инвентарь ихъ преизбытковъ; наши страданія — доходъ ихъ. Выместимъ же это имъ вилами, пока не сдѣлались спичками[3]; боги знаютъ, что это говоритъ голодъ, а не жажда мщенія.
2 гр. И вы хотите разразиться надъ Каіемъ Марціемъ въ особенности?
1 гр. Надъ нимъ прежде всѣхъ; съ народомъ онъ настоящая собака.
2 гр. По вспомните его услуги отечеству.
1 гр. Помнимъ очень хорошо; и поблагодарили бъ за нихъ, еслибъ онъ самъ не вознаграждалъ себя гордыней своей.
2 гр. Это просто злорѣчіе.
1 гр. Говорятъ тебѣ, все что онъ сдѣлалъ славнаго, дѣлалось съ этой цѣлью. Пусть добродушные простаки увѣряютъ, что онъ имѣлъ въ виду отечество — ему хотѣлось только угодить матери, да гордости своей, которая нисколько не меньше его достоинствъ.
2 гр. Ты ставишь ему въ преступленіе и врожденное, чего измѣнить невозможно. Покрайней мѣрѣ ты ни въ какомъ случаѣ не упрекнешь его корыстолюбіемъ.
1 гр. Не упрекну имъ — найдется довольно другихъ обвиненій; недостатковъ у него столько, что и не перечтешь. (Крики за сценой.) Это что за крики? И другой конецъ города поднялся, а мы стоимъ тутъ да болтаемъ; въ Капитолій!
ВСѢ. Идемъ! идемъ!
1 гр. Постойте; кто это спѣшитъ сюда?
2 гр. Достойный Мененій Агриппа; человѣкъ всегда любившій народъ.
1 гр. Да, онъ довольно честенъ; хорошо, еслибъ и остальные походили на него.
МЕН. Что задумали вы, любезные сограждане? Куда это собрались съ дубьемъ и съ рычагами? Скажите пожалуйста, въ чемъ дѣло?
2 гр. Дѣло наше не безъизвѣстно и сенату; цѣлые четырнадцать дней намекали имъ на то, что задумываемъ; теперь мы имъ покажемъ, что съумѣемъ и выполнить задуманное. Они говорятъ, что у бѣдныхъ просителей горла сильныя — узнаютъ что у нихъ и руки не слабѣе.
МЕН. Но, добрые друзья мои, любезные сосѣди, неужели вамъ хочется погубить себя?
2 гр. Погубить себя мы не можемъ; мы погублены ужь.
МЕН. Послушайте, друзья мои, патриціи пекутся о васъ съ величайшей заботливостью. Что жь касается до вашихъ нуждъ, до вашихъ бѣдствій въ настоящее голодное время, такъ, право, все равно, что разить за это вашими палками небо, что заносить ихъ на римское правительство, которое, стремясь по однажды принятому пути, расторгнетъ и десятки тысячь уздъ изъ звеньевъ далеко крѣпчайшихъ тѣхъ, какія можетъ представить ваше возстаніе. Неурожаи посылаются богами, а не патриціями; тутъ можно помочь только склоненіемъ передъ ними колѣнъ, а не грозою рукъ. Отуманенные одной бѣдой, вы стремитесь еще къ большимъ; вы клевещете на правителей Рима, которые, тогда какъ вы проклинаете ихъ, какъ враговъ, пекутся о васъ, какъ отцы.
2 гр. Пекутся о насъ? — Какъ бы не такъ! — Они никогда не пеклись о насъ. Они оставляютъ насъ умирать съ голоду, тогда какъ амбары ихъ завалены хлѣбомъ; они издаютъ эдикты въ пользу лихоимства, для поддержки ростовщиковъ; они ежедневно отмѣняютъ какой-нибудь благодѣтельный законъ противъ богачей, и ежедневно придумываютъ новыя, строжайшія постановленія для угнетенія и порабощенія бѣдныхъ. Если насъ не пожрутъ войны, такъ пожрутъ они; вотъ вся ихъ любовь къ намъ.
МЕН. Ты или сознаешься въ страшной злорѣчивости, или заставишь признать себя безумнымъ. Я разскажу вамъ превосходную сказку; можетъ-быть вы ужь и слыхали ее, но она такъ приходится къ этому случаю, что я рѣшаюсь занять васъ ею и еще разъ.
2 гр. Послушаемъ. Ты не думай однакожь, что тебѣ удастся заговорить наше негодованіе какой-нибудь сказкой. Разсказывай.
МЕН. Случилось однажды, что всѣ части тѣла возстали противъ живота, обвиняя его тѣмъ, что онъ, какъ бездна какая-нибудь, остается въ серединѣ тѣла празднымъ и бездѣйственнымъ — только что принимаетъ въ себя пищу и никогда не раздѣляетъ трудовъ прочихъ членовъ; тогда какъ тѣ видятъ, слышатъ, придумываютъ, научаютъ, движутъ, чувствуютъ и, взаимно помогая другъ другу, удовлетворяютъ такимъ образомъ всѣмъ нуждамъ и потребностямъ цѣлаго тѣла. Животъ отвѣчалъ —
2 гр. Прекрасно, что жь отвѣчалъ животъ?
МЕН. А вотъ я сейчасъ скажу вамъ. — Съ насмѣшливой улыбкой своего рода, какой никогда не появлялось на устахъ — потому что, видите ли, мнѣ хочется заставить животъ не только что говорить, но и улыбаться, — животъ отвѣчалъ недовольнымъ членамъ, частямъ, возмутившимся только изъ зависти къ его положенію, точнехонько какъ и вы поносите нашихъ сенаторовъ только за то, что они не вы.
2 гр. Нѣтъ, это пустое — отвѣтъ живота! Какъ! когда и царственная голова, и бодрствующій глазъ, и совѣтникъ — сердце, и воинъ — рука, и конь — нога, и трубачь — языкъ, и всѣ другія орудія и меньшія подмоги нашего тѣла, — когда всѣ они —
МЕН. Что жь они? — Вотъ такъ языкъ у человѣка! — Ну что жь, что жь они?
2 гр. Стѣсненные обжорой животомъ, который все-таки отхожее мѣсто тѣла —
МЕН. Хорошо, да что жь они-то?
2 гр. Когда всѣ эти дѣятели начали бы жаловаться — что жь осталось бы и отвѣчать животу?
МЕН. Я скажу вамъ; вооружитесь только хоть на мгновеніе терпѣніемъ, котораго у васъ такъ мало, и вы услышите отвѣтъ живота.
2 гр. Да ты слишкомъ ужь тянешь.
МЕН. Замѣть, любезный другъ, что разсудительный животъ былъ не такъ опрометчивъ, какъ его обвинители, и вотъ какъ отвѣчалъ онъ имъ: «Правда, любезные друзья мои, что я принимаю общую вамъ пищу прежде васъ всѣхъ, и это такъ и должно, потому что я кладовая, складочное мѣсто всего тѣла; вспомните, однакожь, что я разсылаю ее по рѣкамъ вашей крови ко двору — сердцу, къ сенату — мозгу, и во всѣ члены и органы человѣка[4]; что такимъ образомъ, и величайшій нервъ и малѣйшая жилка получаютъ отъ меня все требуемое природой для ихъ жизни. И хотя всѣ вы, друзья мои» — прошу замѣтить, это говоритъ желудокъ —
2 гр. Хорошо, хорошо.
МЕН. «И хотя всѣ вы не замѣчаете что я удѣляю каждому; но я могу доказать, что я изъ всего передаю всѣмъ вамъ тончайшую муку, оставляя себѣ только мякину». — Что вы на это скажете?
2 гр. Отвѣтъ хоть куда. Но какъ же примѣнишь ты его къ настоящему дѣлу.
МЕН. Этотъ благоразумный животъ — сенаторы Рима, а вы — возмутившіеся члены. Обратите только вниманіе на ихъ труды и заботы, обсудите все, что касается до управленія, хорошенько, и вы увидите, что всякое общественное благо, которымъ вы пользуетесь, вытекаетъ отнюдь не изъ васъ самихъ, а переходитъ къ вамъ отъ нихъ. Ну, ты, большой палецъ этого собранія, что ты на это скажешь?
2 гр. Я большой палецъ? Почему жь я большой палецъ?
МЕН. Потому что ты, низшій, худшій, бѣднѣйшій изъ всего этого велемудраго возстанія, опереживаешь всѣхъ; потому что ты, негодяй, способный казать только пятки, идешь впереди въ надеждѣ на какую-нибудь прибыль. — Что жь, поднимайте дубье и вилы! Римъ и его крысы готовы вступить въ борьбу; одной сторонѣ не миновать гибели!
Да здравствуетъ, благородный Марцій!
МАРЦ. Благодарю. — Что у васъ, буйные бездѣльники, разчесывающіе жалкій зудъ вашихъ бредней до того, что обращаетесь въ чесотку?
2 гр. Мы вѣдь никогда не слыхали еще отъ тебя добраго слова.
МАРЦ. Доброе слово тебѣ будетъ страшнѣйшей лестью. Чего хотите вы, псы, которымъ противны и миръ и война? одинъ дѣлаетъ васъ дерзкими, другая — пугаетъ. Положись на васъ, и найдешь зайцевъ, гдѣ хотѣлось найти львовъ, гусей, гдѣ воображалъ лисицъ; вы такъ же надежны, какъ раскаленный уголь на льду, какъ градина на солнцѣ. Ваша добродѣтель — превозносить караемое преступленіе и проклинать карающее правосудіе. Достойный славы — удостаивается вашей ненависти; ваша благосклонность — прихоть больного, который болѣе всего жаждетъ именно того, что только увеличиваетъ болѣзнь его. Нуждающійся въ вашемъ расположеніи плаваетъ свинцовыми перьями, рубитъ дубы соломенной. Къ черту васъ! — Какъ на васъ полагаться? вы перемѣняете мнѣніе свое ежеминутно: называете благороднѣйшимъ, кого сейчасъ ненавидѣли; презрѣннѣйшимъ, кого за мгновеніе превозносили до небесъ. Что вопите вы на всѣхъ площадяхъ противъ благороднаго сената, который, послѣ боговъ, одинъ только и держитъ васъ въ страхѣ; безъ котораго вы давно пережрали бы другъ друга? — Чего хотятъ они?
МЕН. Хлѣба по цѣнамъ, которыя назначатъ сами; они говорятъ, что въ городѣ его достаточно.
МАРЦ. Говорятъ? на висѣлицу ихъ! Они сидятъ себѣ у очага своего и воображаютъ знать, что дѣлается въ Капитоліѣ, кто возвышается, кто властвуетъ, кто падаетъ; составляютъ партіи, распускаютъ слухи о предполагаемыхъ бракахъ; возвышаютъ однихъ, становятъ другихъ, за то что они не по нраву имъ, ниже протоптанныхъ подметокъ своихъ. Они говорятъ что хлѣба довольно? Желалъ бы, чтобъ патриціи отказались отъ неумѣстнаго состраданія и дали полную волю моему мечу — и взгромоздилъ бы изъ изувѣченныхъ труповъ этихъ бездѣльниковъ груду выше копья моего.
МЕН. Эти и безъ того вполнѣ убѣждены уже[5], потому что они сколько неразумны, столько же и трусливы. Но скажи, что другая толпа?
МАРЦ. Разошлась. Бездѣльники — чтобъ всѣмъ имъ передохнуть, — кричали: мы голодны; ревѣли пословицами, что голодъ ломаетъ и каменныя стѣны, что и собаки не могутъ обойтись безъ ѣды, что пища создана для рта, что боги посылаютъ хлѣбъ не однимъ богачамъ. Жалобы ихъ, выражавшіяся подобными прибаутками, были приняты, и когда уступили ихъ требованію — требованію чудовищному, способному надорвать сердце благородства, набѣлить щеки безстрашнаго мужества, — они, потрясая воздухъ громкими криками радости[6], начали бросать шапки къ небу, какъ будто бы хотѣли повѣсить ихъ на рога мѣсяца.
МЕН. Что жь уступили имъ?
МАРЦ. Выборъ пяти трибуновъ на защиту ихъ пошлыхъ мудрованій, и они выбрали Юнія Брута, Сицинія Велюта и — не знаю кого еще. Проклятіе! сволочь эта скорѣй сорвала бы крыши со всего города, чѣмъ вырвала у меня такую уступку; это дать ей пересилье надъ властью, возможность требовать, со временемъ, еще большаго, грозя возмущеніемъ.
МЕН. Да, странно это.
МАРЦ. Ну, что жь стоите? — убирайтесь по домамъ, негодяи!
ПОСЛ. Гдѣ Каій Марцій?
МАРЦ. Здѣсь. Что тебѣ надо?
ПОСЛ. Получено извѣстіе, что Вольски идутъ на насъ войной.
МАРЦ. Очень радъ; это средство провѣтрить нашъ затхлый преизбытокъ. Да вотъ и доблестные отцы наши.
1 сен. Марцій, сбылись слова твои — Вольски возстали.
МАРЦ. И подъ начальствомъ Тулла Ауфидія, съ которымъ не легко управиться. Я грѣшу, завидуя ему; будь я не то, что есть — я бы желалъ быть только имъ.
КОМ. Ты воевалъ уже съ нимъ?
МАРЦ. Еслибъ свѣтъ распался на двѣ враждующія половины, и Ауфидій очутился на моей сторонѣ — я перешолъ бы на другую, единственно для того, чтобы сражаться противъ него; это левъ, охота за которымъ моя гордость.
1 сен. Такъ что жь, доблестный Марцій, почемужь бы и не отправиться тебѣ на эту войну вмѣстѣ съ Коминіемъ?
КОМ. Вѣдь ты и обѣщалъ.
МАРЦ. Обѣщалъ, и сдержу свое слово. — Титъ Ларцій, ты еще разъ увидишь мои удары прямо въ лице Тулла. Да, ты вѣдь болѣнъ — ты остаешься?
ТИТЪ. Нѣтъ, Марцій; скорѣй обопрусь я на одинъ костыль и стану драться другимъ, чѣмъ останусь.
МЕН. Истый Римлянинъ!
1 сен. Пойдемте жь въ Капитолій; я знаю, тамъ ждутъ уже насъ друзья наши.
ТИТЪ. Идемъ. Коминій, ты за ними, а мы за тобой, вполнѣ достойнымъ предшествовать намъ.
КОМ. Благородный Ларцій!
1 сен. (Гражданамъ). А вы ступайте по домамъ.
МАРЦ. Нѣтъ, пусть они идутъ за нами. У Вольсковъ хлѣба много — возьмемъ этихъ крысъ съ собой, для опустошенія ихъ закормовъ. Благородные возмутители, ваше мужество процвѣтаетъ; прошу слѣдуйте за нами. (Уходитъ за сенаторами съ Коминіемъ, Титомъ и Мененіемъ. Граждане расходятся.)
СИЦ. Не знаю, бывалъ ли когда человѣкъ надменнѣе этого Марція?
БРУТ. Врядъ сыщешь ли подобнаго.
СИЦ. Когда насъ избрали въ народные трибуны —
БРУТ. Замѣтилъ ты выраженіе его глазъ и губъ?
СИЦ. Скажи лучше — его насмѣшки.
БРУТ. Раздраженный, онъ насмѣется и надъ богами.
СИЦ. Наругается надъ смиренной луной.
БРУТ. Эта война пожретъ его; онъ слишкомъ ужь загордился своимъ мужествомъ.
СИЦ. Такія натуры, подстрекаемыя удачами, презираютъ и тѣнь, на которую наступаютъ въ полдень. Я дивлюсь одному, какъ, съ его высокомѣріемъ, онъ согласился состоять подъ начальствомъ Коминія?
БРУТ. Слава, къ которой онъ стремится и которой онъ украшенъ уже достаточно, ни на какомъ мѣстѣ не сберегается и не увеличивается такъ, какъ на ближайшемъ къ первому. Всякая неудача будетъ виной главнокомандующаго, хотя бы онъ и сдѣлалъ все, что только въ силахъ человѣка, и перемѣнчивое сужденіе сейчасъ завопитъ: «о, еслибъ начальствовалъ Марцій!»
СИЦ. А пойдетъ все хорошо — общественное мнѣніе, такъ пристрастное къ Марцію, все-таки лишитъ Коминія всѣхъ заслугъ его.
БРУТ. Половина лавровъ Коминія перейдетъ къ Марцію, хотя бы Марцій и не пожиналъ ихъ; и всѣ погрѣшности его обратятся въ честь Марцію, хотя бы, въ самомъ-то дѣлѣ, Марцій и не заслуживалъ этого.
СИЦ. Пойдемъ однакожь, посмотримъ, какъ распорядятся отправленіемъ, и какъ онъ отправится на эту войну: не отличится ли, кромѣ обычнаго, и еще чѣмъ-нибудь.
БРУТ. Пойдемъ.
СЦЕНА 2
править1 сен. Такъ ты, Ауфидій, думаешь, что Римляне провѣдали наши замыслы, знаютъ, что мы предпринимаемъ?
ТУЛЛ. А вы не думаете этого? Когда жь что-либо задуманное у насъ успѣвало осуществиться прежде, чѣмъ узнаетъ Римъ? Дня четыре назадъ меня извѣстили оттуда — кажется письмо со мною — да, вотъ оно. (Читаетъ) «Собрано войско, но куда: на востокъ, или на западъ — неизвѣстно. Голодъ сильный, народъ возмущается; носятся слухи, что Коминій, вашъ старый врагъ Марцій — котораго въ Римѣ ненавидятъ болѣе, чѣмъ у васъ, — и Титъ Ларцій, доблестнѣйшій изъ Римлянъ, назначены предводителями этого войска куда бы оно ни пошло; а очень можетъ быть, что оно пойдетъ и на васъ. Подумайте объ этомъ хорошенько».
1 сен. Наше войско въ полѣ. Мы никогда не сомнѣвались во всегдашней готовности Рима дать намъ отпоръ.
ТУЛЛ. И не полагали безразсуднымъ скрывать ваши великіе замыслы до обнаруженія ихъ по неволѣ; а Римъ, какъ кажется, извѣстился о нихъ еще во время самого высиживанія ихъ, и это уничтожаетъ наше первое предположеніе овладѣть нѣсколькими городами прежде, чѣмъ Римъ узнаетъ, что мы подняли оружіе.
2 сен. Когда такъ, благородный Ауфидій, вотъ тебѣ полномочіе, (Подавая его ему) спѣши къ своему войску. Предоставь охраненіе Коріоли намъ; осадятъ они насъ — возвратись съ нимъ къ намъ на выручку. Но я все-таки никакъ не думаю, чтобъ они собирали войско противъ насъ.
ТУЛЛ. Не сомнѣвайся — вѣсти мои вѣрны. Но этого мало еще — часть войска выступила уже и идетъ именно сюда. Прощайте. Встрѣчусь съ Марціемъ — мы поклялись другъ другу не расходиться до тѣхъ поръ, пока одинъ изъ насъ не лишится всякой возможности драться.
ВСѢ. Да помогутъ тебѣ боги!
ТУЛЛ. И да не оставятъ они васъ, благородные сенаторы!
1 сен. Прощай.
2 сен. Прощай.
ВСѢ. Прощай.
СЦЕНА 3.
правитьВОЛ. Прошу тебя, дочь моя, пой, или говори веселѣе. Еслибъ мой сынъ былъ моимъ мужемъ — покрывающее славой отсутствіе его радовало бы меня, право, болѣе, чѣмъ его объятія на брачномъ ложѣ — высочайшія выраженія любви его. Тогда какъ онъ былъ еще нѣжнымъ ребенкомъ и единственнымъ сыномъ моей утробы; тогда какъ юность и красота влекли къ нему взоры всѣхъ; тогда какъ другую мать и просьбы царей, цѣлый день повторяемыя, не склонили бъ выпустить его изъ виду на какой-нибудь одинъ часъ, и тогда — соображая на сколько еще украсила бы его слава, и что, не оживотворяйся онъ ей, онъ, какъ картина, годился бы только для стѣны, — и тогда я съ радостью позволяла ему искать опасности тамъ, гдѣ, по всѣмъ вѣроятіямъ, могъ найти славу. Я послала его на страшную войну, и онъ возвратился съ дубовымъ вѣнкомъ на челѣ[7]. Скажу тебѣ, дочь моя, и тогда, когда родивъ его, я въ первые услышала, что родила мальчика — восторгъ мой былъ далеко не такъ великъ, какъ тутъ, когда впервые увидала, что онъ мужъ.
ВИР. Но еслибъ онъ погибъ? что тогда?
ВОЛ. Тогда его слава сдѣлалась бы моимъ сыномъ; въ ней нашла бы я мое потомство. — Повѣрь, еслибъ у меня было двѣнадцать сыновъ, любимыхъ равно — ни болѣе, ни менѣе твоего и моего добраго Марція, — и благородную смерть за родину одиннадцати перенесла бы я гораздо легче, чѣмъ бездѣйственную жизнь одного въ роскоши и въ нѣгѣ.
РАБ. Благородная госпожа, васъ желаетъ видѣть Валерія.
ВИР. Прошу тебя, позволь мнѣ удалиться.
ВОЛ. Нѣтъ, ты останешься. Мнѣ кажется, я и отсюда слышу звуки трубъ твоего мужа; вижу, какъ онъ, схвативъ за волосы, повергаетъ Ауфидія, какъ Вольски бѣгутъ отъ него, какъ дѣти отъ медвѣдя. Мнѣ кажется, я вижу, какъ онъ топаетъ ногами, восклицая: «сюда, трусы, зачатые страхомъ, хоть и родились въ Римѣ!» — и какъ, отерши за тѣмъ кровавое чело свое рукой, закованной въ желѣзо, идетъ далѣе, подобно жнецу, который долженъ или сжать все, или отказаться отъ условной платы.
ВИР. Его кровавое чело? О, нѣтъ, не кровавое, молю тебя, Юпитеръ!
ВОЛ. Глупая! кровь на челѣ воина краше позолоты на его трофеяхъ. И грудь Гекубы, когда она кормила ей Гектора, не была такъ прекрасна, какъ чело Гектора, когда въ битвѣ оно съ презрѣніемъ плевало кровью на мечи Грековъ[8]. — Скажи Валеріи, что мы рады видѣть ее. (Раба уходитъ).
ВИР. О, боги, сохраните моего мужа отъ свирѣпаго Ауфидія!
ВОЛ. Онъ пригнетъ голову Ауфидія къ землѣ, и наступитъ на выю его.
ВАЛ. Здравствуйте, Волюмнія и Виргилія.
ВОЛ. Здравствуй, любезная Валерія!
ВИР. Я очень рада, что вижу тебя.
ВАЛ. Какъ вы поживаете? вы рѣшительно домосѣдки. Что вы это шьете? Нечего сказать, славное занятіе. — А что твой малютка?
ВИР. Благодарю — здоровъ.
ВОЛ. Любитъ только блескъ мечей и звукъ барабановъ болѣе, чѣмъ уроки наставника.
ВАЛ. Весь въ отца; чудесный ребенокъ. Въ прошедшую середу я любовалась имъ, я думаю, цѣлые полчаса; въ немъ что-то такое рѣшительное. Онъ гонялся за золотистой бабочкой, поймалъ ее, пустилъ опять, и снова за ней — упалъ, вскочилъ и поймалъ опять; разсердило ль его паденіе, или что другое, только онъ заскрежеталъ зубами и принялся рвать ее. Да вѣдь это надобно было видѣть, какъ онъ рвалъ ее!
ВОЛ. Отцовская вспышка.
ВАЛ. Въ самомъ дѣлѣ? Превосходный ребенокъ!
ВИР. Шалунъ.
ВАЛ. Послушай, брось однакожь шитье свое; нынче ты должна разыграть со мной гульливую хозяйку.
ВИР. Нѣтъ, моя милая, я не выду изъ дома.
ВАЛ. Не выдешь?
ВОЛ. Выдетъ, выдетъ.
ВИР. Нѣтъ, вы извините меня; до возвращенія моего мужа я не переступлю черезъ порогъ моего дома.
ВАЛ. Помилуй! такое затворничество было бы рѣшительнымъ безуміемъ. Тебѣ надо навѣстить нашу добрую сосѣдку; вѣдь она, послѣ родовъ, лежитъ еще въ постели.
ВИР. Я желаю ей скораго выздоровленія и навѣщу ее моими молитвами; но идти къ ней я не могу.
ВОЛ. Отчего жъ не можешь?
ВИР. Повѣрьте не отъ лѣности, не отъ недостатка любви.
ВАЛ. Тебѣ хочется быть другой Пенелопой; но вѣдь говорятъ, что волна, напряденная ею въ отсутствіи Улисса, наполнила только всю Итаку молью. Знаешь ли что, я желала бы, чтобъ твое полотно было такъ же чувствительно, какъ твои пальцы; тогда ты вѣрно, хоть изъ сожалѣнія, перестала бы прокалывать его. — Прошу, пойдемъ съ нами.
ВИР. Нѣтъ, Валерія, право я не пойду.
ВАЛ. Вздоръ, пойдешь; я сообщу тебѣ превосходнѣйшія вѣсти о твоемъ мужѣ.
ВИР. Любезная Валерія, я знаю, что никакихъ не могли еще получить.
ВАЛ. Я не шучу, вчера ночью получены извѣстія.
ВИР. Въ самомъ дѣлѣ?
ВАЛ. Право; я слышала, какъ одинъ сенаторъ разсказывалъ, что Вольски выступили въ поле, что Коминій съ частію войска пошолъ противъ нихъ, а твой мужъ и Титъ Ларцій осадили ихъ городъ Коріоли, и увѣрены, что возьмутъ его и кончатъ всю войну въ скоромъ времени. Клянусь тебѣ честью, что это правда; неужели ты и послѣ этого не пойдешь съ нами?
ВИР. Извини, добрая Валерія, въ другой разъ я не откажу тебѣ ни въ чемъ.
ВОЛ. Оставь ее, Валерія; она нынче въ такомъ расположеніи, что, пожалуй, разстроитъ еще и нашу веселость.
ВАЛ. Я сама то же думаю. Такъ прощай же. — Идемъ, благородная Волюмнія. — Еще разъ, Виргилія, вытолкни свою торжественную грусть за дверь, и пойдемъ съ нами.
ВИР. Право, не могу. Желаю вамъ всякаго веселья.
ВАЛ. Прощай.
СЦЕНА 4.
правитьМАРЦ. Смотри, къ намъ спѣшитъ гонецъ съ вѣстями; бьюсь объ закладъ — они сразились.
ТИТЪ. Держу моего коня противъ твоего, что нѣтъ.
МАРЦ. Согласенъ.
ТИТЪ. Рѣшено.
МАРЦ. Скажи, встрѣтилъ нашъ полководецъ непріятеля?
ГОН. Они стоятъ лицомъ къ лицу, но въ разговоръ не вступали еще.
ТИТЪ. Твой конь — мой.
МАРЦ. Я выкуплю его.
ТИТЪ. Да я не продамъ и не подарю его, а, если хочешь, ссужу тебя имъ, хоть на пятьдесятъ лѣтъ. — Вызывай же горожанъ.
МАРЦ. Какъ далеко отъ насъ оба войска?
ГОН. Не далѣе мили съ половиной.
МАРЦ. Такъ мы услышимъ гулъ ихъ схватки, а они — нашей. Теперь, Марсъ, молю тебя, дай намъ силу кончить здѣсь какъ можно скорѣе, чтобы, съ мечами дымящимися кровью, мы могли поспѣть къ друзьямъ нашимъ! — Трубите вызовъ. (Трубятъ вызовъ.)
Въ стѣнахъ вашего города Туллъ Ауфидій?
1 сен. Нѣтъ, и все-таки нѣтъ въ нихъ человѣка, который боялся бы тебя больше его, то есть: хоть сколько-нибудь. — (Трубные звуки въ городѣ.) Слышишь, эти трубы собираютъ нашу молодежь; мы скорѣй сами разрушимъ эти стѣны, чѣмъ позволимъ имъ удержать насъ. Наши ворота только кажутся запертыми — они задвинуты соломенкой и растворятся сами собой. (Слышенъ отдаленный шумъ сраженія.) Слышишь, это Ауфидій; не говоритъ ли тебѣ этотъ гулъ, какъ онъ свирѣпствуетъ въ разорванныхъ рядахъ вашихъ?
МАРЦ. Они сразились.
ТИТЪ. Гулъ этотъ говоритъ, что и намъ пора за дѣло. Давайте лѣстницы. (Вольски дѣлаютъ вылазку.)
МАРЦ. Они не боятся насъ — высыпаютъ изъ города. Друзья, щиты на грудь, и докажите имъ, что сердца ваши тверже щитовъ. — Впередъ, храбрый Ларцій. Они пренебрегаютъ нами болѣе, чѣмъ можно было предполагать, и это заставляетъ меня потѣть яростью. — Впередъ, друзья! того, кто обратится въ бѣгство, я приму за Вольска, и онъ почувствуетъ остріе меча моего.
МАРЦ. Всѣ заразы Юга да разразятся надъ вами, надъ вами, позоръ Рима! Неслыханные волдыри и язвы[9] да покроютъ васъ отъ головы до ногъ, чтобъ вы возбуждали отвращеніе еще прежде, чѣмъ глазъ увидитъ васъ; чтобъ вы заражали другъ друга и противъ вѣтра за цѣлую милю! Души гусиныя, только прикрытыя человѣческими формами, какъ бѣжали вы отъ рабовъ, которыхъ разбили бы и обезьяны! Адъ и проклятіе! всѣ съ израненнымъ тыломъ, съ спинами красными и съ лицами бѣлыми отъ бѣгства и лихорадки страха! Назадъ, въ битву, или — клянусь громами неба — я оставлю враговъ и начну воевать съ вами. Опомнитесь; стойте только крѣпче, и мы прогонимъ Вольсковъ къ ихъ именамъ, такъ какъ они прогнали насъ къ нашимъ окопамъ.
Ворота отперты; теперь покажите, что на васъ можно положиться. Счастіе отворило ихъ не для бѣгущихъ, а для преслѣдователей. За мной! (Вторгается въ ворота, и они затворяются за нимъ.)
1 сол. Безумная отвага; нѣтъ, я не такъ храбръ.
2 сол. Я тоже.
3 сол. Смотрите, они заперли его — (Шумъ битвы за стѣнами продолжается.)
ВСѢ. Приперли непремѣнно къ воротамъ[10].
ТИТЪ. Гдѣ Марцій?
ВСѢ. Убитъ, убитъ навѣрное
1 сол. Гонясь за бѣгущими, онъ ворвался въ городъ вмѣстѣ съ ними, а они и замкнули за нимъ ворота; онъ теперь тамъ одинъ противъ всего города.
ТИТЪ. О, другъ, смѣлѣйшій безчувственнаго меча своего, не склонимый ничѣмъ и тогда, какъ и онъ сгибался — ты покинутъ, Марцій! И алмазъ, съ тебя величиною, не былъ бы такъ драгоцѣненъ, какъ ты. Ты былъ именно такой воинъ, какого желалъ Катонъ[11]; ты былъ могучъ и страшенъ не одними ударами меча — и ярый взоръ, и громоподобный голосъ твой приводили враговъ твоихъ въ трепетъ, и они дрожали, какъ будто бы весь міръ былъ въ лихорадкѣ.
1 сол. Смотрите!
ТИТЪ. Это Марцій! спасемъ его, или падемъ вмѣстѣ. (Врываются, сражаясь, въ городъ.)
СЦЕНА 5.
правитьВдали шумъ битвы. Входятъ нѣсколько Римскихъ Солдатъ съ добычей.
1 сол. Я возьму это съ собой въ Римъ.
2 сол. А я это.
3 сол. Чертъ возьми! я думалъ, что это серебро.
МАРЦ. Посмотри, какъ эти негодяи убиваютъ время изъ-за какой-нибудь стертой драхмы! Подушки, оловянныя ложки, обломки желѣза, одежду, которую и палачъ зарылъ бы вмѣстѣ съ носившими ее, все тащутъ эти бездѣльники прежде еще, чѣмъ кончилась битва. — Руби ихъ! — Слышишь ли, какъ грохочетъ нашъ полководецъ! — Къ нему! тамъ человѣкъ ненавистный душѣ моей — тамъ Ауфидій разитъ Римлянъ! Доблестный Ларцій, ты останешься здѣсь съ числомъ людей, какое почтешь нужнымъ для удержанія за собой города, а я, съ охотниками, поспѣшу на помощь Коминію.
ТИТЪ. Другъ, ты истекаешь кровью; ты достаточно поработалъ, чтобъ пускаться въ новую битву.
МАРЦ. Не хвали; моя работа даже и не разгорячила еще меня. Прощай. Кровотеченіе же это скорѣй полезно, чѣмъ вредно. Такъ предстану я передъ Ауфидія, и сражусь съ нимъ.
ТИТЪ. Да влюбится же въ тебя дивная красавица Фортуна, да отвратитъ отъ тебя мечи враговъ могучими чарами своими, да содѣлаетъ счастіе твоимъ приспѣшникомъ!
МАРЦ. Да будетъ она и тебѣ другомъ такъ же вѣрнымъ, какъ и первому изъ любимцевъ своихъ. Прощай. (Уходитъ.)
ТИТЪ. Прощай, благородный Марцій! — (Трубачу) Ступай на площадь и созови трубными звуками всѣхъ начальниковъ города — мы объявимъ имъ, чего хотимъ.
СЦЕНА 6.
правитьКОМ. Отдохните, друзья. Вы сражались превосходно, какъ настоящіе Римляне — не безумствуя при напорахъ, не труся при отступленіи; повѣрьте, на насъ нападутъ снова. Во время сраженія порывы попутнаго вѣтра доносили до насъ воинственные клики друзей нашихъ — о, боги Рима, даруйте имъ побѣду, какъ и намъ, чтобы оба войска, встрѣтившись съ веселыми лицами, могли принести вамъ благодарственную жертву!
Что новаго?
ГОН. Граждане Коріоли сдѣлали вылазку и вступили въ битву съ Марціемъ и Титомъ Ларціемъ. Я видѣлъ, какъ они прогнали нашихъ къ окопамъ ихъ, и поскакалъ назадъ.
КОМ. Можетъ быть ты говоришь и правду; но мнѣ кажется, что оно не совсѣмъ такъ. Какъ давно видѣлъ ты это?
ГОН. Съ часъ тому назадъ.
КОМ. Мы отъ нихъ не дальше мили, и недавно слышали барабаны ихъ. Какъ же могъ ты убить цѣлый часъ на одну милю и явиться съ вѣстями такъ поздно?
ГОН. Меня преслѣдовали лазутчики Вольсковъ, и я сдѣлалъ три или четыре мили крюку; безъ этого я привезъ бы эту вѣсть покрайней мѣрѣ получасомъ раньше.
КОМ. Это кто, весь въ крови, какъ освѣжеванный? О, боги! онъ такъ похожъ на Марція — я видалъ его такимъ.
МАРЦ. Неужели опоздалъ я?
КОМ. И пастухъ не отличитъ громъ отъ барабана такъ хорошо, какъ я голосъ Марція отъ всякаго другаго.
МАРЦ. Опоздалъ я?
КОМ. Опоздалъ, если облекся не въ кровь другихъ, а въ свою собственную.
МАРЦ. О, позволь же обнять тебя руками столь же мощными, какъ въ то время, когда былъ женихомъ; съ сердцемъ столь же радостнымъ, какъ въ день свадьбы, когда при блескѣ пламенниковъ, шолъ къ брачному ложу.
КОМ. Цвѣтъ героевъ, гдѣ жь и что Титъ Ларцій?
МАРЦ. Осуждаетъ однихъ на смерть, другихъ въ ссылку, съ третьихъ беретъ выкупъ; одного жалѣетъ, другому грозитъ. Онъ держитъ Коріоли во имя Рима, какъ льстивую борзую на сворѣ, послабляя и притягивая по усмотрѣнію.
КОМ. Гдѣ жь рабъ, сказавшій, что они отбили васъ къ вашимъ окопамъ? — Гдѣ онъ? — Позвать его.
МАРЦ. Оставь его; онъ сказалъ тебѣ правду. За исключеніемъ благородныхъ, весь простой людъ — проклятіе! трибуновъ еще имъ! — и мышь не побѣжала бъ такъ отъ кошки, какъ они бѣжали отъ бездѣльниковъ еще худшихъ, чѣмъ они сами.
КОМ. Какъ же побѣдили вы?
МАРЦ. Время ли теперь разсказывать? не думаю. Гдѣ врагъ? Овладѣли вы полемъ? нѣтъ — такъ зачѣмъ же перестали сражаться прежде, чѣмъ овладѣли имъ?
КОМ. Марцій, битва рѣшалась не совсѣмъ въ нашу пользу, и мы отступили, чтобъ побѣдить за тѣмъ вѣрнѣе.
МАРЦ. Какъ расположено ихъ войско? Не знаешь ли, гдѣ стоятъ лучшіе отряды?
КОМ. Мнѣ кажется, что впереди дерутся Анціаты, лучшіе ихъ воины, и что ими предводительствуетъ Ауфидій — сердце всѣхъ надеждъ ихъ.
МАРЦ. Умоляю тебя всѣми битвами, въ которыхъ сражались, всей кровью, которую проливали вмѣстѣ, всѣми клятвами быть вѣчно друзьями — поставь меня противъ Ауфидія и его Анціатовъ, и, не теряя ни минуты — пусть сейчасъ же потрясется воздухъ поднятыми мечами и копьями.
КОМ. Я скорѣй желалъ бы свести тебя въ теплую баню, обложить твое тѣло бальзамами; но я никогда и ни въ чемъ не могъ отказать тебѣ. Выбери самъ способнѣйшихъ для твоего предпріятія.
МАРЦ. Кто пойдетъ охотнѣе, тотъ для меня и способнѣе. Если есть между насъ — въ чемъ грѣшно и сомнѣваться — такіе, которымъ нравятся румяна меня покрывающія, которымъ дурная слава страшнѣе смерти, для которыхъ славная смерть лучше дурной жизни, а родина дороже самого себя — будь такихъ хоть одинъ, хоть множество — подними руку, въ знакъ такого образа мыслей, (Поднимая руку) вотъ такъ, и слѣдуй за Марціемъ. (Всѣ съ кликами махаютъ мечами, поднимаютъ Марція на руки и бросаютъ вверхъ шлемы.) О, пустите! вы дѣлаете меня мечемъ своимъ! Если это изъявленіе мужества не ложно — кто же изъ васъ не постоитъ четырехъ Вольсковъ? Каждый изъ васъ въ состояніи выступить противъ Ауфидія со щитомъ нисколько не легче его. Но, благодаря васъ всѣхъ, я долженъ избрать только нѣкоторыхъ; остальные отличатся, когда представится случай, въ другой битвѣ. Впередъ, я сейчасъ выберу наиболѣе пригодныхъ мнѣ[12].
КОМ. Ступайте, оправдайте дѣломъ это проявленіе мужества, и вы все раздѣлите съ нами.
ТИТЪ. Сторожи ворота, исполняй рачительно все, что наказалъ тебѣ. Пришлю — отправь къ намъ на помощь назначенныя мной центуріи; остальныхъ будетъ достаточно для охраны города въ продолженіе этого короткаго времени. Проиграемъ сраженіе — удерживать его за собой не будетъ уже никакой возможности.
ВОЕН. Положись на меня вполнѣ.
ТИТЪ. Такъ заприте жь ворота. — Проводникъ, впередъ; веди насъ въ станъ Римлянъ.
СЦЕНА 8.
правитьМАРЦ. Я не дерусь ни съ кѣмъ, кромѣ тебя, потому что ненавижу тебя болѣе, чѣмъ измѣнника своему слову.
ТУЛЛ. Мы ненавидимъ другъ друга равно. Во всей Африкѣ не найдется змѣи, такъ для меня отвратительной, какъ твоя слава, которой завидую[13]. Защищайся.
МАРЦ. Кто отступитъ первый, тотъ да умретъ рабомъ другаго, а за тѣмъ, да судятъ его боги!
ТУЛЛ. Если я побѣгу — Марцій можетъ травить меня, какъ зайца.
МАРЦ. Ауфидій, часа три тому назадъ я одинъ дрался въ стѣнахъ вашего Коріоли, дѣлалъ тамъ, что хотѣлъ. Кровь, покрывающая меня — не моя; напряги жь всѣ свои силы, чтобъ отомстить мнѣ.
ТУЛЛ. Еслибъ ты былъ самъ Гекторъ, этотъ бичь, которымъ такъ гордились ваши пресловутые предки, — ты и тогда не ускользнулъ бы отъ меня. (Сражаются; на помощь къ Ауфидію подоспѣваютъ нѣсколько Вольсковв.) Услужливые, но не доблестные, вы только позорите меня вашей проклятой помощью.
СЦЕНА 9.
правитьКОМ. Еслибъ я началъ разсказывать тебѣ о подвигахъ этого дня, ты не повѣрилъ бы собственнымъ дѣламъ своимъ; но я перескажу ихъ тамъ, гдѣ сенаторы сольютъ слезы съ радостной улыбкой; гдѣ первѣйшіе патриціи, слушая, начнутъ пожимать плечами и потомъ остолбенѣютъ отъ изумленія; гдѣ благородныя жены придутъ въ ужасъ, и въ радостномъ трепетѣ все-таки не перестанутъ внимать разсказу; гдѣ глупые трибуны — которымъ твоя слава такъ же ненавистна, какъ и вонючимъ плебеямъ, — поневолѣ воскликнутъ «благодареніе богамъ, что Римъ имѣетъ такого воина!»
А ты пришелъ къ концу трапезы, но совершенно уже сытый.
ТИТЪ. О, полководецъ, вотъ конь, а мы только збруя. Еслибъ ты видѣлъ —
МАРЦ. Прошу, ни слова болѣе; мнѣ непріятно, когда и мать моя, которой позволяется превозносить кровь свою, принимается хвалить меня. Увлеченный тѣмъ же, чѣмъ и вы — то ecть, любовью къ отечеству, я сдѣлалъ то же, что и вы — то есть, все что могъ; тотъ, кто вполнѣ выполнилъ, чего желалъ — далеко превзошолъ меня.
КОМ. Нѣтъ, ты не будешь могилой заслугъ своихъ. Римъ долженъ знать настоящую цѣну сыновъ его; скрыть твои дѣла, умолчать о томъ, что и хвалу, доведенную до высочайшей степени, сдѣлало бы неумѣстной скромностью — будетъ утайкой, худшей воровства, равной клеветѣ. И потому, прошу — это дѣлается не изъ желанія наградить за дѣла твои, а только для обозначенія того, что ты есть, — выслушай меня въ присутствіи всего войска.
МАРЦ. У меня нѣсколько ранъ — онѣ болятъ отъ напоминанія о нихъ.
КОМ. А безъ него, онѣ загноятся отъ неблагодарности, перевяжутся смертью. Изъ всѣхъ лошадей — а мы добыли ихъ не мало и притомъ отличныхъ, — изъ всѣхъ сокровищъ, взятыхъ на этомъ полѣ и въ городѣ, мы отдаемъ тебѣ десятую часть, и выборъ этой части предоставляется тебѣ самому до приступленія къ общему раздѣлу.
МАРЦ. Благодарю, полководецъ; но подарковъ за услуги меча моего я не могу принять. Я отказываюсь отъ твоего предложенія, и беру изъ общаго раздѣла долю равную той, какая придется и тѣмъ, которые только смотрѣли на то, что дѣлалось.
МАРЦ. О, да не звучатъ же никогда эти опозоренные вами инструменты! Когда трубы и барабаны дѣлаются льстецами на нолѣ битвы, да содѣлаются же и дворы и города скопищами однихъ только лживыхъ лицемѣровъ; когда и желѣзо дѣлается мягкимъ, какъ шелкъ прихлебателей, да будетъ же онъ защитой и въ военное время[14]. Перестаньте, говорю я вамъ. Что я не смылъ крови, вытекавшей изъ носа; что я сразилъ какого-нибудь ничтожнаго негодяя — что сдѣлали и многіе другіе, только незамѣтно, — такъ вы и превозносите меня чудовищно преувеличенными возгласами, воображая, что мое маленькое Я любитъ чтобъ его кормили похвалами, приправленными ложью.
КОМ. Ты слишкомъ ужь скроменъ. Ты жестокъ къ своей славѣ болѣе, чѣмъ благодаренъ намъ, отдающимъ тебѣ должное. Но извини, если ты такъ возстановленъ противъ себя, мы закуемъ тебя въ цѣпи, какъ человѣка замышляющаго повредить себѣ, и потомъ поговоримъ съ тобой, безъ всякой уже опасности. — Да будетъ же извѣстно и всему міру, какъ намъ, что Каій Марцій заслужилъ вѣнокъ побѣдный, и въ знакъ этого я отдаю ему моего благороднаго коня, извѣстнаго всему войску, со всей збруей; и отнынѣ, за то, что онъ сдѣлалъ передъ Коріоли, провозглашаю его, согласно и вмѣстѣ со всѣмъ войскомъ: Каіемъ Марціемъ Коріоланомъ. Носи жь это прозваніе всегда, и съ честью! (Трубы.)
ВСѢ. Каій Марцій Коріоланъ!
КОР. Я пойду, омою лице мое, и тогда вы увидите, краснѣю я, иль нѣтъ; какъ бы то ни было — благодарю васъ. Я стану ѣздить на конѣ твоемъ; что жь до прозванія, которымъ вы почтили меня — употреблю всѣ силы, чтобъ быть всегда и вполнѣ достойнымъ его.
КОМ. Пойдемте жь теперь въ нашу ставку. Прежде, чѣмъ предадимся отдохновенію, намъ надобно еще написать въ Римъ о нашей побѣдѣ. Ты, Титъ Ларцій, отправишься назадъ въ Коріоли и пришлешь къ намъ, въ Римъ, главнѣйшихъ изъ caновниковъ города, чтобъ мы могли уладить съ ними какъ ихъ, такъ и наши выгоды.
ТИТЪ. Я вышлю ихъ тотчасъ же.
КОР. Боги начинаютъ издѣваться надо мной. Я только что отказался отъ дарственныхъ даровъ, и долженъ обратиться къ моему полководцу съ просьбой.
КОМ. Все, чего бы ни попросилъ ты, будетъ исполнено. Чего жь хочешь ты?
КОР. Нѣкогда я жилъ въ Коріоли у одного бѣднаго гражданина, который очень любилъ меня; въ пылу, сраженія я видѣлъ, что его взяли въ плѣнъ; онъ звалъ меня — но тутъ показался Ауфидій, и ярость преодолѣла состраданіе. Прошу даровать моему прежнему хозяину свободу.
КОМ. Благородная просьба! — еслибъ онъ убилъ даже сына моего — онъ былъ бы свободенъ, какъ вѣтеръ. Титъ, освободи его.
ТИТЪ. Его имя, Марцій?
КОР. Клянусь Юпитеромъ, не помню. — Я такъ утомленъ — ослабла и память. — Нѣтъ ли вина?
КОМ. Идемъ въ нашу ставку. Кровь на твоемъ лицѣ засыхаетъ; пора перевязать твои раны. Идемъ! —
СЦЕНА 10.
правитьТУЛЛЪ. Городъ взятъ.
1 сол. Его обѣщаютъ возвратить, и на хорошихъ условіяхъ.
ТУЛЛЪ. На условіяхъ? — Хотѣлъ бы я быть Римляниномъ; потому что, бывши Вольскомъ, я не могу быть тѣмъ, что я есть. — На условіяхъ! какъ ждать хорошихъ условій, когда сдались на милость? — Пять разъ сражался я съ тобой, Марцій, и всѣ пять разъ оставался побѣжденнымъ; сходись мы съ тобой и такъ часто, какъ ѣдимъ — я думаю, кончалось бы все тѣмъ же. — Но клянусь всѣми стихіями, встрѣчусь когда-нибудь съ нимъ бородой къ бородѣ — его, или моя гибель непредотвратима уже ничѣмъ. Ненависть моя утратила прежнее благородство; прежде я думалъ превозмочь его равнымъ оружіемъ, противопоставляя силу — силѣ; теперь для меня все хорошо: и бѣшенство и хитрость — только бы уничтожить его.
1 сол. Онъ дьяволъ.
ТУЛЛЪ. Смѣлѣй, но не хитрѣй его. Мое мужество отравленное тѣмъ, что позволило ему опозорить себя, отречется для него и отъ всякаго достоинства; ни сонъ, ни нагота, ни болѣзнь, ни храмъ, ни Капитолій, ни молитвы жрецовъ, ни жертвенное время, смиряющія всякое бѣшенство — не остановятъ гнилыми правами своими ни меня, ни моей ненависти къ Марцію. Гдѣ бы ни нашелъ я его — хотя бы въ моемъ собственномъ домѣ, подъ защитой брата моего, — даже и тамъ, въ противность всѣмъ законамъ гостепріимства, я омылъ бы свирѣпую руку мою въ его сердцѣ. Ступай въ городъ и узнай какъ охраняютъ его, и кого назначили въ Римъ заложниками.
1 сол. А ты развѣ не пойдешь?
ТУЛЛЪ. Нѣтъ, меня ждутъ въ кипарисовой рощѣ. Туда, на югъ отъ мельницъ, принесешь ты мнѣ вѣсть о томъ, какъ идутъ дѣла, чтобы по ходу ихъ я могъ направить и собственный путь свой.
1 сол. Не замедлю.
ДѢЙСТВІЕ II.
правитьСЦЕНА 1.
правитьМЕН. Авгуръ сказалъ, что нынче вечеромъ получимъ вѣсти.
БРУТ. Хорошія, или дурныя?
МЕН. Да не совсѣмъ пріятныя для народа — вѣдь онъ не любитъ Марція.
СИЦ. Природа и животныхъ научаетъ знать друзей своихъ.
МЕН. Скажи пожалуйста, кого же любитъ волкъ?
СИЦ. Овцу.
МЕН. Онъ пожираетъ ее, какъ голодные плебеи пожрали бы благороднаго Марція.
БРУТ. Да, онъ въ самомъ дѣлѣ овца, только блеющая, какъ медвѣдь.
МЕН. Онъ самомъ дѣлѣ медвѣдь, только живущій какъ овца. Вы оба люди старые — отвѣтьте мнѣ на одинъ только вопросъ.
ОБА. Спрашивай.
МЕН. Назовите мнѣ недостатокъ, которымъ Марцій не былъ бы бѣденъ, а вы оба не были бъ богаты.
БРУТ. Нѣтъ недостатка, которымъ бы онъ былъ бѣденъ; онъ богатъ всѣми.
СИЦ. Особенно гордостью.
БРУТ. А хвастливостью и того болѣе.
МЕН. Это, право, странно. А знаете ли, чѣмъ васъ упрекаютъ въ городѣ — я разумѣю мы, люди высшаго сословія? Не знаете?
ОБА. Чѣмъ же упрекаютъ насъ?
МЕН. Вы сейчасъ толковали о гордости — можетъ-быть вы разсердитесь?
ОБА. Говори, говори.
МЕН. А впрочемъ, что жь и за бѣда; ничтожнѣйшій воришка-случай всегда украдетъ у васъ и еще большую долю терпѣнія; пускайте жь поводья вашего норова, сердитесь сколько угодно — разумѣется, если это только угодно вамъ. — Вы хулили Марція за его гордость?
БРУТ. И не одни мы.
МЕН. Я знаю, одни-то вы ничего почти и не дѣлаете, потому что помощниковъ у васъ множество; безъ нихъ ваши дѣла оказались бы даже удивительно ничтожными — ваши способности слишкомъ еще дѣтскія, чтобъ вы одни могли дѣлать многое. Вы говорите о гордости — о, еслибъ вы могли углубить глаза въ мѣшки за вашими спинами[15] и разсмотрѣть хорошенько свои дивныя личности! О, еслибъ вы могли!
БРУТ. Что жь тогда?
МЕН. Тогда вы увидѣли бы пару недостойнѣйшихъ, горделивѣйшихъ, заносливѣйшихъ, своенравнѣйшихъ сановниковъ — alias, глупцовъ Рима.
СИЦ. Вѣдь ты, Мененій, достаточно уже извѣстенъ.
МЕН. Я извѣстенъ за шутливаго патриція, за любителя чаши крѣпкаго вина, безъ капли разжижающаго Тибра. Говорятъ, что я черезъ-чуръ снисходителенъ къ жалобамъ на жажду[16]; что опрометчивъ, загораюсь, какъ трутъ, отъ всякаго ничтожнаго повода; что знакомъ болѣе съ задницей ночи, чѣмъ со лбомъ утра[17]. — Я, что думаю, то и высказываю, и злоба моя разрѣшается словами. Встрѣтилъ двухъ государственныхъ мужей, подобныхъ вамъ — не могу же назвать васъ Ликургами; противно питье, подносимое вами моему горлу — и я сморщиваю лице мое. Не могу же сказать, что вы изложили дѣло превосходно, когда нашелъ, что оселъ сливался съ большей частью словъ вашихъ. Наконецъ, если я и не возражаю тѣмъ, которые говорятъ, что вы люди почтенные, солидные — такъ все-таки тѣ, которые говорятъ, что у васъ отличныя лица, лгутъ безсовѣстнѣйшимъ образомъ. Теперь, если вы и видите это на картѣ моего микрокозма, слѣдуетъ ли изъ этого, что я достаточно уже извѣстенъ? Что жь дурнаго вычитала ваша слѣпая проницательность изъ этого характера, если я достаточно уже извѣстенъ вамъ?
БРУТ. Полно, мы знаемъ тебя.
МЕН. Вы не знаете ни меня, ни себя — да и ничего не знаете. Вы тщеславитесь поклонами бѣдныхъ бездѣльниковъ; вы убиваете цѣлое утро на слушаніе тяжбы торговки лимонами съ мелочнымъ винопродавцемъ, и откладываете еще этотъ споръ о трехъ пенсахъ до слѣдующаго засѣданія. Схватитъ у васъ, при разборѣ двухъ тяжущихся сторонъ, животъ — вы начинаете корчить рожи не хуже любаго шута, выставляете кровавое знамя противъ всякаго терпѣнія, и ревя о горшкѣ, оставляете споръ нерѣшеннымъ[18], еще болѣе запутаннымъ вашими разспросами; все ваше улаживаніе состоитъ только въ называніи и праваго и виноватаго бездѣльниками[19]. Пречудная вы пара.
БРУТ. Перестань пожалуйста; кто жь не знаетъ, что ты превосходнѣйшій забавникъ за столомъ и преплохой совѣтникъ въ Капитоліѣ.
МЕН. Даже наши жрецы сдѣлались бы насмѣшниками, еслибъ встрѣтились съ людьми, такъ смѣшными, какъ вы. И благоразумнѣйшая рѣчь ваша, право, не стоитъ колебанія вашихъ бородъ, а для вашихъ бородъ — еслибъ ихъ употребить въ набивку — и подушка ветошника и вьючное сѣдло осла были бы могилами слишкомъ почетными. — Вы говорите, что Марцій гордъ — да онъ и по самой дешевой оцѣнкѣ, дороже всѣхъ вашихъ предковъ, начиная съ Девкаліона, хотя нѣкоторые изъ лучшихъ и были можетъ-быть даже потомственными палачами. Добраго вечера почтеннѣйшіе; дальнѣйшая бесѣда съ вами заразила бъ мой мозгъ — вѣдь вы пастыри скотскихъ плебеевъ. Осмѣлюсь раскланяться съ вами. (Брутъ и Сициній удаляются въ глубину сцены.)
Какъ поживаете, мои сколько прекрасныя, столько же и благородныя? — вѣдь и сама луна, еслибъ она блуждала по землѣ, не была бы благороднѣе. Куда это стремятся ваши взоры съ такимъ нетерпѣніемъ?
ВОЛ. Почтенный Мененій, мой сынъ Марцій возвращается; ради самой Юноны, не задерживай насъ.
МЕН. (Бросая вверхъ свою шапку). Такъ прими жъ мою шапку и мои благодаренія, Юпитеръ. — Марцій возвращается?
ВАЛЕР. И ВИРГ. Это Вѣрно.
ВОЛ. Вотъ его письмо ко мнѣ; сенатъ получилъ другое, жена его также, да и къ тебѣ есть письмо — его отослали къ тебѣ въ домъ.
МЕН. И я заставлю плясать въ эту ночь самый домъ мой. Письмо ко мнѣ?
ВИР. Да, къ тебѣ; я сама видѣла его.
МЕН. Письмо ко мнѣ! Да оно лѣтъ на семь сдѣлаетъ меня совершенно здоровымъ, и все это время мнѣ можно будетъ корчить рожи врачамъ; и лучшее предписаніе Галена — пачкотня[20], лошадиное пойло въ сравненіи съ этимъ предохранительнымъ. Однакожь, не раненъ ли онъ? вѣдь безъ ранъ онъ никогда не возвращался.
ВИР. О, нѣтъ, нѣтъ.
ВОЛ. Навѣрное раненъ; и я благодарю за это боговъ,
МЕН. И я, если только не слишкомъ ужь сильно. — И онъ несетъ побѣду въ карманѣ? — раны такъ идутъ къ нему.
ВОЛ. На челѣ, Мененій. Вотъ третій уже разъ возвращается онъ съ дубовымъ вѣнкомъ.
МЕН. А порядкомъ проучилъ онъ Ауфидія?
ВОЛ. Титъ Ларцій пишетъ, что они сразились, но Ауфидій бѣжалъ.
МЕН. И какъ нельзя кстати, ручаюсь за это; останься онъ — быть на его мѣстѣ я не согласился бъ и за всѣ ларцы Коріоли, за все золото ихъ. И все это извѣстно уже и сенату?
ВОЛ. Идемте, мои милыя! — Какъ же, какъ же; сенатъ получилъ донесеніе отъ Коминія, въ которомъ онъ приписываетъ всю славу этого похода моему сыну. Въ этомъ походѣ онъ вдвойнѣ превзошолъ всѣ прежніе подвиги свои.
ВАЛ. Въ самомъ дѣлѣ разсказываютъ чудеса.
МЕН. И ручаюсь, безъ малѣйшей прикрасы.
ВИР. О, еслибъ все это было справедливо!
ВОЛ. Еслибъ? какъ это смѣшно.
МЕН. Еслибъ? — я готовъ поклясться, что все справедливо. — А во что жь онъ раненъ? — (Трибунамъ, которые приближаются.) Здравствуйте, почтеннѣйшіе! Марцій возвращается, и еще съ большимъ правомъ гордиться. — Во что жь раненъ онъ?
ВОЛ. Въ плечо и въ лѣвую руку; ему можно будетъ показать народу довольно рубцовъ, когда вздумаетъ требовать слѣдующаго ему сана. Онъ получилъ семь ранъ, когда изгоняли Тарквинія.
МЕН. Одну въ выю и двѣ въ бедро — десять, сколько мнѣ извѣстно.
ВОЛ. До этого похода у него было двадцать пять.
МЕН. А теперь двадцать семь, и каждая была могилой врага. (Трубы.) Слышите! трубы.
ВОЛ. Это предвѣстники Марція; передъ нимъ радостные клики, за нимъ — слезы. Смерть, черный духъ этотъ, живетъ въ мощной рукѣ его, — занесъ и опустилъ ее, и человѣкъ умираетъ.
ГЕР. Да будетъ вѣдомо Риму, что Марцій одинъ сражался въ стѣнахъ Коріоли, что, въ придатокъ къ именамъ Каій и Марцій, онъ пріобрѣлъ тамъ, вмѣстѣ со славой, еще третье, почетнѣйшее имя — имя Коріолана. Да привѣтствуетъ же Римъ славнаго Коріолана! (Трубы.)
ВСѢ. Да здравствуетъ славный Коріоланъ!
КОР. Довольно; мнѣ непріятно это; прошу васъ, кончите.
КОМ. Посмотри, вотъ твоя мать —
КОР. (Преклоняя передъ ней колѣна). О, я знаю, ты молила всѣхъ боговъ, чтобъ они даровали мнѣ счастіе.
ВОЛ. Нѣтъ, встань! встань, мой храбрый воинъ, мой милый Марцій, мой доблестный Каій — и какъ еще это новое, подвигами пріобрѣтенное имя? Да, Коріоланомъ должна я еще звать тебя! — Вотъ и жена твоя —
КОР. Здравствуй, прелестное безмолвіе! Ты плачешь, видя торжество мое — стало быть смѣялась бы, еслибъ я возвратился въ гробѣ? Перестань, моя милая; предоставь слезы вдовамъ Коріоли, матерямъ лишеннымъ сыновъ.
МЕН. Да увѣнчаютъ тебя боги!
КОР. И ты живъ еще? — (Валеріѣ) Ахъ, извини, благородная Валерія.
ВОЛ. Я не знаю, куда и обратиться. — О, привѣтствую съ возвратомъ! привѣтствую и тебя, полководецъ! привѣтствую и всѣхъ васъ!
МЕН. Тысяча тысячь привѣтствій! — Мнѣ хочется и смѣяться и плакать; мнѣ и легко и тяжело. Привѣтствую! — Проклятіе тому, кто не обрадуется тебѣ! Васъ троихъ, Риму слѣдовало бы боготворить; но есть у насъ, клянусь честью, нѣсколько старыхъ дичковъ, къ которымъ никакъ не привьешь расположенія къ вамъ. И все-таки привѣтствуемъ васъ воители! Крапивой же мы называемъ крапиву, а ошибки глупцовъ — глупостью.
КОМ. Все тотъ же.
КОР. Все прежній, Мененій.
ГЕР. Дорогу! впередъ!
КОР. Руку, матушка, и твою, жена. Прежде, чѣмъ голова моя осѣнится кровомъ нашего дома, мнѣ надобно еще посѣтить добрыхъ патриціевъ; они осыпали меня не только привѣтствіями, но и почестями.
ВОЛ. И я дожила до исполненія высочайшаго изъ желаній, до осуществленія смѣлѣйшей изъ фантазій моихъ! Одного только не достаетъ еще; но и это, я увѣрена, Римъ предложитъ тебѣ.
КОР. Добрая матушка, для меня лучше быть ихъ служителемъ по своему, чѣмъ править вмѣстѣ съ ними по ихнему.
КОМ. Въ Капитолій! (Трубы. Всѣ, за исключеніемъ Трибуновъ, уходятъ.)
БРУТ. Всѣ уста говорятъ только о немъ; и слѣпые вооружаются очками, чтобъ только увидать его; и болтливая кормилица, въ восторгѣ, не слыша крика малютки, оретъ привѣтъ ему[21]; и кухонная отымалка, накинувъ на закопченную шею лучшую дерюгу, карабкается на стѣну, чтобъ взглянуть на него. Изъ всѣхъ дверей и оконъ торчатъ головы, всѣ крыши заставлены, всѣ выступы осѣдланы разнообразнѣйшими фигурами, и все слито въ одно — въ жажду видѣть его; даже рѣдко показывающіеся жрецы пробираются сквозь толпы, толкаются, чтобъ занять невидное мѣсто между народомъ; жены, обыкновенно закутанныя въ покрывала, отдаютъ и бѣлизну и румянецъ, ратующіе на нѣжныхъ щекахъ ихъ, на жертву огненнымъ поцѣлуямъ Феба, — такая сумятица, какъ будто какой-нибудь богъ воплотился въ него и передалъ ему свою обаятельную силу.
СИЦ. Ручаюсь, онъ какъ разъ будетъ консуломъ.
БРУТ. И тогда наши обязанности могутъ опочить на все время его властвованія.
СИЦ. Но вѣдь онъ неспособенъ пользоваться почестями съ должной умѣренностью, такъ какъ бы слѣдовало и начать и кончить; онъ утратитъ и тѣ, которыя пріобрѣлъ.
БРУТ. Хоть это утѣшительно.
СИЦ. И народъ, за который мы стоимъ, повѣрь, забудетъ, по старой ненависти, всю эту новую славу при малѣйшемъ поводѣ. А что онъ не замедлитъ подать поводъ — я такъ увѣренъ, какъ и въ томъ, что онъ будетъ еще гордиться этимъ.
БРУТ. Я слышалъ, какъ онъ клялся, что если и вздумаетъ искать консульства, такъ все-таки никогда не выдетъ на площадь, никогда не облечется въ протертую одежду смиренія, никогда не станетъ вымаливать вонючее согласіе народа, показывая ему свои раны, какъ требуетъ обычай.
СИЦ. И прекрасно.
БРУТ. Онъ говорилъ, что скорѣй откажется отъ консульства, или будетъ консуломъ помимо народа, только по просьбѣ благородныхъ, по желанію патриціевъ.
СИЦ. Одного только и желаю: чтобъ онъ не измѣнилъ своей клятвѣ, сдержалъ ее.
БРУТ. Весьма вѣроятно, что онъ и сдержитъ ее.
СИЦ. И это будетъ, согласно нашимъ желаніямъ, его вѣрной гибелью.
БРУТ. Да, что-нибудь должно погибнуть — или онъ, или наше значеніе. Поэтому намъ необходимо внушить народу какъ онъ всегда ненавидѣлъ его; какъ его властолюбіе хотѣло бы сдѣлать плебеевъ мулами, обезгласить ихъ защитниковъ, уничтожить ихъ свободу; потому что, въ отношеніи человѣческихъ способностей и дѣйствій, онъ почитаетъ ихъ не выше и не полезнѣе верблюдовъ на войнѣ, которымъ отпускаютъ кормъ за переносы тяжестей, а за паденіе подъ ихъ бременемъ — жестокіе удары.
СИЦ. То, что ты сказалъ, переданное въ свое время, когда его вздымающаяся дерзость раздражитъ народъ[22] — а за этимъ дѣло не станетъ, надо только подстрекнуть его, что такъ же легко, какъ натравить собаку на овцу, — будетъ огнемъ, который воспламенитъ тощій хворостъ плебеевъ, и дымъ отъ него закоптитъ его навсегда.
БРУТ. Что тебѣ?
ПОС. Васъ требуютъ въ Капитолій. Полагаютъ, что Марцій будетъ консуломъ. Я видѣлъ, какъ протѣснились глухіе, чтобъ увидать, а слѣпые, чтобъ услыхать его; по пути, матроны бросали ему перчатки, юныя жены и дѣвы — платки и повязки; благородные преклонялись передъ нимъ, какъ передъ изваяніемъ Юпитера, а чернь дождила шапками, рокотала громомъ кликовъ радости. Никогда не видывалъ я ничего подобнаго.
БРУТ. Идемъ въ Капитолій, и не съ одними только глазами, да ушами для настоящаго, и съ готовностью ко всему, что можетъ случиться.
СИЦ. Идемъ.
СЦЕНА 2.
править1 сл. Скорѣй, скорѣй; они сейчасъ будутъ здѣсь. А не знаешь, сколькіе ищутъ консульства?
2 сл. Говорятъ, трое; всѣ думаютъ однакожь, что оно навѣрное достанется Коріолану.
1 сл. Нечего сказать молодецъ; страшно только гордъ, да и простои народъ не любитъ.
2 сл. Что жь такое! сколько было великихъ людей, которые льстили народу, и народъ все-таки не любитъ ихъ; сколько было и такихъ, которыхъ онъ любилъ, самъ не зная за что? А если онъ любилъ, самъ не зная за что, такъ и ненавидитъ нисколько не основательнѣе. Поэтому и Коріоланъ, не заботясь ни о любви, ни о ненависти народа, доказываетъ этимъ, что очень хорошо знаетъ, что такое его расположеніе, и прямо высказываетъ ему это своей благородной безпечностью.
1 сл. Нѣтъ, еслибъ ему въ самомъ дѣлѣ было все равно, любитъ или не любитъ его народъ, онъ оставался бъ совершенно равнодушнымъ къ нему — не дѣлалъ бы ему ни добра, ни зла; но вѣдь онъ ищетъ его ненависти съ такимъ рвеніемъ, что народъ не можетъ даже и отвѣчать ему такой, какой бы слѣдовало. Онъ всячески старается выказать себя открытымъ противникомъ ему; а выказывать, что желаешь непріязни, ненависти народа, такъ же дурно, какъ и добиваться его любви, столь противнымъ для него, ухаживаніемъ за нимъ.
2 сл. Онъ оказалъ большія услуги отечеству; онъ возвысился не такъ легко, какъ тѣ, которые, не сдѣлавъ ничего, пріобрѣли и славу и общее уваженіе только лестью, поклонами и угожденіями народу; онъ такъ внѣдрилъ свою славу въ глаза, а дѣла — въ сердца народа, что безмолвіе языковъ его, его умолчаніе объ этомъ было бъ неблагодарнѣйшимъ оскорбленіемъ. И говорить иначе — злорѣчіе, которое, само изобличая себя во лжи, чьего бы уха ни коснулось, вызвало бы упрекъ и порицаніе.
1 сл. Довольно о немъ — онъ достойный человѣкъ. Дорогу, идутъ.
МЕН. Такъ какъ мы рѣшили уже все, касающееся до Вольсковъ, опредѣлили послать за Ларціемъ, то намъ я остается — и это главный предметъ настоящаго собранія, — вознаградить благородныя заслуги того, кто такъ славно стоялъ за родину. Поэтому, не угодно ли будетъ вамъ, почтенные и мудрые отцы, предложить присутствующему здѣсь консулу и бывшему полководцу въ послѣднемъ побѣдоносномъ походѣ, разсказать хотя немногое изъ свершеннаго Каіемъ Марціемъ Коріоланомъ, котораго мы собрались возблагодарить и увѣнчать почестями его достойными.
1 сен. Говори, благородный Коминій. Не опускай ничего изъ опасенія утомить слишкомъ длиннымъ разсказомъ; заставь насъ усомниться не въ нашей готовности, а развѣ въ средствахъ самой республики вознаградить его по заслугамъ. А васъ, представители народа, мы просимъ о благосклонномъ вниманіи и о дружественной замолвкѣ въ пользу того, что будетъ рѣшено здѣсь.
СИЦ. Мы приглашены на весьма пріятное совѣщаніе[23], и готовы почтить и увѣнчать виновника этого собранія.
БРУТ. И эта готовность была бы еще больше[24], еслибъ онъ не пренебрегалъ народомъ такъ, какъ пренебрегалъ имъ до сихъ поръ.
МЕН. Вотъ ужь это совсѣмъ не кстати. Лучше бъ ты молчалъ. — Угодно тебѣ послушать Коминія?
БРУТ. Съ удовольствіемъ; но мой намёкъ былъ гораздо умѣстнѣе твоего охужденія его.
МЕН. Да онъ любитъ вашъ народъ; но не требуйте жь, чтобъ онъ сдѣлалъ его своимъ сопостельникомъ. — Говори, благородный Коминій. (Коріоланъ встаетъ и хочетъ уйти.) Нѣтъ, останься.
1 сен. Останься, Коріоланъ; не стыдись разсказа о благородныхъ дѣлахъ твоихъ.
КОР. Извините, почтенные отцы, для меня пріятнѣе снова залѣчивать мои раны, чѣмъ слушать разсказы о томъ, какъ получилъ ихъ.
БРУТ. Надѣюсь, не мои слова подняли тебя со скамьи?
КОР. О, нѣтъ; впрочемъ, отъ словъ я бѣгалъ не рѣдко, тогда какъ удары остановили бъ меня. Ты не льстишь мнѣ, и потому не оскорбляешь. Нашъ народъ — я люблю его на столько, на сколько онъ этого стоитъ.
МЕН. Прошу, садись.
КОР. Скорѣй соглашусь я сидѣть на солнышкѣ, заставивъ почесывать мнѣ голову, въ то время какъ протрубили тревогу, чѣмъ слушать, сложа руки, чудовищныя преувеличенія моихъ ничтожныхъ дѣлъ. (Уходитъ.)
МЕН. Видите ли, представители народа, можетъ ли онъ льстить вашему все-размножающемуся клёку — въ которомъ на тысячу развѣ только одинъ хорошій, — когда, отваживая всѣ свои члены на дѣла чести, онъ не отваживаетъ даже и одного уха на то, чтобъ послушать о нихъ? — Разсказывай, Коминій,
КОМ. У меня недостанетъ голоса; дѣла Коріолана требуютъ мощной рѣчи. Говорятъ, что храбрость величайшая изъ добродѣтелей и что одареннаго ею она возвеличиваетъ болѣе всего; если это справедливо, то мужу, о которомъ я говорю, нѣтъ равнаго въ цѣломъ мірѣ. Шестнадцати еще лѣтъ, когда изгнанный Тарквиній подступилъ къ Риму, онъ превзошолъ уже всѣхъ; тогдашній диктаторъ нашъ, о которомъ я упоминаю съ глубочайшимъ уваженіемъ, видѣлъ какъ онъ сражался; видѣлъ какъ онъ, съ подбородкомъ Амазонки, гналъ передъ собою и щетинистыя губы. Онъ переступилъ ногой черезъ повергнутаго Римлянина, и въ глазахъ консула, сразилъ трехъ противниковъ. Онъ встрѣтился съ самимъ Тарквиніемъ — повергъ и его. Въ этотъ достопамятный день, тогда какъ на сценѣ онъ могъ играть женщину — на полѣ битвы онъ показалъ себя доблестнѣйшимъ изъ мужей, за что и былъ увѣнчанъ дубовымъ вѣнкомъ. Возмужавъ такимъ образомъ еще въ юношескомъ возрастѣ, онъ росъ, какъ море; лишилъ за симъ всѣ мечи вѣнка побѣды еще въ семнадцати битвахъ. Что жь касается до его послѣднихъ подвиговъ, сперва передъ стѣнами, а потомъ въ самыхъ стѣнахъ Коріоли — признаюсь, я не нахожу словъ, чтобъ передать ихъ достойно; онъ остановилъ показавшихъ тылъ, и собственнымъ, дивнымъ примѣромъ заставилъ трусовъ обратить страхъ въ шутку. Какъ морскія растенія передъ кораблемъ, летящимъ на всѣхъ парусахъ, такъ люди разступались или изчезали отъ его напора; его мечь — печать смерти — сражалъ все, чего касался; облитый кровью отъ лица до пятъ, исторгая каждымъ движеніемъ крики смерти[25], онъ ворвался одинъ въ смертоносныя врата Коріоли, расписалъ ихъ неотвратимымъ рокомъ[26], пробился безъ всякой помощи назадъ и тотчасъ же, какъ комета, снова влетѣлъ въ нихъ съ подоспѣвшимъ подкрѣпленіемъ. Городъ его; но вотъ, отдаленные звуки битвы поражаютъ его чуткое ухо, и онъ, укрѣпивъ удвоеннымъ мужествомъ то, что въ тѣлѣ его ослабло, является на новую битву, и дымясь кровью, проносится по жизни людей, какъ будто ей суждено уже быть постояной добычей его. До тѣхъ поръ, пока мы не назвали и города и поля сраженія нашими, онъ ни разу не остановился, чтобъ перевести духъ.
МЕН. Доблестнѣйшій изъ смертныхъ!
1 сен. Вполнѣ достойный предназначаемыхъ ему почестей.
КОМ. Онъ отказался отъ нашей добычи; на драгоцѣннѣйшія вещи онъ смотрѣлъ, какъ на грязь міра, а чего желалъ, то было меньше даже и того, что даровала бы сама скупость. Онъ видѣлъ награду въ самихъ дѣлахъ своихъ; доволенъ и тѣмъ, что свершилъ ихъ.
МЕН. Истинно благородный мужъ; — прикажите позвать его.
1 сен. Позвать Коріолана
СЛУЖ. Онъ самъ идетъ сюда.
МЕН. Коріоланъ, сенатъ съ удовольствіемъ дѣлаетъ тебя консуломъ.
КОР. И жизнь и служба моя были и будутъ посвящены ему.
МЕН. Теперь тебѣ остается только поговорить съ народомъ.
КОР. Прошу васъ, позвольте мнѣ перескочить черезъ этотъ обычай. Я не могу надѣть рубище, стоять полунагимъ и вымаливать голоса ихъ моими ранами; увольте меня отъ этого обряда
СИЦ. Народъ долженъ имѣть свой голосъ; онъ не допуститъ ни малѣйшаго уклоненія отъ обычнаго обряда.
МЕН. Не раздражай его. Покорись обычаю и добудь консульство такъ, какъ добывали его твои предшественники.
КОР. Это роль, которой я не могу играть не краснѣя, а потому и можно бы лишить народъ этого зрѣлища.
БРУТ. (Сицинію). Слышишь?
КОР. И я буду передъ нимъ хвастаться, — говорить, что я сдѣлалъ то и то, — показывать зажившія уже раны, которыя слѣдовало бъ скрывать, какъ будто я добылъ ихъ только для того, чтобъ купить голоса его.
МЕН. Не упорствуй. — Трибуны, мы поручаемъ вамъ передать народу наше намѣреніе; — желаемъ ему и нашему благородному консулу всѣхъ возможныхъ благъ и почестей.
СЕНАТОРЫ. Всѣхъ благъ и почестей Коріолану! (Трубы. Сенаторы уходятъ.)
БРУТ. Ты видишь, какъ онъ намѣренъ обращаться съ народомъ?
СИЦ. О, еслибъ они догадались! Онъ будетъ просить ихъ, какъ бы презирая тѣмъ, чего проситъ, потому что оно можетъ быть даровано только народомъ.
БРУТ. Пойдемъ, передадимъ ему, что здѣсь было; я знаю, онъ ждетъ насъ на площади.
СЦЕНА 3.
править1 гр. Да что тутъ говорить: если онъ потребуетъ нашихъ голосовъ, мы не можемъ отказать ему.
2 гр. Можемъ, если захотимъ.
3 гр. Ну да, конечно мы имѣемъ это право; но это такое право, которымъ, на этотъ разъ, мы не въ правѣ воспользоваться. Вѣдь, если онъ покажетъ намъ свои раны, разскажетъ дѣла свои — намъ поневолѣ придется вложить наши языки въ его раны и говорить за нихъ; разскажетъ благородные подвиги свои, и намъ надобно будетъ высказать ему нашу благородную признательность. Неблагодарность чудовищна; и народъ, если онъ неблагодаренъ — чудовище, а такъ какъ мы члены его, то и мы сдѣлаемся чудовищными членами.
1 гр. А для того, чтобъ насъ почитали такими, достаточно и бездѣлицы. Вѣдь онъ ужь и безъ того — помнишь, когда мы возстали изъ-за хлѣба, — не побоялся назвать насъ много-головой толпой.
3 гр. Такъ называли насъ многіе, и не потому, что изъ насъ одни черноволосы, другіе бѣлокуры, третьи плѣшивы, а потому что умы-то наши разноцвѣтны. И въ самомъ дѣлѣ, я думаю, что даже и въ томъ случаѣ, когда бы всѣмъ умамъ нашимъ пришлось вырваться изъ одного и того же черепа — они и тогда полетѣли бы на востокъ, на западъ, на сѣверъ, на югъ; обнаружили бы единодушіе въ выборѣ прямаго пути только тѣмъ, что разомъ очутились бы на всѣхъ точкахъ компаса.
2 гр. Ты такъ думаешь? По какому жь пути полетѣлъ бы мой умъ?
3 гр. Ну, твой не высвободился бы такъ скоро, какъ всякой другой; твой крѣпко забитъ въ башку. Но будь онъ свободенъ — онъ непремѣнно полетѣлъ бы на югъ.
2 гр. Зачѣмъ же на югъ?
3 гр. Чтобъ изчезнуть въ туманѣ. Тамъ три четверти его распустились бы въ ядовитыя росы, а четвертая возвратилась бы — и то только для успокоенія совѣсти, — чтобъ помочь тебѣ добыть жену.
2 гр. Ты ни на минуту безъ штукъ.
3 гр. Ну, такъ какъ же? согласны вы подать голосъ въ его пользу? Но что объ этомъ толковать — большинство рѣшитъ. А я все-таки скажу; будь онъ порасположеннѣе къ народу — въ цѣломъ мірѣ не было бы человѣка достойнѣе его.
Вотъ и онъ, и въ одеждѣ смиренія; замѣчайте, какъ онъ будетъ вести себя. Однакожъ, такъ столпившись, намъ стоять не слѣдуетъ; намъ надобно проходить мимо его по одному, по двое, по трое. Онъ долженъ просить каждаго отдѣльно; такимъ образомъ каждый изъ насъ будетъ почтенъ правомъ даровать ему свой голосъ собственнымъ языкомъ своимъ. Ступайте за мной — я распоряжусь, какъ вамъ проходить мимо его.
ВСѢ. Идемъ, идемъ. (Уходятъ.)
МЕН. Нѣтъ, ты рѣшительно не правъ; развѣ ты не знаешь, что величайшіе люди подчинялись этому обычаю.
КОР. Что жь долженъ я говорить? — «Любезный другъ — прошу тебя». Проклятіе! я никакъ не могу настроить языкъ мой на этотъ ладъ. — «Взгляни, мой другъ — на мои раны, — я получилъ ихъ на службѣ отечеству, тогда какъ многіе изъ твоей братіи съ ревомъ бѣжали отъ грома нашихъ же барабановъ».
МЕН. Помилуй, какъ это можно! ты не долженъ говорить ничего такого; ты долженъ просить ихъ, чтобъ они припомнили тебя.
КОР. Припомнили меня? Чтобъ удавиться имъ! Я желалъ бы, чтобъ они забыли меня, какъ добродѣтели, о которыхъ тщетно проповѣдуютъ имъ жрецы наши.
МЕН. Ты все испортишь. Я долженъ оставить тебя. Прошу, говори съ ними какъ можно ласковѣе. (Уходитъ).
КОР. Скажи, чтобъ они умыли прежде рожи, да вычистили зубы. — А, вотъ парочка. — Друзья, вы знаете, для чего стою я здѣсь?
1 гр. Знаемъ; скажи, что же побудило тебя къ этому?
КОР. Мои заслуги.
1 гр. Твои заслуги?
КОР. Разумѣется не собственное желаніе.
1 гр. Какъ не собственное желаніе?
КОР. Я никогда не желалъ обременять бѣднаго просьбою о подаяніи.
1 гр. Ты не долженъ забывать, что если мы что-нибудь и дадимъ тебѣ, то это только въ надеждѣ получить и отъ тебя.
КОР. Когда такъ, скажи, сдѣлай милость, цѣну консульства.
1 гр. Цѣна ему — дружественная просьба.
КОР. Дружественная? Любезный другъ, прошу тебя, даруй мнѣ его. У меня есть раны, я покажу тебѣ ихъ, когда, будемъ наединѣ. — (Другому Гражданину.) Другъ мой, прошу и твоего голоса. Ты что скажешь на это?
2 гр. Онъ твой, доблестный мужъ.
КОР. Торгъ заключенъ. Два достойные голоса вынищены. Я принимаю ваше подаяніе; прощайте.
1 гр. Однакожь это немного странно —
2 гр. Еслибъ пришлось опять — ну, да что сдѣлано, то сдѣлано. (Уходятъ.)
КОР. Прошу васъ, если это не противорѣчитъ настройству голосовъ вашихъ — вашего согласія на то, чтобъ меня сдѣлали консуломъ. Вы видите — я въ обычномъ нарядѣ.
3 гр. Ты заслужилъ и не заслуживаешь благодарности отечества.
КОР. А разгадка этой загадки?
3 гр. Ты былъ бичемъ для враговъ и лозой для друзей его; ты никогда не любилъ народа.
КОР. Но за то, что я никогда не унижалъ любви моей, онъ долженъ уважать меня еще болѣе. Впрочемъ, чтобъ внушить народу — моему побратиму, лучшее обо мнѣ мнѣніе, я готовъ льстить ему; вѣдь именно это ему и нравится. Такъ какъ, по веліей мудрости своей, онъ предпочитаетъ мои поклоны моему сердцу — я займусь изученіемъ вкрадчиваго киванья головой; буду лицемѣрить съ нимъ: буду, то есть, подражать обаятельнымъ манерамъ мужей, пользующихся народностью; удовлетворю вполнѣ каждаго, желающаго этого. А потому, прошу васъ, согласитесь, чтобъ я былъ консуломъ.
4 гр. Мы надѣемся, что ты будешь намъ другомъ, и потому охотно даемъ тебѣ голоса наши.
3 гр. На службѣ отечеству ты получилъ много ранъ.
КОР. А когда тебѣ это извѣстно, такъ не зачѣмъ и скрѣплять эту извѣстность печатью показа. — Я слишкомъ дорожу вашими голосами, и потому не безпокою васъ болѣе.
ОБА. Отъ души желаемъ, чтобъ боги ниспослали тебѣ и радость и счастіе. (Уходятъ.)
КОР. Чудеснѣйшіе голоса! — Лучше умереть, лучше издохнуть, чѣмъ вымаливать заслуженную награду. Зачѣмъ же стою я здѣсь въ этой безшерстной тогѣ[27] и выпрашиваю безполезные голоса всякаго проходящаго Ноба и Дика? За тѣмъ, что этого требуетъ обычай. — Но еслибъ мы во всемъ подчинялись обычаю — пыль не сметалась бы съ древности и истина никогда не перевысила бы горъ заблужденія. — Нѣтъ, чѣмъ такъ дурачиться, лучше предоставить и санъ и почесть тому, кому это не противно. Половину однакожь я ужь выдержалъ — выдержу и другую.
Еще голоса. — Ваши голоса! за ваши голоса я сражался; за ваши голоса я бодрствовалъ; за ваши голоса я получилъ слишкомъ двѣ дюжины ранъ, видѣлъ и слышалъ трижды шесть битвъ; за ваши голоса я свершилъ много болѣе или менѣе великаго. Давайте жь мнѣ голоса ваши — я въ самомъ дѣлѣ хочу быть консуломъ.
5 гр. Онъ свершилъ много доблестнаго; никакой честный человѣкъ не откажетъ ему въ своемъ голосѣ.
6 гр. Такъ что жь и разговаривать, пусть будетъ консуломъ. Да даруютъ ему боги всякую радость и да содѣлаютъ его другомъ народа.
ВСѢ. Аминь, аминь. — Да благословятъ тебя боги, благородный консулъ! (Уходятъ.)
КОР. О, дивные голоса!
МЕН. Срокъ испытанія миновалъ, и трибуны несутъ тебѣ голоса народа; теперь тебѣ остается только облечься въ приличную твоему сану одежду и явиться въ сенатъ.
КОР. Такъ кончено?
СИЦ. Обрядъ прошенія ты выполнилъ; народъ согласенъ, и мы приглашены для утвержденія тебя консуломъ.
КОР. Гдѣ? въ сенатѣ?
СИЦ. Въ сенатѣ.
КОР. И я могу сбросить эту одежду?
СИЦ. Можешь.
КОР. Такъ я сейчасъ же переодѣнусь и сдѣлавшись снова самимъ собой, явлюсь въ сенатъ.
МЕН. Я иду съ тобой. — А вы?
БРУТ. Намъ надобно еще поговорить съ народомъ.
СИЦ. До свиданія. (Коріоланъ и Мененій уходятъ.) — Вотъ онъ и добился; судя по его глазамъ, онъ въ восторгѣ.
БРУТ. И въ одеждѣ смиренія онъ не смирилъ гордыни своей. — Ты хочешь распустить народъ?
СИЦ. Ну что, друзья, выбрали?
1 гр. Мы дали ему голоса наши.
БРУТ. Молимъ боговъ, чтобъ онъ оказался достойнымъ любви вашей.
2 гр. Аминь. А по моему недальнему, глупому разумѣнію, онъ смѣялся надъ нами, когда просилъ голосовъ нашихъ.
3 гр. Разумѣется; просто издѣвался надъ нами.
1 гр. Нѣтъ; это такая ужь у него манера говорить; онъ нисколько не смѣялся надъ нами.
1 гр. Вотъ еще; да каждый изъ насъ — за исключеніемъ развѣ одного тебя, — скажетъ, что онъ обращался съ нами съ величайшимъ презрѣніемъ. Ему слѣдовало показать намъ знаки своихъ заслугъ, раны, полученныя на службѣ отечеству —
СИЦ. И онъ, разумѣется, показалъ ихъ?
НѢКОТОРЫЕ ИЗЪ ГРАЖДАНЪ. Нѣтъ, нѣтъ; никто не видалъ ихъ.
3 гр. Онъ только сказалъ, что у него есть раны, которыя онъ покажетъ наединѣ, и за тѣмъ, съ презрѣніемъ помахивая шапкой, вотъ такъ: «я бы», говоритъ, «хотѣлъ быть консуломъ, но по старинному обычаю не могу имъ быть, если вы не дадите мнѣ голосовъ вашихъ, и потому давайте мнѣ голоса ваши». — А дали мы ихъ — залепеталъ: «благодарю за ваши голоса, — благодарю васъ, — дивные голоса, — теперь, такъ какъ вы дали мнѣ ихъ, мнѣ нечего болѣе разговаривать съ вами». — Развѣ это не насмѣшка?
СИЦ. И вы были такъ глупы, что не видали этого, а если видѣли — были такъ ребячески добродушны, что не отказали ему?
БРУТ. Развѣ вы не могли сказать ему, какъ васъ учили, что онъ былъ вашимъ врагомъ, постоянно возставалъ противъ вашихъ вольностей, противъ вашихъ правъ въ общественномъ быту и тогда, когда не имѣлъ еще власти, когда былъ неважнымъ еще служителемъ республики; что если и теперь, получивъ власть, сдѣлавшись участникомъ въ правленіи, онъ останется по прежнему заклятымъ врагомъ плебеевъ, то голоса ваши могутъ обратиться въ бѣду вамъ же? Вамъ слѣдовало бъ сказать ему, что пусть доблестные подвиги и дѣлаютъ его достойнымъ того, чего онъ ищетъ, но что онъ все-таки долженъ быть признательнымъ за голоса ваши, — долженъ обратить прежнюю непріязненность въ любовь и быть вамъ другомъ и покровителемъ.
СИЦ. Еслибъ вы говорили, какъ васъ учили, вы затронули бы его за живое, заставили бы высказаться; такимъ образомъ, вы или вынудили бъ у него какое-нибудь выгодное для васъ обѣщаніе, которое, при случаѣ, могли бы припомнить ему, — или переполнили бы желчью его строптивую природу, не переносящую ничего обязывающаго: онъ разъярился бы, а вы, воспользовавшись его запальчивостью, и не избрали бы его.
БРУТ. Вы сами замѣтили, что и въ то время, когда онъ нуждался въ вашемъ расположеніи, онъ просилъ васъ съ явнымъ презрѣніемъ; неужели вы думаете, что презрѣніе его, когда онъ получитъ власть крушить, не будетъ для васъ сокрушительно? Я не знаю наконецъ, нѣтъ развѣ у васъ сердца въ тѣлѣ? или у васъ языки только для того, чтобъ вопить противъ велѣній разума?
СИЦ. Вы не разъ отказывали просящему, и уступаете теперь не просящему, а издѣвающемуся надъ вашими голосами.
3 гр. Да вѣдь онъ не утвержденъ еще; можно еще и отвергнуть его.
2 гр. И мы отвергнемъ его; у меня будетъ пятьсотъ голосовъ противъ него.
1 гр. А у меня дважды пятьсотъ, не считая друзей ихъ.
БРУТ. Такъ ступайте жь, и скажите друзьямъ вашимъ, что они выбрали консула, который лишитъ ихъ всѣхъ правъ, сдѣлаетъ ихъ собаками, которыхъ хотя и держатъ для лая, бьютъ однакожь за лай сплошь да рядомъ.
СИЦ. Соберите ихъ, и по зрѣломъ обсужденіи, уничтожьте вашъ безразсудный выборъ. Припомните имъ его гордыню, его старую вражду къ плебеямъ; не забудьте и того, съ какимъ презрѣніемъ носилъ онъ одежду смиренія; какъ, прося, издѣвался надъ вами. Скажите, что только уваженіе къ его заслугамъ помѣшало вамъ замѣтить неприличность его оскорбительнаго обращенія, внушеннаго его закоренѣлой ненавистью къ народу.
БРУТ. Сложите всю вину на насъ, вашихъ трибуновъ; скажите, что мы, несмотря ни на какія возраженія, требовали настоятельно, чтобъ вы выбрали его.
СИЦ. Скажите, что вы избрали его не столько по собственному желанію, сколько по нашему настоянію; что, занятые главнымъ образомъ тѣмъ, что должны были сдѣлать, а не тѣмъ, что хотѣлось — вы подали голоса въ его пользу рѣшительно противъ желанія. Свалите все на насъ.
БРУТ. Не щадите насъ. Скажите, что мы все толковали вамъ о томъ, какъ рано началъ онъ служить отечеству и какъ много онъ служилъ ему; объ его происхожденіи отъ доблестнаго рода Марціевъ, отъ котораго произошолъ и, царившій послѣ великаго Гостилія, Анкусъ Марцій, сынъ дочери Нумы, — и Публій и Квинтусъ, которымъ мы обязаны лучшими водопроводами, — и что Цензоринъ, любимецъ народа, прозванный такъ, потому что дважды былъ цензоромъ — его предокъ.
СИЦ. Скажите, что мы безпрестанно твердили вамъ, что кромѣ столь благороднаго происхожденія, онъ и по своимъ личнымъ доблестямъ вполнѣ достоинъ вашей признательности; но что вы, взвѣсивъ его прежнія дѣйствія съ нынѣшними, нашли, что онъ закоренѣлый врагъ вамъ, и потому уничтожаете вашъ опрометчивый выборъ.
БРУТ. Упирайте въ особенности на то, что безъ нашего настоянія вы никогда не выбрали бы его. За тѣмъ, собравъ голоса, ступайте въ Капитолій.
ГРАЖДАНЕ. Да, да, идемъ; почти всѣ раскаиваются уже въ выборѣ. (Уходитъ.)
БРУТ. Пусть идутъ. Лучше теперь отважиться на это возстаніе, чѣмъ выжидать неминуемо еще страшнѣйшаго. Если, въ чемъ нѣтъ никакого сомнѣнія, отказъ ихъ выведетъ его изъ себя, мы съумѣемъ воспользоваться его бѣшенствомъ.
СИЦ. Поспѣшимъ же въ Капитолій. Намъ надобно быть тамъ прежде, чѣмъ нахлынетъ потокъ народа; такимъ образомъ и то, на что мы подстрекнули его, покажется проявленіемъ его собственной воли. Впрочемъ, отчасти оно и въ самомъ дѣлѣ его собственное дѣло.
ДѢЙСТВІЕ III.
правитьСЦЕНА 1.
правитьКОМ. Такъ Ауфидій грозилъ снова?
ЛАР. Грозилъ, потому-то мы и поспѣшили заключеніемъ мира.
КОР. Стало Вольски, по прежнему, готовы нагрянуть на насъ при нервомъ благопріятномъ случаѣ?
КОМ. О, нѣтъ, благородный консулъ, они до того обезсилены, что въ нашу жизнь намъ едва ли придется увидать еще разъ развѣвающіяся знамена ихъ.
КОР. Ты видѣлъ Ауфидія?
ЛАР. Получивъ охранную грамоту, онъ тотчасъ явился ко мнѣ и страшно проклиналъ Вольсковъ за то, что они такъ подло уступили городъ; онъ удалился въ Анціумъ.
КОР. Не говорилъ ли онъ чего обо мнѣ?
ЛАР. Какъ же, говорилъ.
КОР. Что же?
ЛАР. Какъ часто мечъ его встрѣчался съ твоимъ; что въ цѣломъ мірѣ для него нѣтъ ничего ненавистнѣе тебя; что онъ и безъ всякой надежды на выкупъ, заложилъ бы все свое достояніе за право называться твоимъ побѣдителемъ.
КОР. Такъ онъ живетъ теперь въ Анціумѣ?
ЛАР. Въ Анціумѣ.
КОР. Желалъ бы найти поводъ отыскать его и тамъ, чтобы вполнѣ насмѣяться надъ его ненавистью. — (Ларцію) Поздравляемъ съ возвращеніемъ на родину.
Вотъ и трибуны — языки народной пасти. Они противны мнѣ; ихъ величанье своимъ значеніемъ просто невыносимо.
СИЦ. Остановись, не ходи на площадь.
КОР. Это что такое?
БРУТ. Пойдешь — будетъ плохо; не ходи.
КОР. Что значитъ эта перемѣна?
МЕН. Что случилось?
КОМ. Развѣ онъ не имѣетъ голосовъ патриціевъ и народа?
БРУТ. Нѣтъ, Коминій.
КОР. Неужели я собиралъ голоса дѣтей?
1 сен. Дорогу, трибуны — онъ пойдетъ на площадь.
БРУТ. Народъ раздраженъ противъ него.
СИЦ. Пойдетъ — не миновать возмущенія.
КОР. Вотъ оно ваше стадо! — Вотъ что значитъ дать право голоса и тѣмъ, которые, подавъ его, тотчасъ же и отрекаются отъ него! — (Трибунамъ.) Ну, а вы, съ вашими обязанностями? за чѣмъ же, бывши устами народа, вы не управляете его зубами? или вы же сами и возбудили его?
МЕН. Успокойся!
КОР. Это слажено заранѣе; это явный заговоръ уничтожить значеніе патриціата. Спустите это — живите съ тѣми, которые, не умѣя управлять, никогда не допустятъ управлять и собою.
БРУТ. Не называй этого заговоромъ. Народъ кричитъ, что ты насмѣхался надъ нимъ, что недавно еще, когда ему раздавали хлѣбъ даромъ, ты возставалъ противъ этого, поносилъ ходатаевъ народа, называлъ ихъ подлыми угодниками, льстецами его, врагами патриціевъ.
КОР. Но это было извѣстно и прежде.
БРУТ. Не всѣмъ.
КОР. Такъ ты и разгласилъ это теперь?
БРУТ. Кто, я?
КОР. Оно похоже, что это твое дѣло.
БРУТ. Или, что я, во всякомъ случаѣ, готовъ поправить твое.
КОР. Прошу покорно! изъ чего жь мнѣ и хлопотать о консульствѣ? Заклинаю небомъ, дай мнѣ возможность унизиться до тебя, и сдѣлай меня своимъ товарищемъ — трибуномъ.
СИЦ. Ты слишкомъ выказываешь именно то, что должно возмущать народъ. Хочешь достигнуть цѣли своего стремленія — спрашивай вѣжливѣе о дорогѣ, съ которой сбился; иначе не бывать тебѣ ни консуломъ, ни товарищемъ трибуновъ.
МЕН. Прошу васъ, будемъ говорить хладнокровію.
КОМ. Народъ обманутъ, возбужденъ. — Такое лукавство несвойственно Риму, и Коріоланъ не заслужилъ этихъ обидныхъ препонъ, такъ коварно воздвигаемыхъ на гладкомъ пути заслугъ его.
КОР. Напоминать мнѣ о хлѣбѣ! Ну да, я говорилъ, скажу и теперь —
МЕН. Не теперь, не теперь.
1 сен. Не въ этомъ взволнованномъ состояніи.
КОР. Теперь, клянусь жизнію, теперь! — Благородные друзья мои, вы извините меня; что же касается до вонючей, переметной толпы — я никогда не льстилъ ей — пусть она полюбуется собой въ томъ, что скажу. Повторяю: потворствуя плебеямъ, мы питаемъ куколь возмущенія, неповиновенія, бунта противъ сената; куколь этотъ мы сами посѣяли, сами и возращиваемъ, смѣшивая ихъ съ нами, благороднѣйшимъ классомъ, не имѣющимъ недостатка ни въ добродѣтели, ни въ самой власти, за исключеніемъ развѣ той доли, которую сами же удѣлили нищимъ.
МЕН. Такъ, но ни слова болѣе.
1 сен. Перестань, мы просимъ тебя.
КОР. Никогда! Какъ я проливалъ мою кровь за отчизну, не страшась вражьей силы, такъ и мои легкія, до тѣхъ поръ, пока не уничтожатся, не перестанутъ чеканить слова противъ прокаженныхъ, которыми, изъ опасенія заразы, гнушаемся, и въ то же время дѣлаемъ все, чтобъ заразиться.
БРУТ. Ты говоришь о народѣ, какъ будто ты богъ каратель, а не человѣкъ, такъ же слабый, какъ и всѣ.
СИЦ. Не худо довести это до свѣдѣнія народа.
МЕН. Какъ? слова вырвавшіяся въ ярости?
КОР. Въ ярости? еслибъ я былъ покоенъ, какъ сонъ полунощный, клянусь Юпитеромъ, я сказалъ бы то же самое.
СИЦ. Это то же самое будетъ ядомъ только для того, въ комъ зародилось; не отравитъ никого болѣе.
КОР. Будетъ! — слышите ли этого тритона пискарей? замѣчаете ли его повелительное «будетъ»?
КОМ. Тутъ нѣтъ ничего противозаконнаго.
КОР. «Будетъ!» — О, добрые, но страшно неблагоразумные патриціи! о, почтенные, но беззаботные сенаторы! какъ могли вы даровать гидрѣ право[28] выбирать, себѣ сановника, который, бывши только рогомъ, ревомъ чудища[29], осмѣливается говорить своимъ рѣшительнымъ «будетъ», что онъ отведетъ вашъ потокъ въ болото и усвоитъ себѣ русло его? — Если онъ въ самомъ дѣлѣ имѣетъ мощь эту — склоните передъ нимъ ваше безсиліе; не имѣетъ — откиньте ваше опасное снисхожденіе[30]. Если вы мудры — не уподобляйтесь обыкновеннымъ дурнямъ; не можете похвалиться этимъ — сажайте ихъ рядомъ съ собою. Вы плебеи, если они будутъ сенаторами, а они и такъ не менѣе ихъ, если, въ смѣси голосовъ, ихъ голоса заглушаютъ ваши. Они выбираютъ себѣ сановниковъ, и еще подобныхъ котъ этому, что противопоставляетъ свое «будетъ», свое простонародное «будетъ», собранію далеко доблестнѣйшему всѣхъ, передъ которыми преклонялась Греція. Клянусь самимъ Юпитеромъ, это страшно унижаетъ консуловъ, и я не могу не скорбѣть, потому что знаю, какъ быстро, при возникновеніи двухъ равносильныхъ властей, втѣсняются смуты въ промежутокъ между обѣими, и какъ легко уничтожаютъ ихъ тогда одну другою.
КОМ. Довольно — идемъ на площадь.
КОР. Кто бъ ни посовѣтовалъ раздавать хлѣбъ изъ запасовъ даромъ, какъ это дѣлалось иногда въ Греціи —
МЕН. Будетъ, будетъ объ этомъ.
КОР. Въ которой народъ пользовался впрочемъ властью далеко большею, чѣмъ у насъ — я все-таки скажу, что онъ вскормилъ неповиновеніе, гибель государства.
БРУТ. И народъ подастъ голосъ въ пользу человѣка, который говоритъ подобныя вещи?
КОР. Выслушайте причины, почему я говорю это; они поважнѣе его голоса. Онъ знаетъ, что получилъ отъ насъ хлѣбъ не въ награду; потому что не можетъ не знать, что никогда и не старался заслужить ее. Когда надобно было идти на врага, грозившаго самому сердцу отчизны, онъ не хотѣлъ выступить даже и за городскія ворота; такого рода услуги, надѣюсь, не стоятъ даровой раздачи хлѣба. Въ полѣ, безпрестанныя смуты и возмущенія, которыми онъ проявлялъ свою храбрость по преимуществу, также не говорятъ въ его пользу. Частыя обвиненія сената въ вещахъ, никогда не рождавшихся, равно не могутъ быть поводомъ къ такому щедрому дару[31]. Что же, наконецъ? — И какъ еще переваритъ слѣпая толпа[32] угодливость сената? Дайте имъ высказать дѣлами то, что они говорятъ, а они навѣрное говорятъ: «мы требовали этого, мы большинство, и они исполнили наше требованіе изъ страха». Такимъ образомъ мы сами унижаемъ наше высокое значеніе, сами даемъ толпѣ поводъ называть нашу заботливость страхомъ; все это взломитъ, со временемъ, всѣ затворы сената и впустить воронъ клевать орловъ.
МЕН. Довольно, идемъ.
БРУТ. Черезъ чуръ довольно.
КОР. Нѣтъ, мало еще! Выслушайте и заключеніе, въ истинности котораго я поклянусь всѣмъ что есть святаго, какъ божескаго, такъ и человѣческаго. — Это раздвоеніе власти, вслѣдствіе котораго одна сторона презираетъ, и весьма основательно, а другая поноситъ безъ всякаго основанія, — вслѣдствіе котораго патриціатъ, санъ, мудрость ничего не могутъ рѣшить безъ «да» или «нѣтъ» многогласнаго невѣжества, — это раздвоеніе заставитъ забыть все существенно необходимое и поведетъ прямо къ безсмысленной нерадивости. При такихъ преградахъ всему разумному невозможно никакое разумное дѣйствіе; а потому, заклинаю васъ — васъ, не столько боязливыхъ, сколько осторожныхъ, не столько опасающихся перемѣнъ, сколько любящихъ основныя законоположенія республики, — васъ, предпочитающихъ благородную жизнь жизни долгой, готовыхъ потрясти тѣло даже и опаснымъ лѣкарствомъ, потому что безъ того оно неминуемая добыча смерти — вырвите разомъ собирательный языкъ толпы, лишите ее возможности лизать ядовитую для нея сладость. Ваше униженіе дробитъ здравое сужденіе, лишаетъ правительство такъ необходимаго для него единства; оно не имѣетъ силы осуществить и то хорошее, котораго бы хотѣло, потому что безпрестанно ограничивается дурнымъ, его повѣряющимъ.
БРУТ. Довольно.
СИЦ. Имъ говоритъ измѣна; и онъ отвѣтитъ, какъ измѣнникъ.
КОР. Задохнись отъ бѣшенства, презрѣнный! — Къ чему народу эти лысые трибуны, опираясь на которыхъ, онъ отрицается отъ повиновенія власти высшей? Ихъ выбрали въ смутное время, когда не право, а сила была закономъ; теперь не такое время — скажите же: да будетъ право правомъ, и уничтожьте власть ихъ.
БРУТ. Явная измѣна.
СИЦ. И онъ консулъ — никогда!
БРУТ. Эй, эдилы, сюда! — Взять его.
СИЦ. (Эдилу). Ступай, созови народъ. (Эдилъ уходитъ.) Именемъ его я задерживаю тебя, какъ вѣроломнаго нововводителя, какъ врага общественнаго устройства. Повинуйся, я обвиняю тебя; идемъ къ отвѣту.
КОР. Прочь, старый козелъ!
СЕНАТОРЫ И ПАТРИЦІИ. Мы не выдадимъ его.
КОМ. Не тронь его, старикъ.
КОР. Прочь, старая гниль, или я вытрясу кости изъ твоихъ лохмотьевъ.
СИЦ. Помогите, граждане!
МЕН. Болѣе уваженія другъ къ другу.
СИЦ. Вотъ онъ, замыслившій лишить васъ всякаго значенія.
БРУТ. Эдилы, схватите его.
ГРАЖДАНЕ. Смерть, смерть ему! (Всѣ съ криками-. «Къ оружію, къ оружію!» сталпливаются около Коріолана.)
2 сен. Трибуны, патриціи, граждане, постойте, послушайте! Сициній, Брутъ, Коріоланъ, граждане! граждане. Постойте, остановитесь!
МЕН. Чѣмъ все это кончится? — Я задыхаюсь — не миновать бѣды — я не могу говорить. — Говорите вы, трибуны, — Коріоланъ, успокойся. — Говори, любезный Сициній.
СИЦ. Молчаніе! выслушайте меня, граждане!
ГРАЖДАНЕ. Молчаніе! — Послушаемъ нашего трибуна. Говори, говори!
СИЦ. Вамъ грозитъ совершеннѣйшая утрата вашей свободы; Марцій, только что выбранный въ консулы, хочетъ лишить васъ всего.
МЕН. Что ты? помилуй! да это вѣрнѣйшее средство не затушить, а разжечь.
1 сен. Разрушить городъ, сравнять его съ землею.
СИЦ. А что такое городъ, какъ не народъ?
ГРАЖДАНЕ. Городъ, разумѣется, народъ.
БРУТ. Мы постановлены, по общему согласію, представителями народа.
ГРАЖДАНЕ. Вы и остаетесь ими.
МЕН. Это очевидно.
КОР. Это вѣрнѣйшее средство сравнять городъ съ землею, низринуть крыши къ основаніямъ, погребсти всѣ доселѣ существующія различія сословій подъ кучами развалинъ.
СИЦ. Это заслуживаетъ казни.
БРУТ. Не отстоимъ мы нашего значенія теперь — мы утратимъ его навсегда. Поэтому, именемъ избравшаго насъ народа, мы провозглашаемъ, что Марцій заслужилъ, чтобъ его предали смерти, и сейчасъ же.
СИЦ. А потому, схватите его, влеките на Тарпейскую скалу и низриньте оттуда на погибель!
БРУТ. Эдилы, возьмите его.
ГРАЖДАНЕ. Сдайся, Марцій! сдайся!
МЕН. Одно слово. — Выслушайте меня, трибуны, прошу васъ, — одно только слово.
ЭДИЛЫ. Молчаніе! молчаніе!
МЕН. Будьте въ самомъ дѣлѣ тѣмъ, чѣмъ вы кажетесь — истинными друзьями отечества. Приступайте обдуманнѣе, хладнокровнѣе къ тому, что хотите поправить такъ насильственно.
БРУТ. Въ жестокихъ болѣзняхъ все замедляющее, какъ бы оно ни казалось благоразумнымъ, ядъ, а не помощь. — Возьмите его, и на скалу.
КОР. (Обнажая мечъ). Нѣтъ; я умру здѣсь. Многіе изъ васъ видали меня въ сраженіяхъ — милости просимъ, испытайте на себѣ, что видѣли.
МЕН. Вложи, вложи мечъ! — Трибуны, удалитесь на одно только мгновеніе.
БРУТ. Возьмите его!
МЕН. Помогите, помогите Марцію! помогайте, патриціи! помогайте и старъ и младъ!
ГРАЖДАНЕ. Смерть, смерть ему!
МЕН. Теперь ступай, удались скорѣй въ домъ свой; иначе все пропало.
2 сен. Иди.
КОР. Нѣтъ, станемъ дружно; друзья и враги равночисленны.
МЕН. Неужели дойдетъ до этого?
1 сен. Да избавятъ боги! Сдѣлай милость, ступай, предоставь намъ поправить это дѣло.
МЕН. Потому что это рана нанесенная и намъ; самъ ты не перевяжешь ее. Ступай, прошу тебя.
КОМ. Пойдемъ, пойдемъ съ нами.
КОР. О, зачѣмъ они не варвары, отъ которыхъ не отличаются ничѣмъ, хоть и родились въ Римѣ, — а Римляне, на которыхъ ничѣмъ не похожи, хоть и зачаты у входа въ Капитолій!
МЕН. Удались! не повѣряй языку справедливаго гнѣва; придетъ время и вознаградитъ сторицею все дурное настоящаго.
КОР. Въ чистомъ полѣ я одинъ убралъ бы полсотни этихъ негодяевъ.
МЕН. Я самъ могъ бы взять на себя пару храбрѣйшихъ; пожалуй, хоть обоихъ трибуновъ.
КОМ. Но тутъ перевѣсъ неизчислимъ, и мысль противостать падающему зданію не мужество, а безуміе. Удались до возврата сволочи, бѣшенство которой, какъ прегражденный потокъ, ломитъ и поглощаетъ даже и то, что обыкновенно сдерживаетъ его.
МЕН. Прошу, ступай. Дай попытать, на сколько можетъ еще дѣйствовать мой старый умъ на тѣхъ, у которыхъ слишкомъ его мало; чѣмъ бы ни заштопать, только бы заштопать.
КОМ. Идемъ. (Уходитъ съ Коріоланомъ и съ нѣкоторыми изъ Сенаторовъ.)
1 пат. Онъ погубилъ свое счастіе.
МЕН. Онъ слишкомъ благороденъ для этого міра. Онъ не польстилъ бы и Нептуну изъ-за его трезубца, и Юпитеру изъ-за его способности метать громы. Уста и сердце у него одно: что ни зародилось бы въ груди его, оно тотчасъ же высказывается языкомъ, а въ гнѣвѣ онъ забываетъ даже о существованіи слова смерть. (Шумъ за сценой.) Ну, будетъ теперь потѣха.
2 пат. О, еслибъ они лежали теперь въ постеляхъ.
МЕН. О, еслибъ они лежали теперь въ Тибрѣ! — Но что же въ самомъ дѣлѣ — развѣ не могъ онъ говорить съ ними ласковѣе?
СИЦ. Гдѣ змѣй, жаждущій обезнародить городъ, чтобы самому быть всѣмъ.
МЕН. Доблестные трибуны —
СИЦ. Онъ будетъ низринутъ съ Тарпейской скалы; онъ воспротивился закону, и законъ, безъ всякаго дальнѣйшаго изслѣдованія, предастъ его во власть народа, который онъ ни во что не ставитъ.
1 гр. Онъ узнаетъ на дѣлѣ, что благородные трибуны уста народа, а мы руки ихъ.
ГРАЖДАНЕ. Узнаетъ, узнаетъ непремѣнно.
МЕН. Любезный другъ —
СИЦ. Молчи!
МЕН. Не кричи: смерть! когда можно достигнуть желанной цѣли путями болѣе кроткими.
СИЦ. Скажи, какъ же это случилось, что ты самъ помогалъ ему освободиться?
МЕН. Выслушайте меня. — Я знаю достоинства консула, могу слѣдовательно, вычислить вамъ и недостатки его.
СИЦ. Консула? — какого консула?
МЕН. Консула Коріолана.
БРУТ. Онъ консулъ? граждане. Нѣтъ, нѣтъ! никогда!
МЕН. Еслибъ трибуны и ты, добрый народъ, согласились выслушать меня — я попросилъ бы позволенія сказать два, три слова; этимъ позволеніемъ вы не утратите ничего, кромѣ времени, необходимаго для произнесенія ихъ.
СИЦ. Такъ говори; только какъ можно короче, потому что мы положили уже уничтожить этого ехиднаго измѣнника. Изгнать его — опасно; оставить здѣсь — гибельно, а потому и рѣшено, что онъ умретъ ныньче же.
МЕН. Да не попустятъ боги, чтобы нашъ славный Римъ, котораго признательность къ заслугамъ дѣтей своихъ вписана въ книгу Юпитера, уподобился противуестественной маткѣ и пожралъ свое собственное дѣтище!
СИЦ. Онъ язва, которую необходимо вырѣзать.
МЕН. Нѣтъ, онъ членъ одержимый язвой, изсѣченіе которой смертоносно, излѣченіе — легко. Чѣмъ провинился онъ чередъ Римомъ до того, что заслуживаетъ смерть? Не тѣмъ ли, что уничтожалъ враговъ его? Кровь, утраченная имъ — а онъ утратилъ ея, клянусь, далеко болѣе, чѣмъ теперь имѣетъ, — текла за родину; прольетъ оставшуюся его же родина — всѣ мы, какъ дѣйствовавшіе, такъ и допустившіе это, заклеймимся вѣчнымъ позоромъ.
СИЦ. Вздоръ.
БРУТ. Рѣшительный вздоръ. Когда онъ любилъ родину, она чествовала его.
МЕН. Но то, что нога омертвѣла, не даетъ еще права забывать ея прежнюю службу.
БРУТ. Довольно. — Спѣшите къ нему въ домъ и вытащите его оттуда, чтобъ заразительная болѣзнь его не распространилась и на другихъ.
МЕН. Еще одно, одно только слово. Если эта тигро-ногая ярость увидитъ зло необдуманной поспѣшности, она захочетъ привязать свинцовыя гири къ пятамъ своимъ, но будетъ уже поздно. Дѣйствуйте законно; вѣдь онъ любимъ, вы можете породить междоусобіе, и тогда великій Римъ Римлянами жь и разгромится.
БРУТ. Еслибъ это было такъ —
СИЦ. Пустое! Мы видѣли обращикъ его повиновенія. Онъ поднялъ руку на Эдиловъ, воспротивился намъ самимъ. Идемъ!
МЕН. Примите въ соображеніе, что, постоянно живя на поляхъ битвъ, съ того самого мгновенія, въ которое почувствовалъ, что рука его можетъ дѣйствовать мечемъ, онъ не могъ пріобрѣсти искусства говорить отборными словами, а потому и сыплетъ, безъ всякаго различія, и мукой и мякиной. Позвольте, я схожу къ нему; можетъ быть мнѣ удастся уговорить его, чтобы онъ явился къ законному суду добровольно.
1 сен. Благородные трибуны, это будетъ человѣчнѣе; ваше жь средство слишкомъ кроваво, да притомъ и невѣрно.
СИЦ. Быть по твоему, почтенный Мененій: дѣйствуй же, какъ представитель народа. Друзья, положите оружіе.
БРУТ. Но не расходитесь.
СИЦ. Ступайте на площадь. Мененій, мы ждемъ тебя тамъ, и если ты не приведенія Марція — мы поступимъ, какъ предполагали прежде.
МЕН. Приведу. (Сенаторами) Идемъ вмѣстѣ. Онъ придетъ, или все погибло.
1 сен. Идемъ.
СЦЕНА 2.
правитьКОР. Чѣмъ бы они ни грозили — пусть представляютъ мнѣ смерть на колесѣ, или у ногъ дикихъ коней; пусть взгромоздятъ на Тарпейскую скалу еще десять скалъ, чтобы сдѣлать подножіе обрыва недосягаемымъ для зрѣнія — въ отношеніи къ нимъ я останусь все тѣмъ же.
1 пат. Ничего не можетъ быть благороднѣе.
КОР. Меня удивляетъ только, что моя мать, всегда называвшая ихъ паршивыми рабами, тварями, созданными для того, чтобъ продавать себя за полушку, чтобъ стоять въ собраніяхъ съ непокрытыми головами, зѣвать, молчать и удивляться, когда человѣкъ нашего сословія встанетъ и начнетъ говорить о войнѣ, или мирѣ — не одобряетъ уже дѣйствій моихъ. (Увидавъ Волюмнію) Я говорю о тебѣ. Для чего желаешь ты, чтобъ я былъ кротче? Неужели ты хочешь, чтобъ я измѣнилъ природѣ своей? Требуй лучше, чтобъ я былъ именно тѣмъ, что я есть.
ВОЛ. О, сынъ мой, сынъ мой[33]! мнѣ хотѣлось бы, чтобъ ты вполнѣ облекся во власть свою, прежде чѣмъ износишь ее.
КОР. Пусть изнашивается.
ВОЛ. Ты могъ остаться тѣмъ, что есть и безъ столькихъ хлопотъ объ этомъ; ты не встрѣтилъ бы и столькихъ препятствій, еслибъ не высказалъ своего образа мыслей, прежде чѣмъ они утратили силу противиться тебѣ.
КОР. На висѣлицу ихъ.
ВОЛ. Пожалуй, хоть и на костеръ.
МЕН. Полно, полно! признайся, что ты былъ слишкомъ ужь грубъ; тебѣ необходимо возвратиться на площадь и поправить это.
1 сен. Иначе нѣтъ спасенія; Римъ расколется по самой серединѣ и погибнетъ.
ВОЛ. Прошу тебя, послушайся ихъ. Вѣдь и мое сердце такъ же, какъ твое, неспособно уступать принужденію безъ яростной вспышки, однакожь[34] у меня есть и голова, подчиняющая вспышки гнѣва требованіемъ обстоятельствъ.
МЕН. Прекрасно сказано, благородная Волюмнія. Я самъ скорѣй облекся бы въ воинскіе доспѣхи, которые, по старости, едва могу таскать, чѣмъ допустилъ бы его до уступки подлому стаду, еслибъ жестокая болѣзнь настоящаго времени не требовала этого, какъ лѣкарства для цѣлой республики.
КОР. Что же долженъ я сдѣлать?
МЕН. Возвратиться къ трибунамъ.
КОР. Хорошо, а за тѣмъ? за тѣмъ?
МЕН. Раскаяться въ томъ, что говорилъ.
КОР. Для нихъ? — да я не въ состояніи сдѣлать этого и для самихъ боговъ; какъ же сдѣлаю я это для нихъ?
ВОЛ. Ты слишкомъ ужь неуступчивъ. И благородная гордость, всегда прекрасная, дѣлается излишней, когда не внемлетъ гласу необходимости. Я слыхала отъ тебя самого, что на войнѣ храбрость и хитрость двѣ неразлучныя подруги; скажи, чѣмъ же вредятъ они другъ другу въ мирное время? отчего жь тутъ ты противъ соединенія ихъ?
КОР. Что за вопросъ!
МЕН. Вопросъ очень дѣльный.
ВОЛ. Если на войнѣ нисколько не безчестно казаться рѣшительно не тѣмъ, что есть — а на войнѣ, для вѣрнѣйшаго успѣха, вы прибѣгаете къ такимъ хитростямъ нерѣдко, — отчего жь то же самое будетъ безчестно въ мирное время, если оно и имъ требуется точно такъ же, какъ и войной?
КОР. Для чего ты такъ настаиваешь на это?
ВОЛ. Для того, что теперь тебѣ предстоитъ обязанность говорить съ народомъ не но собственному побужденію, не такъ, какъ хотѣло бы сердце, а незаконорожденными словами языка, звуками чуждыми твоему убѣжденію. И это, какъ взятіе города кроткимъ увѣщаніемъ, а не оружіемъ, нераздѣльнымъ съ опасностями и кровопролитіемъ, не обезчеститъ тебя нисколько. Я притворилась бы, на перекоръ природѣ своей, и безъ всякаго униженія, еслибъ мои выгоды, мои друзья, въ крайности, потребовали этого. А отъ тебя этого требуютъ: я, твоя жена, твой сынъ, сенаторы, патриціи; и ты все-таки скорѣй покажешь народу, какъ ты негодуешь, чѣмъ польстишь ему хоть разъ, чтобъ пріобрѣсть его расположеніе, безъ котораго все погибнетъ?
МЕН. Благородная женщина! (Коріолану) Ну полно же, идемъ; говори только ласковѣе, и ты отвратишь грозящую опасность, возвратишь даже и то, что кажется утраченнымъ.
ВОЛ. Прошу тебя, сынъ мой, иди къ нимъ съ шапкой въ рукѣ; пусть колѣна твои лобызаютъ землю, потому что въ такихъ случаяхъ дѣйствіе краснорѣчивѣе слова, потому что глаза невѣжества смышленѣе ушей; кланяйся почаще — вотъ такъ; смири свое гордое сердце, сдѣлай его нѣжнѣе спѣлѣйшаго плода шелковицы, уступающаго легчайшему прикосновенію. Скажи имъ, что ты воинъ, что, выросши въ битвахъ, ты не научился этой кротости, которая такъ необходима для пріобрѣтенія любви ихъ и которой они въ правѣ требовать отъ тебя; но что, въ угоду имъ, на будущее время ты переработаешь себя по мѣрѣ силъ и возможности.
МЕН. Исполни все, что она совѣтуетъ, и сердца народа твои; вѣдь народъ и на прощенія, когда его просятъ, тароватъ, какъ на пустыя слова.
ВОЛ. Умоляю, послушайся! Я знаю, что для тебя легче броситься за врагомъ въ огненную бездну, чѣмъ льстить ему въ благоухающей бесѣдкѣ —
Вотъ и Коминій.
КОМ. Я былъ на площади. Пора подумать о средствахъ для обороны, если не хочешь защищаться смиреніемъ или отсутствіемъ; все въ страшной ярости.
МЕН. Одна ласковая рѣчь —
КОМ. И я думаю, что она помогла бы, если онъ согласится.
ВОЛ. Онъ долженъ, и согласится. Еще разъ прошу, скажи: согласенъ, и къ дѣлу.
КОР. И я долженъ предстать предъ нихъ съ непокрытой головой? долженъ опозорить благородное сердце ложью подлаго языка? Хорошо, я уступаю вамъ; но грози опасность только этому куску глины — я скорѣй согласился бы, чтобъ они стерли эту форму Марція въ пыль и развѣяли ее но вѣтру. — Идемъ! Вы навязали на меня роль, которой я никогда не сыграю, какъ слѣдуетъ.
КОМ. Идемъ, мы поможемъ тебѣ.
ВОЛ. Милый сынъ, ты какъ-то говорилъ, что именно мои похвалы и сдѣлали тебя воиномъ; хочешь новыхъ — сыграй роль, которой доселѣ никогда не игрывалъ.
КОР. Сыграю, вѣдь я долженъ. Прощай, благородная гордость; замѣнись душонкой какой-нибудь потаскушки! Превратись воинственная гортань, спорившая съ громомъ барабановъ, въ дудочку, пискливую, какъ голосъ евнуха или дѣвочки, убаюкивающей ребятишекъ! Играй улыбка бездѣльника на щекахъ; увлажайтесь глаза слезами школьника! Движь устами языкъ нищаго; гнитесь закованныя въ желѣзо колѣна, гнувшіяся только въ стременахъ, — гнитесь, какъ у вымаливающаго милостыни! Но нѣтъ — не могу! не сдѣлаю этого, чтобъ не утратить уваженія къ самому себѣ, чтобы дѣйствіями тѣла не пріучить духъ къ отъявленной подлости.
ВОЛ. Когда такъ, какъ хочешь; упрашивая тебя, я унижалась, какъ ты никогда не унизишься, упрашивая ихъ. Пусть гибнетъ все; принеси и мать въ жертву своей гордости: это все-таки лучше, чѣмъ томить ее опасеніями послѣдствій твоего безумнаго упрямства; вѣдь я не страшусь смерти такъ же, какъ и ты. Дѣлай что хочешь. Храбростью ты обязанъ мнѣ — ты всосалъ ее отъ меня; гордость же — твоя собственная.
КОР. О, успокойся матушка; не брани меня, я пойду — я вылещу ихъ благосклонность, поддѣну сердца ихъ, и возвращусь любимцемъ всѣхъ ремесленниковъ Рима. Посмотри я иду. — Поклонись женѣ моей. — И возвращусь консуломъ, или не довѣряй уже никогда ловкости языка моего на поприщѣ лести.
ВОЛ. Дѣлай что хочешь. (Уходите.)
КОМ. Идемъ; трибуны ждутъ. Вооружись величайшей кротостью: я слышалъ, они грозятъ новыми обвиненіями, далеко важнѣйшими всѣхъ прежнихъ.
КОР. Да, кротость будетъ лозунгомъ. — Идемъ. Пусть они обвиняютъ меня вымыслами — я отвѣчу имъ честно.
МЕН. И кротко.
КОР. И кротко.
СЦЕНА 3.
правитьБРУТ. Главнымъ обвиненіемъ будетъ явное домогательство тиранической власти; отдѣлается отъ него — вини ненавистью къ народу и тѣмъ, что добыча, взятая у Анціатовъ, никогда не поступала въ раздѣлъ.
Что? явится?
ЭДИЛ. Идетъ.
ПРУТ. А кто съ нимъ?
ЭДИЛ. Старый Мененій и тѣ изъ сенаторовъ, которые всегда держали его сторону.
СИЦ. У тебя именной списокъ всѣхъ добытыхъ нами голосовъ?
ЭДИЛ. У меня.
СИЦ. Вѣдь ты собиралъ ихъ по трибамъ?
ЭДИЛ. По трибамъ.
СИЦ. Ступай же скорѣй за народомъ; да внуши ему, чтобъ онъ, какъ только я провозглашу: «по праву и власти народа да будетъ такъ» — и будетъ ли это «такъ» пеня, изгнаніе или смерть, — кричалъ вслѣдъ за мною, опираясь на древнія права и правоту этого дѣла, если я скажу пеня — пеня! если смерть — смерть!
ЭДИЛ. Внушу.
БРУТ. А когда они начнутъ кричать, пусть не перестаютъ, пока страшнымъ гамомъ не вынудятъ немедленнаго исполненія нашего приговора!
ЭДИЛ. Передамъ и это.
СИЦ. Втолкуй имъ хорошенько, чтобъ они непремѣнно воспользовались условнымъ знакомъ, какъ только подадимъ его.
БРУТ. Ступай. (Эдилъ уходитъ.) Постарайся раздражить его съ самаго начала. Онъ привыкъ всегда брать верхъ, всегда быть правымъ; разъярится — его ужь ничѣмъ не своротишь назадъ, къ прежней умѣренности, и тогда онъ выскажетъ все, что есть на душѣ; а на ней достаточно, чтобъ сломить ему шею.
СИЦ. Вотъ и онъ.
МЕН. Будь только спокоенъ.
КОР. Буду, какъ конюхъ, готовый за ничтожную монету перенесть кучу названій бездѣльникомъ. — Да хранятъ всемогущіе боги благоденствіе Рима, и да снабдятъ судилища людьми достойными! да внѣдрятъ въ насъ любовь и согласіе! да наполнятъ храмы наши толпами жаждущихъ торжествовать миръ и да не наполняютъ улицъ нашихъ войною!
1 сен. Аминь, аминь.
МЕН. Благородное желаніе.
СИЦ. Приближьтесь, граждане.
ЭДИЛ. Послушайте вашихъ трибуновъ. Молчаніе!
КОР. Прежде выслушайте меня. трибуны. Говори. — Вниманіе!
КОР. Что это, послѣднее обвиненіе? порѣшите вы все теперь же, здѣсь?
СИЦ. Я спрашиваю тебя: покоряешься ли ты волѣ народа, признаешь ли представителей его, согласенъ ли подвергнуться законному приговору за проступки, которые будутъ доказаны?
КОР. Согласенъ.
МЕН. Слышите, граждане, онъ согласенъ. Припомните его заслуги; обратите вниманіе на раны, которыми тѣло его покрыто, какъ священное кладбище могилами.
КОР. Ничтожныя царапины терновникомъ, рубцы возбуждающіе только смѣхъ.
МЕН. Примите въ соображеніе, что если онъ и говоритъ не такъ какъ бы слѣдовало гражданину, такъ за то вы всегда найдете въ немъ воина. Не принимайте его грубыхъ выраженій за недоброжелательство — это, какъ я сказалъ, рѣчь свойственная воину, нисколько не ненависть къ вамъ.
КОМ. Да, никакъ не болѣе.
КОР. Что это значитъ, что, избравъ меня въ консулы единодушно, вы тотчасъ же безчестите меня уничтоженіемъ своего избранія?
СИЦ. Отвѣчай намъ.
КОР. Скажи, въ самомъ дѣлѣ я долженъ.
СИЦ. Мы обвиняемъ тебя въ покушенія уничтожить всѣ мудрыя постановленія Рима, въ желаніи присвоить тираническую власть; за что и провозглашаемъ измѣнникомъ народу.
КОР. Какъ, измѣнникомъ?
МЕН. Сдѣлай милость воздержись; ты обѣщалъ —
КОР. Да охватятъ вашъ народъ огни преисподней ада! меня, меня называть измѣнникомъ? Дерзкій трибунъ, будь въ твоихъ глазахъ двадцать тысячь смертей, въ твоихъ рукахъ — столько же милліоновъ, а на языкѣ — оба числа, я и тогда сказалъ бы, что ты лжешь, и сказалъ бы это такъ же свободно, какъ молюсь богамъ.
СИЦ. Слышишь, народъ?
ГРАЖДАНЕ. На скалу, на скалу его!
СИЦ. Молчаніе! — Намъ не нужно искать новыхъ обвиненій; вы сами видѣли его поступки, слышали его рѣчи. Онъ билъ вашихъ сановниковъ, проклиналъ васъ, противопоставлялъ закону удары, издѣвался надъ тѣми, которымъ дарована власть судить его; все это такъ преступно, что заслуживало бы жесточайшей казни —
БРУТ. Но такъ какъ услуги, оказанныя имъ Риму —
КОР. Что болтаешь ты объ услугахъ?
БРУТ. Я говорю о томъ, что знаю.
КОР. Ты?
МЕН. Это ли обѣщалъ ты матери?
КОМ. Прошу, послушай —
КОР. Не хочу, не слушаю ничего болѣе. Пусть осуждаютъ на низверженіе съ Тарпейской крутизны, на скитальческое изгнаніе; пусть сдираютъ кожу, морятъ въ темницѣ, не давая болѣе зерна въ сутки — я не куплю пощады и цѣной одного ласковаго слова; не измѣнюсь[35] изъ-за того, что они могутъ даровать, хотя бъ для этого стоило только сказать: здравствуйте.
СИЦ. За то, что онъ, при всякомъ удобномъ случаѣ, сколько могъ, недоброжелательствовалъ народу, искалъ средствъ лишить его всѣхъ правъ; за то, что поднялъ наконецъ враждебную руку не только въ присутствіи грознаго правосудія, но даже на самыхъ исполнителей его — именемъ народа и властію, дарованною намъ, трибунамъ, мы изгоняемъ его съ сего мгновенія изъ нашего города и навсегда воспрещаемъ ему входъ во врата Рима, подъ опасеніемъ низверженіи со скалы Тарпейской. Именемъ народа говорю: такъ да будетъ!
ГРАЖДАНЕ. Да будетъ такъ! да будетъ такъ! Онъ изгнанъ, и такъ да будетъ!
КОМ. Граждане, друзья мои, послушайте —
СИЦ. Нечего слушать — приговоръ произнесенъ.
КОМ. Дайте же говорить мнѣ. Я былъ консуломъ, я могу показать на себѣ знаки, оставленные врагами Рима. Я люблю мою родину нѣжнѣе, святѣе, сильнѣе, чѣмъ собственную жизнь, чѣмъ добрую жену мою, чѣмъ плоды ея утробы и сокровищу, моей крови; если бъ я сказалъ —
СИЦ. Мы знаемъ, чего ты хочешь. Говори что?
БРУТ. Нечего тутъ говорить — онъ изгнанъ, какъ врагъ народа и отечества, и такъ да будетъ.
ГРАЖДАНЕ. Такъ да будетъ, такъ да будетъ!
КОР. Подлая стая псовъ, которыхъ дыханіе противно, какъ испареніе гнилыхъ болотъ, которыхъ любовью я такъ же дорожу, какъ непогребенными трупами, заражающими воздухъ — я самъ изгоняю васъ: оставайтесь здѣсь съ вашимъ непостоянствомъ. Пусть каждая вздорная молва приводитъ васъ въ трепетъ! пусть враги ваши, однимъ уже колебаніемъ перьевъ на ихъ шлемахъ, навѣваютъ на васъ отчаяніе! Сохраняйте власть изгонять вашихъ защитниковъ до тѣхъ поръ, пока ваше невѣжество, понимающее тогда только, когда прядется почувствовать, не щадя и васъ — вѣчныхъ враговъ самимъ себѣ, — не сдѣлаетъ васъ, наконецъ, жалкими рабами какого-нибудь народа, который овладѣетъ вами безъ удара мечемъ. Презирая, изъ-за васъ, городъ, я обращаюсь къ нему спиною. Есть міръ и внѣ Рима. (Уходитъ съ Коминіемъ, Мененіемъ, Сенаторами и Патриціями.)
ЭДИЛ. Врагъ народа удалился!
ГРАЖДАНЕ. Врагъ нашъ изгнанъ, удалился! (Съ криками радости бросаютъ вверхъ шапки.)
СИЦ. Ступайте за нимъ, проводите его до воротъ города, издѣваясь, какъ онъ издѣвался надъ вами; отплатите ему хорошенько. Стража, за нами! (Уходитъ.)
ГРАЖДАНЕ. Идемъ, идемъ, проводимъ его до воротъ города. Да здравствуютъ наши благородные трибуны! — Идемъ.
ДѢЙСТВІЕ IV.
правитьСЦЕНА 1.
правитьКОР. Полноте, перестаньте плакать; сократимъ наше прощанье. — Много-головое чудовище выбодало меня. — Что съ тобой, матушка? гдѣ твое прежнее мужество? ты всегда говаривала, что великія несчастія оселокъ; что обыкновенное горе перенесетъ всякой; что когда море спокойно, всѣ суда плаваютъ съ равнымъ искусствомъ, но чтобъ мужественно переносить и жесточайшіе удары судьбы[36] — это требуетъ благороднѣйшаго умѣнья. Ты всегда внушала мнѣ правила, которыя не могутъ не сдѣлать сердца, усвоившаго ихъ, непобѣдимымъ.
ВИР. О, горе, горе мнѣ!
КОР. Нѣтъ, жена, прошу тебя —
ВОЛ. Да очумѣютъ всѣ ремесленники Рима! да прекратятся всѣ занятія!
КОР. Къ чему все это? Они полюбятъ меня, какъ только почувствуютъ мое отсутствіе. Полно, матушка; вспомни лучше время, когда ты говорила, что, еслибъ была женой Геркулеса, то свершила бъ покрайней мѣрѣ шесть изъ его подвиговъ, чтобъ только избавить любимаго супруга отъ половины трудовъ. — Не унывай, Коминій; прощай. — Прощайте, жена! матушка! я не пропаду, повѣрьте. — Твои слезы, старый и вѣрный Мененій, солонѣе, чѣмъ у молодыхъ; онѣ ядъ для глазъ твоихъ. — (Коминію) Прежде бывшій военачальникъ мой, я видалъ тебя мрачнымъ, ты часто бывалъ свидѣтелемъ сердце ожесточающихъ зрѣлищъ — скажи этимъ неутѣшнымъ женщинамъ, что стенать отъ неизбѣжнаго горя такъ же безумно, какъ и смѣяться надъ нимъ. — Послушай, матушка, вѣдь ты очень хорошо знаешь, что моя отвага всегда обращалась тебѣ въ утѣшеніе; будь увѣрена, что и теперь — хоть и иду одинъ — твой сынъ, какъ уединенный драконъ, который, несмотря на то, что рѣдко показывается, дѣлаетъ все-таки свое логовище предметомъ ужаса и безконечныхъ толковъ — или превзойдетъ все обыкновенное, или падетъ отъ хитраго коварства.
ВОЛ. Куда жь пойдешь ты, доблестный сынъ мой? Возьми съ собой, хоть на время, добраго Коминія; составь себѣ какой-нибудь опредѣленный планъ; не предавайся необдуманно всѣмъ случайностямъ, какія могутъ встрѣтиться на дорогѣ.
КОР. О, боги!
КОМ. Я отправлюсь съ тобой на мѣсяцъ; рѣшимъ вмѣстѣ, гдѣ тебѣ остаться, чтобъ и ты могъ слышать о насъ, я мы о тебѣ. Такимъ образомъ — выйдетъ случай выхлопотать тебѣ позволеніе возвратиться, намъ не нужно будетъ искать тебя по цѣлому міру и мы не лишимся возможности воспользоваться счастливымъ расположеніемъ, которое въ отсутствіи нуждающагося въ немъ, всегда охлаждается.
КОР. Прощай. Ты слишкомъ старъ, слишкомъ пресытился военными тревогами, чтобъ скитаться съ человѣкомъ, еще жаждущимъ ихъ; проводи меня только до воротъ. — Идемъ, милая жена, добрѣйшая матушка и вы, благородные друзья мои; выду за ворота — скажите мнѣ: прощай! и улыбнитесь. — Прошу васъ, идемте. Пока я буду на землѣ, слухи обо мнѣ будутъ доходить до васъ постоянно, и никогда не услышите вы ничего не похожаго на прежняго Марція.
МЕН. Ничего не можетъ быть благороднѣе этой рѣчи. — Ну полноте жь, перестаньте плакать. — Еслибъ я могъ стряхнуть съ этихъ старыхъ костей хоть семь лѣтъ, клянусь богами, я пошолъ бы всюду за тобою.
КОР. Твою руку. — Идемте.
СЦЕНА 2
правитьСИЦ. (Эдилу). Скажи гражданамъ, чтобъ они шли по домамъ; онъ удалился, и этого довольно. Патриціи, принимавшіе, какъ мы видѣли, его сторону — оскорблены.
БРУТ. Теперь, доказавъ наше могущество, не худо казаться смиреннѣе.
СИЦ. Пусть идутъ по домамъ; скажи, что величайшій врагъ ихъ удалился и что прежняя мощь ихъ возстановлена.
БРУТ. Распусти ихъ. (Эдила уходитъ.)
Смотри, его мать идетъ сюда.
СИЦ. Уйдемъ.
БРУТ. Для чего?
СИЦ. Говорятъ, она помѣшалась.
БРУТ. Они замѣтили ужь насъ; не сворачивай.
ВОЛ. А, очень рада, что встрѣтила васъ. Да вознаградятъ васъ боги за любовь вашу всѣми возможными карами!
МЕН. Полно, умѣрь свою запальчивость.
ВОЛ. Еслибъ не слезы, вы услышали бъ — впрочемъ, вы услышите. — (Бруту) Нѣтъ, не уходи.
ВИР. (Сицинію). Останься и ты. О, если бъ я могла сказать то же самое и мужу.
СИЦ. (Волюмніи). Утратила ты всякую женственность?
ВОЛ. Да, глупецъ; что жь, позорно это? — Каковъ глупецъ-то! — Не былъ развѣ мой отецъ мужемъ[37]? У тебя хватило однакожъ на столько хитрости, чтобъ изгнать того, кто нанесъ врагамъ Рима болѣе ударовъ, чѣмъ ты выговорилъ словъ.
СИЦ. О, боги!
ВОЛ. Да, болѣе славныхъ ударовъ, чѣмъ ты умныхъ словъ; — и все для блага Рима. — Знаешь ли что — но зачѣмъ же, ступай — или нѣтъ, постой, выслушай все. Я желала бы, чтобъ мой сынъ былъ теперь въ Аравіи, съ вѣрнымъ мечемъ своимъ въ рукѣ, и передъ нимъ все твое племя.
СИЦ. Что жь изъ этого?
ВИР. Что изъ этого? онъ истребилъ бы его.
ВОЛ. Все, и со всѣми незаконнорожденными. — О, сколько ранъ получилъ онъ за Римъ!
МЕН. Полно, успокойся!
СИЦ. Какъ желалъ бы я, чтобъ онъ продолжалъ служить своей отчизнѣ какъ началъ, не расторгъ самъ прекраснаго узла, которымъ связалъ себя съ нею.
БРУТ. Да, желалъ бы этого и я.
ВОЛ. Желалъ бы этого и я! — Да развѣ не вы возбудили противъ него толпу собакъ, такъ же способныхъ судить о его достоинствахъ, какъ я о тайнахъ, которыя небо не хочетъ повѣдать землѣ?
БРУТ. Идемъ.
ВОЛ. Да, ступайте; теперь я сама прошу васъ объ этомъ. Вы совершили славное дѣло. Но прежде, чѣмъ удалитесь, выслушайте еще это: на сколько Капитолій превосходитъ наисквернѣйшую лачугу Рима, на столько изгнанный вами сынъ мой, мужъ вотъ этой женщины — вотъ этой, видите ли, — превосходитъ всѣхъ васъ.
БРУТ. Прекрасно, мы оставляемъ тебя.
СИЦ. Что за охота слушать нападки безумной.
ВОЛ. Захватите же съ собой мои молитвы. (Трибуны уходятъ.) Желала бы, чтобъ богамъ не было другаго дѣла, кромѣ осуществленія моихъ проклятій. Имѣй я возможность встрѣчаться съ ними хоть по разу въ день — я облегчила бы сердце отъ гнѣтущей его тяжести.
МЕН. Ты славно ихъ отдѣлала, и подѣломъ. Ты у меня ужинаешь?
ВОЛ. Гнѣвъ моя единственная пища. Мой ужинъ во мнѣ — я уморю себя, питаясь имъ. — (Виргилій.) Идемъ. Оставь малодушныя слезы; сѣтуй, какъ я, гнѣвомъ, подобно Юнонѣ. Идемъ, идемъ.
МЕН. Эхъ, какъ это дурно!
СЦЕНА 3.
правитьРИМ. А вѣдь мы кажется знакомы? Если не ошибаюсь, тебя зовутъ Адріаномъ?
ВОЛ. Да; а вотъ ты-то кто — рѣшительно не могу припомнить.
РИМ. Я Римлянинъ и служу, какъ и ты, врагамъ Римлянъ. Неужели и теперь не вспомнилъ?
ВОЛ. Никаноръ?
РИМ. Онъ самый;
ВОЛ. Когда я видѣлъ тебя въ послѣдній разъ, твоя борода была какъ-то больше; но я узнаю тебя по голосу. Что новаго у васъ въ Римѣ? — Я вѣдь именно за тѣмъ и посланъ, чтобъ отыскать тебя; ты сократилъ мой путь покрайней мѣрѣ на половину.
РИМ. Въ Римѣ было престранное возмущеніе противъ сената и патриціевъ.
ВОЛ. Было! стало и кончилось? А у насъ, въ надеждѣ на него, собираютъ войска, чтобъ нагрянуть на васъ во время самаго разгара междоусобій.
РИМ. Пожаръ потушенъ; но онъ можетъ вспыхнуть снова отъ сущей бездѣлицы. Патриціи такъ раздражены изгнаніемъ доблестнаго Коріолана, что не позадумаются, при первомъ удобномъ случаѣ, лишить народъ всякой власти, уничтожить навсегда его трибуновъ. Все это тлѣетъ подъ пепломъ и готово вспыхнуть.
ВОЛ. А Коріоланъ развѣ изгнанъ?
РИМ. Изгнанъ.
ВОЛ. За эту вѣсть тебѣ будутъ очень благодарны.
РИМ. Намъ никогда не выждать случая благопріятнѣе. Я слыхалъ, по самое лучшее время для обольщенія мужней жены — время ея размолвки съ мужемъ. Римъ отвергъ Коріолана, и благородный Туллъ Ауфидій, избавленный отъ величайшаго изъ противниковъ, навѣрное увѣнчается въ этой войнѣ полнѣйшимъ успѣхомъ.
ВОЛ. Безъ всякаго сомнѣнія. Какое счастіе, что судьба такъ неожиданно столкнула насъ; ты покончилъ мое порученіе, и я, съ радостью, возвращаюсь назадъ съ тобою.
РИМ. До ужина, я разскажу тебѣ еще многое о Римѣ, и все благопріятное для враговъ его. Ты кажется сказалъ, что вы собрали ужь войско?
ВОЛ. И отличнѣйшее; центуріоны назначены, солдаты получаютъ уже жалованье и готовы въ походъ по первому мановенію.
РИМ. Превосходно; я увѣренъ, что тотчасъ же пущу ихъ въ дѣло. — Очень радъ и встрѣчѣ съ тобой, и твоему сообществу.
ВОЛ. Ты сорвалъ это съ моего языка; я имѣю еще болѣе причинъ радоваться встрѣчѣ съ тобой.
РИМ. Идемъ же.
СЦЕНА 4.
правитьКОР. Какъ хорошъ этотъ городъ! О, Анціумъ, вѣдь это я наполнилъ тебя вдовами; сколькихъ наслѣдниковъ этихъ прекрасныхъ зданій слышалъ я предсмертные стоны, видѣлъ паденіе! Не узнавай же меня; иначе меня умертвятъ въ безславной схваткѣ: жены — вертелами, дѣти — каменьями.
Желаю тебѣ всякаго счастія, любезный другъ.
ГРАЖ. И тебѣ того же.
КОР. Сдѣлай одолженіе, скажи, гдѣ живетъ великій Ауфидій? Онъ въ Анціумѣ?
ГРАЖ. Въ Анціумѣ, и даетъ нынче пиръ сановникамъ города.
КОР. Не можешь ли указать мнѣ домъ его?
ГРАЖ. Да вотъ онъ.
КОР. Благодарю. (Гражданинъ уходитъ.) О, какъ же все измѣнчиво въ этомъ мірѣ! Друзья, въ груди которыхъ, казалось, было одно сердце, которые, какъ близнецы, были неразлучны, съ любовью дѣлили пополамъ и заботы и радости, и домъ и постель[38] — вдругъ расходятся изъ-за сущей бездѣлицы и дѣлаются жесточайшими врагами; заклятые враги, которымъ ненависть, дума о томъ, какъ бы извести другъ друга, не давали спать — сводятся ничтожнымъ случаемъ, обстоятельствомъ, не стоющимъ и выѣденнаго яйца, и дѣлаются друзьями, соединяютъ дѣтей своихъ узами брака. — То же и со мной. Я возненавидѣлъ мою родину и полюбилъ вражескій городъ. Войду; умертвитъ онъ меня — онъ будетъ правъ; приметъ радушно — я обреку себя на службу его отчизнѣ.
СЦЕНА 5.
править1 сл. Вина, вина! — Вотъ прислуга! — Что вы, заснули что ли? (Уходить.)
2 сл. Гдѣ Нотусъ? Господинъ зоветъ его. — Нотусъ! (Уходить).
КОР. Домъ славный. Пиръ благоухаетъ; но я являюсь сюда не гостемъ.
1 сл. (Возвращаясь). Что тебѣ надобно, дружище? Откуда ты? — Тутъ не мѣсто тебѣ; сдѣлай милость, вотъ дверь.
КОР. (Про себя). Я Коріоланъ — я не заслуживаю лучшаго пріема.
2 сл. (Возвращаясь) Ты откуда взялся? Что у придверника, глазъ что ли нѣтъ, что впускаетъ сюда всякую дрянь? — Убирайся!
КОР. Пошолъ!
2 сл. Какъ пошолъ? Пошолъ ты вонъ!
КОР. Ты надоѣлъ мнѣ.
2 сл. Вотъ хорошо! Да мы вѣдь долго разговаривать не станемъ.
3 сл. Это что за человѣкъ?
1 сл. Да премудреный. Мы никакъ вотъ не можемъ выбить его отсюда. Поди, позови господина.
3 сл. Что тебѣ здѣсь надо? Убирайся, пожалуйста.
КОР. Позволь мнѣ постоять здѣсь; я никому не помѣшаю.
3 сл. Да что ты за человѣкъ?
КОР. Благородный.
3 сл. И, какъ видно, страшно бѣдный.
КОР. Да, бѣденъ я.
3 сл. А когда такъ, не угодно ли бѣдному благородному поискать другаго привала. Ну, ступай же, ступай!
КОР. (Отталкивая его). Знай свое дѣло; пошолъ утучняй себя холодными объѣдками.
3 сл. Такъ ты не хочешь? (Второму служителю) Поди, скажи господину объ этомъ странномъ гостѣ.
2 сл. Сейчасъ. (Уходитъ.)
3 сл. Гдѣ ты живешь?
КОР. Подъ кровомъ неба.
3 сл. Подъ кровомъ неба?
КОР. Ну да.
3 сл. Гдѣ жь это?
КОР. Въ городѣ коршуновъ и воронъ.
3 сл. Въ городѣ коршуновъ и воронъ? — Что это за оселъ! — Стало ты живешь и съ сороками?
КОР. Нѣтъ; я не служу твоему господину.
3 сл. Вотъ какъ! Что жь ты, въ связи что ли съ моимъ господиномъ?
КОР. А еслибъ и такъ; вѣдь это во всякомъ случаѣ честнѣе, чѣмъ быть въ связи съ твоей госпожей. Но ты заболтался; пошолъ, подноси вино. (Выталкиваетъ ею вонъ.)
ТУЛЛ. Гдѣ онъ?
2 сл. Вотъ. Я выгналъ бы его, какъ собаку, еслибъ не побоялся обезпокоить гостей твоихъ.
ТУЛЛ. Откуда ты и что тебѣ надо? твое имя? — Что жь ты не отвѣчаешь? — твое имя?
КОР. (Раскрывая плащъ). Если Туллъ Ауфидій и теперь, смотря на меня, не отгадываетъ кто я — я, поневолѣ, долженъ буду назвать себя.
ТУЛЛ. Твое имя? (Служители, по знаку его, удаляются въ глубину сцены.)
КОР. Оно слишкомъ неблагозвучно для ушей Вольсковъ, оскорбительно и для твоего слуха.
ТУЛЛ. И все-таки скажи его. Нарядъ твой некрасивъ, но въ твоемъ лицѣ есть что-то повелительное. Несмотря на жалкое состояніе парусовъ твоихъ, видно, что ты не простой корабль. Твое имя?
КОР. Приготовься жь свести брови. Неужели и теперь не узнаешь меня?
ТУЛЛ. Я не знаю тебя. — Твое имя?
КОР. Я Каій Марцій, надѣлавшій много зла и тебѣ и всѣмъ Вольскамъ, за что и прозванъ Коріоланомъ. Многотрудная служба, опасности, которымъ подвергался, кровь пролитая мною за неблагодарную родину вознаграждены однимъ только этимъ прозваніемъ — вѣрнымъ ручательствомъ вражды и ненависти, которую ты долженъ питать ко мнѣ. Кромѣ его, у меня ничего не осталось; все прочее пожрали зависть и злоба черни. Слабодушные патриціи покинули меня, и я выгнанъ изъ Рима подлыми рабами. Вотъ эта-то гнусность и привела меня къ очагу твоему; но не потому, чтобы я надѣялся обезопасить этимъ жизнь мою — не думай этого; еслибъ я боялся смерти — я избѣгалъ бы тебя болѣе, чѣмъ кого-нибудь. Нѣтъ, только желаніе отплатить изгнавшимъ меня — вина, что ты видишь меня здѣсь, передъ собою. Если вражда не угасла еще въ твоемъ сердцѣ, если оно жаждетъ еще отмстить за твои личныя оскорбленія, залѣчить позорныя раны твоего отечества — спѣши воспользоваться моимъ бѣдствіемъ, моими мстительными услугами, потому что я готовъ сражаться противъ моей очумѣвшей родины съ неистовствомъ духовъ преисподней. Но если у тебя не достанетъ на это отваги, если ты усталъ уже испытывать счастіе, что много говорить — и я утомился жизнію, — я предоставляю мое горло тебѣ и твоей закоренѣлой ненависти: не перерѣжешь его — будешь просто глупъ, потому что я всегда съ неистовствомъ преслѣдовалъ тебя, потому что я выцѣдилъ изъ груди твоего отечества бочки крови, потому что, если ты не примешь услугъ моихъ, я могу жить только на позоръ тебѣ.
ТУЛЛ. О, Марцій, каждое твое слово вырывало изъ моего сердца по корню старой ненависти. Еслибъ самъ Юпитеръ, вонъ изъ того облака, повѣдалъ мнѣ божественныя тайны и примолвилъ: «это истина» — я и ему повѣрилъ бы не болѣе, чѣмъ тебѣ, благороднѣйшій Марцій. Позволь же мнѣ обвить мои руки около этого тѣла, о которое крѣпкое древко копья моего ломаясь сотни разъ, грозило самой лунѣ разлетавшимися осколками. Вотъ, я обнимаю наковальню моего меча, и состязаюсь съ тобой въ любви такъ же пламенно, такъ же благородно, какъ нѣкогда, въ порывахъ честолюбія, состязался съ тобой въ храбрости. Послушай, я любилъ дѣвушку — теперь она жена моя, — никогда любовникъ не вздыхалъ искреннѣе моего, а сердце мое и въ то время, когда молодая жена моя впервые переступила черезъ порогъ моего дома, не билось такъ сильно, какъ теперь, отъ радости, что вижу здѣсь тебя, благороднѣйшій изъ смертныхъ. Знай же, доблестный Марсъ, что мы собрали уже войско, что я снова замышлялъ или отсѣчь щитъ отъ руки твоей, или потерять свою собственную. Послѣ того, какъ я былъ побѣжденъ тобою въ двѣнадцатый разъ, не проходило ночи, чтобъ мнѣ не снилось, что мы встрѣтились, что оба, павъ на землю, силимся сорвать другъ съ друга шлемы, хватаемъ другъ друга за горло, и чтобъ не просыпался полумертвый отъ грезъ этихъ. Но теперь, любезный Марцій, еслибъ мы даже и не имѣли причины враждовать съ Римомъ — изъ-за одного уже твоего изгнанія, мы собрали бы всѣхъ, отъ двѣнадцати до семидесяти лѣтъ, и вторглись бы ярымъ потокомъ войны въ самое сердце неблагодарнаго Рима. Идемъ-же; подай руку нашимъ дружелюбнымъ сенаторамъ: они теперь у меня на проводахъ, потому что я совсѣмъ уже собрался идти, если и не на самый Римъ, такъ покрайней мѣрѣ на его области.
КОР. О, боги, вы благословляете меня!
ТУЛЛ. А потому, хочешь отмстить за себя самъ, возьми половину моей власти; рѣши — такъ какъ тебѣ извѣстны и сила и слабость твоей родины — по своему благоусмотрѣнію, что лучше: грянуть ли прямо въ ворота Рима, или нахлынуть на отдаленныя области, чтобъ устрашить, прежде чѣмъ уничтожить его. Но идемъ; позволь мнѣ представить тебя тѣмъ, которые, я увѣренъ, согласятся на всѣ твои желанія. Тысячу разъ привѣтствую тебя; теперь ты мнѣ болѣе другъ, чѣмъ когда-нибудь былъ врагомъ; а вѣдь это много, Марцій! — Дай же руку. — Еще разъ, я радъ тебѣ отъ всей души. (Уходитъ съ Коріоланомъ.)
1 сл. (Выходя впередъ). Каково превращеніе?
2 сл. А я ужь было хотѣлъ попотчивать его палкой, да какъ-то смекнулъ, что лжетъ одежда его.
1 сл. И что за ручища у него! Онъ, какъ юлу, повернулъ меня двумя пальцами.
2 сл. Я по лицу его увидалъ тотчасъ, что онъ того — у него лице такое — какъ бы это сказать?
1 сл. Да, именно такое — точь въ точь какъ будто — Пусть меня повѣсятъ, если я не догадался тотчасъ же, что въ немъ болѣе, чѣмъ можно подумать.
2 сл. Я тоже. Онъ просто рѣдчайшій изъ смертныхъ.
1 сл. Конечно; однакожъ, полагаю, что, въ отношеніи къ воинскому дѣлу, ты знаешь человѣка и почище его.
2 сл. Кого же? нашего господина что-ли?
1 сл. А какъ бы ты думалъ?
2 сл. Онъ постоитъ шести такихъ.
1 сл. Ну, это ужъ слишкомъ; я просто почитаю его наилучшимъ изъ полководцевъ.
2 сл. Такъ; но, видишь ли, оно чрезвычайно мудрено рѣшить; что касается до обороны городовъ — нашъ господинъ превосходенъ.
1 сл. Да вѣдь не хуже онъ и въ приступахъ.
3 сл. Ну, ребята, вотъ это такъ новости!
1 и 2 служ. Что, что такое? разскажи!
3 сл. Лучше принадлежать къ послѣдней изъ націй, только бъ не быть Римляниномъ. Лучше быть осужденнымъ —
1 и 2 служ. Отчего же?
3 сл. Да оттого, что Каій Марцій, всегда тузившій нашего господина, здѣсь.
1 сл. Какъ? Марцій тузилъ нашего господина?
3 сл. Нѣтъ, я хотѣлъ сказать, не то чтобы тузилъ, а что онъ всегда умѣла, постоять за себя.
2 сл. Ну полно финтить-то, вѣдь мы товарищи и друзья. Онъ въ самомъ дѣлѣ всегда приходился солонъ нашему господину; я это знаю изъ собственныхъ рѣчей его.
1 сл. Да ужь если пошло на правду — именно солонъ; вотъ, напримѣръ, передъ Коріоли: вѣдь онъ обратилъ его просто въ битую говядину.
1 сл. А еслибъ былъ людоѣдъ, такъ и поджарилъ бы, да и съѣлъ бы.
1 сл. Ну, а что жь еще-то новаго?
3 сл. Они ухаживаютъ за нимъ, точно какъ будто онъ сынъ или наслѣдникъ Марса; посадили его за столъ на первое мѣсто; ни одинъ изъ сенаторовъ не предложитъ ему вопроса безъ того, чтобъ не привстать. Даже нашъ господинъ любезничаетъ съ нимъ, какъ съ любовницей; освящаетъ себя прикосновеніемъ къ рукѣ его, закатываетъ глаза подъ лобъ, какъ только тотъ начнетъ говорить. Но важнѣйшая новость та, что нашего полководца перерѣзали по самой серединѣ: онъ уже только половина того, что былъ вчера, потому что другая половина передана Марцію, по предложенію и согласію всѣхъ собесѣдниковъ. Онъ говоритъ, что пойдетъ и схватитъ привратника Рима за уши; что скоситъ передъ собой все, не оставитъ ни былинки.
2 сл. И онъ выполнитъ это скорѣй, чѣмъ кто-нибудь.
3 сл. Разумѣется, выполнитъ. Видите ли, у него столько же друзей, сколько и непріятелей; только эти друзья не смѣютъ показать, что они, какъ говорится, друзья ему, потому что онъ находится еще, такъ сказать, въ отверженіи[39].
1 сл. Какъ же это въ отверженіи?
3 сл. Но когда они увидятъ, что онъ снова высоко поднялъ гребень шлема своего, и самъ опять въ полной силѣ — они, какъ кролики послѣ дождя, выползутъ изъ норъ и будутъ во всемъ за одно съ нимъ.
1 сл. А не знаешь, скоро все это будетъ?
3 сл. Завтра, сегодня, сейчасъ. Барабаны загремятъ тотчасъ послѣ обѣда; все это какъ бы часть ихъ пиршества, и порѣшится прежде, чѣмъ оботрутъ рты.
2 сл. То-то будетъ славно. Что толку въ мирѣ? миръ годится развѣ только для того, чтобы желѣзо ржавѣло, а портные и стихоплеты размножались.
1 сл. Что и говорить; то ли дѣло война! Война превосходитъ миръ на столько, на сколько день превосходитъ ночь; война весела, бодра, разговорчива, полна величанья[40]. Миръ же — настоящій параличъ или летаргія: вялъ, сонливъ, глухъ, безчувственъ, а плодитъ незаконнорожденныхъ болѣе, чѣмъ война умерщвляетъ.
2 сл. Совершенно справедливо; какъ войну можно, нѣкоторымъ образомъ, назвать насилователемъ, такъ точно нельзя не сознаться, что и миръ страшно размножаетъ рогоносцевъ.
1 сл. Мало этого, онъ заставляетъ еще людей ненавидѣть другъ друга.
3 сл. А отчего? оттого, что въ мирное время они менѣе нуждаются другъ въ другѣ. Да здравствуетъ же война! я надѣюсь что скоро и Римляне будутъ такъ же дешевы, какъ Вольскій — Однакожь встаютъ —
1 и 2 служ. Идемъ, идемъ!
СЦЕНА 6.
правитьСИЦ. Мы не слышимъ о немъ — не имѣемъ никакой причины и страшиться его; на что онъ при теперешнемъ довольствѣ и спокойствіи, прежде такъ сильно волновавшагося народа? Друзья его, которымъ, я знаю, пріятнѣе было бы видѣть шумныя скопища на улицахъ, хотя бы и самимъ пришлось потерпѣть отъ этого, чѣмъ слышать веселыя пѣсни ремесленниковъ, спокойно занимающихся своими работами — должны краснѣть, видя, что и безъ него все идетъ, какъ нельзя лучше.
БРУТ. Мы удачно воспользовались и временемъ и обстоятельствами. — Кажется, это Мененій?
СИЦ. Онъ. Съ нѣкотораго времени онъ сталь гораздо ласковѣе. — Здравствуй, почтенный Мененій.
МЕН. Здравствуйте.
СИЦ. А что, вѣдь объ отсутствіи вашего Коріолана нельзя сказать, чтобъ очень жалѣли, за исключеніемъ развѣ друзей его? Римъ благоденствуетъ и будетъ благоденствовать, хотя бъ онъ и ненавидѣлъ его еще болѣе за это.
МЕН. Все хорошо; но было бъ и еще лучше, еслибъ онъ уступилъ.
СИЦ. Не знаешь, гдѣ онъ теперь?
МЕН. Не знаю; и мать и жена его также не имѣютъ о немъ никакихъ свѣдѣній.
ГРАЖДАНЕ. (Трибунамъ). Боги да благословятъ васъ!
СИЦ. Добраго вечера, сосѣди.
БРУТ. Добраго вечера всѣмъ вамъ.
1 гр. Мы всѣ, и дѣти и жены наши, должны на колѣняхъ молить за васъ боговъ.
СИЦ. Живите и благоденствуйте.
БРУТ. Прощайте, друзья. Хорошо, еслибъ и Коріоланъ любилъ васъ такъ, какъ мы.
ГРАЖДАНЕ. Да хранятъ васъ боги!
СИЦ. Прощайте.
БРУТ. Прощайте. (Граждане уходятъ.)
СИЦ. Надѣюсь, что это время получше того, когда бѣдняки эти бѣгали по улицамъ, испуская дикіе, неистовые крики?
БРУТ. Каій Марцій отличный военачальникъ; но онъ чрезмѣру дерзокъ, надмененъ, честолюбивъ до нельзя, себялюбивъ.
СИЦ. Онъ домогался неограниченной верховной власти.
МЕН. Не думаю.
СИЦ. На бѣду всѣмъ намъ, мы убѣдились бы въ этомъ, еслибъ ему удалось добиться консульства.
БРУТ. Боги отвратили это несчастіе и Римъ покоенъ, счастливъ и безъ него.
ЭДИЛ. Доблестные трибуны, тамъ какой-то рабъ, котораго мы отправили въ темницу, говоритъ, что два войска Вольсковъ вторглись въ наши области и страшно истребляютъ все, что ни встрѣтятъ.
МЕН. Это Ауфидій. Узнавъ объ изгнаніи Марція, онъ снова высунулъ рожки, которые, пока Марцій стоялъ за Римъ, не смѣлъ показывать, поневолѣ удерживалъ въ раковинѣ.
СИЦ. Что ты все толкуешь о Марціѣ?
БРУТ. (Эдилу) Вели высѣчь этого лжеца. — Не можетъ быть, чтобъ Вольски осмѣлились нарушить миръ.
МЕН. Не можетъ быть! стоитъ только припомнить прошедшее, чтобъ убѣдиться въ противномъ; покрайней мѣрѣ я, на своемъ вѣку, пережилъ три примѣра возможности этого. А чтобъ не наказать понапрасну человѣка, предостерегающаго отъ опасности, дѣйствительно вамъ грозящей — не лучше ли прежде разспросить его хорошенько, развѣдать откуда онъ узналъ это?
СИЦ. Полно; я знаю, что это вздоръ.
БРУТ. Это просто невозможно.
ПОСЛ. Всѣ патриціи спѣшатъ въ сенатъ; получены какія-то вѣсти, заставившія ихъ перемѣниться въ лицѣ.
СИЦ. Все это работа того же раба. (Эдилу) Ступай, выдери его передъ лицомъ народа, — все вздоръ! все пустые слухи, имъ распущенные.
ПОСЛ. Вѣсти его подтверждаются однакожъ; носятся и еще худшіе слухи.
СИЦ. Какъ, еще худшіе?
ПОСЛ. Многіе говорятъ громко — не знаю на сколько это справедливо, — что Марцій, соединясь съ Ауфидіемъ, идетъ прямо на Римъ; что онъ поклялся разразиться местью такъ же неизмѣримой, какъ пространство, раздѣляющее древнѣйшее отъ юнѣйшаго.
СИЦ. Какъ это вѣроятно!
БРУТ. Все это выдумано для того, чтобъ заставить слабодушныхъ требовать возвращенія бога Марція[41]
СИЦ. Навѣрное.
МЕН. Явная ложь. Онъ и Ауфидій непримиримы, какъ двѣ крайнѣйшія противоположности.
ПОСЛ. (Трибунамъ). Васъ требуютъ въ сенатъ. Страшное войско подъ предводительствомъ Марція и Ауфидія вторглось въ наши области и неистовствуя, предаетъ все огню и мечу.
КОМ. (Трибунамъ). Ну вотъ, пожинайте теперь плоды вашихъ мудрыхъ дѣйствій.
МЕН. Что, что такое?
КОМ. Вы причина, что ваши дочери будутъ обезчещены, что свинцовыя крыши Рима растопится на ваши же головы, что у васъ же подъ носомъ будутъ насиловать женъ вашихъ.
МЕН. Что случилось?
КОМ. Что храмы ваши будутъ обращены въ пепелъ, что всѣ ваши права и вольности, за которыя вы такъ стояли, совмѣстятся въ орѣховой скорлупѣ —
МЕН. Да скажи же, въ чемъ дѣло? (Трибунамъ) И мнѣ начинаетъ сдаваться, что вы порядкомъ набѣдокурили. — Говори же, прошу тебя. Если Марцій соединился съ Вольсками.
КОМ. Если! Онъ ихъ богъ; онъ предводительствует ими, какъ существо созданное не природой, а какимъ-нибудь другимъ высшимъ божествомъ, создающимъ людей далеко лучше, и они, повинуясь ему, идутъ на насъ съ увѣренностью ребенка, преслѣдующаго мотыльковъ, или мясника, давящаго мухъ.
МЕН. Надѣлали вы и ваши фартушники, а пуще вы, такъ стоявшіе за голоса ремесленниковъ, за дыханіе питающихся чеснокомъ.
КОМ. Онъ стряхнетъ весь Римъ на ваши головы —
МЕН. Какъ Геркулесъ спѣлые плоды. — Гордитесь вашимъ дѣломъ!
БРУТ. Но справедливо ли это?
КОМ. Вполнѣ; и вы помертвѣете прежде, чѣмъ убѣдитесь въ противномъ. Всѣ наши области передаются ему радостно, а надъ сопротивляющимися смѣются, какъ надъ безумными храбрецами, и они гибнутъ вѣрными глупцами. И кто же вздумаетъ порицать его за это? Какъ его, такъ и ваши враги не могутъ не сознать его доблестей.
МЕН. Мы погибли, если онъ не сжалится надъ нами.
КОМ. А кто жь будетъ просить его объ этомъ? Трибуны не могутъ отъ стыда; народъ? — онъ столько же въ правѣ ожидать отъ него жалости, сколько волкъ отъ пастуховъ; друзья его? — сказавъ ему «сжалься надъ Римомъ», они оскорбили бы его точнехонько, какъ люди заслуживающіе его ненависть: Уподобились бы тѣмъ врагамъ его.
МЕН. Твоя правда. Еслибъ онъ поджигалъ мой собственный домъ, я не имѣлъ бы духу сказать ему: «прошу тебя, не дѣлай этого». — Вотъ они, дивныя дѣла ваши; вы и ваши ремесленники — наремесленничали славно[42].
КОМ. Вы повергли Римъ въ дрожь, никогда еще не бывавшую такъ безпомощной.
СИЦ. Не говори, что мы.
МЕН. Кто же? ужь не мы ли? Мы любили его; но какъ животные, какъ трусливые патриціи, уступили вашей сволочи, и она выкричала его изъ города.
КОМ. А теперь, того и гляди, что вкричитъ его. Туллъ Ауфидій по немъ второе лице, повинуется ему, какъ подчиненный. Теперь отчаяніе единственная мощь и оборона Рима.
МЕН. Вотъ и ваша сволочь. — (Коминію) Ты навѣрное знаешь, что Ауфидій съ нимъ? — (Гражданамъ) Вы заразили воздухъ вашими вонючими, сальными шапками, бросая ихъ вверхъ, когда торжествовали изгнаніе Коріолана. Ну вотъ, онъ возвращается, и каждый волосокъ на головахъ солдатъ его будетъ бичемъ для васъ; онъ снесетъ столько же болвановъ, сколько было брошено шапокъ, и тѣмъ заплатитъ вамъ за голоса ваши. Да еслибъ онъ и всѣхъ насъ превратилъ въ уголь, и то было бъ подѣломъ — мы вполнѣ стоимъ этого.
1 гр. Въ самомъ дѣлѣ до насъ доходятъ престрашные слухи.
2 гр. Что касается до меня, подавъ голосъ на его изгнаніе, я тутъ же сказалъ, что все-таки это очень жалко.
3 гр. И я тоже.
4 гр. И я; да если говорить правду, такъ и многіе изъ насъ говорили то же самое. То, что мы сдѣлали — мы сдѣлали для общей пользы; согласившись на изгнаніе добровольно, мы изгнали его все-таки противъ воли.
КОМ. Что и говорить, вы отличные голосоподаватели!
МЕН. Надѣлали вы дѣла съ вашей сворой. — (Коминію) Чтожь, идемъ въ Капитолій?
КОМ. Надо идти. (Уходятъ.)
СИЦ. Ступайте, друзья по домамъ и не упадайте духомъ; они изъ числа его приверженцевъ и были бы радехоньки, еслибъ то, чего, повидимому, такъ страшатся, оказалось справедливымъ. Ступайте, и не обнаруживайте ни малѣйшей боязни.
1 гр. Да умилосердятся надъ нами боги! Пойдемъ по домамъ, товарищи. Я всегда говорилъ, дурно мы сдѣлали, что изгнали его.
2 гр. Всѣ мы говорили то же. Идемте. (Уходитъ.)
БРУТ. Сильно не нравятся мнѣ, однакожь, эти вѣсти.
СИЦ. Да и мнѣ.
БРУТ. Пойдемъ въ Капитолій. — Я пожертвовалъ бы половиной своего имущества, только бы все это оказалось ложью.
СИЦ. Идемъ.
СЦЕНА 7.
правитьТУЛЛ. И они все еще бѣгаютъ за Римляниномъ?
ВОЕН. Не знаю, въ немъ есть что-то чародѣйственное; твои воины замѣняютъ имъ предъобѣденную и послѣобѣденную молитвы, а за обѣдомъ только что о немъ и толкуютъ. Въ этой воинѣ ты совершенно затемняешься своими же.
ТУЛЛ. Теперь я не могу помочь этому, потому что пришлось бы прибѣгнуть къ средствамъ, которыя неминуемо повредятъ цѣли нашего похода. Онъ даже и со мной обращается надменнѣе, чѣмъ можно было ожидать, когда я впервые обнялъ его; такова ужь ничѣмъ неизмѣнимая природа его, и я долженъ извинять, чего нельзя поправить.
ВОЕН. Какъ бы то ни было, для твоей же пользы, я желалъ бы, чтобъ ты никогда не бралъ его въ товарищи; гораздо было бы лучше, еслибъ ты удержалъ предводительство за собою, или совершенно уступилъ его Марцію.
ТУЛЛ. Я понимаю тебя; будь впрочемъ увѣренъ, что онъ и не подозрѣваетъ, что я могу привести противъ него когда дойдетъ до разсчета. Хоть и кажется — въ чемъ онъ и самъ убѣжденъ, да и другіе не такъ дальновидные, — что онъ дѣйствуетъ честно, хлопочетъ о пользѣ Вольсковъ, сражаясь подобно дракону, порѣшая все только что обнажитъ мечъ; но то, что непремѣнно сломитъ ему шею, или подвергнетъ тому же мою собственную — впереди еще.
ВОЕН. И ты думаешь, что онъ возьметъ Римъ?
ТУЛЛ. Всѣ города сдаются ему прежде, чѣмъ онъ успѣетъ обложить ихъ. Патриціатъ Рима преданъ ему, сенаторы любятъ его; трибуны же не воины, а народъ и на призваніе такъ же скоръ, какъ и на изгнаніе. Я увѣренъ, что онъ будетъ для Рима тѣмъ же, что для рыбъ морской орелъ, одолѣвающій ихъ превосходствомъ своей природы. Сначала онъ служилъ ему благородно, то вскорѣ почести вскружили ему голову. Не знаю, гордость ли, которая, при постоянномъ счастіи, всегда пятнаетъ счастливца; недостатокъ ли здраваго смысла, лишающій умѣнья располагать, какъ слѣдуетъ, благопріятными обстоятельствами; самое ли свойство его природы — быть всегда однимъ и тѣмъ же, мѣшавшее ему снимать шлемъ въ совѣтѣ, заставлявшее его и въ мирное время быть такъ же повелительнымъ и грознымъ, какъ въ военное; во всякомъ случаѣ какой-нибудь одинъ изъ этихъ недостатковъ — потому что, хоть онъ и имѣетъ нѣчто отъ каждаго, но все таки не всѣ — заставилъ сперва бояться его, потомъ ненавидѣть, а наконецъ и изгнать. Провозглашая свои достоинства, онъ самъ же и уничтожаетъ ихъ. Наши доблести живутъ Въ прежнихъ изданіяхъ: So our virtuos Lie… По Колльеру: So our virtuos Live.} въ сужденіяхъ современности, и для мощи, по себѣ весьма похвальной, нѣтъ могилы вѣрнѣе восторженныхъ кликовъ[43], превозносящихъ то, что она сдѣлала. Огонь тушится другимъ огнемъ, гвоздь выбивается другимъ гвоздемъ, право подавляется правомъ[44], сила уничтожается силой. — Идемъ. — Да, Марцій! овладѣй только Римомъ, и ты несчастнѣйшій изъ смертныхъ — ты мой тогда.
ДѢЙСТВІЕ V.
правитьСЦЕНА 1.
правитьМЕН. Нѣтъ, я не пойду; вы слышали, что онъ сказалъ тому, то нѣкогда былъ его начальникомъ, кто любилъ его, какъ нельзя болѣе? Онъ называлъ меня отцомъ; но что жь изъ этого? Ступайте вы, изгнавшіе его; падите ницъ еще за милю отъ его шатра, колѣнами проложите себѣ путь къ его милосердію. Куда же мнѣ, когда онъ не захотѣлъ выслушать Коминія?
КОМ. Онъ не хотѣлъ даже показать, что знаетъ меня.
МЕН. Слышите?
КОМ. Разъ только назвалъ онъ меня по имени. Я напомнилъ ему о томъ, какъ мы давно знакомы, какъ вмѣстѣ проживали кровь свою; но онъ тотчасъ же перебилъ меня, запретилъ называть себя Коріоланомъ и какимъ бы то ни было другимъ именемъ, говоря, что онъ безъимянное ничто, пока не выкуетъ себѣ имени въ огнѣ пылающаго Рима.
МЕН. О, дивные трибуны, вы совершили великое дѣло; вы не умрете въ потомствѣ — вы добились до того, что уголья подешевѣютъ наконецъ въ Римѣ.
КОМ. И представилъ ему, какое величіе простить того, кто наименѣе можетъ ожидать прощенія; на это онъ замѣтилъ, что обращеніе государства съ просьбою къ человѣку, имъ наказанному, совершеннѣйшая безсмыслица.
МЕН. Такъ, такъ; могъ ли онъ отвѣчать иначе?
КОМ. Я хотѣлъ было пробудить въ немъ состраданіе къ искреннимъ друзьямъ его; но онъ остановилъ меня, сказавъ, что не имѣетъ времени выбирать изъ кучи гнилой, вонючей мякины, и что не сжечь ее, нюхать безпрестанно оскорбленіе изъ-за одного или двухъ бѣдныхъ зеренъ — глупо.
МЕН. Изъ-за одного или двухъ бѣдныхъ зеренъ? Я одно изъ нихъ; его мать, жена, сынъ и благородный Коминій — мы зерна, а вы гнилая мякина, и вонь отъ васъ слышна выше мѣсяца. Изъ-за васъ и мы осуждены на сожженіе.
СИЦ. Укроти свое негодованіе; если не хочешь помочь въ этой неотвратимой бѣдѣ, такъ не издѣвайся же покрайней мѣрѣ надъ нашимъ несчастіемъ. А мы все-таки увѣрены, что твой бойкій языкъ, еслибъ ты только согласился быть ходатаемъ за нашу родину, отвратитъ бѣду скорѣй, чѣмъ все наше войско, собранное на скорую руку.
МЕН. Нѣтъ, я не хочу вмѣшиваться въ это дѣло.
СИЦ. Умоляю, иди къ нему.
МЕН. Для чего?
БРУТ. Попробуй, что можетъ сдѣлать для Рима твоя любовь къ Марцію.
МЕН. Для того, чтобъ сказать за тѣмъ, что Марцій отослалъ меня, какъ Коминія, не выслушавъ; чтобъ предстать предъ васъ глубоко-оскорбленнымъ жестокимъ равнодушіемъ друга? Не такъ ли?
СИЦ. Но всякомъ случаѣ Римъ будетъ тебѣ благодаренъ и за твое доброе желаніе.
МЕН. Такъ и быть, попробую. Можетъ, онъ и выслушаетъ меня; меня обезкураживаетъ только пріемъ Коминію. Впрочемъ, можетъ-быть онъ пришолъ къ нему не въ часъ, тогда какъ у него ни крошки не было еще во рту; а когда жилы пусты — кровь наша холодна, намъ противно и утреннее солнце, и мы нерасположены ни давать, ни прощать. Не такъ, когда мы наполнимъ каналы, проводящіе нашу кровь, виномъ и пищей — тогда мы гораздо мягче и податливѣе, чѣмъ въ часы жреческаго пощенія, и потому выжду мгновеніе, когда хорошая трапеза сдѣлаетъ его расположеннѣе къ моей просьбѣ.
БРУТ. Ты знаешь вѣрный путь къ его сердцу, и не собьешься съ дороги.
МЕН. Рѣшено, что бы изъ того ни вышло, я попробую. Я не замедлю сообщить вамъ о моемъ успѣхѣ. (Уходитъ.)
КОМ. Онъ ни за что не выслушаетъ его.
СИЦ. Ты думаешь?
КОМ. Я говорилъ уже вамъ: онъ сидитъ въ золотѣ; глаза его пылаютъ, какъ будто бы хотѣли сжечь Римъ; обида, нанесенная ему, сторожитъ его состраданіе. Я преклонилъ передъ нимъ колѣна — онъ холодно сказалъ мнѣ: «встань», и движеніемъ руки заставилъ меня удалиться. Вслѣдъ за мной онъ выслалъ бумагу, въ которой изложилъ послѣднее рѣшеніе свое: что можетъ сдѣлать и чего не можетъ, потому что связалъ себя клятвою. Теперь вся надежда только на его мать и жену, которыя, какъ я слышалъ, думаютъ просить его о помилованіи родины. Идемъ къ нимъ, и постараемся убѣдить ихъ, чтобъ онѣ не откладывали прекраснаго своего намѣренія.
СЦЕНА 2.
править1 ст. Стой! Откуда ты?
2 ст. Ступай назадъ!
МЕН. Вы исполняете свою обязанность какъ слѣдуетъ мужамъ — это похвально; но, съ вашего позволенія, я сановникъ и имѣю порученіе поговорить съ Коріоланомъ.
1 ст. Откуда ты?
МЕН. Изъ Рима.
1 ст. Мы не можемъ пропустить тебя; ступай назадъ; нашъ полководецъ ничего не хочетъ слышать оттуда.
2 ст. Ты скорѣй увидишь свой Римъ въ пламени, чѣмъ добьешься разговора съ Коріоланомъ.
МЕН. Друзья мои, если вы слыхали разсказы вашего полководца о Римѣ и о тамошнихъ друзьяхъ его — ручаюсь чѣмъ угодно, что и мое имя касалось вашего слуха; я Мененій.
1 ст. И все-таки назадъ; и твое имя не проведетъ тебя.
МЕН. Но послушай, любезный, я пользуюсь особеннымъ расположеніемъ твоего полководца. Я былъ записной книгой его доблестныхъ дѣлъ, книгой, повѣствовавшей всѣмъ и каждому о безпримѣрной славѣ его, нѣсколько даже и преувеличивая ее, потому что, имѣя обыкновеніе говорить о друзьяхъ моихъ — изъ коихъ онъ первый, — все прекрасное, безъ всякой утайки, какъ этого требуетъ справедливость — иногда я однакожь увлекался, перехватывалъ, какъ шаръ, катящійся по наклонной поверхности, за предѣлы, обращалъ я ложь въ похвалу ему. Поэтому ты, любезный, не можешь не пропустить меня.
1 ст. Почтеннѣйшій, еслибъ ты наговорилъ въ его пользу столько лжей, сколько произнесъ словъ въ свою собственную, такъ и тогда я не пропустилъ бы тебя; ни даже въ томъ случаѣ, когда бы лганье было такъ же добродѣтельно, какъ жизнь цѣломудренная. И потому, ступай назадъ.
МЕН. Да возьми же въ толкъ, любезнѣйшій, что меня зовутъ Мененіемъ; что я всегда держалъ сторону твоего начальника.
2 ст. Хоть ты и былъ лжецомъ его — вѣдь ты самъ признался въ этомъ, — я, говорящій подъ его начальствомъ правду, все-таки долженъ сказать тебѣ, что мы не можемъ пропустить тебя, и потому — ступай назадъ.
МЕН. А что онъ, пообѣдалъ ужь? мнѣ не хотѣлось бы говорить съ нимъ до обѣда.
1 ст. Ты Римлянинъ?
МЕН. Такъ же, какъ и твой полководецъ.
1 ст. Такъ ты долженъ ненавидѣть Римъ, какъ онъ. Какъ вообразитъ, что вытолкавъ за ворота настоящаго защитника ихъ, что отдавъ, по невѣжественному безумію толпы, вашъ щитъ врагамъ вашимъ — вамъ удастся еще удержать его месть дешевыми стонами старыхъ бабъ, дѣвственными слезами вашихъ дочерей, или параличнымъ ходатайствомъ выжившаго изъ лѣтъ болтуна, какимъ ты кажешься? Неужели ты думаешь, что такимъ слабымъ дыханіемъ, какъ твое, можно задуть пламя, которое скоро охватитъ вашъ городъ? Нѣтъ, вы жестоко ошиблись, и потому спѣши назадъ въ Римъ, чтобъ приготовиться къ казни. Вы всѣ осуждены; нашъ полководецъ поклялся, что никому не будетъ пощады.
МЕН. Глупецъ, еслибъ онъ зналъ, что я здѣсь, онъ принялъ бы меня съ уваженіемъ.
2 ст. Полно, нашъ начальникъ не знаетъ тебя.
МЕН. Я говорю о вашемъ полководцѣ.
1 ст. Нашему полководцу нѣтъ до тебя никакого дѣла. Назадъ, или я выцѣжу послѣднія капли твоей крови; говорятъ тебѣ, убирайся.
МЕН. Но, любезный —
КОР. Что тутъ у васъ?
МЕН. А, негодяй, теперь-то я докажу тебѣ мою дружбу; ты увидишь въ какомъ я здѣсь почетѣ; узнаешь, что какой-нибудь жалкой стражъ не отболтаетъ меня отъ моего сына Коріолана; ты можешь догадаться и потому, какъ онъ обойдется со мной, что ты на волосокъ отъ висѣлицы, или отъ какой-нибудь другой смерти, болѣе томительной ожиданіемъ и гораздо жесточайшей по ощущеніямъ; смотри же, и обомри отъ того, что тебя ожидаетъ. — (Коріолану) Всемогущіе боги ежечасно совѣщаются о твоемъ благоденствіи и любятъ тебя не менѣе твоего стараго отца Мененія! О, сынъ мой! ты готовишь для насъ огонь; смотри, вотъ вода, чтобъ затушить его. Меня съ трудомъ убѣдили идти къ тебѣ; только по твердому убѣжденію, что никто, кромѣ меня, не можетъ тронуть тебя, я позволилъ ихъ вздохамъ выдуть меня за ворота. Заклинаю тебя, прости Риму и твоимъ умоляющимъ соотечественникамъ. Милосердые боги да смягчатъ твою ярость и да прольются дрожжи ея вотъ на этого негодяя, который, какъ чурбанъ, преграждалъ мнѣ путь къ тебѣ.
КОР. Удались!
МЕН. Какъ удались?
КОР. Я не знаю ни матери, ни жены, ни сына. Всѣ мои дѣйствія подчинены другимъ; а потому и снисхожденіе — хотя месть и принадлежитъ собственно мнѣ — въ груди Вольсковъ. Я и прежнюю дружбу нашу скорѣй отравлю неблагодарнымъ забвеніемъ, чѣмъ обнаружу, какъ она была велика, милосердіемъ. — Удались. — Для вашихъ просьбъ мои уши недоступнѣе, чѣмъ ваши ворота для моихъ войскъ. Но такъ какъ я нѣкогда любилъ тебя, (Подавая ему бумагу) возьми эту бумагу — она написана именно для тебя; а только что хотѣлъ послать ее къ тебѣ. За симъ, Мененій, ни слова болѣе; я ничего не хочу слышать отъ тебя. — Ауфидій, я очень любилъ этого человѣка; однакожь видишь —
ТУЛЛ. Ты вѣренъ себѣ. (Уходитъ съ Коріоланомъ.}
1 ст. Ну, почтеннѣйшій, вѣдь твое имя, кажется, Мененій?
2 ст. И какъ же оно могущественно! Знаешь дорогу домой?
1 ст. Слышалъ, какъ насъ отдѣлали за то, что не пропустили твоего величія?
2 ст. Скажи, отчего жь обмирать-то мнѣ?
МЕН. Мнѣ нѣтъ никакой нужды ни до свѣта, ни до вашего полководца; что же до васъ, то вы такъ ничтожны, что я забылъ и думать о вашемъ существованіи. Тотъ, кто рѣшился умереть отъ собственной руки ~ не устрашится смерти и отъ руки другаго. Вашъ полководецъ можетъ неистовствовать какъ ему угодно. А вамъ — вамъ желаю оставаться долго тѣмъ, что вы есть, чтобы съ лѣтами возрастала и ваша ничтожность. Скажу вамъ то же, что сказано мнѣ: прочь съ глазъ моихъ! (Уходитъ.)
1 ст. А вѣдь нечего сказать, славный это человѣкъ.
2 ст. Славный-то человѣкъ нашъ полководецъ; онъ утесъ, дубъ, котораго не поколеблетъ никакой вѣтеръ.
СЦЕНА 3.
правитьКОР. Завтра мы обложимъ Римъ. Ты, какъ мой товарищъ въ этомъ походѣ, донесешь сенату Вольсковъ, какъ чемтно выполнилъ я все на меня возложенное.
ТУЛЛ. Ты пекся только объ ихъ выгодахъ; былъ глухъ мольбамъ Рима; не позволялъ себѣ никакихъ тайныхъ сношеній даже съ друзьями, вполнѣ полагавшимися на твое расположеніе къ нимъ.
КОР. Старикъ, котораго я сейчасъ отослалъ въ Римъ съ растерзаннымъ сердцемъ, любилъ меня болѣе, чѣмъ отецъ — онъ просто обожалъ меня. Отправленіе его ко мнѣ было послѣднею ихъ надеждой, и я, изъ прежней любви къ нему, хотя и обошолся съ нимъ сурово, предложилъ имъ еще разъ условія, которыя они отвергли уже, да и теперь не могутъ принять. Эту ничтожную уступку я сдѣлалъ только для того, чтобъ хоть нѣсколько смягчить горькую ошибку полагавшаго, что онъ сдѣлаетъ гораздо больше. За симъ я уже не склоню слуха моего ни къ какимъ просьбамъ какъ самого Рима, такъ и старыхъ друзей моихъ. — (За сценой слышенъ шумъ.) Это что такое? неужели новое искушеніе нарушить обѣтъ въ то самое мгновеніе, какъ я произнесъ его? Не бывать этому. —
Жена, и за ней почтенная форма, въ которой сложилось это тѣло, ведетъ за руку внука крови своей. — Прочь, прочь всѣ привязанности! уничтожьтесь всѣ связи и права природы! закоснѣлость да содѣлается добродѣтелью! Что мнѣ въ этихъ поклонахъ? что въ этихъ голубиныхъ глазахъ, способнымъ соблазнить и боговъ на клятвопреступленіе? — Я смягчаюсь однакожь — и я сваленъ изъ такой же рыхлой глины, и другіе. — И мать преклоняется передъ мною, а это всѣ равно, какъ бы самый Олимпъ, умоляя, склонялся передъ кочкой; и юный сынъ смотритъ на меня такъ нѣжно, что голосъ великой природы говоритъ уже мнѣ: «не отвергай моленій ихъ!» — Нѣтъ! пусть Вольски вспашутъ Римъ, опустошатъ всю Италію — никогда не буду я такимъ гусенкомъ, чтобъ подчинилъ себя животному инстинкту; останусь непреклоннымъ, точно какъ будто человѣкъ творецъ самого себя и не знаетъ никакой родни.
ВИР. Супругъ и повелитель!
КОР. Я смотрю на васъ не тѣми уже глазами, какими смотрѣлъ въ Римѣ.
ВИР. Можетъ быть отъ того, что печаль измѣнила насъ.
КОР. Какъ плохой актеръ, я забываю роль, теряюсь, готовъ совершенно опозориться. (Женѣ.) Лучшая часть моего тѣла, прости мнѣ мое жестокосердіе, но не требуй за это, чтобъ я простилъ вашихъ Римлянъ. — О, одинъ только поцѣлуй, продолжительный какъ мое изгнаніе, сладостный какъ мое мщеніе! — а тотъ, послѣдній, что я унесъ съ собою, клянусь ревнивой богиней небесъ, постоянно дѣвствовалъ на вѣрныхъ губахъ моихъ. — Но, о, боги, что же это я дѣлаю — болтаю вздоръ, а благороднѣйшая изъ матерей остается безъ привѣта. (Преклоняя колѣна.) Склонитесь же колѣна, оттисните на землѣ такой знакъ сыновняго почтенія, какого не оставлялъ еще по себѣ ни одинъ изъ обыкновенныхъ сыновей.
ВОЛ. О, встань благословеннымъ! мнѣ слѣдуетъ преклонить предъ тобой колѣна, и не на мягкую подушку, а на твердый камень; я должна почтить тебя этимъ знакомъ уваженія, который до сихъ поръ, по ошибкѣ, требовали отъ дѣтей. (Преклоняетъ передъ нимъ колѣна.)
КОР. Что жь это? ты на колѣняхъ передо мною, передъ твоимъ наказаннымъ сыномъ? Послѣ этого отчего жь и камнямъ безплоднаго морскаго берега не сбивать звѣздъ, и бурнымъ вѣтрамъ не бичевать огненное солнце гордыми кедрами? послѣ этого и убійственная невозможность сдѣлать то, чего нельзя сдѣлать, будетъ самымъ легкимъ дѣломъ. (Встаетъ и поднимаетъ ее.)
ВОЛ. Ты мой герой; я содѣйствовала твоему образованію. (Показывая на Валерію) А ее — узналъ ты?
КОР. Прекрасная Валерія, благородная сестра Публиколы, луна Рима, чистая, какъ ледяный кристаллъ на храмѣ Діаны, образованный морозомъ изъ бѣлѣйшаго снѣга.
ВОЛ. А вотъ и бѣдное сокращеніе тебя самого; лѣта разовьютъ его, и оно будетъ вполнѣ тобою.
КОР. Богъ войны, по благому соизволенію Юпитера, да преисполнитъ всѣ твои помыслы благородствомъ, чтобы безславіе никогда не могло уязвить тебя, чтобы въ битвахъ ты стоялъ твердо, подобно маяку, презирая бури и спасая смотрящихъ на тебя!
ВОЛ. На колѣни, дитя мое.
КОР. Милый сынъ мой!
ВОЛ. Да, твой сынъ, твоя жена, Валерія и я — мы всѣ пришли умолять тебя —
КОР. О, нѣтъ, оставьте это; или если ужь не можете не просить, такъ поймите же прежде, что вы не должны оскорбляться, когда произнесенный мною обѣтъ заставитъ меня отказать вамъ. Не просите, чтобъ я распустилъ войско, чтобъ снова вступилъ въ переговоры съ ремесленниками Рима; не говорите мнѣ, въ чемъ кажусь вамъ отступникомъ природы; не старайтесь укротить мою ярость, утолить жажду мщенія холодными разсужденіями —
ВОЛ. Довольно, довольно! ты сказалъ уже, что ничего для насъ не сдѣлаешь; потому что, кромѣ этого, намъ не о чемъ просить. Но мы все-таки будемъ просить тебя, чтобы твое жестокосердіе, если всѣ просьбы наши будутъ тщетны, не избѣгло заслуженнаго позора. Выслушай же насъ.
КОР. Ауфидій и вы, Вольски, приблизьтесь; у меня нѣтъ никакихъ тайныхъ сношеній съ Римомъ. — Чего хотите вы?
ВОЛ. Храни, мы молчаніе, наша одежда, наши блѣдныя лица и безъ словъ высказали бы тебѣ, что за жизнь вели мы со дня твоего изгнанія. Подумай самъ, найдутся ль въ цѣломъ мірѣ женщины несчастнѣе насъ, сюда пришедшихъ, когда свиданіе съ тобой, вмѣсто того, чтобъ оросить глаза наши радостью, переполнить сердца восторгомъ, заставляетъ насъ трепетать и плакать отъ страха и горя; когда мать, жена и сынъ должны видѣть, какъ сынъ, мужъ и отецъ терзаетъ нѣдра своей родины. Твоя вражда разражается надъ нами, бѣдными, по преимуществу; ты лишаешь насъ даже возможности молить боговъ — отрады, которой наслаждаются всѣ, кромѣ насъ; какъ молить намъ за родину, чего требуетъ долгъ, и за тебя, чего также требуетъ долгъ? Увы, мы должны отказаться или отъ отчизны, вскормившей насъ, или отъ тебя, нашего утѣшенія въ отчизнѣ. Исполнись та или другая изъ молитвъ этихъ — мы равно несчастны; потому что или тебя повлекутъ по улицамъ Рима въ цѣпяхъ, какъ измѣнника; или ты, торжествуя, обратишь родимый городъ въ развалины и увѣнчаешься лаврами за то, что такъ мужественно пролилъ кровь жены и дѣтей. Что касается до меня, сынъ мой, я не намѣрена ждать окончанія войны этой; если мнѣ не удастся склонить тебя на великодушное помилованіе — будь увѣренъ, что ты не сдѣлаешь и шага противъ родины, не наступивъ на чрево матери тебя родившей.
ВИР. И на мое, даровавшее тебѣ сына, чтобъ твое имя не умерло вмѣстѣ съ тобою.
СЫН. На меня онъ не наступитъ; я убѣгу, и когда выросту, буду сражаться.
КОР. Не хочешь разнѣжиться подобно женщинѣ — не подпускай къ себѣ ни дѣтей, ни женщинъ. Я слишкомъ долго насъ слушалъ.
ВОЛ. Нѣтъ, не оставляй насъ такимъ образомъ. Еслибъ мы просили спасти Римлянъ гибелью Вольсковъ, которымъ ты служишь — ты могъ бы осудить насъ, какъ отравительницъ твоей чести; но вѣдь мы просимъ примирить ихъ, чтобы Вольски могли сказать; «мы оказали имъ эту милость», а Римляне; «мы приняли ее»; чтобы какъ тѣ, такъ и другіе превознося тебя, благословляли за миръ, имъ дарованный. Сынъ мой, ты знаешь, какъ невѣрно счастіе войны; но за то какъ вѣрно то, что если ты и возьмешь Римъ, такъ не пріобрѣтешь ничего кромѣ имени, повтореніе котораго будетъ нераздѣльно съ проклятіями, и лѣтописи скажутъ тогда: «онъ былъ великій человѣкъ, но убилъ славу свою послѣднимъ поступкомъ; погубивъ родину, онъ навсегда содѣлалъ имя свое ненавистнымъ». Вспомни, вѣдь ты всегда говаривалъ, что высшее благородство — уподобиться въ милосердіи богамъ; раздирать молніей громадныя ланиты небосклона и тотчасъ же за тѣмъ, замѣнять громовыя стрѣлы топоромъ, разсѣкающимъ только дубы. Что жь молчишь? неужели думаешь, что благородно вѣчно помнить оскорбленія? — Да говори же, дочь моя; вѣдь ты видишь, что твои слезы нипочемъ ему. — Говори и ты, малютка; можетъ быть твой невинный лепетъ тронетъ его болѣе, чѣмъ наши убѣжденія. Въ цѣломъ мірѣ нѣтъ человѣка такъ много обязаннаго своей матери, и онъ заставляетъ меня тратить слова по пустому, подобно женщинѣ, привязанной къ позорному столбу. Во всю жизнь свою ты ни разу еще не уступилъ своей заботливой матери; тогда какъ она, бѣдная насѣдка, лишенная возможности утѣшаться другими дѣтьми, лелѣяла тебя, выклохтывала и на войну и съ войны, увѣнчаннаго славою. Скажи, что моя просьба несправедлива и прогони меня; но если она справедлива, то ты поступаешь дурно, и боги накажутъ тебя за отказъ въ томъ, чѣмъ обязанъ мнѣ, какъ матери. — Онъ отворачивается — падемъ къ ногамъ его; пристыдимъ его нашимъ колѣнопреклоненіемъ. Какъ быть, прозваніе Коріоланомъ требуетъ болѣе почета, чѣмъ наши просьбы — состраданія. На колѣни! (Становятся всѣ на колѣни.) Это послѣднее; не подѣйствуетъ — возвратимся въ Римъ, и умремъ вмѣстѣ съ нашими сосѣдями. — О, взгляни же на насъ; взгляни на бѣднаго малютку, который, не умѣя еще выразить чего хочетъ, стоитъ вмѣстѣ съ нами на колѣняхъ и протягиваетъ къ тебѣ рученки, и тѣмъ самымъ придаетъ нашимъ просьбамъ силу, противъ которой не устоять тебѣ. — (Послѣ нѣкотораго молчанія.) Кончено, идемъ. Дочь Вольска была матерью этого человѣка, его жена въ Коріоли, и внукъ мой походитъ на него случайно. — Ну что же — отсылай насъ. — Я не скажу ни слова болѣе, пока пламя не обниметъ нашего города, и тогда скажу немного.
КОР. (Беретъ ее за руку и послѣ продолжительной безмолвной борьбы съ самимъ собою). О, матушка, матушка, что сдѣлала ты? Посмотри, небеса разверзаются, и боги смѣются, взирая на эту противоестественную сцену. Ты одержала побѣду благодатную для Рима; но для твоего сына — повѣрь, о, повѣрь мнѣ, матушка, — твоя побѣда слишкомъ опасна, можетъ быть и смертельна. Но пусть будетъ, что будетъ! — Ауфидій, я не могу продолжать войны, какъ бы слѣдовало; но я заключу выгодный миръ. Поставь себя на мое мѣсто, добрый Ауфидій, и скажи: былъ ли бы ты тверже и непреклоннѣе къ просьбамъ матери.
ТУЛ. И я былъ бы тронутъ.
КОР. Готовъ поклясться, что такъ; повѣрь, много надо, чтобъ расположить мои глаза къ кроткому состраданію. Но скажи же, любезный Ауфидій, на какихъ условіяхъ думаешь ты заключить миръ. Что до меня — я не пойду въ Римъ; я возвращусь съ вами, въ Анціумъ, а потому, прошу, помоги мнѣ въ этомъ дѣлѣ. — О матушка! жена!
ТУЛ. (про себя). Очень радъ, что состраданіе у тебя въ разладѣ съ честью; это поможетъ мнѣ возвратить мое прежнее могущество.
КОР. (Женщинамъ, которыя дѣлаютъ ему знаки). Сейчасъ, сейчасъ; освѣжимъ себя прежде виномъ, а за тѣмъ вы возвратитесь въ Римъ со свидѣтельствомъ лучшимъ однихъ словъ: съ мирнымъ договоромъ, который мы скрѣпимъ на обоюдныхъ условіяхъ. О, вы стоите, чтобъ вамъ соорудили храмъ; безъ васъ и всѣмъ мечамъ Италіи, со всѣми союзными ей силами, никогда не удалось бы заключить этого мира!
СЦЕНА 4.
правитьМЕН. Видишь вонъ тотъ угольный камень Капитолія?
СИЦ. Ну такъ что жь?
МЕН. Выдвинешь его мизинцемъ — можно еще надѣяться, что благороднымъ Римлянкамъ, и въ особенности его матери, удастся уговорить его; но я знаю, что и на это нечего надѣяться. Горла наши осуждены и ждутъ только исполнителей казни.
СИЦ. Возможно ли, чтобы въ такое короткое время человѣкъ могъ такъ перемѣниться.
МЕН. Есть разница между червякомъ и бабочкой, а вѣдь бабочка была прежде червякомъ. Такъ и Марцій изъ человѣка развился въ дракона: у него выросли крылья, онъ поболѣе пресмыкающейся твари.
СИЦ. Онъ такъ любилъ мать свою.
МЕН. Онъ и меня любилъ не менѣе; но теперь столько же помнитъ и мать свою, какъ восмилѣтняя лошадь. Терпкость его лица дѣлаетъ и зрѣлый виноградъ кислымъ; прохаживаясь, онъ движется, какъ стѣнобитная машина, и земля осѣдаетъ подъ его стопами. Взорами онъ въ состояніи пробить крѣпчайшій панцырь; его говоръ подобенъ погребальному звону, а крикнетъ — что твоя батарея. Сидитъ — точь въ точь изваяніе Александра великаго. Повелитъ что-либо — оно сдѣлано, только что скажетъ, чего хочетъ; чтобы вполнѣ уподобиться богу, ему недостаетъ только вѣчности, да неба для трона.
СИЦ. Да милосердія, если твое описаніе вѣрно.
МЕН. Я изображаю его такимъ, каковъ онъ есть. Вотъ увидите, какое милосердіе принесетъ вамъ мать его. Въ немъ столько же милосердія, сколько молока въ тигрѣ; и это узнаетъ бѣдный нашъ городъ, и все но вашей милости.
СИЦ. Да умилосердятся надъ нами боги!
МЕН. Нѣтъ, въ этомъ случаѣ и боги не умилосердятся надъ нами. Когда мы изгоняли его — мы забыли всякое уваженіе къ нимъ; теперь, когда онъ возвращается, чтобъ свернуть намъ шеи, и они не уважатъ насъ.
ГРАЖ. (Сицинію). Спѣши, если хочешь спасти жизнь свою, домой. Плебеи схватили твоего товарища и таскаютъ его по улицамъ; клянутся, что разорвутъ его на части, если благородныя Римлянки не принесутъ пощады.
СИЦ. Что?
ГРАЖ. Радуйтесь, радуйтесь! — Римлянки одержали побѣду, Вольски отступили, а съ ними удалился и Коріоланъ. Никогда еще не видалъ великій Римъ дня радостнѣе этого; передъ нимъ ничто и день изгнанія Тарквиніи.
СИЦ. Но, любезный, увѣренъ ли ты, что это справедливо? Вѣрно ли это?
ГРАЖ. Такъ вѣрно, какъ то, что солнце огонь. Да гдѣ же вы были, что сомнѣваетесь еще? Никогда вздувшійся потокъ не стремился съ такой быстротой сквозь арки мостовъ, съ какою стремятся обрадованные Римляне въ ворота. (За сценой трубы, барабаны и радостные крики.) Трубы, флейты, литавры, барабаны, кимвалы и крики Римлянъ заставятъ плясать самое солнце. (Новые крики.) Слышите?
МЕН. Вотъ это такъ новость. Я иду на встрѣчу благороднымъ Римлянкамъ. Эта Волюмнія стоитъ цѣлаго города консуловъ, патриціевъ и сенаторовъ; цѣлаго моря и цѣлой страны такихъ трибуновъ, какъ ты. Вы хорошо молились сегодня; нынче утромъ я не далъ бы и полушки за десять тысячи горлъ вашихъ. (Музыка и радостные крики.) О, какъ они радуются!
СИЦ. Прежде всего да благословятъ тебя боги за твою радостную вѣсть, а за тѣмъ прими и мою благодарность.
ГРАЖ. Мы всѣ должны благодарить боговъ.
СИЦ. Близко уже онѣ къ городу?
ГРАЖ. Почти у самыхъ воротъ.
СИЦ. Пойдемъ же на встрѣчу имъ, порадуемся вмѣстѣ съ ними.
1 сен. Смотрите, вотъ наша спасительница, жизнь Рима! Соберите всѣ ваши трибы, славьте боговъ, зажгите торжественные огни, усыпайте путь ихъ цвѣтами; перекричите крики изгнавшіе Марція; возвратите его громогласнымъ привѣтомъ его матери; кричите: да здравствуютъ благородныя Римлянки!
ВСѢ. Да здравствуютъ, да здравствуютъ! (Трубы и барабаны.)
СЦЕНА 5.
правитьТУЛЛ. Ступайте и скажите сенаторамъ, что я возвратился. Отдайте имъ эту бумагу и попросите ихъ, чтобъ они, какъ скоро прочтутъ ее, явились на площадь, гдѣ я подтвержу какъ имъ, такъ и всѣмъ истину того, что здѣсь написано. Обвиняемый мною вошелъ уже въ городъ и, въ надеждѣ очистить себя хитрыми словами, намѣренъ предстать предъ народъ, а потому, спѣшите! (Свита уходитъ.)
1 пр. Какъ поживаешь?
ТУЛЛ. Какъ человѣкъ отравленный собственной своей милостыней, убитый собственнымъ великодушіемъ.
2 пр. Но если ты остаешься при томъ, для чего желалъ нашего содѣйствія — мы избавимъ тебя отъ напасти.
ТУЛЛ. Я не знаю еще — вѣдь мы должны дѣйствовать, соображаясь съ расположеніемъ народа.
3 пр. Народъ не перестанетъ колебаться между вами до тѣхъ поръ, пока паденіе котораго-нибудь изъ васъ не сдѣлаетъ пережившаго наслѣдникомъ всего.
ТУЛЛ. Знаю, и не премину воспользоваться настоящими, такъ неблагопріятными для него обстоятельствами. Я возвысилъ его, поручился за его вѣрность своей честью, а онъ, возвысившись, началъ поливать свои новыя растенія росой лести, обольщая такимъ образомъ друзей моихъ. Для этого онъ преодолѣлъ даже свою природу, доселѣ грубую, непреклонную и необузданную.
3 пр. Онъ вѣдь и консульства не добился отъ того, что, по свойственному ему высокомѣрію, никакъ не хотѣлъ смириться.
ТУЛЛ. Я только что хотѣлъ сказать это. Подвергшись за то изгнанію, онъ пришолъ ко мнѣ, подставилъ горло подъ ножъ мой. Я принялъ его, товарищески раздѣлилъ съ нимъ мою власть, далъ ему полную свободу дѣйствовать, какъ ему заблагоразсудится; мало этого — чтобъ облегчить исполненіе задуманнаго имъ, — я позволилъ даже выбрать лучшихъ воиновъ изъ моихъ собственныхъ дружинъ, самъ служилъ его планамъ, помогалъ пожинать славу, которую онъ наконецъ вполнѣ присвоилъ себѣ. — Обдѣляя такимъ образомъ самого себя, я гордился этимъ до тѣхъ поръ, пока не замѣтилъ, что слѣдую за нимъ не какъ товарищъ, а какъ подчиненный, какъ наемщикъ, которому онъ платитъ милостивыми взглядами.
1 пр. Такъ, совершенно такъ; все войско дивилось этому не мало. И наконецъ, когда Римъ былъ уже въ рукахъ его, когда намъ представлялось столько же славы, сколько и добычи —
ТУЛЛ. Потъ это-то и будетъ главнымъ обвиненіемъ. За нѣсколько капель женскихъ слезъ, дешевыхъ какъ ложь, онъ продалъ и труды и кровь великаго предпріятія. Онъ умретъ за это, а я воспряну отъ его паденія. (За сценой трубы и радостные крики.) Слышите?
1 пр. Ты вошелъ въ родимый городъ, какъ простой вѣстникъ, никѣмъ не привѣтствуемый; возвращается онъ, и воздухъ раздирается криками.
2 пр. Слабодушные глупцы дерутъ горло для прославленія его, забывъ, что онъ перебилъ дѣтей ихъ.
3 пр. А потому, прежде чѣмъ онъ успѣетъ привлечь народъ на свою сторону, дай ему почувствовать остріе меча твоего; мы поможемъ тебѣ. Падетъ онъ, ты истолкуешь этотъ случай по своему, и всѣ его оправданія зароются въ землю вмѣстѣ съ его трупомъ.
ТУЛЛ. Сенаторы идутъ сюда; ни слова болѣе.
СЕНАТОРЫ. Привѣтствуемъ тебя на родинѣ.
ТУЛЛ. Я не стою вашего привѣта. Но, почтенные отцы, прочли ль вы со вниманіемъ то, что я писалъ вамъ?
СЕНАТОРЫ. Прочли.
1 сен. И сильно скорбимъ объ этомъ. Всѣ прежнія проступки его можно еще извинить; но послѣдній — покончить тогда, когда слѣдовало бъ начать, пожертвовать всѣми выгодами похода, вознаградить насъ нашими же издержками, заключить мирный договоръ, когда оставалось только взять — это не извинительно.
ТУЛЛ. Онъ спѣшитъ сюда. Послушайте, что онъ вамъ скажетъ.
КОР. Привѣтствую васъ, почтенные сенаторы, я возвращаюсь вашимъ воиномъ; столько же зараженный любовью къ родинѣ, какъ и при отправленіи отсюда — я остаюсь подъ вашимъ великимъ начальствомъ. Да будетъ вамъ вѣдомо, что предпріятіе наше увѣнчано полнымъ успѣхомъ, что кровавымъ путемъ довелъ я ваше войско до самыхъ воротъ Рима, что добыча, привезенная нами, цѣлой третью превышаетъ издержки этой войны. Мы заключили миръ столько же славный для Анціатовъ, сколько позорный для Римлянъ; и вотъ договоръ, подписанный консулами и патриціями, и скрѣпленный печатью сената.
ТУЛЛ. Не читайте его, благородные сенаторы; скажите этому измѣннику прямо, что онъ страшно употребилъ во зло власть ему дарованную.
КОР. Какъ, измѣннику?
ТУЛЛ. Да, измѣннику Марцію.
КОР. Марцію?
ТУЛЛ. Ну да, Марцію, Каію Марцію! Неужели ты думаешь, что я польщу тебѣ украденнымъ въ Коріоли прозваніемъ Коріолана? — Почтенные сенаторы и главы народа, онъ вѣроломно обманулъ васъ; онъ разорвалъ свою клятву, какъ гнилую шелковинку, и отдалъ вашъ Римъ — вашъ, говорю я, — за нѣсколько капель соленой воды, своей женѣ и матери. Не созвавъ военнаго совѣта, онъ уступилъ слезамъ своей кормилицы, и проплакалъ вашу побѣду. Видя это, наши юноши краснѣли отъ стыда, а мужи, въ удивленіи посматривали другъ на друга.
КОР. Слышишь ли, Марсъ?
ТУЛЛ. Не взывай къ нему, плаксивый ребенокъ.
КОР. А!
ТУЛЛ. Да, не болѣе.
КОР. Лжецъ безмѣрный, ты переполнилъ наконецъ мое сердце. Ребенокъ? О, подлый рабъ! — Простите мнѣ, сенаторы — это въ первый разъ въ жизни, что меня заставили ругаться. Нашъ судъ, достопочтенные отцы, изобличитъ эту собаку во лжи; вашъ судъ и его собственное сознаніе, вынуждаемое знаками моихъ ударовъ, рубцами, съ которыми онъ сойдетъ въ могилу — втиснутъ его наглую ложь назадъ, въ его глотку.
1 сен. Замолчите оба, и выслушайте меня.
КОР. Изрубите меня въ куски, Вольски; мужи и юноши, обагрите мечи ваши моей кровью! — Ребенокъ! О, лживая собака! и въ вашихъ лѣтописяхъ, если вы пишете ихъ вѣрю, ты найдешь, что я вторгся въ Коріоли, какъ орелъ въ голубятню, и одинъ — одинъ разогналъ всѣхъ вашихъ Вольсковъ. — Ребенокъ!
ТУЛЛ. Почтенные сенаторы, и вы позволяете атому нечестивому хвастуну напоминать вамъ въ глаза о своемъ слѣпомъ и такъ позорномъ для васъ счастіи?
ПРИВЕРЖЕНЦЫ АУФИДІЯ. Смерть ему за это!
НѢКОТОРЫЕ ИЗЪ НАРОДА. Разорвите его на части! разорвите сейчасъ же! Онъ убилъ моего сына, — мою дочь; — онъ убилъ моего брата Марка; — онъ убилъ моего отца.
2 сен. Не трогать его! не нужно никакого насилія! — успокойтесь! Онъ благороденъ, его слава обтекла весь міръ. Послѣднюю провинность его мы обсудимъ безпристрастно. — Воздержись Ауфидій, не возмущай мира!
КОР. О, какъ бы я желалъ, чтобъ онъ ринулся на меня съ шестью Ауфидіями, со всѣмъ родомъ своимъ! — Поработалъ бы мечъ мой.
ТУЛЛ. Дерзкій наглецъ!
ПРИВЕРЖЕНЦЫ АУФИДІЯ. (Бросаясь съ нимъ на Коріолана). Смерть, смерть ему!
СЕНАТОРЫ. Стойте, стойте, остановитесь! (Коріоланъ падаетъ. Ауфидій наступаетъ на трупъ его.)
ТУЛЛ. Благородные сенаторы, выслушайте меня.
1 сен. О, Туллъ!
2 сен. Ты совершилъ дѣло, котораго добродѣтель не можетъ не оплакивать.
3 сен. Не попирай его ногою. — Успокойтесь граждане, вложите мечи въ ножны.
ТУЛЛ. Почтенные сенаторы, когда вы узнаете — а вы узнали бы и прежде, еслибъ не эта яростная схватка, имъ же вызванная, — когда вы узнаете, какой опасности подвергала васъ жизнь этого человѣка, вы обрадуетесь, что мы такъ удачно пресѣкли ее. Прошу васъ, потребуйте меня въ сенатъ; какъ вѣрный слуга вашъ, я готовъ, если не оправдаюсь, подвергнуться тягчайшему наказанію.
1 сен. Возьмите трупъ его и предайте уничтоженію достойнымъ уваженіемъ. Никогда герольды не провожали еще къ урнѣ трупа благороднѣе этого.
2 сен. Его собственная горячность снимаетъ съ Ауфидія половину порицанія. Постараемся обратить все къ лучшему.
ТУЛЛ. Моя ярость прошла, и грусть овладѣваетъ мною. — Поднимите его. Трое изъ храбрѣйшихъ, помогите — я буду четвертымъ. — Гремите барабаны похоронный маршъ; преклоните копья. — Пусть онъ овдовилъ и обездѣтилъ многихъ изъ жителей этого города и доселѣ оплакивающихъ потери свои — онъ все-таки великій человѣкъ, и будетъ почтенъ благороднымъ воспоминаніемъ. — Помогите! (Поднимаютъ трупъ Коріолана и уносятъ при звукахъ погребальнаго марша.)
- ↑ Good — добрые, принимается тутъ въ значеніи богатыхъ, зажиточныхъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: the object ofour misery… По Колльеру: the abjeciness of our misery…
- ↑ Ere we become rakes — прежде чѣмъ сдѣлаемся граблями.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: to the sent o’the train, And through tho cranks and offices of man… По Колльеру: the Senate, brain, And through the ranks and offices of man…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: these are almost thoroughly persuaded… По Колльеру: these are all mosl thoroughly persuaded…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Shouting their emulation… По Колльеру: Shouting their exultation…
- ↑ Дубовымъ вѣнкомъ у Римлянъ украшали того, кто спасъ жизнь гражданина.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: when it spit forth blood At Grecian swords contending… По Колльеру: when it spit forth blood At Grecian swords contemning…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: you herd of — Boils and plagues… По Колльepу: unheard of boils and plagues…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: To the pol, I warrant bim… По Колльеру: То the port I warrant him.
- ↑ Въ этотъ анахронизмъ ввелъ Шекспира Плутархъ, который, описывая дѣла Коріолана передъ Коріоли, говоритъ: «онъ былъ именно таковъ, каковымъ Катонъ желалъ, чтобъ былъ и простой воинъ и полководецъ; онъ былъ страшенъ не только тѣмъ, что сражалъ все вокругъ себя: онъ ужасалъ враговъ и звуками голоса и грознымъ видомъ своимъ».
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Please you, to march, And four shall quirkly draw out my command… По Колльеру: Please you, march before, and I shall quickly draw out my command…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: More than thy fame and envy… По Колльеру: More than thy fame I envy…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: let him be made An overture for the wars… По Колльеру: let it be made А coverture for the wars…
- ↑ Намекъ на старое повѣрье, что каждый носитъ суму съ собственными недостатками за спиной, а суму съ недостатками другихъ на груди. — Джонсонъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: with not а drop of allaying Tiber in’t; said to be something imperfect in favouring the first coinplaint. По Колльеру: without а drop of allaying Tiber in’t; said Io be something imperfect in favouring the thirst camplaint…
- ↑ То есть человѣкъ скорѣе поздно ложащійся, чѣмъ рано встающій. — Джонсонъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: dismiss the controversy bleeding... По Колльеру: dismiss the controversy pleading…
- ↑ Во всей этой рѣчи Шекспиръ смѣшиваетъ обязанности Praefectus urbi съ обязанностями трибуна.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: is but empiricritic… По Колльеру: is but empiric physic.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: While she chats him… Но Колльеру: While she cheers him…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Shall reath the реорlе. По Колльеру: Shell touch the реорlе…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Upon а pleesing treaty… По Колльеру: Upon а pleasing treatise…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: We shall be blest to do… По Колльеру: We shall be prest to do…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: whose every motion was tim’d with dying cries… По Колльеру: whose every motion was tun’d with dying cries…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: With shunless defamy… По Колльеру: With shunless destiny…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: in this woolvish tongue… По Колльеру: in this woolless togue…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: have you thus Given Hydra here… По Колльеру: have you thus Given Hydra leave…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: The horn and noise o’the monsters... По Колльеру: The horn and noise of the monster…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: If he have power, Then vail your ignorance; if none, awake Your dangerous lenity… По Колльеру: If he have power, Then vail your impotence; if none, rewoke Your dangerous bounty…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: couid never be the native of our so franc donation… По Колльеру: couid never be the motive of our so franc donation…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: flow shall this bosom multiplied digest… По Колльеру: flow shall this bisson multitude digest…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: О, sir, sir, sir… По Колльеру: О, son, son, son...
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: I have а heart as littile apt as yours, But yet… По Колльеру: I have а hearl as little apt as yours То brook control without lhe use of anger, But yet…
- ↑ Къ прежнихъ изданіяхъ: Norcheek my courage.. По Колльеру: Nor cheek my carriage…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Fortune’s blows, When most stiuck home, being gentle wountled… По Колльеру: Fortune’s blows, When most slruck home, being gentle-minded…
- ↑ Sic. Are you man-kind? Vol. Ay, fool; is that а shame? — Note but this fool. — Was not а man thy father? — Тутъ непереводимая игра словомъ mankind, которое значитъ бѣшеный, грубая какъ мущина, и которое Волюмнія принимаетъ въ буквальномъ смыслѣ: дитя мужа.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Whose hours, whose bed… По Колльеру; Whose house, whose bed…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: whilst he’s in directitude… По Колльеру: whilst he’s in dijectitude…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: and full of vent… По Колльеру: and full of vaunt…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Good Marcius home again… По Колльеру: God Marcius home again…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: You and your а crafts! you have crafted fair… По КОлльеру: You and your handycrafts have crafled fair…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: So evident as a chair… По Колльеру: evident as a cheer…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Rights by rights fouler… По Колльеру: Rights by rights suffer…